Всё началось с розы

Данила смотрит на реакцию Егора и понимает, что тот не воспринимает его слова всерьез; парень садится напротив, где и сидел до этого, и сцепляет руки в замок. Егор отрывается от бумажек, смотрит на Поперечного пару секунд и, прочистив горло, встает. Стул не издает и малейшего скрипа. Егор разминает шею, направляясь к дверному проему. Данила пытается вспомнить, куда положил свой телефон. Он точно клал его на стол, но его сейчас там нет. Когда где-то там вдалеке слышится звук дергающейся ручки, Данила ухмыляется. — Знаешь, вот совсем не смешно, — Егор заходит, показывая большим пальцем в сторону двери. Он знает: это всего-навсего чей-то розыгрыш, только вот времени на это всё нет. У него расписан весь вечер – дел куча. Остается часа три. Не больше. — В коридоре висела джинсовая куртка… Её сейчас там нет. — Маханули, — Данила хлопает по коленям и вовсе не выглядит расстроенным. — Тебя сейчас беспокоит только она? — Там был мой телефон. Я оставил его там, чтобы не отвлекаться, — поясняет Егор, проводя пальцами по подбородку и затем переходя на шею. Егор готов подождать минут десять, но это растягивается уже больше чем на час. После двух часов становится не смешно вовсе. Данила всё ждет услышать от него хоть какой-то мат, но видимо пока ещё… рано? «Давай же, сматернись хоть разочек», — Данила мысленно потирает ладони: развлекает себя как может, за это время он успел проверить всю квартиру на наличие камер, долго тусовался у окна, понимая, насколько тонкий наеб это был. И откуда узнали?.. Когда успели все продумать? Пидоры. В итоге нашел холодильник, в котором было несколько плиток шоколада, апельсиновый сок и зефир. Жизнь нахер удалась. В морозилке полно кубиков льда. Что будет, если он возьмет горсть и кинет в лицо Криду? А ведь хочется посмотреть в глаза человеку и прочитать там: «Помогите, меня заперли с психом». Было бы о чем рассказать на своем стендапе. Считай, минут десять хронометража. Не? Да почему не? Чертова совесть и здравый смысл. Данила находит Егора, сидящим за столом. Не то что бы он его искал. Это было несложно. — Не хочешь поговорить? — выдыхает Данила, опираясь плечом на стену. — Давай, — Егор поднимает голову, пожимая плечами. — Почти выходной, — Данила слегка прикусывает нижнюю губу, кивая. — Слышал историю, как меня хотели посадить? — Да, даже я про это слышал. — Егор зачем-то облизывает губы и смущенно отворачивается. И с хрена он сейчас это сделал? — Просто я когда подкатываю, начинаю разговор с этого... Думаю, нас откроют. Не заставят же они нас ночевать здесь, — Данила решает сесть напротив, надеясь, что так будет легче смутить Егора. Хоть так развлечет себя. — Хотя я б на их месте… открыл бы только утром. — Данила смотрит прямо в глаза. Игра в гляделки. И никто не решается отвести взгляд. — У тебя есть монетка? — Нет, — чеканит Егор. — Тогда как будем решать, кто спит на кровати? — Данила еще пару секунд сдерживает смех, но потом всё же его выносит. И не только его. — Блядь. Пиздец, — Данила успокаивает себя, смахивая с глаз несуществующие слезы. Несколько минут тишины, видимо Егор не очень-то хочет поддерживать с ним разговор, а может не в этом дело. Даниле легче думать, что тот смущается. Хотя какой там. — Как думаешь, на сколько процентов татуировки сделали тебя круче? — спрашивает Данила. — Два рукава набил… Но ты же понимаешь, что сверху ты все равно не будешь. Егор замирает, он почему-то вспоминает нижние и верхние полки плацкарта, потом облегченно выдыхает, понимая, что никогда больше там не окажется, а потом до него доходит смысл сказанного. — Может, без гейских шуток? — смеется Егор. — В смысле без? Я тебе вообще-то в любви признался… Хах, блядь. Как без них? Что мне вообще еще делать? Я никогда не был… не оказывался в подобных ситуациях. Тебе не напрягает то, что я матерюсь? Просто если мы сейчас наобщаемся, то матернешься еще на сцене… — Не думаю, что это так работает. А ты думаешь, что я не могу матернуться на сцене? — недоумевает Егор. — А то знаешь это плохое влияние и всё такое, — Данила не отвечает на второй вопрос, вместо этого нечаянно нехило так задевает собеседника под столом и тут же смотрит вниз, надеясь, что это была ножка стола. — Думаешь, я не смогу матернуться на сцене? Думаешь, я не матерился? — Егор продолжает смеяться. — Нет, это разрешено только мне. Ну и еще нескольким людям. Если ты решишь всех выматерить на сцене, то я все равно не узнаю об этом. Хотя... Смотря насколько далеко это зайдет. Вполне возможно, что об этом будет знать вся страна. Можешь материться при мне. Так, а теперь серьезно, — Данила кладет руку на стол. — У меня есть неплохой опыт спанья в ванне. — Здесь душ, — оба прыскают от смеха: Егор откидывается на спинку стула, Данила заводит руку за шею. — Пока мне всё нравится, — пытается пошутить Егор. — Никогда не думал набить татуировку? — нужно перевести разговор куда-нибудь в другую тему. — На тебя смотрю и сразу хочется, — Данила показательно сглатывает. — Много чего блядь хочется, когда ты рядом. Да ладно, шучу, шучу. Мне один раз по пьяне набили… Благо она быстро стерлась. Ну как быстро. Ни хрена не быстро. Но стерлась же, но это, видимо, не считается. А если честно, то я несколько раз пытался самостоятельно придумывать себе эскизы, но они быстро переставали мне нравиться. ...Закат не виден из окон, темнеет слишком быстро. У Данилы такое чувство, будто он пьян, – он не боится нести всякий бред. И больше никаких гейских шуточек, потому что его организм на них явно как-то не так реагирует.