Желающих пройти собеседование оказалось так много, что Александр с легкой паникой и приятным удивлением листал распечатанные ему резюме. Претендентов не то что за день, за три не проинтервьюируешь. А ведь о том, что он искал себе помощника в отдел кадров он сообщил только вчера утром, а уже сегодня они нашли ему целую кучу кандидатов. Хотя, зная кадровиков, качество этих соискателей было под вопросом. Поэтому Ерохин решил для начала провести первый тур, попросив пригласить сразу всех, подозревая, что он сразу отсеет половину. Сам Александр, для сохранения образа Алексис, решил выдать себя за ее помощника и всячески надеялся, что сможет сохранить легенду о единственной женщине-журналисте «Мужского взгляда».
В назначенное время Ерохин прошел в конференц-зал, в котором толпилось разом порядка пятидесяти мужчин самого различного возраста и социального статуса. От типичных ботаников в очках и коричневых вельветовых костюмах до неформалов с набитыми рукавами и тоннелями в ушах. Он мысленно пообещал себе, что сходит в отдел кадров и устроит там настоящий разнос.
Окинув взглядом эту разношерстную тусовку, Александр тяжело вздохнул и решил задать первый пришедший ему в голову вопрос.
— Доброе утро! — его приветствие, несмотря на то, что было произнесено достаточно громко, все же осталось неуслышанным в стоящем гаме, — Тихо! Итак, самый первый и главный вопрос на сегодня: кто знает, кто такая Алексис? Поднимите руку!
Как Ерохин и подозревал, повисшую тишину пару раз нарушил десяток голосов, недоуменно произнесших имя «Алексис», и в воздух поднялось всего около пятнадцати-двадцати рук.
— Ожидаемо, — немного облегченно выдохнул Александр, — все остальные свободны!
Зал быстро опустел под недовольные голоса, а оставшиеся нерешительно жались в уголке. С первого взгляда Александр мысленно забраковал еще пятерых. Просто чисто визуально они были ему неприятны. А это уже значило, что работы совместной у них явно не выйдет.
— Я Александр Ерохин. Помощник Алексис и именно со мной предстоит работать одному из вас.
— А как же сама Алексис? — несколько недоуменных голосов прокатилось по залу, — с ней мы не увидимся?
— Так. Вы пришли сюда работать или общаться с ней? Если второе — то вы свободны сразу! — но несмотря на слова Ерохина, зал никто по доброй воле не покинул, — отлично! Значит, по одному ко мне в кабинет, — Александр остановил взгляд на довольно представительном, грузном мужчине, — начнем с вас.
И первый же кандидат оказался забракованным почти сразу. Мужчина, которому с виду было лет пятьдесят, обладал приятной и правильной речью, оказался весьма начитанным, но был совершенным дилетантом в психологии. Что, впрочем, не удивило Александра, учитывая, что мужчина хоть и обладал немалым опытом работы в журналистике, но последние лет пять писал статьи исключительно о выставках кошек и фиалок в ДК поселка городского типа. Как он вообще оказался в списке претендентов? Поняв, что толку от ценителя цветов и котят будет мало, Александр, извинившись и пожелав удачи в поисках, с первым кандидатом попрощался.
Со вторым разговор оказался еще короче. Парень, от которого за километр несло дешевым табаком, все пять минут их разговора жевал жвачку, противно чавкая и надувая пузыри. Образование у него было средне-специальное, какое-то техническое, а не психологическое, как требовалось Ерохину, поэтому он распрощался с ним без каких-либо сожалений.
Третий — все пятнадцать минут их разговора не спускал с Ерохина блестящих и откровенно раздевающих его глаз, от которых даже не особо закомплексованный и знающий себе цену Александр умудрился смутиться. Весь разговор он не знал, куда деть взгляд и как дать понять, что подобные намеки ему совершенно не нравятся. А еще это непрофессионально. Ерохин быстро понял, что сработаться у них если и выйдет, то совсем в нерабочей сфере, поэтому он, пообещав ему, в случае чего, перезвонить, с ним тоже попрощался.
Следующие двое оказались тоже не особо подходящими. На вопросы они отвечали крайне неуверенно и производили впечатление диванных психологов, а не людей, что окончили факультет психологии. В довершении ко всему от одного шел слишком сильный запах парфюма. Казалось, что молодой человек, желая произвести наиболее приятное впечатление, щедро вылил на себя половину флакончика туалетной воды, и после его ухода Александр настежь открыл все окна в кабинете.
Следующим оказался мужчина, который внешне был типичным представителем стереотипов о программистах, но никак не о журналистах или педантичных психологах. Запах давно не стиранных вещей и пота резал глаза чуть ли не до слез. А серость лица выдавала недавнюю гулянку и мучающее его похмелье. Завершение беседы принесло облегчение им обоим. После того, как за ним закрылась дверь, Ерохин не спешил звать следующего кандидата. Часы показывали уже половину первого, а желудок напоминал, что неплохо бы пойти перекусить.
Откровенно скучающие и недовольные затянувшимся собеседованием мужчины появление Александра восприняли с энтузиазмом, но после того, как он объявил часовой перерыв, еще больше нахмурились и, жалуясь на плохую организацию, потянулись к выходу. И несмотря на то, что надежды на помощника таяли, Ерохин был рад, что половина из них совершенно точно уже не вернется.
После утомительных бесед ему хотелось пообедать в более приятном обществе и, прежде чем покинуть офис, Александр зашел к Чалову. Федя увлеченно разговаривал по телефону и, подняв на него глаза, взглядом попросил его подождать минуту.
— Лера, я перезвоню тебе позже, — показательно закатив глаза к потолку, пообещал Федя, — да-да, у меня перерыв, но я хотел бы сходить перекусить. Да, я позвоню позже. И я тебя тоже. Целую.
Закончив разговор, Чалов со всей силы нажал на сброс и убрал телефон в карман брюк.
— Видимо, я не вовремя? — немного виновато поинтересовался Ерохин.
— Наоборот! У нее отменили консультацию в универе, так что теперь она выносит мне мозг, — вздохнул Федя, ставя блокировку на компьютер и поднимаясь со своего места.
— Понимаю, — ответил Александр. Это конечно не было стопроцентной правдой. Он давно не состоял в постоянных отношениях, тем более с девушкой, — ну что? Идем?
— Да, — Чалов, захватив с собой бумажник, вышел за Александром.
Хотя бы ненадолго покинуть стоящий с утра на ушах офис не терпелось обоим.
Когда через час Александр вернулся, то обнаружил, что конференц-зал опустел, и он не сразу заметил сидевшего в углу человека. Щуплый, едва ли не прозрачный молодой человек со стоящими торчком волосами немного затравленно смотрел на него немигающим взглядом, сжавшись в кресле, словно это могло бы помочь ему стать еще более незаметным.
— Вы последний? — уточнил на всякий случай Ерохин, не зная, радоваться ему или огорчаться. Ведь скорее всего поиски теперь придется начинать заново.
— Скорее единственный, — поправил посетитель, — все остальные ушли. Сказали, что ждать слишком долго.
— Понятно. Ну что ж, пойдем…те, — Александр скользнул взглядом по поднявшемуся на ноги парню. И правда хрупкий. И очень — очень молодой, — вы институт-то хоть окончили?
— Конечно! Год назад! — подтвердил молодой человек и прошел за ним следом.
— Как ваше имя? — вспомнив о приличиях, поинтересовался Ерохин, пропуская парня в свой кабинет.
— Александр. Александр Головин.
— Какое у вас образование?
— Высшее. Я окончил журфак в МГУ, — покопавшись в рюкзаке, он достал свой диплом, — вот. Окончил в прошлом году.
— Неплохо, — скорее ради приличия, чем для проверки, Александр взял диплом Головина. Пока он был первым на сегодня, у кого было отличное образование, кто не вел себя вызывающе и не раздражал одним своим видом. Разве что, волновался сильнее, чем нужно было, — кто такая Алексис, как я подозреваю, вы в курсе?
— Конечно! Я много лет уже читаю ее колонку!
— И как? Помогает? — усмехнувшись, спросил Ерохин. Восторг в глазах парня при упоминании его псевдонима веселил. Хотя и заставлял чувствовать себя слегка неловко. Может даже виновато.
— Да! Например, в моих прошлых отношениях я руководствовался ее советами. Мне помогло!
— Видимо, не совсем, раз отношения все же прошлые, — заметил Ерохин.
— Наше расставание никак не моя вина, — поморщился Головин.
Понимающе кивнув, Александр предпочел не углубляться в эту тему и решил перейти к более важным делам, чем обсуждение его личной жизни. Хотя, конечно, его привычка анализировать и давать совет, как Алексис, подмывала расспросить подробнее, в чем была причина разлада.
Головин все время, что Ерохин осматривал его диплом и найденное среди кучки других резюме, в котором среди прошлых мест работы значилось лишь одно скромное издательство, молчал и кусал губы.
— Значит, хотите работать у нас? — Александр прервал тишину, внимательно взглянув на сидящего напротив молодого человека.
— Очень! Я хотел оказаться в вашем журнале последние пару лет! А уж быть помощником Алексис — это предел мечтаний!
— Тут поправка. Вы будете моим помощником. Я — главное доверенное лицо и правая рука. Все вопросы нужно будет решать только через меня и слушать мои указания.
— Я понимаю! — воскликнул Саша, — и я согласен! Лишь бы когда-нибудь увидеть ее лично!
Вот она истинная причина его рвения! Алексис. Мальчишка, влюбленный в придуманный Александром образ. Как печально.
— Возможно, получится. Со временем, — Ерохину было стыдно за свое вранье, но этот молодой, неопытный Головин был последним кандидатом на должность. И, что греха таить, самым подходящим. Упустить его - значило еще неизвестное количество времени работать одному, разрываясь между письмами для разворота в журнале и ведением страницы в социальных сетях. И, послав в известном направлении свою совесть, Ерохин пошел на, казалось бы, незначительный, уклончивый ответ, который можно было назвать обманом.
— Этого уже мне достаточно! Алексис та, ради которой я пришел…
— А если она разочарует тебя? — прервал его Александр, сам не замечая, как перешел на «ты», — ты никогда не видел ее, никогда не разговаривал с ней вживую, все что у тебя есть — это маленькая, еле различимая фотография под статьей и сама колонка советов.
— Она никогда не разочарует меня! Мне все равно, как она выглядит, как говорит, она прекрасно разбирается в мужчинах, дает отличные советы, она мой идеал! — в голосе Головина звучала такая стопроцентная уверенность и восхищение, что Ерохин стушевался. Ему не хотелось вдаваться в подробности и объяснять наивному парню, что это ее изображение не больше, чем компьютерная графика, да и весь созданный для нее образ не более, чем выдумка. Это словно сказать ребенку, что Деда Мороза нет, а подарки под елкой от мамы с папой.
— Что ж… Увидим, Александр, увидим…
— Значит, я принят? — едва ли не подскочил на стуле Головин.
— Принят. Но испытательный срок три месяца, — предупредил его Александр, возвращая ему диплом.
— Понял, Александр Юрьевич! — взяв документы, Саша поднялся с места, не спуская с него горящих глаз, — можете звать меня просто Саша.
— Откуда ты мое отчество-то узнал? — полюбопытствовал Ерохин, все больше удивляясь этому парню.
— На ресепшене спросил, — покраснев, ответил Головин.
— Поднимись на пятый этаж в отдел кадров, — усмехнулся Александр, его забавлял смущающийся Саша, — и завтра жду тебя к девяти!
— А Алексис…
— Александр Сергеевич! — строго воскликнул он, напоминая ему о заключенном договоре.
— Я все понял! До завтра! — Саша выскочил за дверь, и его шаги быстро стихли в наконец-то воцарившейся тишине.
Ерохину эта ситуация с обманом не нравилась, но выбора у него не было. Все осложняло еще и эта влюбленность Саши в образ Алексис. Он думал, что Головин уже взрослый молодой человек и, когда правда вскроется, если это вообще случится, он все поймет. Поэтому, решив, что проблемы нужно решать по мере их поступления, Александр вернулся к работе, открывая очередную стопку пришедших ему писем.
***
— Доброе утро, зайчик. Как всегда — твой какао, — Хердур прошел в кабинет и поставил перед Арнором картонный стакан из Старбакса. Вот уже год его утро начиналось примерно одинаково — по пути на работу он всегда заходил за горячим шоколадом, чтобы порадовать своего коллегу. Периодически он просил работников кофейни нарисовать ему что-то забавное. В это утро на стаканчике был кролик с сердечком вместо носа.
— Доброе утро, Херди, — улыбнулся Арнор, — спасибо.
— Меня не было всего один день, что тут происходит? — Магнуссон кивнул в сторону двери, которую он предусмотрительно закрыл после того, как вошел. В коридорах толпилась куча посторонних людей, которые напряженно чего-то ждали, и он с трудом прорвался в кабинет.
— О! Это Александр ищет себе помощника, — объяснил Арнор, отпивая какао и блаженно закатывая глаза, — сказал, что выбил его у Кирилла пытками и угрозами.
— Врет небось, — отозвался Хердур, выглядывая из-за своего монитора, за которым уже успел скрыться, чтобы лишний раз не залипать на то, как Сигурдссон пьет свой чертов какао. Потому что делал он это так, что потом впору было бежать под ледяной душ, дабы скрыть некоторые неловкости.
— Я тоже так подумал, — снова улыбнулся Арнор, — а еще у нас новый фотограф.
— А что, старого Набабкин уже съел? — со смехом спросил Магнуссон.
— Хердур! Кирилл Анатольевич строгий и ворчливый руководитель, но он не станет есть людей! — возмутился Сигурдссон и, кажется, даже немного обиделся за своего главного редактора.
— Зайчик, я пошутил, — оправдался Хердур.
Арнор вновь не понял его шутки. Он вообще не замечал ничего: ни шуток, ни намеков, ни почти прямых подкатов. Или делал вид, что не понимал. Сигурдссон был добродушным, искренним и наивным, как ребенок, поэтому Хердур был уверен почти на сто процентов, что тот действительно не видел его ухаживаний.
Стоило ли говорить, что Магнуссон был влюблен в Арнора? Когда в прошлом году к их переводчику прикрепили студента-практиканта, Хердур лишь скептически закатил глаза. Но впервые увидев парня, который хлопал своими огромными оленьими глазами, понял, что пропал. С первого взгляда. То есть то, что это была любовь с первого взгляда, он понял уже позже, а в первый день терпеливо отвечал на бесконечные вопросы Арнора, хотя это должен был бы сделать тот, чьим стажером он являлся.
Но видимо от того, что они оба были исландцами, по воле судьбы занесенными в Россию, их обоих тянуло друг другу еще тогда. Сам Хердур оказался в России в шесть лет, после того, как его мама вышла замуж во второй раз, и отчим увез их к себе в Москву. Будучи ребенком, он с легкостью выучил русский, но и свой родной исландский не забывал, благодаря поездкам на лето к папе и бабушке. А вот Арнор оказался в Москве уже в сознательном возрасте, приехал сюда учиться и с поразительной легкостью выучил русский. С такой же легкостью поступил в университет журналистики, где во время учебы дополнительно освоил еще два языка. Сигурдссон оказался настоящим полиглотом, знавшим четыре языка почти в совершенстве и еще парочку на довольно сносном разговорном уровне.
Возможно, именно из-за обилия всевозможных языков в его голове, Арнор не понимал большинства шуток, которыми сыпал Хердур, надеясь его рассмешить. Он почти все воспринимал всерьез, поэтому первое время Магнуссону приходилось следить, чтобы его наивного друга не разыгрывали коллеги из других отделов. В ответ Арнор расплывался в благодарной улыбке и смотрел на него так преданно, что сердце с виду грозного и серьезного Хердура таяло, как снег тает под апрельским солнцем.
То время, пока Сигурдссон проходил свою практику в их редакции, Хердур ходил на работу, как на праздник. На третий день он выяснил, что Арнор жутко любит какао и не переносит даже запаха кофе. С тех пор, каждое утро Магнуссон стал приносить ему стаканчик с горячим шоколадом из Старбакса, а сам привыкал пить чай, хотя раньше не мог представить своего утра без чашки крепкого эспрессо. Арнор первое время пытался отказаться, а потом смущенно благодарил и порывался сунуть деньги за свой любимый напиток. Но Хердур был непреклонен и с небогатого студента не взял ни копейки. Именно тогда это стало чем-то вроде попыток ухаживать за Сигурдссоном, но тот, как выяснилось, намеков не понимал.
А потом практика Арнора закончилась, и для Магнуссона мир потерял былые краски. Два месяца он ходил, словно в воду опущенный, казалось, что даже ростом высокий Хердур стал меньше. Именно тогда он признался себе, что влюбился. Это именно любовь, а не просто влечение к симпатичному молодому человеку. И когда в редакции появилась вакансия переводчика, Хердур первым делом позвонил Арнору, предложив ему попробовать свои силы. Все прошло более чем удачно, как и рассчитывал Магнуссон. Уже через неделю Сигурдссон занял свое рабочее место уже на правах штатного переводчика, а не простого стажера.
— Херди! Херди, ты меня слышишь? — голос Арнора вернул Магнуссона из воспоминаний в реальность. Вообще, он терпеть не мог, когда его имя коверкали, но этому светловолосому чуду он прощал все и был готов разрешить называть себя, как угодно.
— Прости, заяц, я задумался, что такое? — переспросил Хердур. Прозвище «зайчик» привязалось к Арнору после того, как особо одаренный бариста нарисовал на стакане какао вместо сердечек, что просил Хердур, ушастого зайца со смешным хвостиком. Сигурдссон был в жутком восторге от рисунка и в тот момент сам напоминал милого зайчика, разве что не хватало длинных ушей.
— Я говорю, что Ефремов просто уволился. Не знаю почему, а вместо него пришел Ильзат, — повторил Арнор.
— Ты уже успел с ним познакомиться?
— Да! Он классный, тебе обязательно понравится! Ты бы видел его фотографии, они восхитительны! — восторженно заверил Сигурдссон. Хердуру этот Ильзат сразу не понравился, хотя бы потому что Арнор слишком им восхищался.
— Ага, я верю тебе на слово, — проворчал Магнуссон, — уже не терпится с ним познакомиться.
— Он сейчас пошел к Кириллу, а потом я вас познакомлю, — пообещал Арнор, не замечая тона своего коллеги.
— Договорились, — мрачно отозвался Хердур. Уж что-что, а знакомиться ни с кем не хотелось, и он тайно надеялся, что Набабкин сегодня в самом ужасном своем настроении, и надолго этот фотограф у них не задержится.
***
Набабкин с некоторым опасением ждал десяти утра, когда Ахметов должен был принести фотографии со вчерашнего матча. Учитывая, что в печать их нужно будет отдать уже через час, что бы там не наснимал Ильзат, особо выбора у него не было. Кирилл не сомневался в том, что у мальчишки действительно есть задатки хорошего фотографа, но, судя по всему, это был его первый опыт в съемке спортивного мероприятия, а значит ожидать от него можно чего угодно: от размытости и нечеткости до обрезанных частей тела.
Ильзат появился даже раньше назначенного времени. Пока Кирилл вставлял принесенную им флешку в свой ноутбук, он взволнованно смотрел на него, ерзая, словно на стул насыпали кнопок.
Набабкин, не издавая ни звука, один за одним щелкал кадры, и его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Ильзат, молча наблюдавший за ним, изо всех сил старался не задать какого-нибудь глупого вопроса.
— Это никуда не годится, — в итоге выдал свое заключение Набабкин, вынимая флэшку, — совершенно.
— Все так плохо? — севшим голосом уточнил Ахметов. Он до поздней ночи просматривал кадры, выбирая лучшие, а в итоге все оказалось зря?
— Это гребаные футболисты, а не фотомодели! Они должны выглядеть потными и взмыленными, а у тебя словно для обложки журнала! — недовольно объяснил Кирилл.
— Но что в этом плохого? — возразил Ильзат, искренне недоумевая, чем исказившиеся в гримасе лица лучше.
— Ты должен показать фотографиями, что это был тяжелый матч! Как каждая команда билась за победу! А судя по твоим кадрам, они вышли прогуляться по полю, да перед тобой покрасоваться! — не скрывая раздражения, ответил Набабкин.
Фотографии и правда оказались отличными. Но несмотря на их качество и живость, совершенно не теми, что были необходимы для того, чтобы выпустить их в печать.
— Но ведь читателям приятно смотреть на красивых игроков, а не то, как они валяются на газоне или со свирепым лицом отнимают мяч у соперника, — Ильзат понимал, что хуже быть уже не может и терять ему нечего. Поэтому решил до последнего отстаивать свою точку зрения. Надеясь, что вдруг еще получится переубедить Кирилла.
— Это спорт! Тут не может быть красавчиков! — Набабкин хлопнул по столу ладонью. Еще ни один фотограф не смел ему перечить, и его мнение никогда не оспаривалось. Все снимали то, что он хотел и как он хотел, — только кровь, пот и соперничество!
— Зато красивые кадры нравятся их поклонницам! И они расхватают этот номер только ради них, — усмехнулся Ильзат, вспомнив свою сестру, которая ради одной страницы могла купить дорогущий журнал, да еще и подружек своих подбить, — Кирилл Анатольевич, вы же понимаете, что после чемпионата мира фанаток стало гораздо больше!
— Какие нахрен поклонницы? Какие фанатки? Мы — мужской журнал! Мы должны продавать журнал мужикам, а не девицам, что ведутся на смазливые мордашки!
— А вам не все равно кому продавать? — не удержавшись, съязвил Ахметов, понимая, что окончательно вогнал себя в могилу этим вопросом, и сразу после этого разговора он пойдет собирать вещи. Которых, к счастью, скопилось не так много.
— Пошел вон, — на удивление спокойно ответил Кирилл.
— Вы меня увольняете? — на всякий случай уточнил Ильзат, — просто за то, что я сделал хорошие фотографии?
— Я еще ничего не решил, поэтому просто скройся с моих глаз, чтобы я тебя не видел пару часов, — отмахнулся Набабкин и больше не поднимал взгляда от монитора, пока Ахметов не покинул кабинет.
Кирилл еще раз открыл снимки. Стоило отметить, что они действительно были качественными, ничего того, чего он боялся, в них не было. Но в них не хватало того, что можно было бы выгодно продать тем же рекламодателям. Хотя Ахметову можно было бы сделать скидку на то, что это его первый опыт, но стоило ли терпеть его наглость? Неожиданно для себя самого Кирилл признал, что спорить с ним было весьма забавно. Ильзат был глотком свежего воздуха среди тех, кто постоянно с ним соглашался. Поэтому стоило дать мальчишке второй шанс. А уволить его он всегда успеет.
