Глубина резкости и чувств

      На работу Саша ехал в странном настроении и с чувством смутной тревоги. После вечера в квартире Ерохина в его голове творился самый настоящий сумбур. С одной стороны, в груди приятно теплело от воспоминаний об их поцелуях, а с другой, неприятно ныло от слов Александра о том, что он что-то скрывает. Чтобы это могло быть, Саша и предположить не мог, но был уверен, что какой бы не была его тайна, Ерохин переживает напрасно. Его богатая фантазия даже предположить не могла, чтобы такого мог натворить его босс, чтобы между ними все непоправимо изменилось. Наверное, даже если бы у него где-то в другом городе была жена и пара-тройка ребятишек, Головин бы это принял. Потому что вчера окончательно понял то, что искренние и глубокие чувства у него к Александру, а не к Алексис, которую он любил столько лет.              Сашу не пугало то, что его влечение к женщине, которую он до сих пор так и не видел быстро испарились. Это даже не удивляло. В конце концов, влюбленность в образ рано или поздно должна была пройти, уступив место реальному человеку. Головина пугало иное, то, как Александр мог отреагировать на его внезапное признание. Поэтому Саша долго решался, но в итоге не выдержав, завалился к нему чуть ли не ночью. Конечно, он и рассчитывал немного на другой исход их общения. Но все же поджилки тряслись от страха, что Александр не станет его слушать и спровадит домой. За то время, что он загонялся и разбирался в том, к кому и что чувствует, Ерохин вполне мог уже остыть к нему.              Головин, принимая решение приехать к Александру домой, прекрасно понимал, что интересен ему. Он часто чувствовал на себе взгляды Ерохина, а его забота, которую он проявлял при любой необходимости, была искренней и бескорыстной. Только причина, по которой он не предпринимал шагов к более плотному сближению для Саши было загадкой. Скорее всего виной была его глупая влюбленность в Алексис, о которой он так беззаботно сообщил в первый же свой рабочий день. Поэтому решиться на первый шаг пришлось самому иначе Головина просто бы разорвало от эмоций, что он устал держать в себе.              Что стоило ждать от сегодняшнего дня Саша не знал. Его мучила неопределенность. Как теперь вести себя с Александром? Стоит ли делать вид, что ничего не произошло и ждать пока он сам придет к тому и расскажет свой страшный секрет? Пока Головин размышлял об их отношениях и изменениях, что повлечет за собой их поцелуй, он едва не проехал свою станцию и едва успел выскочить в последний момент под недовольное цоканье пассажиров.              Ерохина в кабинете еще не было. Саша почувствовал глупое, небольшое облегчение из-за этого. Но, по крайней мере, это давало возможность Александру саму решать, как теперь себя вести. Хотя Головин и понимал, что такой профессионал, как он, мешать рабочие отношения с личными вряд ли будет.              Саша включил свой ноутбук и пока ждал, когда он загрузится подошел к окну. На улице уже вовсю царствовала осень, облачая деревья в золотые оттенки. Желто-оранжевые листья весело поблескивали в лучах, делая это время года по-своему волшебным. Хоть погода и радовала их непривычно теплыми солнечными днями, природа понемногу готовилась к приближению зимы. Несмотря на всю свою любовь к этому времени года, Саша уже скучал по лету. Хотя и осень считал особенной, уютной и располагающей к долгим вечерам, например, у камина, с кружкой глинтвейна и интересной книжкой. Воображение тут же нарисовало теплый плед, большую собаку и Александра под боком, с которым бы они смотрели какую-нибудь ерунду по телевизору. Или просто болтали обо всем на свете, не имея между собой тайн и секретов. Саша улыбнулся своим мыслям — это было бы идеально.              — Доброе утро, — Головин так увлекся фантазиями и видом из окна, как попросту не услышал пришедшего Александра, — что-то интересное показывают?              — Привет, — Саша снова улыбнулся колючему поцелую щеку, на мгновение прикрыв глаза, — да так задумался…              — И о чем же? — Ерохин остановился позади него, прижавшись почти вплотную.              — О моей идеальной осени, — мечтательно ответил Саша.              — Любопытно, — по интонации было понятно, что Александр улыбнулся, — и какая она… Идеальная?              — Ну… Камин, плед, собака, интересная книжка или захватывающий фильм. А еще я думал, что неплохо было бы пить при этом глинтвейн и… — Головин запнулся, не зная, стоит ли продолжать о том, кто, по его мнению, должен был быть рядом.              — И?.. Что еще?              — Не что. Кто… — вздохнул Саша, и решив, что терять уже нечего, продолжил, — ты…              — Я? Было бы круто, но… — Александр на секунду замолчал, а потом резко сменил тему, — а ты представляешь у нас не редакция, а просто место встречи одиноких сердец какой-то!              — Что ты имеешь в виду? — сделав вид, что не заметил перемены темы, уточнил Головин.              — Похоже, что все разбились на парочки, — рассмеялся Ерохин, — представляешь, сейчас наткнулся в лифте на целующихся исландцев. Как сказал бы Набабкин, совсем стыд потеряли!              — Но ты же сам говорил, что Хердур давно влюблен в Арнора, — облегченно выдохнул Саша, садясь на свое место.              — Да, он не думал, что они реально сойдутся. И вообще, перестанут кого-то стесняться. Они даже ухом не повели, сделали вид, что все нормально, — фыркнул Ерохин.              — А кто еще? — спросил Саша. Обычно чужая личная жизнь была ему неинтересна, но сейчас в нем загорелось любопытство.              — Вообще, мне казалось, что Федя увлекся своим стажером, но похоже ошибся. Он по-прежнему утверждает, что у него девушка и все у них хорошо, но я же вижу, что он врет самому себе.              — Ну рано или поздно — он это поймет, — задумчиво произнес Головин, краем глаза наблюдая за тем, как грузятся письма в рабочей почте, — главное, чтобы не стало слишком поздно.              — Кирилл Анатольевич тоже от них от всех не отстает. Вот уж от кого не ожидал, — усмехнулся Александр, — никогда бы не подумал, что он кому-то разрешит сидеть на собственном столе.              — Ахметову небось, — предположил Саша.              — В яблочко!              — Ну… Это довольно очевидно.              — Вот как раз очевидного-то я и не приметил, — задумчиво ответил Александр, — так, помянешь черта, он тут как тут. Мне придется скоро уехать и похоже, что сегодня в редакцию я уже не вернусь. Справишься тут один?              — Конечно, — улыбнулся Головин.              Раньше он обязательно бы спросил про Алексис, но сейчас о ней думать хотелось меньше всего. И о том, что когда-нибудь она возможно появится в их размеренной и уже устоявшейся жизни, думать хотелось еще меньше. А если быть точнее Сашу это пугало. Успокаивало лишь то, что в кабинете места было только на двоих и третий стол тут бы не поместился. Конечно, был вариант, что его могли отселить куда-нибудь подальше, но Головин надеялся, что до подобного не дойдет.              Дальше рабочий процесс потек в привычном русле. Для них уже давно стало традицией пить кофе и обсуждать сложные письма и обращения. Вместе, сидя бок о бок, можно было спорить над ответом чуть ли не до хрипоты и остывшего кофе. А когда они все же приходили к общему знаменателю, то Саше нравилось наблюдать, как Ерохин сосредоточенно набирал текст ответа. В эти моменты он выглядел особенно загадочным и красивым. Александр заставил Сашу принять свою природу, как бы он не пытался отрицать очевидного. Или просто Ерохин действовал на него таким образом.              Хоть Александр и обещал сходить с Сашей на обед, но сделать этого не успел. Набабкин влетел к ним в кабинет как раз в тот момент, когда они собирались. Проворчав что-то про то, что он поест на месте, Кирилл увел Ерохина, который только и успел, что схватить пиджак и помахать на прощание рукой. Головину не очень нравилось есть в одиночестве, но похоже сегодня выбора у него не было. Ну и идти куда-то резко расхотелось, поэтому его выбор пал на небольшое кафе, которым пользовались львиная доля сотрудников редакции, особенно, когда за окном была непогода и выходить из здания лишний раз не хотелось.              Несмотря на то, что погода сегодня была отличной, Саша с трудом нашел свободный столик. Видимо сотрудников всего здания сегодня резко накрыло ленцой. Аппетита не было, поэтому Саша лениво ковырял в своей тарелке, параллельно залипая в свой телефон.              — Привет, ты не против, если мы присядем к тебе? — неожиданно над головой Саши раздался голос, застав его этим врасплох, — а то сегодня тут яблоку упасть негде.              — Да-да, конечно, — улыбнулся Головин, придя в себя. Он был рад возможности пообщаться с кем-то из своих. Потому что в последнее время работы было столько, что Саша выходил из своего кабинета не часто и едва не начал забывать имена своих коллег. Только редкие собрания, на которые его брал с собой Александр, помогали держать всех в памяти. Вот, например, сейчас к нему подсели Ильзат и Арнор. Их Саша частенько видел вдвоем.              — А ты чего один? — спросил Ильзат, улыбаясь во все тридцать два зуба. Чему он так был доволен для Головина осталось загадкой.              — Кирилл Анатольевич забрал Сашу куда-то на супер-срочную то ли конференцию, то ли семинар, он не уточнял. Даже пообедать ему не дал, — проворчал Головин.              — О! Хердура тоже туда забрали, — пожал плечами Арнор, — интересно, что за срочность?              — Ой, да в ресторан они поехали! Пить, кутить и веселиться, — фыркнул Ахметов, запихивая в рот большой ломтик картошки, — а нас не взяли!              — Не думаю, что это действительно так, — нахмурился Сигурдссон, — Хердур бы не стал меня обманывать.              — Арни, расслабься, я пошутил! — хлопнул его по плечу Ильзат.              — Блин, Ильзат, я никогда не научусь различать, когда ты шутишь, а когда говоришь правду! — раздосадовано ответил Арнор.              — Ничего — научишься, когда-нибудь! А если нет напишешь письмо нашей Алексис, она тебе по блату ответит вне очереди, — усмехнулся Ильзат.              — Зачем ей писать, когда я могу прийти к Александру лично! Зачем все эти сложности с письмами к несуществующей Алексис?              — То есть как несуществующей? — переспросил молчавший до этого Саша. Может ему послышалось?              — Ну ведь же нет никакой Алексис на самом деле, есть только Александр, ну и ты теперь, — пояснил Арнор, а потом поняв, что ляпнул чего-то не того, осторожно уточнил, — подожди, а ты что… не знал?              — Получается, что нет, — ответил Саша, чувствуя, как пересохло в горле. Наверное, они просто над ним шутят? Пусть это будет просто глупой шуткой!              — Оу… Прости… Я не хотел, — промямлил Арнор.              — И кто еще знает, что Алексис не существует? — Головин потер переносицу, в висках пульсировало, а в глазах уже двоилось.              — Да все, наверное, разве, что стажеры только не в курсе, ну им и не положено, — пояснил Ильзат, — я был уверен, что ты все знаешь. Это странно…              — Блин, это я, что тебе выболтал тайну, получается? — испуганно пролепетал Арнор, то бледнея, то краснея.              — Нет-нет, все нормально! — поспешил успокоить его Саша, натянуто улыбнувшись, — я, пожалуй, пойду, там работы столько. Спасибо за компанию…              Головин пытался идти изо всех сил стараясь не перейти на бег. Ему нужно было срочно оказаться в своем кабинете. И как можно быстрее. Может именно там случится так, что все что он только что узнал — ему это просто послышалось? Или это просто глупая шутка? Но чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что все сказанное правда. Все сходилось — постоянное отсутствие Алексис, фальшивые фотографии, помощники, которые выполняли за нее всю работу.              Саша метался из угла в угол, не понимая, что ему делать. Позвонить Ерохину? Написать? Нет, это точно не выход. Зачем? Зачем его столько времени обманывали? Наверное, Ерохин просто смеялся над ним и его чувствами. То-то же ему было весело, когда Саша признался в том, что влюблен в Алексис! Может именно по этой причине он и начал свои попытки сближения? Посмеяться? Действительно, со стороны, для знающих это было весьма и весьма забавным — глупый Саша, влюбленный в несуществующую женщину. Воображение тут же нарисовало, как Александр, сидя на каком-нибудь очередном собрании или куда они там вечно ходили, в красках расписывал, как его помощник вздыхает о той, кого на самом деле и не существует вовсе. А потом о том, как ловко ему удалось влюбить этого дурачка в себя. Ну, а что? Психолог он в конце концов или нет?              Головину хотелось взвыть от всех этих мыслей, от своей глупости и от предательства Ерохина. Хотелось разнести все в кабинете, порвать все письма, выбросить их все с глаз долой. Но досталось лишь кружке, которая звонко разбилась об стену, оставив на ней следы недопитого кофе.              Облегчения битье посуды не принесло. Саше казалось, что облегчение теперь ему испытать придется еще не скоро. Как вообще можно было оставаться тут после подобного? Выход он видел только один — уйти. И не возвращаться больше сюда никогда. Не слышать, не видеть, не знать. Постараться забыть, как бы тяжело не было. В очередной раз латать раны на сердце, но подальше отсюда.              Взяв чистый листок бумаги Саша, стараясь, чтобы рука не дрожала от эмоций, что его переполняли, быстро написал заявление об уходе. Еще была мысль написать большое письмо Александру и высказать в нем все, что он о нем думал, но решил, что это будет глупо. Ведь Ерохину абсолютно по барабану на то, что он там чувствовал. По-хорошему, заявление нужно было бы отнести в отдел кадров. Но Головин решил, что и так сойдет. Бросив бумажку на стол к Ерохину, он быстро собрал свои вещи, которых было не сильно много, и вышел из кабинета, в который возвращаться он больше не собирался.       

      

***

      Вечер будничного дня был привычно уныл. Лера шумела посудой на кухне, периодически до Феди доносился ее монотонный голос. Она рассказывала институтские новости, делилась сплетнями и жаловалась на строгих преподавателей. Чалов кивал, вставлял реплику, показывая ложную заинтересованность и пялился на экран телефона. Последние дни его разрывало на части от желания написать Косте. Держаться удавалось из последних сил. И то больше из-за страха, натолкнуться на грубость, которую он несомненно заслуживал. На экране была фотография абонента, снимок Кости за работой. Кучаев был против фотографии, считая это слишком сентиментальным, и поэтому Федя сделал ее тайком. Чалов был уверен, что наличие этого снимка Косте однозначно польстило, хоть он этого упорно не показывал.              — Федь! — сердитый голос Леры выдернул его в реальность, и Чалов быстро откинул в сторону телефон.              — Прости, ты что-то говорила? — подняв на неё глаза, Федя слегка виновато улыбнулся.              Он не хотел обижать ее своим равнодушием, боялся дать ей хоть малейший намёк на то, что несмотря на искренние попытки вернуть их отношения к самому началу, терпели крах. Нет, в интимном плане все на удивление было гладко. Лера была счастлива тому, как изменился Федя. Их ночи стали долгими и жаркими, но она понятия не имела, о ком ее парень думал в эти моменты. Чалов закрывал глаза и тут же видел Костю и слышал его тихий стон. Феде было страшно от одной мысли, что его тайна откроется, поэтому он контролировал каждое свое слово, каждый взгляд. К счастью, пока проколов не было.              — Да. Что ты хочешь на ужин?              — Что-нибудь попроще и побыстрее. Может пельмешки?              — Что? Какие пельмешки? Как их можно есть — это же несъедобная и вредная дрянь! — брезгливо поморщилась Лера, — салат сделаю! Овощной!              — Опять салат, — мученически вздохнул Чалов, но девушка его уже не слышала.       И стоило ли его тогда спрашивать, что Федя хочет, если Лера уже сама все решила? Помешанность девушки на здоровом питании давно уже утомляла. Но он молчал, стоически принимая все ее заморочки. Хотя в голове тут же мелькала мысль про Костю и его любовь к простым бутербродам. И что они вкуснее всех салатов, что так старательно нарезала вечерами Лера.              Спустя пару минут Федя прошёл в кухню и посмотрел на Леру, она крутилась возле стола, торопливо и неаккуратно нарезая крупный томат, и продолжала болтать. Ее слова проходили мимо, звучали фоном.              — … Поэтому завтра отвезешь меня пораньше…              Федя прислонился плечом к дверному косяку, скользя по ее фигуре взглядом. Ничего, чтобы казалось привлекательным в ней больше не было. От яркой, весёлой девушки, которая казалась ему идеалом не осталось и следа. Словно выцвела, лишилась красок. Стала просто. Как сотни других. Особенным в его жизни был лишь один человек. Но тот стал недосягаемым, как звезда на небе. И виноват был в этом только сам Федя и никто больше.              В два шага преодолев расстояние до Леры, Чалов развернул ее к себе лицом и под удивленное «ой» посадил на край обеденного стола, задрав ее свободную домашнюю юбку.              — Федь, ты что? — улыбнулась она, изобразив неискреннее удивление.              Но отвечать он не стал. Дернув вниз ее белье, закрыл глаза, стараясь думать о ней. И желать ее. Как раньше. И радовался, что, хотя бы физиология брала своё. Хотя бы она, раз уж любви не осталось.              Следующее утро выдалось угрюмым и пасмурным. Солнце не выглядывало, настроение, как и погода с утра было серым и унылым. Лера заняла ванную, решив там нанести макияж и уже двадцать минут Федя ходил вокруг двери, поторапливая ее.              — Лера! — протянул он, постучав в дверь, — ты же хотела пораньше в универ!              — Ну я не виновата, что ты мне спать не давал! — со смешком ответила девушка, не спеша прислушаться к его просьбе.              Чалов закатил глаза к потолку, чувствуя себя максимально неуютно. Ее тон, с оттенком самодовольства его раздражал. К тому же, звучал фальшиво, как и эти слова. Спать он ей давал, это она сама к нему приставала! Но устраивать разборки, Федя не стал. Бросив последний взгляд на дверь ванной, вернулся в комнату. Спустя ещё минут пять, Лера все же вышла из ванной и на ходу чмокнула его в щеку, оставив на щеке след яркой помады. Сколько раз Федя просил этого не делать? Но его упорно не слышали.              Всю дорогу Чалов нервно посматривал на часы, молясь, чтобы не опоздать на работу. Лера переписывалась с однокурсницей по телефону, улыбалась их беседе, временами кидая незначительные фразы из серии: «Кристина опять проспала лекцию» или «Вчера она ходила в кино с…»              Федя не помнил по именам ее подруг, понятия не имел кто с кем встречается, но вставлял свои обязательные: «Ясно» и «понятно», чтобы не выдать свое равнодушие.              — Федь, я вот думаю, может нам пора начать жить вдвоем? — эта фраза прозвучала, как гром среди ясного неба. И шокированный Чалов на миг выпустил из рук руль.              — Что? — тупо переспросил он.              — Ну а почему нет? — уточнила Лера, не понимая причины его удивления, — Машка со своим давно уже съехались. Им так выгоднее со всех сторон…              — Но мы не они! — резко ответил Чалов, — ты не Машка! И нам… Нам и так хорошо!              — Ну это ты за себя говори! — надулась Лера и бросила телефон в сумку, — а у меня за квартиру каждый месяц счета, еще и проезд, питание…              — Но я тебя вожу! — поправил ее Федя, — такси тебе оплачиваю. Если мало — ты скажи…              — Федя, не мало. Но все же жить вместе — удобнее. И почему ты не хочешь? — Лера скрестила руки на груди и надула губы, — может ты меня и правда разлюбил?              — Нет! Конечно нет… — покривил душой Чалов, — просто мне кажется, что ты спешишь.              К счастью, именно в этот момент они завернули на стоянку университета. И трудный разговор заканчивался.              — Мы не первый год вместе, и я спешу?! — повысив тон, Лера отстегнула ремень и открыла дверь, — подумай до вечера, Федя. Иначе мы и правда можем с тобой поругаться.              Громкий и агрессивный хлопок двери отдался гулом в ушах от бурлящей крови. Чалов слишком хорошо знал свою девушку и понимал, что, если что-то пришло ей в голову, она не отступится. И причина, по которой он откажется с ней жить должна быть веской. Хоть квартиранта себе ищи. Но единственный, кто бы его устроил в роли сожителя, был Кучаев, который вряд ли захотел бы его видеть. Не то что жить.               То, что, Костя пропал из его кабинета и жизни, Федя понял не сразу. Увлекшись написанием статьи, он только на второй день понял, что чего-то отчаянно не хватает. Вернее, кого-то. А потом его к себе вызвал Набабкин и сказал, что его стажера перевели в типографию в связи с нехваткой там рук, но взгляд у Кирилла был такой, что Федя быстро понял, что дело не в дефиците кадров, а в нем самом. Именно Чалов собственными руками и словами сделал все возможное, чтобы его жизнь стала нормальной. Только это ли ему было на самом деле нужно?              Уже через неделю нехватка Кучаева начала особо остро ощущаться в кабинете. Теперь пустовавший стол в углу кабинета давил, морально уничтожая. Каждый раз, смотря на него, Феде казалось, что произошедшее не более чем недоразумение. Вот сегодня, Костя вновь откроет дверь в их кабинет, принесет им кофе и потом они вместе съедят шоколадку. Но ни шоколада, ни Кости больше не было. Неужели это все-таки он их приносил? Федя ненавидел себя за слабохарактерность все больше. Ведь тогда, порвать все личные отношения с Кучаевым казалось таким правильным.              Все валилось из рук, статьи не шли, несмотря на горящие сроки. И с каждым днем становилось все хуже, даже Набабкин уже сделал ему замечание о том, что очередная статья пришла с опозданием. Федя чувствовал себя опустошенным, словно от него осталась только оболочка. А внутри черная дыра, в которой пропали все чувства, мечты и желания. Из всех, осталось лишь одно, которое разрасталось и заполнило его полностью. Это желание вернуть Костю, которое становилось все острее, почти до боли.              В конце рабочего дня Федя неспешно собирался. Возвращаться домой ему не хотелось, и он как мог оттягивал время возвращения, стараясь придумать максимально правдоподобную причину, чтобы отменить встречу с Лерой. Но в голову не шло ничего кроме обычного и откровенно лживого «много работы, горят сроки, скоро сдавать материал, а у меня готова одна треть…» и много ещё типичного, неоригинального и подозрительного. В шесть Федя неспешно выключил ноутбук, и собрав вещи, покинул кабинет. Конечно, можно было засидеться, как раньше, допоздна, уйти чуть ли не в полночь и с чистой совестью ехать домой, спать. Одному. Но теперь на него давили еще и стены кабинета, оставаться в них было еще невыносимее, чем слушать бессмысленный треп Леры.              В холле уже толпилась половина редакции, шумно болтая и обсуждая предстоящие выходные. Чалов подсознательно выискивал среди уходящих светлую макушку Кости и к своему сожалению, не находил. От этого неприятно свело внутренности. Увидеть бы его, хотя бы мельком. Но чтобы это дало? Решился бы он к нему подойти?              Наверное, сегодня сама судьба сжалилась над Чаловым. Или дала ему хорошего такого, увесистого пинка. Когда в холле почти опустело, появился Костя. Нахмуренный, немного небрежно одетый и растрёпанный. Он несся вперёд, делая вид, что не замечает присутствие Феди. Не растерявшись, Чалов тут же схватил Кучаева за предплечье и пока он не начал сопротивляться, потянул его в сторону.Скрывшись за поворотом, прижал его к стене.              — Костя, — нерешительно начал он, переведя дыхание, — давай поговорим?              После этих слов Кучаев поднял на него недовольный, злой взгляд.              — Не думаю, что у нас остались темы для разговоров, — жестко ответил он, скинув с себя его ладонь, — Федор Николаевич!              — Костя, не будь так жесток…              — Ох, вам ли обвинять других в жестокости? — язвительно спросил Кучаев, стараясь обойти его стороной, чтобы сбежать.              — Да! Я ошибся, струсил…- Федя сделал нерешительный шаг вперед, загораживая ему путь и не давая сбежать.              — Трусы мне противны.              Возразить ему было нечем, Федя тоже трусов презирал. А теперь и себя самого, за то, что стал им. Последние недели, Чалов сам себе стал противен.              — Костя… — севшим голосом продолжил Федя, — мне без тебя плохо. Каждый день мучение. Я кроме тебя ни о ком думать не могу…              — Что, опять проблема в постели? Я один раз помог, если проблема осталась, возможно причина в твоей девушке! — Костя смотрел в сторону, так что Федя не мог поймать его взгляд, но был уверен, что в нем не меньше боли и сожаления чем в его.              — Кость, вернись, — Чалов намеренно проигнорировал последний его выпад, опасаясь еще большего конфликта, — я писать без тебя не могу, мысли не идут. Смотрю на белый лист и начать не могу. Мне так не хватает тебя…              Он замолчал, надеясь услышать хоть какой-то ответ. Но напрасно. Секунды тянулись словно часы и Федя чувствовал, как молчание между ними становилось все тяжелее. Тишина противно тянула за душу, вызывая ноющую боль в груди.              — Ты вернёшься, Кость? Просто будь рядом…              — Мне нужно просто быть рядом? Чтобы статьи писались и... — голос Кучаева дрогнул.              Федя надеялся, что причина этого в волнении, которое обоим не удавалось скрыть. Чалов кивнул, подтверждая свои слова и потянувшись, крепко сжал его ладонь.              — Да. Позволь хотя бы быть рядом с тобой… — чуть увереннее повторил он, — иначе я точно сойду с ума!              — Знаете, что? Иди-ка вы нахрен, Федор Николаевич!              Выдернув руку, Костя грубо оттолкнул его и громко топая, направился в сторону выхода. Федя, оцепенев, смотрел ему вслед и сожалел о том, что в таком количестве его слов и признаний совсем потерялась правда. А казалось, что она была на поверхности и разглядеть ее совсем не сложно. А еще корил себя за то, что ему вновь не хватило смелости на главные слова.