Шикамару сдаётся

Она ему интересна. И это начало конца. Совсем не так, как шахматы и головоломки. Сложный мыслительный процесс, просчитывание ходов, построение надёжной стратегии — с Темари всё бесполезно. Он впервые за всю свою жизнь не знает, что думать. Она бесхитростно, ловко лишает его главного оружия, всё с тем же прищуром и хитрой, чуточку колкой улыбкой. Она ему интересна, и, кажется, это все замечают. За обедом Чоджи отвлекается от любимых рёбрышек и смотрит на него как на полнейшего идиота. Странное, даже дикое ощущение. — Пригласи её на свидание, балбес. Ино с энтузиазмом кивает, в кои-то веки соглашаясь с ним. — Я не... Он не особо понимает, что хочет добавить, но отрицает и упирается, потому что это всяк лучше, чем признать, что его зацепила какая-то девчонка. Та, что смеялась над ним, припоминая один из самых дерьмовых дней в его жизни, в котором не было ничего хоть сколько-нибудь забавного. Та, что превратила экзамены на чуунина в настоящую пытку, полную её неуёмного сарказма и его растерянности. Лёгким взмахом веера сдула всё, во что он верил и от чего открещивался. — Какой же дурак, — фыркает Ино. — Сколько вы оба ещё будете ходить вокруг да около? Оба? Это нелепо — она же его не переваривает и всегда находит, к чему придраться, словно у неё где-то есть список пунктов, и она не устаёт напоминать, проходится снова и снова. Всё с той же улыбкой и блеском в глазах. Он отворачивается, чтобы убежать от разговора, и натыкается на знакомые розовые волосы. Освободилась пораньше, что ли? Сакура решительно направляется к их столику, садится слева от него и оценивающим взглядом скользит по Ино. И когда уже их дурацкое соперничество закончится? — Меня отпустили, — поясняет она. — У Цунаде-сама гости из Деревни Песка. Темари, между прочим, выбивала разрешение на совместную миссию с тобой, — подмигивает ему. — Уверила, что без неё Конохе не обойтись. Он закашливается. — Что? Сакура пожимает плечами. — Хокаге думала отправить тебя с кем-то ещё, но не определилась до конца. Так сказала Шизуне. Шикамару ковыряет вилкой салат и тихо бормочет: — И что она о себе возомнила? Чоджи и Ино почему-то взрываются хохотом. А ещё друзья, называется.

***

Она его волнует. Заставляет нервничать, расшатывает внутреннее равновесие, и он становится сам на себя не похож. Не узнаёт. Не по-ни-ма-ет. — Следи внимательнее, умник, — мягко замечает Темари, пусть и не без подколки, и показывает на карту. Их пальцы соприкасаются. Совершенно случайно. Проклятье, что в ней такого? Она его будоражит. До спёртого дыхания, до сердца, выпрыгивающего из груди, до жара, обжигающего изнутри, растекающегося лавой по всему телу. До мурашек. — Да, прости. Прикрывает глаза в тщетной надежде стряхнуть наваждение. Задание. Только это важно сейчас. Вдох. Выдох. Он всё ещё ощущает её тёплые пальцы на коже. Так же ярко и ясно. Ещё неделю бок о бок с ней. Катастрофа. Глобальная. Необратимая. Набирающая обороты.

***

Она его смущает. Он каждый раз не находит себе места, теряется, чувствуя себя неимоверным кретином. Темари находит его на веранде. Они слишком устали после слежки и парочки стычек, чтобы отправляться на ночь глядя в дорогу. Он сто раз успел проклясть это как никогда взвешенное, рациональное решение. — Ты в порядке? Уголки её губ ползут вверх, а в радужках цвета весенней листвы неизменное самодовольство, словно ей известно куда больше, чем ему, несмышлёнышу. — Вряд ли ты сбежал сюда, потому что боишься вида крови или же ярый звездочёт. К слову об этом. Ещё одно «слишком» из сотен и тысяч, что с ним уже приключились. Темари промывала рану на бедре — её немного потрепало во время последнего столкновения с недоброжелателями их заказчика — и накладывала повязку, задрав подол платья. Её руки двигались уверенно, со знанием дела. Он подумал тогда, что, наверное, у неё за плечами бессчётное количество миссий. Какое враньё. Никаких мыслей не было. Засмотрелся. Засмотрелся, чёрт побери, на голую кожу без привычной сетки. Завис. Бесконтрольно. Конкретно. — Ты ведь знаешь и так, в чём дело, — неожиданно выпаливает он, чувствуя, что не способен сопротивляться ей. Он вскидывает глаза. Мирный тихий вечер. Они смотрят на звёзды. Самое романтичное из того, что он мог бы вообразить. Свидание? Чоджи бы сказал, что он безнадёжен. — Уже не надеялась, что ты признаешь, Шика. Он не идиот и не придурок. Не Нара. Не Шикамару. Мурашки. Упрямые, резвые, настойчивые. Всё скачут и скачут, доказывая: он ничто перед ней. — А ты, значит, из альтруистических побуждений хотела здесь оказаться? Они препираются. Как обычно. Вечная борьба, вечные подначки. Что-то меняется, когда ответной реплики он не получает. Они поворачиваются друг к другу, и это ещё одна ошибка, которой ему уже не избежать. Потому что он смотрит и не может никак оторваться. — Не рвись в бой, как вернёшься домой, дай ноге зажить, ладно? — просит, невольно сокращая расстояние между ними. — Хорошо, — шепчет она и улыбается. Так тепло, что разрывает его на куски. У неё на щеке родинка, еле заметная, и волосы на кончиках практически белые от воздействия солнца, а глаза такого чистого оттенка, что затягивают бесповоротно. — Ты очень красивая, — озвучивает свои мысли, потому что больше не в состоянии удержать то, что в нём живёт не первый месяц и, пожалуй, даже не год. Это чувство, ради которого он ждёт встречи с ней и которого так боится. Её грудь вздымается часто. Ей трудно дышать? Она в замешательстве? Им руководит чистый инстинкт, когда он тянется к ней и ведёт по её губам пальцем. Невесомо и нежно, еле-еле, чтоб не спугнуть. Темари выдыхает и в нетерпении притягивает его к себе. Он наклоняется к ней и целует. Боже. Он влип. Он влюбился. В девчонку. И она в него, кажется, тоже.