Песня к части: If everyone cared - Nickelback
Стоны и дребезжащие звуки забиваемых гвоздей наполняли воздух вокруг. Кроули болезненно поморщился. - Отец, прошу тебя. Ты должен простить их. Нынешние представления о Богине могли бы заставить его хмыкнуть, да только вот проблема была в том, что он видел глубже, понимал, чем вызвано именно такое обращение к Всевышней, и это заставляло злость закипать в крови, наливая глаза ярко-желтым. Она скинула его на Землю, заставив родиться в теле смертной женщины, стерла почти всю память и даже не посчитала нужным явиться на личную встречу. Низшие ангелы и те имели право лицезреть Матерь в начале своего пути, а тот, кто был назван Сыном Божиим – нет. Это добавляло дров в поднимавшийся все выше и выше костер ненависти. Он ненавидел, потому что понять или оправдать было невозможно. Много лет назад Она пообещала человечеству Спасение. И вот теперь ее собственного сына распинают те, кого Он пришел спасти. И все потому, что Всевышняя отдала приказ. Избитое «Бог есть любовь» впервые пошатнулось во время его Падения, потому как пал он именно из-за любви. Второй раз расколол это понятие на мелкие осколки: он все еще видел безжизненную руку Меилы и полные обреченной решимости глаза Авиталь, даже спустя три тысячелетия. Если Она – Любовь, то почему же Небесные Войны не нашли в себе хоть частичку этого чувства? Целая деревня, полная стариков, мужчин и женщин, но, главное, детей. Нельзя убивать детей. Они невинны, безгрешны и совершенно точно не должны отвечать за сотворенное их родителями, кем бы они ни были: ангелами, демонами, нефилимами или людьми. Наверное поэтому ему была так невыносима сама мысль о Потопе: каждый раз, когда демон прикрывал глаза, он слышал крики. Сначала детей, а потом своих жены и дочери. Теперь к ним присоединиться и полный страдания голос Христа. Третий раз забил крышку гроба, в котором лежала вера в Любовь Всевышней. Быть может, демоны и не достойны любви, потому все так обернулось. Но ведь Иисус относится к Небесам. Да, он родился в теле человека, дабы искупить их грехи, но… Да какого вообще черта?! Видит… Она, да, Кроули любил человечество. Любил его всем сердцем с тех пор, как увидел непростую ношу, которую они обязаны были нести, с тех пор, как лично спустился на вершину Гермона и постарался слиться с народом, жившем в его близи, но то, что происходило сейчас, выбивало сердце куда-то в горло, заставляя глухую ярость клокотать в его груди. Возомнившие себя всем, они отвергли и очернили Спасителя, который даже сейчас пытался выгородить человечество перед Матерью. Той, кто отправила его сюда, зная, что придется пережить ее Сыну. Если Она – Любовь, то почему же ее не хватило даже на Него? Внезапно нечто в толпе привлекло его внимание. Простая белая туника, пропыленная серая накидка и тюрбан, скрывающий светлые кудряшки. Волна раздражения, горечи и разочарования разлилась из горла вниз, по внутренностям. Азирафель был причастен. Вообще-то желтоглазый был благодарен ангелу. Именно он совершил почти невозможное: сумел размотать тугой клубок из утраты, вины и скорби, требовавший последовать за своей семьей как можно скорее. По правде сказать, Искуситель не помнил Потопа. Он не застал большой воды, Ковчега, сорока дней беспрерывного дождя и медленного просыхания почвы. Белокрылый позаботился о том, чтобы его сон был спокойным и долгим, так что глаза Змия распахнулись вместе с дверьми гигантского корабля, выпускавшими тварей на волю. О, как он его тогда ненавидел. Не всем существом, но достаточно, чтобы кипеть от глубинной ярости при одном взгляде на ангела. Голубоглазый, конечно, знал, не мог не знать, даже слепой бы заметил гнев демона, что уж говорить об одном не в меру пытливом крылатом, и ему бы убраться подальше, пока не зацепило волной всепоглощающей ненависти, но… Остался. Остался и ходил хвостом за плюющимся ядом Змием, присматривая и тем самым не давая совершить глупость, о которой он уже не смог бы сожалеть. По вполне объективной причине своего отсутствия среди живых. Сначала было невыносимо тяжело: от осознания потери, от собственных глухой тоски и скорби и, наверное больше всего, от постоянного присутствия ангела. Тяжело, потому что что-то глубоко внутри тянулось к представителю Начал, который уже второй раз решил прикрыть врага, недостойного даже разговора, своим крылом от невзгод, свалившихся на него. От этого тепло оплетало остатки разбитого сердца, пропитывая его медом исцеления: может, не все потеряно, и он просто скатился по наклонной, а не пал, как остальные? В противном случае, какой резон этому белокурому существу помогать ему? Но… Это чувство, разливавшееся внутри от одной мысли о возможном спасении или хотя бы утешении, казалось неправильным. Он не заслуживал заботы и прощения, не после того, что случилось с его семьей по его же вине. Если бы он тогда не задавал вопросы… Но время… Нет, не шло, тянулось патокой, но все же двигалось вперед. Постепенно общество Азирафеля перестало казаться мукой, дробящей кости и вызывающей жгучее раздражение. Из навязанной белокрылым опеки оно превратилось в необходимое, но желанное времяпрепровождение. Ему было хорошо с ангелом, который, как оказалось, мог поддержать огромное количество тем, причем так легко и непринужденно, что ощущение неправильности их общения стиралось. Сначала. А потом пришли мысли. Он не хотел думать об этом, но чем больше времени проходило, тем чаще сомнения плели паутину неуверенности из его воспоминаний. Первоначально все казалось бредом: Азирафель так искренне переживал из-за Потопа, он забрал его из уходящей под воду деревни, заботился о нем после, не ожидая ничего взамен… Но. Было это чертово «но», которое с каждым днем все больше не давало покоя. Почему из всех ангелов именно он оказался на стене? Почему они столкнулись в пустыне? Демон допускал, что это была случайность, однако была ли ею их встреча накануне Потопа? Почему именно он? Мысль крутилась в голове, не переставая. Из всех возможных представителей Небес именно он оказался тем, кто не побрезговал заговорить с исчадием Ада, а потом чудесным образом именно этого голубоглазого поставили следить за порядком на Земле. Представлять белокрылых на постоянной основе. С виду весь такой простодушно-наивный, но ведь был тот цепкий взгляд по толпе, был полет через бурю за Падшим, сорвавшимся по непонятно какой причине. И нашел ведь затерянную в горах деревню, в которую, вот неожиданность, ангелы спустились не далее как час к тому времени! Что, если не искал, а знал? Хотелось убиться о стену какого-нибудь здания, да только вот их сохранилось слишком мало. Представитель Начал поддержал его тогда, когда это было необходимо настолько, насколько вообще возможно: с его присутствием стыдливая мысль о самоубийстве отступала, казалась эгоистичной и неправильной. Не то чтобы Кроули был настолько самолюбив, чтобы считать, что ангел будет тосковать по нему, но уголок того, что осталось от души тихонько нашептывал, что белокурому действительно не все равно. В противном случае он бы не был рядом с ним, не так ли? С другой стороны, Небеса не были прекрасным оплотом добродетели, это он испытал на своей шкуре, причем очень давно. Что, если он всего лишь задание для Азирафеля? Объект, за которым следует вести слежку, причем незаметно. А что может дать больше информации, чем личное общение, замаскированное под запретное, в то время как где-то на облаках ему за это премии вручают?! Размышления накладывались друг на друга, заводя в неутешительный тупик. Он не мог сопротивляться чертову (не ему, но кто знает, да?) обаянию крылатого. Тот покорял буквально всем: наивностью, рассудительностью, умом, даже своими многогранными глазами! Но и чувствовать себя рядом с ним спокойно Кроли не мог. Червячок сомнения грозился вымахать в полноценную змею, а змея в Змие – это уже какой-то неудачный каламбур. Так что они распрощались. Честно сказать, демон не очень запомнил саму сцену прощания, это просто было что-то максимально неловкое, но неизбежное: представитель Небес тоже понимал, что им придется расстаться, ведь затишье после Потопа не может длиться вечно, в конце концов обе стороны начнут отдавать команды, а чтобы их отдавать, придется связаться с теми, кому их положено отдавать, а если их застанут вместе… Единственным, что желтоглазый запомнил из того диалога, были поджатые губы и печально-серьезный взгляд небесного: «Не делай глупостей, Кроли». И вот теперь, спустя два с гаком тысячелетия, за которые Падший почти убедил себя в том, что он полный идиот, вечно ожидающий подставы от Небес, в то время как взъерошенное и слегка неуклюжее существо с крыльями искренне хотело ему помочь, он видит это самое существо в разгар пытки, санкционированной пресловутыми Небесами. Ну и какого Архангела?! - Пришел насмехаться над беднягой? Змий проскользнул через толпу, останавливаясь по левую руку от ангела. Тот обернулся на голос, на долю секунды оценивающе скользнул по одежде, чтобы потом подняться к лицу. А, точно. Он же привык к мужской версии. - Насмехаться? Я? – он вновь перевел взгляд на распинаемого. - Ну, это же ваши Его туда отправили, - сколько он не пытался, желчь из голоса убрать не получилось. - Со мной не советуются при принятии важных решений, Кроли! Еще немного, и в голос голубоглазого скользнуло бы раздражение. Но ангелы ведь заточены на любовь. Усмешку удалось подавить огромным усилием воли. Ну-ну, заточены, как же. Вырезать целую деревню это им не помешало. Но… В этот раз «но» было спасительным. За две тысячи лет он кое-чему научился. Перестал сдерживать свои демонические способности, давая им развернуться. Смысл ограничивать себя, когда те, ради кого стоило подавлять адскую часть своей натуры, ушли безвозвратно? Так что… Ангел и вправду не лгал. Кроули чувствовал озоновую взвесь истины в раскаленном воздухе, и что-то разжималось в груди, позволяя истовой ярости утихнуть. Он и правда ни при чем. Эта была обычная забота, без двойного дна, и от осознания этого покой опускался на уставшее от борьбы сердце. Или его остатки. - О, я поменял его. Азирафель даже полуобернулся на него. Тон сменился слишком разительно, чтобы можно было это проигнорировать. - Поменял что? - Мое имя. «Кроли» не совсем мне подходило. Слишком уж «корчусь-под-твоими-ногами». - Ну, ты же был змеей. Демон не посчитал нужным на это отвечать, напряженно наблюдая за разворачивающимся действом. Это было чудовищно. - И как теперь тебя зовут? Мефистофель? Асмодей? - Кроули. - Хммм… Краем глаза Падший заметил, как приподнялись брови крылатого собеседника. Не недовольство или отторжение. Хорошо. Экзекуция продолжалась. Демон неотрывно следил за то поднимавшимся, то опускавшимся молотком. Сил посмотреть на лица близких Христа у него не было. - Ты, э… Был с ним знаком? - Да. Очень умный молодой человек, - он решил не уточнять, какую из встреч имел ввиду голубоглазый: небесную или земную - раскрывать свое прошлое совершенно не хотелось. Так что, почувствовав, что пауза грозит вот-вот затянуться, он добавил: - Я показал Ему все царства мира. - Зачем? Затем, что понимаю, каково это, ангел. И потому что когда-то давно мы были почти друзьями, и хоть Он и забыл об этом, я помню. К тому же, мы оказались вместе в той пустыне. Ему было скучно, мне – тоскливо и горько, но беседа всегда способна развлечь. Тем более что сорокадневная голодовка гораздо легче, если ее с тобой разделит тот, кто понимает. Мне все равно было нечем заняться. А потом мы вместе поднялись на гору, и мне отчаянно захотелось совершить нечто приятное для того, кто разделил со мной вечность, хоть это и было много столетий назад. Но тебе знать об этом не стоит. - Он же плотник из Галилеи, его возможности путешествовать ограничены. Очередной гвоздь зашел аккурат в запястье, заставляя их обоих болезненно поморщиться. - Это должно быть больно… Что Он такого сказал, что всех рассердил? - «Будьте добры друг к другу». На долю секунды перед глазами мелькнул диалог многовековой давности и обрывки стремительно чернеющих перьев над головой. - Ага. Этого достаточно. Внезапно он выцепил в толпе знакомый платок. Каким чудом тот сохранился спустя столько лет – загадка, разгаданной которой, по всей видимости, не быть. Но на то он и Повелитель Магии, верно? - Прошу прощения. Он спиной чувствовал недоуменный взгляд Азирафеля. Все верно, демон никогда не позволял себе так заканчивать диалог, но этого конкретного Падшего он искал слишком долго, чтобы сейчас упустить. Даже несмотря на то, что самому Змию совершенно не хочется сообщать ему то, зачем, собственно, все и было затеяно. Они с ангелом оказались единственными, добравшимися до поселения вовремя, просто потому что пребывали на Земле постоянно, но это не значит, что только Кроули было дело до его жителей. - Семияза. Мужчина, облаченный в лиловые одежды и изумрудный плат, вздрогнул, оборачиваясь. Две пары змеиных глаз встретились, сливая кислотно-желтый и ядовито-красный. Черты лица названного расслабились, но ответил он недовольно: - Это давно уже не мое имя, тебе ли не знать, Кроули. Демон склонил голову, признавая неправоту. В уголках губ обоих застыли грустные, но теплые улыбки. - Давно тебя не было видно в Аду. - Меня отправили на Землю, наблюдать и совращать, что-то вроде того. А тебя, кажется, напротив, заперли где-то на девятом кругу. - Ну что сказать, - он развел руками. – Много дел. Создавал амулеты для демонов, чтобы они могли скрывать облик. Не всем так повезло, как нашей братии. - Да… Падший тяжело сглотнул, окидывая взглядом фигуру напротив. Он был одним из тех выживших, которые, будучи Сынами Неба, спускались к смертным женщинам и пережили Падение и его последствия. И последним из тех, кто не знал. Видимо, он молчал слишком долго, потому что между бровей красноглазого залегла складочка. - Видимо, ты здесь не просто так. Змий мысленно выдохнул, поднимая на него взгляд. - Я с вестями. Весьма запоздалыми, но все же теми, которые лучше не приносить. Глаза напротив превратились в чаши с давно оставленным вином: потемневшие и недвижимые. - До Потопа я успел попасть в деревню. - Хоть кто-то спасся? Искуситель покачал головой. - Они спустились еще до дождя. Полная зачистка. Губа с внутренней стороны внезапно оказалась прокушена. Он даже не заметил. Да, все еще чертовски больно. Даже спустя три тысячи лет. Надо отдать должное, не случайно когда-то именно Повелитель Магии возглавил их путешествие на Землю: он не дрогнул, лишь крепче сжал челюсти и чуть громче втянул носом воздух. Хотелось произнести избитое «Мне жаль», но Кроули и сам не знал, к чему это, так что желание так и осталось не осуществленным. - Я хотел сообщить раньше, как только сошла вода, но не смог отыскать тебя. - Остальные знают? Желтоглазый утвердительно кивнул. Слова казались лишними. - Что ж… Вести и вправду скорбные. Но гонец в этом редко виноват. Не озвученное ранее все-таки сорвалось с губ: - Мне жаль. Тот, кто когда-то был Сыном Неба, горько усмехнулся: - Мне тоже, друг мой. Мне тоже. Он протянул ему ладонь, возникшую будто не из складок одеяния, а из ниоткуда. Падший пожал ее, почти не обратив внимания на полупрозрачный узор из змеиной чешуи и нечеловечески длинные и острые ногти. - Береги себя. - И ты. Следя за медленно удаляющейся фигурой, он не мог не думать о том, что это было прощание. Семияза силен, но они все еще слишком ангелы для того, чтобы спокойно перенести такую потерю, и все же слишком демоны, чтобы отказать себе в желанном покое. Просто потому что у них нет тех, ради кого это можно сделать.***
От воды поднимался густой пар, зыбкими изгибами оплетая огонь факелов и устремляясь к отверстию в куполе. Открывающийся круг сиял мириадами звезд. То, что видеть их могли только змеиные глаза, ничего не меняло. В этот глухой ночной час термы пустовали. Конечно, обычно здесь бывает много людей, причем в любое время дня и ночи, но небольшое демоническое чудо – и вот уже все бани полностью в его распоряжении. Демону не хотелось сейчас ловить изумленные взгляды посетителей. Ему просто хотелось напиться. Чертовы воспоминания не давали покоя с тех пор, как первое из его некогда белоснежных перьев почернело, однако в такие дни, как сегодня, они поистине лишали Змия покоя. Дыра в груди, вроде бы затянувшаяся и даже почти переставшая болеть, открывалась вновь, и вот тогда ему не хотелось думать ни о чем. Не думать, не чувствовать, порой даже не существовать (обычно помогало изрядное количество алкоголя, тогда последний пункт становился неважным, потому что он как бы и не). Падший сделал еще один глоток из третьей по счету бутылки вина и откинулся на спину, позволяя медным прядям намокать и тянуться ко дну огненными змеями. Горячая вода невозможно правильно обволакивала кожу, а глаза впитывали в себя разноцветные огоньки галактик, казавшиеся такими близкими сейчас. Будто все хорошо. Будто он и не падал. А раз не падал, значит, и один из тех немногих, кого Кроули мог назвать товарищами, сегодня не прощался с ним под мученические крики Христа. Все просто, как дважды два. От двери послышался гулкий отзвук шагов. Мозаика всегда хорошо разносила звуки. Поразмыслив секунду, Змий решил, что ему слегка плевать, что увидит случайно забредший сюда человек, так что менять позу он не собирался. И только когда бассейн и индивида, издававшего шаги, разделяли жалкие полметра, до него дошло. Чуткие змеиный нос уловил нотки озона, ладана и парного молока. Так пах ангел. От неожиданности желтоглазый попытался принять вертикальное положение, но сделал это слишком резко, так что пришлось отведать изрядную долю воды. Краем уха он услышал взволнованное: «Кроли!» - но ему было слегка не до этого. Когда перед глазами оказался украшенный искусной мозаикой бортик, единственным, что грело душу, было осознание, что он чертовски вовремя сообразил обвить одной весьма интересной и явно нетипичной для остального населения частью тела свое бедро. Почему-то совершенно не хотелось, чтобы Азирафель знал о ее наличии. А, и да, спасибо местным карьерам, делавшим воду слегка мутной, и ночи, снижавшей видимость еще сильнее. - Кроули. Я сменил его. Забыл? - Ох, да, точно, прошу меня простить. Представителю Ада на Земле пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы восстановить дыхание. Принятый недавно алкоголь совершенно этому не способствовал, однако избавляться от него не хотелось: вино делало все более правильным. Абсолютно все в его жизни после пары-тройки глотков становилось легче, чему желтоглазый не мог не радоваться, учитывая наличествующие обстоятельства. - Так почему ты здесь? – вопросил он наконец, глядя на присевшего на бортик блондина. – Сомневаюсь, что тебе захотелось совершить омовение. - Ты довольно поспешно ушел сегодня. И мне просто хотелось узнать, как твои дела. Это не был вопрос. Это было обычное предложение со вполне очевидным намеком на количество высившихся на бортике бутылок. Но это было не все. Демон пальцами зачесал мокрые пряди назад, переводя взгляд на ангела и всем видом показывая, что готов выслушать настоящую причину его прихода. Не первое тысячелетие знакомы, ей-богу. А Азирафель, между тем, был совершенно не глуп. Вздохнув, он покаянно признался: - Я видел тебя с тем мужчиной сегодня. Демоном. Ты казался расстроенным после окончания беседы. Кроули хмыкнул, утвердительно кивая. Это больше походило на правду. - Старый знакомый. Мне пришлось доставить ему нерадостные известия. Боюсь, это была наша последняя встреча. Белокрылый напряженно застыл. - Его покарают за что-то? Тяжелого вздоха сдержать не удалось. - Нет, скорее он сам себя покарает. На пару секунд повисла тишина. Был слышен лишь мерный перебор волн и редкие капли конденсата, разбивающиеся о плитку. «Почти как Потоп», - пронеслось в изрядно затуманенной голове Змия. Он ведь тоже мог оказаться на месте Семиязы, если бы не один довольно любопытный и заботливый ангел. Следующая мысль сформировалась в действие прежде, чем он успел хорошенько все обдумать. Или просто подумать, если уж быть до конца честным. Оттолкнувшись руками от бортика, он стремительно преодолел разделяющее их с голубоглазым расстояние. Кинул быстрый взгляд на лицо. Азирафель не был напуган, скорее пытался угадать ход мыслей демона. Подол белоснежной туники почти касался воды, а его руки были аккуратно сложены на коленях. Падший вытянул ладони из воды. Капли разбивались о темную поверхность, оставляя разбегающиеся круги. Отраженное пламя покачнулось, чтобы вновь вернуться на свое место. Легким и настороженным (вдруг отдернет?) движением Искуситель коснулся молочной кожи правой руки. Не встретив сопротивления, развернул ее к себе тыльной стороной и, не тратя больше времени, прижался губами к запястью. Аккурат там, где сходились чуть заметные голубоватые переплетения вен. Белокурый представитель Небес над ним пораженно выдохнул. Да, Кроули знал, почему. Когда-то очень-очень давно так же он припадал к руке Матери, выказывая свое уважение и любовь. Но Она – не Любовь. Она отправила свое собственное дитя на погибель, не нашла сил пощадить деревню, полную невиновных, только потому что они выбрали свои семьи, а не Небеса. Он отвергал Богиню. Но выбирал Азирафеля. - З-зачем ты это сделал? – вопросил белокрылый, когда Змий отстранился. Голос звучал чуть хрипло, но не осуждающе. Скорее пораженно. - Я не поблагодарил тебя за свое спасение. Лицо голубоглазого вытянулось в таком искреннем недоумении, что улыбку сдержать было невозможно. - Я тогда ушел, совершенно забывшись. Знаешь, наши департаменты и все такое, но… Спасибо тебе, Азирафель. Ты был совершенно не обязан делать то, что сделал, тем более что для тебя это вообще крайне опасно, да и меня сложно назвать благодарным подопечным… Но ты действительно спас меня. Не окажись ты тогда в деревне, все было бы иначе. Глаза представителя Начал из недоуменно-теплых стали задумчивыми. - Твой друг… Что за весть ты ему передал? Какой-то отдаленной (наверное, единственной, не затуманенной алкоголем) частью ума Кроули осознал, что вновь прокололся, давая ангелу еще одну ниточку к своему прошлому, но… А не пошло бы оно сейчас все к Всевышней! - Ты и сам знаешь. В ту ночь они, не особо разговаривая, прикончили две оставшиеся бутылки вина. Крылатый заинтересованно-пытливо разглядывал демона, а тот, в свою очередь, нежился в отблесках его благодати. Ему всегда хорошо спалось после них. И этот раз тоже не стал исключением. Он видел Ми, нежно улыбавшуюся ему, вплетавшую пальцы в каштановые пряди, имевшие тогда лишь легкий намек на рыжину, и называвшую его Сыном Небес, подарившем ей неземное счастье. Следующим утром длинные локоны Змия остались лежать на полу его дома бесформенными обрывками. Ему не было жаль состригать их, лишь несколько прядей, уложенных в тонкую косичку, поколебали уверенность в его решении, но только на пару секунд. Недостаточно, чтобы передумать, в любом случае. Иначе было никак. Он не мог избавиться от ощущения пальцев, скользящих сквозь волосы, и от этого чувства хотелось выть. И да, это все еще было больно. Почти так же, как падать.