Глубина резкости и чувств

      Арнор на работу не то чтобы ехал, а, казалось, летел. Конечно, он любил свою работу и всегда ходил на нее с удовольствием, но в это утро Сигурдссон был словно пьян от счастья. Хоть он и немного корил себя за тупость и непонятливость, но после событий, что произошли прошлым вечером, внутри Арнора до сих пор порхали бабочки. Все складывалось так замечательно, что он подсознательно ждал и опасался возможного подвоха от судьбы. Просто потому что никогда раньше его мечты не сбывались с такой точностью.              Когда Арнор приехал в редакцию, в кабинете еще было пусто, а значит до появления Хердура у Сигурдссона было несколько минут, чтобы привести мысли в порядок и попробовать перестать блаженно улыбаться. Ему это почти удалось. Появившийся Магнуссон, в отличие от Арнора, не пытался скрыть своего прекрасного настроения, он широко улыбался и выглядел, как кот, которому на обед досталась самая жирная рыбка. Одним словом, Хердур цвел и пах, причем пахло от него действительно по-новому, каким-то пряным терпким ароматом, который, несомненно, очень ему шел.              — Доброе утро, зайчик, — Магнуссон привычным движением поставил стаканчик с какао перед Арнором.              Казалось бы, ничего не изменилось: утро и какао. Но сегодня Хердур наклонился и оставил короткий, но нежный поцелуй на губах Арнора.              — Я думал, что теперь какао будет доставаться мне только по большим праздникам, — выдохнул Сигурдссон, смущенно улыбаясь.              — Это еще почему? — все еще нависая над ним, уточнил Хердур.              — Ну… Если оно было попыткой за мной ухаживать, то теперь вроде и не надо…              — Вот еще выдумал! — покачал головой Магнуссон, — в моих проявлениях заботы ничего не изменилось.              — А ты можешь сделать так еще раз? — почему-то шепотом спросил Арнор.              — Вот так? — спросил Хердур, наклоняясь ближе.              Но его попытке последовать просьбе Сигурдссона помешал влетевший к ним в кабинет Ильзат, на что и Хердур, и Арнор смущенно отпрянули друг от друга.              — Ой, ребятки, я случайно вам не помешал? — хитро улыбнулся Ахметов.              — Нет! — выпалил Арнор.              — Да? Но вы в следующий раз лучше закрывайтесь, а то мало ли кто-то вам тоже случайно не помешает! — фыркнул Ильзат, нисколько не поверив в слова Сигурдссона.              — Ты чего хотел-то? — раздраженно спросил Хердур.              — А! Там Кирилл Анатольевич собирает внеочередное собрание, какое-то срочное. Меня за вами послали!              — Ладно, сейчас придем. Спасибо, Ильзат! — улыбнулся Арнор.              — Не за что, ребятушки! Я рад за вас! — подмигнул Ахметов и ушел из кабинета.              — Чего ты там рад-то? — спросил Хердур, но Ильзат его уже не услышал.              — Хердур, а ты не хотел бы… — замялся Арнор, — если ты сегодня вечером свободен, конечно… Сходить со мной…              — Конечно, я хотел бы, зайчик, — тут же оживился Магнуссон, — куда ты хочешь пойти?              — Я давно хотел побывать в океанариуме, — смутился Сигурдссон, а потом поспешно добавил, — но если ты не хочешь, можем сходить в кино!              — Кино — это скучно! — заверил его Хердур, — океанариум — отличное место для свидания!              — Ты приглашаешь меня на свидание? — улыбнулся Арнор.              — Кажется, только что ты меня на него пригласил! — приподнял бровь Хердур.              — Я просто предложил тебе туда сходить, — упрямо возразил Сигурдссон, пытаясь скрыть улыбку.              — Вот как? Просто признайся, ты не хочешь платить за меня! — фыркнул Магнуссон, — вот и ищешь оправдания!              — Что? Как ты мог такое подумать? — уже на полном серьезе возмутился Арнор, — у меня даже мыслей таких не было!              — Я шучу, зайчик, — поспешил оправдаться Хердур, приобнимая Сигурдссона за плечи, — пойдем, а то нас Набабкин сожрет с потрохами!              — Вот сколько раз я говорил, Кирилл хоть и строгий, но никогда не станет кого-то есть, — покачал головой Арнор, — тем более чьи-то потроха.              В ответ Хердур только фыркнул и слегка ускорил шаг, ведь, судя по тишине, стоявшей на этаже, все уже были на собрании. Пришли они и правда последними, судя по всему, Кирилл ждал только их.              — Неужто наша сладкая парочка соизволила явиться, — проворчал он, окидывая их обоих взглядом, полным любопытства.              Арнор виновато опустил взгляд, пробираясь в конец кабинета и занимая самое крайнее место, а Магнуссон непонимающе пожал плечами и закатил глаза, опускаясь рядом.              — Итак, ради чего я вас сегодня собрал и отвлек от ваших, несомненно, важных дел, — тон Набабкина был полон сарказма, — уже в этот понедельник состоится вручение ежегодной премии в области вклада в журналистику среди мужских журналов. Мы вне номинаций, но присутствовать я там, в сопровождении одного из вас, обязан. Осталось решить — кто это будет.              Судя по тяжелому вздоху, прокатившемуся по кабинету, желанием сопровождать его никто и не горел.              — Добровольцы в этом году будут? — спросил Кирилл, обводя всех взглядом. Каждый делал вид, что не при делах, пытаясь спрятаться в своем блокноте, ежедневнике или и вовсе за своим близсидящим коллегой.              — Почему так рано? — спросил Александр, — в прошлый раз зимой было!              — Я уже был в прошлом году, так что точно не я, — поспешно предупредил Федя, исключая свою кандидатуру.              — Ты был два года назад, — поправил его Набабкин, — в том году со мной ходил Ерохин.              — Да хоть год, хоть два, воспоминания еще свежи!              — Так, ладно. Раз никто не хочет, выбирать буду я, — усмехнулся Кирилл, — что ж, Арнор, в этом году настала твоя очередь!              — Что? Но почему я? — обреченно уточнил Сигурдссон.              — Ну, сегодня луна вошла в фазу Козерога, поэтому ты, была бы в фазе Девы — пошел бы Хердур, — радуясь произведенному эффекту, ответил Кирилл.              — Давайте я пойду! — тут же вызвался Магнуссон.              — Хердур, не надо! — попытался отговорить его Арнор, — я пойду!              — Боже мой, какая прелесть, — едва ли не захлопал в ладоши Набабкин, — это так мило: грозный Магнуссон заступается за своего малыша!              — А давайте я пойду! — вдруг сказал Ильзат, наивно улыбнувшись. Судя по резко прекратившимся разговорам и удивленно — сочувствующим взглядам, которые теперь были направлены на него, он не представлял, на что именно вызвался.              — Доброволец на моем веку! — обрадовался Кирилл, — Ахметов, да ты поднялся в моих глазах сейчас!              — А что там такого ужасного, что никто не хочет идти? — удивился Ильзат.              — Вот и я задаюсь этим вопросом каждый год, — проворчал Набабкин, — тогда, раз жертва сама нашлась, расходимся.              — А фотоаппарат брать? — уточнил Ильзат, поднимаясь со своего места и задерживаясь в кабинете.              — ТЕБЕ — брать, — выделяя слово «тебе», ответил Кирилл.              На этой ноте собрание закончилось. Сотрудники, не спеша, прогулочным шагом возвращались на рабочие места. Арнор с благодарностью смотрел то на Ильзата, который освободил его от этого сомнительного мероприятия, то на Хердура, который, в свою очередь, готов был тоже пойти туда вместо него. Возле дверей своего кабинета он поблагодарил Ахметова, но тот лишь отмахнулся, ответив, что ничего такого он не сделал. И Арнор не знал: он всерьез ничего не понимал или у него были какие-то свои причины для того, чтобы вызываться добровольцем.              Но мысль развить Арнор так и не смог. По возвращении его уже ждал огромный перевод, который нужно было сделать в кратчайшие сроки. Сигурдссон с головой ушел в работу, не прерываясь даже на обеденный перерыв. Хердур принес ему еду прямо на рабочее место, прекрасно зная, что иначе Арнор так и просидит голодным до вечера, а потом, закончив, будет совершенно выбившимся из сил, и ни о каком походе в океанариум не будет и речи. Еще Магнуссон время от времени подсовывал ему печенье и конфеты под предлогом, что его мозгу необходима глюкоза. Сигурдссон не отказывался, благодарно улыбался и трудился дальше.              — Я закончил! — наконец объявил Арнор, когда до окончания рабочего дня оставалось тридцать минут.              — Шустро! — искренне восхитился Хердур, — я уже боялся, что ты зависнешь тут до ночи, и тебя силком придется отдирать от монитора.              — Ну уж нет, наше первое свидание я не стану откладывать ни за что! — довольно улыбнулся Арнор.              До океанариума они добрались на удивление быстро. Привычные пятничные пробки куда-то чудесным образом подевались, что не могло не радовать. Зато очередь в кассу компенсировала все сэкономленное время от свободных дорог. Казалось, что пол-Москвы решило сходить сегодня сюда.              Но как только они вошли внутрь Аквариума — самой главной экспозиции океанариума, все неудобства, связанные с долгим стоянием в очереди, испарились. Потому что огромные панорамные стекла и плавающие внутри всевозможного окраса, формы и размера рыбы завораживали.              Арнор с радостным воплем бросился к ближайшему аквариуму и тут же прилип, разглядывая стайку разноцветных рыб, что кружили причудливой спиральной стайкой, поднимаясь наверх. Хердур, конечно, тоже рассматривал морских обитателей, но у него умиление вызывал именно восторг Сигурдссона. Детская непосредственность Арнора всегда его восхищала, а тут он просто таял от вспыхнувшей нежности и вскоре просто перестал обращать внимания на рыб, наблюдая только за Арнором, который подходил к новому аквариуму, утыкался в него носом и восхищенно наблюдал за жителями морей и океанов.              Но когда они прошли в зал с акулами, то даже Хердур невольно засмотрелся на этих огромных животных. Они величественно проплывали прямо над их головами, создавая обманчивое впечатление, что они находятся в опасной близости к ним. Здесь они зависли надолго, тихо перешептываясь и раздумывая над тем, сколько же требуется еды, чтобы прокормить эту ораву акул.              В следующем зале были дельфины, которые радостно выпендривались перед многочисленными зрителями. Судя по всему, животные были дрессированными, и Арнор заразительно хохотал, когда кто-то из дельфинов махал ластами или выпрыгивал из воды, делая сальто. Хердур же хотел утащить его куда-нибудь в укромный угол и, зажав его там, поцеловать. Это желание у него было еще с утра, но сейчас хотелось до жжения в кончиках пальцев. Но учитывая, что вокруг было много людей, а в особенности детей, то приходилось держать себя в руках. Максимум, что они себе позволили — это держаться за руки в полумрачном помещении, где обитали глубоководные рыбы. Арнор и тут завис надолго, не переставая восхищаться и удивляться каждой необычной рыбе. Хердур же, в свою очередь, просто наслаждался его компанией, для него все это не было чем-то необычным. Он получал удовольствие просто от близости Арнора, от тепла его ладоней, от мимолетных касаний и якобы случайных поцелуев в висок. Хердур был уверен, что Сигурдссон отчаянно покрывается румянцем каждый раз, когда он оказывался слишком близко.              — Ой, смотри, какой милый тюленчик! — воскликнул Арнор в тот самый момент, когда они прошли в очередной зал.              — Не такой милый, как ты, — возразил Хердур, улыбнувшись, — и вообще-то это нерпа! Байкальская нерпа, если быть точнее.              — Херди, это тюлень! Какая еще нерпа? — упрямо стоял на своем Сигурдссон, для убедительности уперев руки в боки.              — Зайчик, ну посмотри, этот совсем еще детеныш — он еще не облинял, как следует!              — Тюлень — он и в Африке не облинявший тюлень, — Арнор не собирался просто так отступать, — спорим, что я прав?              — На что спорить будем, знаток тюленей? — усмехнулся Хердур.              — На щелбан! — предложил Арнор и, решив, что это видимо слишком просто, добавил, — и мороженку!              — Договорились! — согласился Магнуссон, — спросим вон у той девушки, она явно знает.              Они уточнили свой вопрос у сотрудницы океанариума, которая, скучая, стояла в углу зала. Она сначала недоуменно посмотрела на обоих, а потом объяснила:              — Вообще-то, вы оба правы: нерпа — это вид семейства тюленевых!              Глядя на удивленные лица молодых людей, она рассмеялась и, пожелав хорошего вечера, удалилась к появившейся группе школьников.              — Ладно, пойдем куплю тебе мороженое! — фыркнул Хердур.              — Нет, это я куплю тебе мороженое, — продолжал упрямиться Арнор.              — Ладно, ты купишь мне, а я куплю тебе, договорились?              — Вполне! — согласился Арнор. А потом не выдержал и рассмеялся.              Пока они ели мороженое и болтали, осматривая очередной аквариум, не заметили, как пришли туда, откуда начинали. Идти по второму кругу было не интересно, поэтому решено было ехать домой. Вернее, Хердур, как обычно, вызвался Арнора подвезти, хотя и вовсе был не против отвезти его к себе домой, но прекрасно понимал, что для подобных предложений, а тем более действий, еще рано.              По дороге они заехали перекусить, а потом долго добирались до дома Арнора, ожидаемо собрав все вечерние пробки. Притормозив у подъезда Сигурдссона, Хердур отчаянно не хотел его отпускать, хотя время уже близилось к полуночи. Но и навязывать дальше свое общество тоже не мог. Арнор же сам не торопился выходить из машины, смущенно мялся, словно пытаясь что-то сказать.              — Кажется, ты должен мне щелбан, — наконец, выдал он, забавно краснея.              — Я? Почему? — удивился Хердур.              — Ну, ты же был прав по поводу нерпы.              — Но ты тоже был прав по поводу тюленя!              — Тогда как с мороженым? — улыбнулся Арнор, — ты мне щелбан, а я тебе?              — У меня есть идея получше, — сказал Хердур и сделал то, что хотел еще с самого утра. Поцеловал жадно и пылко. Арнор тут же отреагировал, отвечая с таким же напором, будто только этого и ждал. Это дурманило и кружило голову, пробуждая желания.              — Зайчик, — тяжело дыша, прошептал Хердур, отстраняясь, — ведь это лучше, чем щелбан?              — Однозначно! — улыбнулся Арнор, — но мне уже пора.              — Тогда пока? — неуверенно спросил Магнуссон, вопреки словам, обнимая крепче.              — Пока! — ответил Арнор, оставив прощальный поцелуй на его губах, и, освободившись из объятий, вышел из машины.              

***

      Этой ночью Сашу мучила бессонница. Сколько бы он не пытался уснуть, забыться и провалиться в спасительный сон не получалось. Стоило ему закрыть глаза, как мысли тут же начинали виться вокруг Александра. На воспоминания о нем и его близости тело реагировало самым естественным образом. И Саше за это было стыдно, а еще — страшно. Проворочавшись полночи, уснуть он смог только под утро, и те несколько часов, что удалось поспать, отдыха не принесли. Потому что сны ему снились соответствующие. От них сводило внутренности и сбивалось дыхание. Плавные и тягучие грезы были наполнены приторно-сладким наслаждением. Естественно, что утро после такой ночи выдалось тяжелым.              Саша с ужасом смотрел на свое отражение в зеркале: под глазами залегли тени, а сам взгляд был потухшим, безжизненным и еще более усталым. Что, впрочем, Головина нисколько не удивляло, учитывая, сколько он смог поспать.              Наспех собравшись, Саша выскочил из дома, надеясь, что свежий воздух внесет хоть какую-то ясность в его мысли. Но недостаток сна все же сказывался, и до работы он добирался на автомате, просто заткнув уши и не реагируя на окружающий мир. Но даже самая бодрая и веселая музыка не смогла его разбудить или хоть как-то привести в чувство. К рабочему дню Головин был совершенно не готов.              В кабинете Саша бездумно мешал ложкой уже остывший чай и зевал едва ли не каждые двадцать секунд. Ерохин задерживался, и о возможных причинах этого Саша старался не думать.              — Доброе утро! — Александр появился, опоздав на десять минут. Бодрый, свежий, как всегда идеальный.              — Привет, — отозвался Саша, подняв взгляд на подозрительно радостного Ерохина.              — Хм, судя по тебе, не такое уж и доброе, — заметил Александр, — тяжёлая ночь?              — Бессонница, — честно признался Головин, не спуская с него взгляда, — а ты почему сегодня задержался?              Вопрос вылетел раньше, чем Саша понял, насколько личным это может оказаться.              Но Ерохин действительно выглядел подозрительно счастливым, и возможные причины этого Головина совсем не радовали. Разыгравшаяся после ночи фантазия уже подкинула ему образы Ерохина в окружении двух красавцев. Это не только задевало, но и возбуждало.              — О! Могу дать тебе пару действенных советов по борьбе с бессонницей! — Александр сел за свой стол и включил компьютер, — например, успокаивающий чай или, как в детстве, кружка теплого молока.              — Фу-у-у, я ненавижу молоко, — поморщился Саша, — а первое мне никогда не помогало!              — Тогда беспроигрышный вариант — найти того, с кем рядом спать тебе совсем не захочется, — без намека на ехидство предложил Ерохин и бросил на него смеющийся взгляд.              — У тебя, видимо, такой человек уже есть… — пробормотал себе под нос Головин, отворачиваясь к экрану.              Эти слова Александр не слышал. Либо хорошо сделал вид, что не услышал. Он, нахмурившись, искал что-то на своем столе и, не отыскав, подошел к шкафу за спиной Головина.              — Может, сходим куда-нибудь? — копошась в папках, предложил Ерохин, — ты не видел майский номер?              — К-куда? — предложение Александра стало для Саши неожиданностью, и второй вопрос Ерохина прошел мимо него.              — Еще раз в кино? — неуверенно пожал плечами Александр, — если хочешь, конечно…              — Может, ты захочешь сходить в театр? — подкинул идею Головин. Он специально не поворачивался к нему, чтобы не выдать свое волнение и глупую, мечтательную улыбку.              — Не думал, что ты любишь театры! — Ерохин облокотился о спинку его стула.              — Ты вообще мало что обо мне знаешь, — загадочно ответил Саша, намеренно игнорируя действия Ерохина, — я правда люблю театры.              — Я бы хотел узнать больше…              От этих слов у Саши в очередной раз запылали щеки, и, уткнувшись носом в экран монитора, он пробурчал, что согласен. На театр, который сам же предложил, на желание Ерохина, а может на все сразу. Театр, кино, да хоть исторический или краеведческий музей. Главное, что с ним. Остальное уже не имело никакого значения.              — Тогда выбери спектакль, который тебе был бы интересен, — попросил Ерохин, — я в этом мало что понимаю.              Головин кивнул, продолжая скрывать, что и сам в современных постановках ничего не смыслит. Александр по-прежнему стоял у него за спиной, и Саша скорее интуитивно, чем зрительно, понял, что он улыбнулся. То, что произошло потом, показалось ему бредом. Иллюзией. Сном. Фантазией, которую уставший мозг принял за действительность. Теплое, мягкое дыхание коснулось его волос, а в нос ударил запах его кожи с примесью одеколона. Приятного, легкого и ненавязчивого. Но запоминающегося. А потом губы Александра на мгновение, словно случайно, коснулись его макушки.              Это нельзя было назвать настоящим поцелуем, лишь намеком на него. Авансом. Но его хватило, чтобы Саша почувствовал, как земля ушла из-под ног. И то, что он в этот момент сидел, было удачей, иначе бы подкосившиеся ноги не удержали его.              — Ах, вот он! — как ни в чем не бывало, воскликнул Ерохин, взяв со стола Саши необходимый ему майский номер, — а я его в папках ищу! — в два шага он преодолел расстояние до своего стола, — работы опять на десятерых?              — Да уж, на недостаток писем не жалуюсь, — кивнув, глухо ответил Саша и сделал большой глоток холодного чая, чтобы вернуть голосу твердость.              Впервые он сдержался, чтобы не спросить, будет ли им с этим безумным количеством писем помогать Алексис. Ее привычное отсутствие не казалось ему таким обидным и важным. Саша просто понял, что ему все равно на нее. Каким-то неведомым образом все его мысли плавно и равномерно от Алексис теперь перетекли к Ерохину. Собой он затмил тот образ, что рисовал в своей голове Саша. И вытеснил чувства к женщине, образ которой он нарисовал в своем воображении и думал, что любил. А теперь свои чувства Головин впервые за долгое время подверг сомнению. Да и данное самому себе обещание как-то позабылось. И Алексис тоже постепенно покидала его фантазии крупинка за крупинкой, как песок в песочных часах уходила из его мыслей.              Саша давно начал получать удовольствие от того, что никто третий не мешал им с Ерохиным и не напрягал своим присутствием. Каждая минута с ним была дорога, и хотелось, чтобы их было еще больше.              Головин все чаще отвлекался, наблюдая за его сосредоточенным лицом, и поспешно отворачивался, когда Александр замечал на себе его внимательный взгляд. Саша краснел и делал вид, что его внимание было направлено в стену за его спиной, а Ерохин улыбался. И от этой улыбки он еще больше сходил с ума. Хотелось стереть ее с его лица. Поцелуем. Головин проклинал себя за это желание, но поделать с собой ничего не мог. Собрание, на которое вызвали Ерохина, дало Саше возможность сделать хотя бы тот минимум, что он для себя определил.              Но все равно этот день стал для него особенно тяжелым. Он не понимал ничего, писем не уменьшалось, их становилось только больше. Голова шла кругом, и ни вторая, ни третья чашка чая не помогали собраться и успокоиться. Александр, вернувшийся с собрания, снова чему-то радуясь, это положение только ухудшал. И через несколько часов Ерохин, видя, что его помощник не в самом лучшем состоянии, сжалился и отпустил его домой. И за это Саша был ему особенно благодарен. Его планы на вечер сосредоточились на душе, кровати и выборе спектакля. А думать о том, можно ли вторую встречу считать свиданием или нет, он не знал, и задумываться над этим не хотел.              

***

      После собрания Федя ввалился в кабинет счастливым. То, что в этом году жертва для посещения вечера оказалась другой, и, главное, нашлась быстро и почти беспроблемно, его радовало. Воспоминания двухлетней давности были еще свежи, и ничего хорошего в них не было, только сожаления о потраченном времени. В глубине души Чалову было даже жаль Ахметова, который не знал, на что подписался. Хотя и был уверен, что скучать Ильзату не придётся. То, что между Набабкиным и Ахметовым что-то происходило, замечали все. Кроме, пожалуй, главных участников этого спектакля. Некоторые, что были свидетелями их перепалок, давно гадали, что именно скрывается за их подколами в адрес друг друга: искренний негатив или зарождающаяся любовь? И во что все это выльется? Чалов был уверен, что все закончится, как минимум, жарким сексом. Возможно, что прямо на рабочем месте. Мысли об этом его и самого порой посещали. Правда, с другими участниками и с ним самим в главной роли. И его это даже нисколько не пугало и не смущало.              Второй же герой его фантазий сидел на рабочем месте и со скучающим видом листал прошлый выпуск журнала. Возвращение Феди отвлекло его от этого важного занятия, и он, захлопнув журнал, поднял на него взгляд.              — Хорошие новости? — поинтересовался Кучаев.              — Да. Нашёлся доброволец, чтобы сопроводить Кирилла на премию. Ну, на ту, про которую я тебе рассказывал.              — И кто счастливчик? — нахмурился Костя, опасаясь, что им окажется Чалов.              — Ильзат! Знал бы, на что подписался!              — Думаю, он как раз знает! — прокомментировал Костя, — видимо, он считает это небольшой платой за вечер рядом с Кириллом.              Федя никак на последнюю реплику не отреагировал. Только бросил на него смеющийся взгляд, которым показал, что эту мысль с ним разделяет.              — А ты ходил с ним?              — Ходили все. И некоторые не по разу! — Чалов смешно поморщился, — то еще удовольствие.              — Понимаю, тратить на это весь вечер, если все в итоге оканчивается одинаково — напрасная трата времени, — согласился Костя.              Конечно, у Феди были дела поинтереснее, чем сопровождать Набабкина, и Костя, видимо, это понимал.              — Я бы лучше в PlayStation поиграл, — Федя сладко потянулся, сидя за своим столом.              — Правда? — оживился Костя, — не думал, что ты играешь!              — Ну почему же нет? Ты думал, я совсем старый?              — Нет-нет! — подскочил на месте Костя, — просто ты… Ну такой…              — Какой? — расплылся в улыбке Федя, — занудный? Скучный?              — Неееет! — помахал руками Кучаев, — серьезный!              — Даже если так, иногда вполне люблю поиграть вечерами, — улыбнулся Чалов.              — И я, — Костя во все глаза смотрел на Федю. — если вдруг…              — Если захочешь… — одновременно с ним произнес Федя, и, поняв, что их мысли совпали, засмеялся, — короче, приходи. Поиграем.              — Или ты ко мне! — предложил Костя, — правда, я живу с родителями, но против точно никто не будет!              — А я живу один, так что… — Чалов смущенно замолчал, представив себе эту ситуацию. Если он так реагирует на него в лифте, полном народа, что же будет дома? Думать об этом было неловко. Потому что в глубине души он знал, что последнее, что будет его волновать — это игра.              — Зато у моей мамы самые вкусные пирожки! — выдал еще один аргумент в свою пользу Костя, — ну и отдельная комната.              — А я могу заказать нам пиццу! — выдал свой аргумент Федя. Но отдельная комната и родители за стенкой уже не казались Чалову плохим вариантом. Он со школьных времен не щекотал себе нервы и не испытывал прилив адреналина от страха быть пойманным не вовремя. Но цепляясь за разум и осторожность, а еще — за простое желание затащить его к себе, соблазнял самым действенным способом — едой.              — Хорошо, уговорил! — сдался Кучаев и, сложив документы в стопочку, подошел к столу Феди, — держи. То, что ты просил, выписки из прошлых номеров.              — Спасибо, — взял папку Федя, — и что бы я без тебя делал?              — Что и раньше — отлично справлялся без меня!              То, что он когда-то действительно был в кабинете один и как-то умудрялся обходиться без Кучаева, уже забывалось. Словно он всегда был тут, за этим столом. И именно здесь его место. Как и забылось то, что еще недавно, до появления в его жизни Кости, Федя почти ненавидел свою работу и жизнь. Кучаев внес в его повседневность новые краски, дал желание покорять новые вершины, подарил давно ушедшее вдохновение. И даже то решение, что когда-то давно Чалов принял для себя, что он теперь натуральный натурал, тоже куда-то улетучилось.              — С тобой веселее, — улыбнулся Чалов, — надеюсь, и тебе со мной не скучно.              — Конечно, нет! — Костя сел на край его стола, совсем не думая о том, как это может быть воспринято со стороны, — ты лучший босс, что мог бы быть.              — Словно у тебя их было много! — усмехнулся Федя, потрепав его волосы. То, как Костя нахмурился в ответ на этот порыв, его еще больше умилило, — но я рад, если так.              Ответной реплики Кости он не услышал, потому что пришедшее на почту письмо привлекло их внимание и вынудило прекратить их болтовню.              — Что-то важное? — Кучаев встал за его спиной, заглядывая в монитор, — от Кирилла Анатольевича?              — Да, — кивнул Федя, незаметно кусая губы от накатившего напряжения. И вызвано оно было преступной близостью Кости, — список на следующий номер. Как насчет открытия новой московской гимназии?              — Это ску-у-у-учно. — протянул Костя. — Смотри, вот будет презентация новой игры! Может, как раз и сходим туда? — он жалостливо посмотрел на Чалова.              — Уговорил! — вздохнул Федя, — но только ради тебя!              — Спасибо! — Костя в порыве эмоций сжал его плечи пальцами, — должен буду!              — Ой, да что ты мне можешь дать? — скептически усмехнулся Федя, — бутерброд?              — Могу и его, — без намека на обиду ответил Костя, — специально тебе сделаю! А то питаешься одними шоколадками под кофе.              — Мне и правда с тобой повезло, — Федя положил ладонь ему на щеку, и Костя тут же доверчиво потерся об нее носом.              Все действия, даже такие, от которых у Чалова тут же сносило крышу, в исполнении Кости казались еще более волнующими и искренними. И ни в одном действии, ни в одном своем слове он не давал ни малейшего повода заподозрить себя в расчетливости или попытках соблазнить Федю. Тем не менее, это у него прекрасно получалось.              Костя почувствовал, как Чалов замер, скользнув взглядом по его лицу. Его глаза распахнулись, когда он слегка наклонился к нему и закрыл глаза, почувствовав, как теплое дыхание коснулось его щеки. Все звуки отключились, а время замерло, когда Федя коснулся его губ. Первое прикосновение, нерешительное и мягкое. Легкое, словно лишь для того, чтобы попробовать его, почувствовать его вкус. Он замер, желая дать ему время опомниться, но уже через мгновение Костя ответил таким же легким касанием, скользнув ладонью по его щеке и притягивая ближе. Осмелев, Федя скользнул в его рот, делая поцелуй глубже и жарче. Губы Кости оказались такими, как он себе и представлял. Мягкими и ласковыми. А сам поцелуй — лучше, чем он смел себе рисовать в самых смелых фантазиях. Настолько, что пол поплыл у него под ногами, и он вынужденно прервал поцелуй.              — Если это то, что ты мне собирался дать… — улыбнулся Чалов, — то меня вполне устроит.              — Меня тоже, — кивнул Кучаев, — этого хватит для оплаты полностью?              — Я подумаю над этим вопросом!              Костя, поймав его игривый настрой, предпочел смолчать, чтобы не дать разыгравшейся фантазии уйти дальше и окончательно не потерять рабочий настрой. Федя занял свое место и старался лишний раз не поднимать на него взгляд. В венах все еще бурлила кровь, отдаваясь в ушах монотонным гулом, а сердце стучало отбойным молотком. До конца дня они старались сохранять рабочее настроение, не позволяя себе отвлекаться на посторонние темы. Это хоть и с трудом, но удавалось.              Когда время приблизилось к шести вечера, и Костя не спеша стал складывать свои вещи, Федя задержался возле двери, посмотрев на него.              — Тебе нужны услуги таксиста? — предложил он Кучаеву.              — За такую же оплату? — поинтересовался Костя, подходя к нему ближе и берясь за дверную ручку.              — Договоримся… — ушел от ответа Федя. То, какая плата могла бы его заинтересовать, он не додумал из-за запиликавшего телефона, — извини.              Сообщение от Леры вернуло его в жестокую реальность, и от проснувшегося чувства вины больно заныло в груди.              «Я закончила пораньше. Отвези меня домой!»              — Кость, — разочарованно вздохнул Чалов, — извини, но сегодня не получится.              — Ничего, — Костя через силу выдавил грустную улыбку, — в другой раз.              — Да, в другой раз, — пообещал Федя ему вслед после того, как дверь за ним закрылась.              Ему не нравился командный тон Леры, не принимающий возражений, ее не интересовали его планы и возможный аврал на работе. Собственные интересы были для нее важнее всего, и он должен был их беспрекословно исполнять. И лишь накатившее понимание того, насколько неправильно то, что происходит между ним и Костей, вынуждало его пойти у нее на поводу.