Мне не жить без тебя

Сегодня моя очередь идти в колледж. Вера предлагала поменяться, потому что день трудный - анатомия и фармакология, два самых сложных предмета, сплошная зубрежка. Я отказалась. Ну, сколько можно за Верочкину спину прятаться? Надо быть самостоятельной. Лекция оказалась скучная до невозможности. Такое впечатление, как будто лектору до смерти надоели и фармакология, и колледж, и студенты. Не знаю, как все остальное, а студенты точно отвечают ему взаимностью. Слушаю его, кажется, только я одна. И не просто слушаю, а еще и записываю. А что поделать? Вера всегда внимательно читает мои конспекты, даже когда я ее честно предупреждаю, что ничего интересного нам не сказали. В лекционном зале, как всегда, какой-то прямо-таки арктический холод. Даже непонятно, почему. Вроде стены тут такие же, как во всем здании, и батареи нормальные, а окон и вовсе нет. Несколько человек, и я в том числе, сидят прямо в куртках. Когда-то нам пытались запрещать, твердили, что это неуважительно... Ага, а заболеть - это очень уважительно будет! У меня уже была пневмония, я знаю, что это такое. Потом семинар. По анатомии. Мышцы верхней конечности. Господи, да разве это можно запомнить! Их так много... С тоской озираюсь по сторонам. Случайно встречаюсь глазами с преподом. Совсем молоденький. Аспирант. Я ему нравлюсь, я это давно знаю. Ну и что с того? Это его проблемы. До сих пор я об этом вовсе и не думала. А тут внезапно задумалась. Я ведь ему правда нравлюсь. А анатомия - такой сложный предмет, столько зубрить надо... Если к концу семестра средний балл будет больше четырех с половиной, то экзамен засчитают "автоматом". Я опускаю глаза и улыбаюсь. По-особенному, я умею. Трудно прожить всю жизнь в детдоме и не научиться пользоваться теми плюсами, которые дает симпатичная внешность. Разве что Вера не умеет, но это - особый случай. У Веры есть я. Нет, ну здорово я придумала! До сих пор всегда с зачетами и экзаменами я надеялась на Веру, а тут, оказывается, и от меня польза будет. Зачем нам с ней заучивать все эти сгибатели и разгибатели, какой где проходит и откуда начинается? Можно подумать, что мы с ней хирургами собираемся быть! Медсестре достаточно знать, где проходит кубитальная вена. Правда, Вера иногда заговаривает про то, чтобы перевестись на другое отделение... чтобы не на медсестру учиться, а на фельдшера... Ну, не знаю. Я боюсь. Это и труднее, и ответственнее... Хотя, конечно, Вера права - это интереснее. И перспективнее. Можно на "Скорой" работать, например. А это совсем другие деньги, чем у медсестры в стационаре... Но страшно. Ладно, там видно будет. После учебы я не спешу домой — а что спешить в пустую квартиру? Вера придет нескоро… Захожу во все магазины подряд. В гастрономе покупаю макарон и яблок — самых дешевых, местных. Можно будет шарлотку испечь. Всего-то и надо — яблоки, мука, сахар и яйца, а получится вкуснее любого покупного торта. Наверное. Так говорила учительница по труду в школе. Я верю ей на слово, потому что покупные торты я пробую нечасто. А можно просто запечь яблоки в духовке, так еще проще. И не надо ни муки, ни яиц. Потом захожу в свой любимый магазин — «Все для дома». Как много разных красивых вещей! Я, кажется, согласилась бы тут, в магазине, поселиться, чтобы все время любоваться на эти сервизы, и покрывала, и шторы и вазы… Лучше бы мы с Верой тут работали, а не в том супермаркете. Но сначала нас сюда бы не взяли, потому что без опыта, а потом… Вроде как уже привыкли. Опять же там текучка больше, поэтому у нас и есть шанс стать кассиром, а тут мы бы до сих пор полы намывали. Но как же тут все дорого! Когда-нибудь я смогу купить все это. То есть не все, понятное дело, а самое красивое. А пока остается приходить сюда как в музей и любоваться. Вера посмеивается надо мной. Говорит, что макароны с тушенкой с фарфоровых тарелок не едят и что на ближайшем рынке шторы ничуть не хуже. Наверное, она права, те, что у нас сейчас висят, я как раз на рынке и купила. Верочка всегда права, она реалистка, а я фантазерка и мечтательница… Хорошо, что у меня есть Вера. Наконец наступает вечер. За день я успеваю соскучиться по Вере. Я встречаю ее у порога, и кормлю ее ужином, и рассказываю про колледж… Неожиданно замечаю, что Вера бережет правую руку, словно та у нее болит. — Верочка, что случилось? Ты ушиблась? — Нет, все нормально, — Вера чуть колеблется, потом заворачивает рукав. Под ним — повязка. Она аккуратно снимает пленку. Предплечье опухло и покраснело, как от ожога. И на красном фоне я не сразу замечаю тонкий, почти схематический, отдельными штрихами, рисунок. Татуировка. — Вера, ты с ума сошла? — А что такого? — Вера смотрит на меня с вызовом. Я от возмущения с трудом нахожу слова. — Это же некрасиво! И некультурно! И потом сводить будет так сложно! И потом, это просто опасно, ты могла чем-нибудь заразиться… сепсис заработать или что похуже! — Ты меня дурой не считай! — возмущается в свою очередь Вера. — Я с тобой на одном курсе учусь, не хуже тебя знаю, чем можно заразиться! Я же это не в подворотне наколола. Меня Жорка в приличное место водил, к своему знакомому. Там все одноразовое и стерильное. — Жорка? Мажорик?! — ахаю я. Жорка работает грузчиком в нашем магазине. Ну, в том же, где мы с Верой работаем. И среди других работников он белая ворона. Индийский бойцовый петух на птичьем дворе. Вообще-то в магазин, по крайней мере в этот, работать идут не от хорошей жизни. В свободную минутку мы разговариваем между собой — нет среди нас успешных и счастливых. Кто-то, как мы с Верой, по крайней мере надеется на будущее, кто-то уже ничего не ждет… но во всяком случае сейчас мы все примерно в одном положении. Кроме Жорика-Мажорика. Родители у него далеко не бедные, и сына они не обижают, он мог бы учиться в любом институте, да хоть бы и работать — так нашлось бы место почище. А он — у нас. Грузчиком. Он это называет — «хочет узнать жизнь». Остальные считают — с жиру бесится. Он таскает грязные ящики с овощами в джинсах, которые стоят больше его зарплаты. А куртка вообще, наверное, дороже всего нашего с Верой гардероба. Вот и зовут его Мажориком. Мажорик всегда кажется мне опасным зверем. Не таким, как тупое животное Славка, а красивым, грациозным хищником. И Вера вроде всегда была со мной согласна… И вдруг — она с ним? Моя правильная, благоразумная Верочка? Вот теперь я действительно возмущена. И испугана. — Не смей, Вера! Не смей с ним связываться! Ты же ему не нужна, ты же сама понимаешь, что не нужна! Он тебя бросит! Поиграет и бросит! Ты дура, что ли, сама не понимаешь? — А ты что на меня кричишь? — в свою очередь вспыхивает Вера. — Ты мне будешь указывать, что мне сметь и с кем мне связываться? С какой стати? Какое тебе дело? Кто ты такая, чтобы мне указывать? Я вдруг лишаюсь дара речи. Раньше мне это казалось художественным преувеличением. Оказывается, именно так оно и есть — пропадает дар речи. Я молча открываю и закрываю рот, силясь выдавить хоть что-то. Кто я такая? Кто я такая?! Какое мне дело?! Так говорят чужим людям. Вместо слов из горла вырывается рыдание. Я падаю на кровать, лицом вниз, и даже не плачу, а именно рыдаю, навзрыд, в полный голос, и слезы пропитывают подушку… Вера, Верочка! Как она могла! Так сказать — мне! Когда мне перестает хватать воздуха, я поднимаю голову, чтобы перевести дыхание. И вижу Верино лицо. Она не плачет, она никогда не плачет, но сколько же в нем боли! — Верочка! Я забываю о своей обиде. Бросаюсь к ней, обнимаю. Моих слез хватит на двоих, у обеих блузки мокрые насквозь… — Прости меня, Верочка! — Это ты меня прости! Мы обнимаемся, прижимаемся друг к другу. Как мы могли так сорваться? Кричать и злиться друг на друга? Вера моя, Верочка! — Ты не думай, — тихо говорит Вера, — ты не думай, что я правда дура! Я понимаю, что Жорику не такие девушки нужны, как мы с тобой. У нас с ним ничего такого и нет. Просто мы болтаем в перерывах… Его же все недолюбливают, а он тоже живой человек, хочет пообщаться нормально. А он интересный, и читал много… А татушка забавная, и красиво ведь, разве нет? Ну, ты посмотри, а? Я всматриваюсь. Рисунок изображает рысь. Не разъяренную, не оскаленную, спокойную и вроде бы безмятежную  — но все равно опасную. Правда красиво. И на Верочку мою чем-то похоже. Я улыбаюсь. — Красиво, да. И тебе идет! На следующий день я решаю попробовать общаться с Жориком. Ну, раз Вера говорит, что он интересный, и вообще… А то мы сразу — «Мажорик», «с жиру бесится…» Мне ли не знать, как люди бывают несправедливы к другим! Сколько раз в детстве я слышала за спиной: «Не водись с детдомовкой, они все попрошайки и воровки!» Может, Жорка не такой уж мажор? Может, он вовсе и не понтуется? Ну нет у него других джинсов! Что же ему, без штанов ящики таскать? Так что, придя на работу, я сразу здороваюсь с Жориком. Он в ответ улыбается мне, и улыбка оказывается неожиданно красивой. А я и не замечала… День выдается напряженный. Администратор затеяла очередную перестановку, и мы двигаем с места на место стеллажи, перетаскиваем с одного стеллажа на другой товар… Мне кажется, эти перестановки — глупость несусветная! И покупателям неудобно, и нам лишняя работа. Но считается, что это повышает продажи. Типа пришел человек молоко купить, пошел к тем полкам, где всегда молоко было — а там конфеты! Так он возьмет и заодно и конфет купит, раз уж рядом с ними оказался. Ну, не знаю… Может, где-то это и действует, только мне кажется, что это только раздражает покупателей. И вовсе отбивает охоту что-нибудь брать, даже и молоко. Но сейчас я только рада этому. Потому что стоит случиться свободной минутке, как рядом оказывается Жорик-Мажорик. Улыбается красивой хищной улыбкой, предлагает чаю, спрашивает, какую музыку я слушаю… Он ведет себя так, как будто мы не первый день дружим. Ну правильно, нас с Верой все путают. В колледже мы специально притворяемся, будто мы — одна, а на работе вроде и незачем притворяться, но все равно все путают. Вечером я признаюсь Вере: — Ты извини, что я так возмущалась, из-за Жорика. Он и правда нормальный парень, оказывается... — Ты, главное, смотри в него не влюбись, — полушутя предупреждает меня Вера. — Ну, я тоже не настолько дура… Конечно, я не дура, чтобы влюбляться в Жорика. Что ему замухрышка-детдомовка? Он и красивый, и богатый, найдет себе девушку под стать… Мы просто общаемся. Разговариваем о музыке, о книгах, просто о жизни… И я понемногу привыкаю к этим разговорам, и уже не чувствую неловкости рядом с Жориком. Мы не каждый раз попадаем в одну смену, и я вдруг с удивлением понимаю, что огорчаюсь, если его нет на работе. Как-то он позвал меня покурить. — Я не курю, — ответила я не задумываясь. Он посмотрел с удивлением. — Разве? И давно ли? Я даже не сразу понимаю, что он имеет в виду. А когда поняла — с трудом дождалась конца рабочего дня, чтобы скорее поговорить с Верой. В общем, мы опять поссорились. Я твердила о вреде курения, и о том, что хорошее курево так дорого стоит, и о том, что нормальным парням не нравятся курящие девушки. А Вера кричала, что это не мое дело, что я лезу в ее жизнь, что она сама разберется. А потом я опять плакала. А она обнимала меня, и просила прощения, и обещала бросить курить… Конечно, мы помирились. Как же мы можем не помириться? Это же моя Вера-Верочка, мы с ней не можем друг без друга. Вот только меня пугает, что мы стали так часто ссориться…