***
За неплотно прикрытыми ставнями Чак ничего толком рассмотреть не смог. В небольшой комнатке метался свет масляной лампы, тревожно дергавший по стенам тени, у стола сидел Джеф, складывавший в небольшой ящик всякие склянки и бинты. Бледный, уставший, с бисеринками пота на висках и над верхней губой. Чак вытянул шею, пытаясь рассмотреть бегунов, и тут его кто-то тронул за плечо, заставив тихо взвизгнуть. - Я же просил тебя оставаться в хижине, - у него за спиной стоял Ньют. – Но раз уж ты здесь – держи. И сунул обалдевшему Чаку в руки тарелку с ужином. - Я знаю, он бы именно так сейчас поступил. Чак от неожиданности икнул, хватанув слишком много воздуха – у него в руках была плоская жестяная тарелка, полная ароматным сливочным соусом и куриными крыльями, зажаренными на открытом огне. - Но… Но это же… - Он в отключке, - Ньют тяжело вздохнул и отвел взгляд. – Так что есть точно не будет. А так – может, обрадуется… У него был настолько убитый вид, что Чаку стало жалко Ньюта до слез, до того, что даже такой потрясающий ужин ушел на второй план. Он решительно не понимал, почему все вокруг в таком трауре, и хоть как-то решил подбодрить Ньюта. - Ну, все же не настолько ужасно, да? Они же поправятся? Ньют мотнул головой, выдергивая на лицо теплую улыбку, которая испугала Чака, а не обрадовала. Он вспомнил то утро, когда впервые застал Ньюта, молившимся у врат. Теплая улыбка и взгляд, просто утопленный в боли и тоске. - Луис не бегун больше, если нога не срастется нормально, - Ньют взъерошил волосы, с явным трудом говоря спокойно. – И у нас остался только один Бен… - А?.. – Чак чуть не выронил тарелку, похолодев. – А…мой… то есть, а как же… а он… - Его зовут Минхо, Чаки, - Ньют до белых костяшек сжал свои волосы в кулаках и резко выдохнул. – Я не знаю… иди ужинать и спать, хорошо? Все образуется… как-то. Чак автоматически кивнул и побрел в сторону стола, оглядываясь каждую секунду. Он увидел, как Ньют постоял еще, вытирая лицо, как будто на него налипла паутина, а потом пошел в хижину медбратьев. Чак поглядел на тарелку, всей своей душой ощущая разрывавшую его на куски тревогу, потом поставил ее в траву, схватив только одно крыло, прикрыл травой, и побежал обратно. «Я сперва увижу его хоть на секундочку и пойму, что с ним все хорошо. Он просто устал, наверное, очень и потому спит… а потом вернусь за тарелкой. Ее никто не найдет тут…»***
Войдя в комнатку, отгороженную в качестве палаты тонкой плетеной перегородкой, Ньют взял стул, развернул его, сел и уперся локтями в спинку, уронив голову. У него не было сил уйти, но смотреть на Минхо сил тоже не было. Никаких. Впервые за долгое время ему хотелось лечь и сдохнуть. Сползти со стула, тихонечко свернуться в углу комнаты в комок и уткнуться в утоптанный пол лицом. Жрать землю, давясь ей пополам с проклятиями, пока от скрипа песка на зубах не сведет челюсти, и сухая пыль, хорошо смоченная слюной и кровью из прокушенных губ, не забьет глотку, так что станет невозможно дышать. И рыдать тоже. Потому что это бесполезно и это ничего не может изменить. Сердце, и так бившееся вхолостую с того дня, как Минхо перестал с ним даже разговаривать, больно кололо куда-то в ребра, заставляя часто дышать, чтобы хоть как-то унять эти спазмы. В соседней комнатенке сквозь сон глухо стонал Луис, которого Джеф напоил какой-то дрянью после того, как вправил ему кость, и замотал ногу, крепко привязав ее к двум досточкам. Ньют понимал парня, потому что хорошо знал, что это такое – сломанная нога, горящая, как в огне, и не дающая забыться хоть ненадолго тяжелым сном, но сейчас злился на него. Он не слышал дыхание Минхо. И это пугало до вспотевших дрожащих ладоней. Раньше Ньют мог уловить его всегда, достоверно изучив все-все его оттенки. Тяжелое с легким хрипом после бега. Злое, сбитое рычанием и матом в минуты гнева. Ровное и глубокое во сне. Теплое, летящее в ухо обрывками скупых признаний, и ворошащее волосы на виске. Горячее, пахнущее искрами костра, длящееся всего одну минуту… А теперь он не слышал его. И от этого хотелось умереть. В комнату неслышно вошел Алби и присел на край лежака, бросив быстрый взгляд на бледного, как простыня, Минхо, лежавшего в забытьи. - Привет, - Алби посмотрел на Ньюта, сцепив пальцы в замок. – Как?.. Ньют мотнул головой, заранее пресекая все вопросы, и с трудом заставил себя выпрямиться. - Ладно, - Алби вздохнул. – Если… когда он очнется, надо понять, что случилось. Я завтра собираю Совет. Надо назначить Бена Старшим и дать ему новых кандидатов… Ньют скрипнул зубами. - Ты не можешь так поступить, - возразил он, промаргиваясь от мерзкой влаги в глазах. – Не можешь. Он столько сделал, а теперь… Алби, так просто нельзя делать – взять и выкинуть человека… Алби вскинул взгляд, горевший больным и злым огнем. - Я – Вожак. Для меня сочувствие слишком большая роскошь, - тихо, но очень твердо произнес он. – Он же не жилец. И даже если… Да! Да, Ньют, если! Не смотри на меня так! Если он выкарабкается, он же не бегун больше. Все. Джеф сказал… - Джеф этого не знает наверняка! – Ньют вскочил, отшвырнув стул. – И никто не знает! Что он тут станет делать, а?.. Алби поднялся и придержал Ньюта за плечи, осторожно встряхнув. - Тут два варианта всего лишь, - сказал он, стараясь поймать и удержать мечущийся взгляд своего помощника и друга. – Выживет – таких нагрузок ему больше не выдержать. И ты должен это понимать. Я не знаю, почему именно сейчас все полетело в задницу – то ли потому что Луиса на себе тащил, то ли еще по какой причине, но уже как есть. Привыкнет. Найдем, чем занять. А если… ну, так и говорить не о чем будет. Ньют уронил голову, сжав кулаки, и с трудом перевел дыхание. - Я оставлю решение тебе, - тихо-тихо сказал Алби, на секунду тепло обняв его. – Потом, если. А сейчас иди спать, дружище, на тебе лица нет.***
Сжавшийся под окном Чак замотал головой, никак не понимая, что происходит. Ему было страшно от всего услышанного, потому что и Ньют, и Алби говорили так, как будто его бегун должен умереть. А еще потому что они собрались сделать его обычным. Не бегуном. В первую секунду Чак даже обрадовался этому, потому что понял, что сможет, наконец-то, посидеть с ним у костра или в тени навеса, поболтать и подружиться, а потом ему захотелось заплакать. Он представил Минхо с лопатой, не бегущего за врата, а провожающего Бена и его новых помощников… «Он же не сможет так…» Чак закусил губу, увидев, как Ньют и Алби вышли, прикрыв за собой дверь, и направились к своей хижине. Ньют еле плелся, как будто тащил на себе тяжеленный камень, а Алби казался ссутулившимся и смертельно уставшим. Проводив их взглядом, Чак нерешительно еще раз заглянул в окно, а потом подошел и тихонечко толкнул дверь, осторожно проскользнув внутрь. Он сел на стул, до этого занимаемый Ньютом, придвинул его поближе к кровати и уставился в лицо Минхо, непривычно белое до серых теней на щеках и под глазами, заботливо убрав со лба прядку налипших волос. «Все наладится, - подумал он. – Даже если ты не сможешь больше бегать в этот Лабиринт, я научу тебя стирать или сажать цветы. Тут никто не хочет творить красоту, а вот мы будем. Ты же можешь стать Старшим, предложив что-то свое? Вот и станешь – будем украшать Глейд и сделаем его уютным… Будет здорово!» Он сложил руки на спинке стула, уперся в них подбородком и заулыбался этим мечтам, сам не заметив, как соскользнул в сон.***
Чаку снились подсолнухи. Большое поле, до лучистого горизонта засаженное желтыми цветами, кивавшими под ветром тяжелыми головами. Он стоял на самом его краю и улыбался, чувствуя, как солнце приятно греет щеки и макушку. И вдруг в сон ворвался хриплый ветер, наклонивший подсолнухи к самой земле, собравший тучи и залаявший Чаку в самое ухо страшным задыхающимся кашлем. Чак распахнул глаза, вываливаясь из сна в реальность. И еще не поняв, что происходит и где он, уже свалился со стула, бросившись к лежаку. Его бегун, его Минхо задыхался, пытаясь перевернуться на бок и бессильно дергая удерживавшую его веревку, которой зачем-то зафиксировал ему руки Джеф. «Джеф же медбрат, он знает, что надо делать… - Чак испуганно запищал, попробовал помочь Минхо перевернуться, но потерпел поражение. – Он же умный… он… Господи! Что мне делать?..» Напуганный происходящим и тем, что если влезть, то его снова накажут, Чак схватил валявшуюся у кровати шлейку Минхо и вытащил его нож. «Ну и пусть. Путь хоть убьют меня потом… только бы с ним ничего не случилось!» Он неловко сжал слишком длинную для его ладошки рукоять и что есть силы рубанул ей по веревке, державшей Минхо на спине. - Давай же! – заплакал Чак, увидев, что веревка поддалась только наполовину, а хриплый задыхающийся кашель резал ему слух, заставляя сердце колотиться, как бешеное. – Ну! Веревка лопнула, на секунду натянувшись струной. Минхо свернулся в клубок, тяжело хрипя и откашливаясь, а Чак отскочил в сторону, выронив нож. Первым порывом было убежать и спрятаться, чтобы никто не узнал, что это он что-то натворил. Но Чак не смог заставить себя оторвать взгляд от серого лица так полюбившегося ему бегуна, которое покрыл внезапно выступивший пот. - Я сейчас, - зачем-то прошептал Чак и опрометью бросился вон, заверещав на всю хижину. - Дже-ееф! Дже-ееф! Помоги-и!!