Глубина резкости и чувств

      — Это что за цербер у тебя на входе? — первым же делом спросил Акинфеев, пройдя в кабинет.              — Стажер, — отмахнулся Кирилл, вставая, чтобы пожать Игорю руку, — первый день сегодня.              — Неплохо для первого дня, толковый выйдет, — выдал свой вердикт Акинфеев, — о, Федя, привет!              — И Вам добрый вечер, Игорь Владимирович, — Чалов попятился к выходу, — жаль, но мне уже пора.              — Давай, до завтра, — кивнул ему Набабкин, а потом обратился к Игорю, — какими судьбами? Не думал, что ты появишься раньше осени.              — Мне с огромным трудом удалось договориться с агентом Фернандеса о его интервью, — Акинфеев уселся в кресло напротив Кирилла, окинув его внимательным взглядом, — а он, насколько мне известно, уже лет пять никому их не давал. Так что, ты думаешь, я пущу это дело на самотек? Заодно и проконтролирую, как у вас тут дела делаются.              — Дела у нас неплохо делаются, в этом можешь не сомневаться, — заверил его Набабкин, а потом добавил, хитро сощурившись, — но признайся, дело ведь не только в том, что ты хочешь нас контролировать. Еще не было на моей памяти, чтобы ты интересовался каким-то простым интервью, пусть даже со звездой футбола. Помнится, не прервал своего обеда, даже когда к тебе министр спорта заявился. Что же изменилось в этот раз, а, Игорь Владимирович?              — Ничего, я же сказал, что хочу, чтобы все прошло на высшем уровне, — снова отмахнулся от него Акинфеев. Кирилл заметил тень смущения, что промелькнула на лице Игоря. Он видел его разным, но вот смущенным — никогда, — говорят, что он довольно капризный.              — Давай признавайся, нравится он тебе — вот и все, — усмехнулся Набабкин, — хочешь за ним приударить.              — Ну вот еще выдумал, — огрызнулся Игорь.              — А-а-а, — протянул Кирилл, — ну раз так, тогда я передам Ерохину, что путь свободен. Он им как раз интересовался.              — Нет! — едва ли не вскочил со своего места Акинфеев, — ладно-ладно! Вот скажи мне, Кирилл Анатольевич, ты к себе на работу одних мужиков специально берешь? У тебя какой-то радар встроен, что все у тебя мальчики по мальчикам? Или так ты надеешься себе кого-то приглядеть?              — Ну почему же все по мальчикам? — запротестовал Набабкин, — вон у Чалова девушка есть, и мужики из типографии все семейные. А вот насчет новеньких не знаю, не проверял, — довольный собой, Кирилл откинулся в кресле. При мысли о новеньких в голове почему-то всплыл образ Ильзата, — а мне и одному неплохо!              Конечно, Набабкин врал. Но несмотря на то, что ему действительно было одиноко, длительные отношения, а тем более с женщинами, его не прельщали. Потому что в его возрасте они должны были привести к свадьбе и рождению парочки, а то и троечки детей. А ему этого вовсе не хотелось. А вот чего Кириллу действительно не хватало, то это поддержки в непростые времена. И, как бы банально это не звучало, близкого человека, которого он бы мог обнимать по ночам и согреваться холодными, зимними вечерами его теплом. Но все его бывшие девушки начинали высказывать свои требования и недовольства уже на второй неделе знакомства. С парнями все складывалось еще хуже, им отношения, по большему счету, были не особо-то и нужны. А нужен был папик, который бы решал за них все проблемы и подсовывал денег. Поэтому до сих пор он был одинок, хоть и пытался доказать себе и окружающим, что у него в жизни все отлично.              — Так, ладно, — после минутного молчания вновь заговорил Акинфеев, — расскажи мне, что с новым номером? Все в порядке? Может стоит проверить?              — Обижаешь, Игорь Владимирович, с новым номером все в порядке, уже все давно отправили в типографию, — заверил Кирилл.              — А что с фотографом? Насколько мне известно, Ефремов уволился еще на той неделе.              — Нормально, — поморщился Набабкин, — молодой еще, неопытный. Натаскаем.              — Кирииил Анаатооольевич, да он тебе нравится! — настала очередь Акинфеева радоваться.              — Глупости не говори, Игорь! Ты бы его видел, — закатив глаза, Кирилл поймал себя на мысли, что за последние дни это вошло у него в привычку.              — Мне достаточно видеть тебя. Сам еще не понял, но глаз на него положил, — заключил Игорь.              — Кроме того, что мне иногда хочется прибить этого наглого мальчишку, никаких эмоций он у меня не вызывает.              — От ненависти до любви один шаг, Кирилл, — засмеялся Игорь.              — Фу, какая пошлость, — отмахнулся от него Набабкин, чем вызвал еще больший смех Акинфеева.              Это немало удивило Кирилла. Уж кто, а Игорь всегда был образцом выдержки, спокойствия и самоконтроля. И чтобы он, сидя перед ним, вот так ржал, как конь? Нет, такого Набабкин на своем веку не только припомнить не мог, но и даже представить. Неужели на него таким волшебным образом действовало предстоящее интервью?              Они еще долго сидели, обсуждали рабочие вопросы, решали самые главные задачи, но то и дело переходили на личные темы, затягивая этим беседу. Когда они оба поняли, что пора уже закругляться и расходиться по домам, на часах уже был поздний вечер, а за окном темнота. Потушив в кабинете свет, Набабкин с удивлением обнаружил все еще сидящего в приемной Дивеева. Он зевал и клевал носом, но упорно сидел на своем месте.              — Ты почему еще здесь? — удивленный Кирилл так резко остановился, что на него едва не налетел выходящий следом Акинфеев.              — Ну так вы же мне не сказали, что можно уходить, а вдруг бы я вам понадобился? — тут же встрепенулся Игорь. И на его лице не осталось ни малейшего намека на усталость.              — Вали домой, чудо! Чтоб духу твоего здесь не было через минуту! — скомандовал Кирилл, а Дивеев, быстро выключив свой компьютер и схватив рюкзак, выскочил из приемной.              — Говорю же, толковый из него выйдет работник, не упусти, — посмотрел ему вслед Акинфеев.              — Не сомневаюсь, — согласился с ним Набабкин, таких стажеров у него еще точно не было. Обычно они были ленивые и неуклюжие. Даже кофе нормальный сделать не могли, не говоря о более серьезных задачах. Работой они не интересовались и сбегали домой, едва время приближалось к шести. Учитывая, что работали они тут бесплатно, наказать их Кирилл никак не мог. Разве что, честно расписывал их «достоинства» в характеристике, которую запрашивал университет.       

***

      Утро Феди всегда начиналось одинаково. С опоздания. И все потому что он до последнего не мог побороть свою лень и подняться с кровати после первого сигнала будильника. Тогда он бы смог спокойно принять душ, позавтракать и вовремя выйти из дома, имея в запасе достаточно времени, чтобы не спеша добраться до редакции. Но в это утро ничего не изменилось. Он дважды перевел будильник, накидывая себе лишние пятнадцать минут сна, и лишь после третьего звонка с трудом оторвал голову от подушки. С ужасом поняв, что еще пятнадцать минут — и он начнет опаздывать, Чалов, зевая, поплелся в ванную. Постояв пару минут под ледяными струями, Федя проснулся окончательно и, быстро одевшись, выбежал из дома. Конечно же, вновь не поев.              Попав в уже привычную пробку, Федя размышлял о том, как могло так получиться, что он в свои двадцать пять уже так устал от жизни? Его давно ничего не радовало. Для всех окружающих складывалось впечатление, что жизнь у Чалова идеальная. Но вот сам он так никогда не считал. Когда-то любимая работа успела опостылеть, и выполнял он свои обязанности лишь благодаря автопилоту и многолетней привычке. Интерес к статьям, которые он исправно писал каждую неделю, пропадал с каждым разом все больше. Каждый раз, когда он слышал от коллег, что с их-то профессией скучать им никогда не придется, он пожимал плечами, скрывая, что давно уже не получает от журналистики никакого удовольствия.              С личной жизнью тоже было не все гладко. Лера давно намекала, что пора бы перевести их отношения на новый уровень, и ненавязчиво пыталась переехать к нему. Но Чалов усиленно сопротивлялся, понимая, что если позволить ей поселиться на своей территории, то она там останется навсегда. Федя не знал, хотел бы он этого или нет. С одной стороны, это было правильно, а с другой…              Лера всегда находила причину для ссор и обид, которые в большинстве случаев казались ему мелочью и не стоили того, чтобы ему выносили мозг. Он все чаще стал задерживаться на работе, которая хоть и раздражала, но давала возможность немного посидеть в тишине, а не выслушивать упреки, которые часто становились причиной очередного скандала.              Расставаться с Лерой он не хотел, потому что знал, что в его возрасте быть одному уже неправильно. Пока у него была девушка, пусть и не идеальная и, если честно, совершенно им не любимая, вопросов к нему возникало меньше, и впечатление он создавал надежного и серьезного человека.              В редакцию Федя влетел, опоздав всего на десять минут. К счастью, Леру сегодня завозить не пришлось, поэтому даже Катя, сидевшая на ресепшене, его задержку никак не прокомментировала. Не отрываясь от мобильника, сообщила, что ключ от кабинета уже выдала Косте. Чалов быстро направился в сторону своего кабинета и молился, чтобы Кучаев вновь не навел порядок на его столе или не затеял еще одну генеральную уборку.              На полу валялся Костин рюкзак, а вот его самого в кабинете не оказалось. Федя прошел к своему рабочему месту и замер, обнаружив на столе плитку черного шоколада. Причем своей любимой марки.              — Доброе утро! — раздалось позади, и, обернувшись, Чалов увидел стоявшего на пороге Костю с двумя кружками кофе.       — И тебе привет. Ты принес? — кивнул в сторону шоколада Федя, отметив, как довольная улыбка на его лице померкла.              — Нет! — уверенно ответил Кучаев, — а что это?              — Костя, ты слепой? Это шоколад!              — А… Не знаю, я не ем шоколада и понятия не имею, откуда он там, — захлопал глазами Костя, так и оставшись стоять на пороге. Вид у него при этом был такой искренний и невинный, что Чалов просто не мог ему не поверить.              — Ну чего замер? — заулыбался Федя, — проходи, давай сюда, что ты там принес?              — О! Две порции американо, без сахара, — выдал Кучаев, поставив перед ним кружку.              — Запомнил? Молодец, — похвалил его Федя.              — Я старался! — польщенный Костя так искренне улыбнулся, что Чалов едва не подавился кофе.              — Значит, шоколад принес не ты? Но тогда кто? — поинтересовался Федя, открывая упаковку.              — Я не знаю, честно, — Костя вернулся к своему столу и, подперев голову кулаком, уставился в монитор.              — Ладно, не знаешь, значит выясним, кто тут разбрасывается хорошим шоколадом, — отломив пару ломтиков, сообщил Чалов.              — А он хороший? — поинтересовался Костя, мельком и с любопытством посматривая на него.              — Конечно. Хочешь попробовать? — предложил Чалов, закинув в рот сразу два кусочка.              — Не-а, — отмахнулся Кучаев, — лучшая конфетка — это колбаса!              — Ну и где твои конфетки? — рассмеялся Федя, — раз уж мы начали утро с кофе, можем устроить и второй завтрак. У меня он, кстати, будет первым!              — Я не взял, — грустно вздохнул Костя, — так что, мне хватит кофе.              — Тут внизу есть неплохое кафе, там весьма съедобные сэндвичи, если хочешь, можешь сходить и купить.              — Не могу… То есть не хочу, — Костя смущенно потупил взгляд и вновь уткнулся в монитор своего ноутбука.              — Понятно, — сказал Федя, он понял, что у него просто нет лишних денег на бутерброды из кафе. Не раздумывая ни секунды, он достал кошелек, — так, первое задание на сегодня. Сходи нам за едой. Возьми мне такой же сэндвич, как и себе. Доверяю твоему вкусу.              — Но, Федор Николаевич, я не могу… — промямлил Костя, отчаянно краснея.              — А я могу, потому что я — твой начальник! Давай дуй, я есть хочу, — отмахнулся Федя, протянув Кучаеву деньги.              Костя мягко улыбнулся и умчался так быстро, что Чалов заподозрил его в наличии супер-скорости. А еще он поймал себя на мысли, что готов скупать все бутерброды в кафе, лишь бы ему улыбались так чаще.              

***

      В сотый раз Ильзат перебирал свои альбомы. Вытряхнул все фотографии на стол и по одной тщательно раскладывал по ячейкам. Нужный ему кадр словно провалился сквозь землю. Эта фотография не была образцом его мастерства, но, все же, много для него значила. Скорее по личным мотивам, именно поэтому он второй день искал ее с таким рвением. Дома ее не оказалось. Там он вытряхнул все, включая матрас и полки с бельем. В ящиках рабочего стола он ее тоже не нашел. И единственным местом, где, как он подозревал, мог еще ее обронить, был кабинет Набабкина. Но идти туда и тем более просить разрешения поискать фотографию там Ильзат не хотел.              Поэтому Ахметов решил пойти на крайние меры. В обеденный перерыв он по причине, якобы, незаконченной обработки снимков отказался идти с Чаловым в кафе и, выждав время, отправился в приемную.              Дивеев своего рабочего места не покидал никогда. По-видимому, должность секретаря его уже устраивала полностью. Особенно ему нравилось строго смотреть на каждого, кто желал нарушить покой Кирилла Анатольевича, решая, доложить о его визите или развернуть на пороге.              — Игорь, а Набабкин у себя? — поинтересовался Ахметов, после того, как Игорь равнодушно окинул его взглядом и откусил сэндвич, из которого, видимо, состоял его обед.              — Нет. Кирилл Анатольевич, — Дивеев сделал акцент на том, как положено называть непосредственного начальника, — ушел на обед.              — Отлично! Слушай, мне очень, очень нужна твоя помощь!              — Моя? — удивился Дивеев и внимательно, отложив сэндвич, посмотрел на него, — и чем же я тебе могу помочь?              — Пусти меня, пожалуйста, в его кабинет, а? — попросил Ахметов, изобразив умоляющие глаза, — я там одну вещь потерял. Важную.              — А, ну иди, конечно, — равнодушно пожал плечами Игорь и вновь вернулся к своему недоеденному сэндвичу, принявшись дальше раскладывать незаконченный пасьянс, — он недавно ушел, так что его около часа точно не будет.              — Спасибо, Игорек! — заулыбался Ильзат и, не теряя времени, прошел в кабинет Набабкина.              С первого взгляда Ахметов понял, что в таком идеальном порядке и правда что-то затеряться могло с трудом. Каждая бумажка на своем месте. Идеальные стопки документов на столе, стикеры на папках и те, казалось, приклеены в строгом порядке и идеально сочетались по цвету. Мечта перфекциониста, а не рабочее место.              Единственная надежда Ильзата была на то, что фотография, упав на пол, залетела под тумбочку стола или шкаф. Осмотревшись, он присел на корточки, стараясь заглянуть под выдвижные ящики, но расстояние было настолько маленьким, что разглядеть что-то выходило с трудом. Забравшись под стол, Ильзат отодвинул подальше стул и, опустившись на живот, попытался нащупать снимок рукой. Но кроме пыли и закатившегося колпачка от ручки, он ничего не нашел.              — Черт! — вслух выругался он, продолжив поиски, хотя понимал, что попытки, скорее всего, будут безрезультатными, — ну где же…              Найти потерянный снимок стало делом принципа, и сдаваться просто так Ильзат не собирался. И, конечно, в глубине души жалел его. Столько лет бережно хранил изображение сестры, что потерять теперь, спустя почти пять лет, было обидно. И когда он вновь окажется на родине, и появится возможность её переснять, Ильзат не представлял. Да и сестра уже не та молодая девушка, какой была тогда, а поймать такой же взгляд, такой же свет почти не представлялось возможным. Нет. Ему определенно была нужна именно та фотография, и никакая копия ее заменить не смогла бы.              Поток его мыслей прервал резкий, оглушающий хлопок. Подскочив, Ильзат тут же вновь упал на пол, больно и громко ударившись затылком о крышку стола.              — Что ты там делаешь, Ахметов? — строгий голос Набабкина, окончательно убедил его, что пробираться в его кабинет было очень плохой идеей.              Ильзат не спешил вылезать из-за стола, как и отвечать на заданный ему вопрос. Он молча и бессмысленно пялился на носки черных, начищенных до блеска ботинок Кирилла, все больше гадая, восхищается он его правильностью или хочет его за нее придушить. Он вообще на обед ходил или летал?              — Язык проглотил? — Набабкин явно его отсутствием не страдал, — что ты там делаешь, еще раз спрашиваю?!              Как бы в этот момент Ахметов не умолял высшие силы дать ему испариться, этого не произошло, и, смирившись с неизбежным, он вылез из-под стола.              — Добрый день, Кирилл Анатольевич! — улыбнулся Ильзат во все тридцать два зуба, выдав первое, что пришло ему в голову и подходило ко всем правилам приличия.              — И тебе того же, — Набабкин скрестил руки на груди, — я настолько великолепен, что одно мое появление сшибает тебя с ног?              — Не льстите себе, Кирилл Анатольевич! — ошалев от такой наглости, Ильзат попятился назад, но стол, что был позади него, попытку к бегству обломал, — я задолго до вашего появления уже был на полу.              — И что ты, позволь узнать, делал на моем полу? — сделав всего один широкий шаг, Кирилл остановился в паре сантиметров от Ильзата и, усмехаясь, смотрел на него сверху, — искал свой талант или что-то определенное?              — Да! — сознался Ахметов, отводя глаза в сторону окна, — искал…              — Неужели ты наконец признаешь, что талант тебе стоит поискать? Только вряд ли ты найдешь его под моим столом. Там даже пыли нет.              — Вообще-то! Я фотографию потерял… Старую. Но она мне как память дорога!              — И ты решил, что она у меня в кабинете? — выражение лица Набабкина красноречивее слов говорило о том, что Ильзат в его глазах — совершеннейший дурак.              — Больше негде… — вздохнул Ахметов, изучая верхушки деревьев во дворе, лишь бы не смотреть Кириллу в глаза, — я везде смотрел.              — Если ты потерял ее у меня в кабинете, то придется тебе смириться с тем, что она давно на городской свалке, — безжалостно отрезал Кирилл, — клининг отлично выполняет свою работу ежедневно.              — Что? — опешив от услышанного, переспросил Ильзат, — как они могли выкинуть фотографию?              — Очень просто. И не стоит обижаться на них за это! — Набабкин равнодушно пожал плечами и отошел в сторону, давая возможность Ильзату свободнее дышать, — они тоже могли не понять, что твои снимки претендуют на звание произведения искусства.              — Да… Пожалуй, вы правы, — Ахметов отвернулся. Продолжать этот спор смысла он не видел и, махнув рукой, вышел из кабинета.              Самодовольно ухмыльнувшись, Набабкин сел в кресло и, покрутившись, выждал пару минут, чтобы убедиться, что Ильзат уже не вернется. Открыв ящик стола, достал фотографию и задумчиво покрутил ее в руках. Почему он просто не отдал ее, он и сам не понимал. Собирался же. Но в последний момент его планы изменились.              После обеда время тянулось медленно. Уставшего Кирилла все больше клонило в сон, из-за чего сосредоточиться даже на простых задачах становилось все труднее. Зевая, он неспешно листал отчёт из отдела продаж. Особых изменений там не было. Журнал продавался в прежних объемах, а это значило, что выручка в этом месяце снова будет минимальной. А минимальная прибыль — это слабый интерес рекламодателей к их изданию. Единственное, что могло хоть как-то всколыхнуть продажи, так это предстоящее интервью с Фернандесом. Первая полоса, эксклюзивные факты, большой постер на развороте — все это должно было привлечь новых читателей. А рекламщиков заставить разместить больше рекламы в этом и последующих тиражах. Вообще Кирилл пока особо не переживал, у него на крючке был один большой заказ с годовым контрактом и хорошим количеством нулей. Если бы с ним все сложилось, то редакция как минимум год ни в чем бы не нуждалась и могла спокойно работать на расширение аудитории, а не на выживание.              От размышлений его отвлек звонок внутреннего телефона. Набабкин знал эти три цифры наизусть. Типография.              — Слушаю, — поднял трубку Набабкин.              — Добрый день, Кирилл Анатольевич! — этот звонкий, женский голос был ему хорошо знаком.              — Добрый, Кристина. Какие-то вопросы по номеру? — он привык к частым звонкам и вопросам от девушек из типографии. С каждым номером у них было все больше и больше вопросов. И все, как на подбор, банальные.              — Да! — засмеялась Кристина, — где номер? Обычно в понедельник вечером присылали. А уже вторник заканчивается! Нам тут что, до утра сидеть?              — То есть, как не прислали?! — воскликнул Кирилл, — внимательнее посмотрите! Все было отправлено ещё вчера! Вы там что, вместо работы маникюр обсуждаете?              — Обижаете, Кирилл Анатольевич! — ее голос и правда звучал обижено. То, что особо Набабкин девушек, как сотрудниц, не жаловал, не было секретом ни для кого. Но так открыто он этого никогда не демонстрировал, — с утра все проверили и ждали.              — Почему с утра не позвонили? Время пятый час! — спросил Набабкин, хотя на здравый ответ не рассчитывал, — сейчас перешлем. Ждите.              Кирилл бросил трубку и мысленно продолжал ругать беспечных работников типографии. Это же надо, прождать весь день и только к концу рабочего дня начать поднимать вопрос о том, что до сих пор номер не ушел в печать. А ведь к полуночи все уже должно быть готово и разослано по поставщикам.              Открыв нужную папку, Набабкин замер. Последний сохраненный материал был прошлого выпуска. И ничего, ни самой маленькой заметки от нового. Тут же схватив телефон, он набрал внутренний номер Чалова.              — Федя, у тебя статья осталась? Да-да, на завтрашний номер! — Кирилл нервно барабанил пальцами по крышке стола, готовясь к худшему. И судя по невнятному бормотанию Чалова, не зря.              Следующие пятнадцать минут ушли на то, чтобы отыскать хоть крупицы уцелевшего материала. Но все оказалось безрезультатно. Словно по волшебству, ничего не сохранилось, уцелел лишь образец обложки. И то благодаря тому, что его распечатали. Для свежего номера не осталось ничего.