***
Весна в том году наступила внезапно. Под темными стволами еще спящих деревьев, на каменной осыпи у заросшего всесезонными колючками оврага, на крышах приземистых домиков и в недоступных первым лучам солнца углах задних дворов еще лежали дырчатые грязно-серые комья снега, но на полянках, которыми перемежались бесконечные рисовые поля, уже цвела пышным цветом всевозможная зелень. Легкокрылые бабочки носились в холодном воздухе, перепархивая с роз на лилии. Муцуноками попытался схватить одну, но не смог — красавица легко избежала его хватки и поспешила дальше, будто не зная, что ей еще положено спать. Природа вокруг казалась сказочной, будто нарисованной, но Ёсиюки это не волновало — давно он не видал такой красоты! Он протянул руку и на ходу сорвал веточку сирени, подивившись запаху, что она источала — явственный аромат жареных грибов с какими-то специями. Крутя веточку в руках, Муцуноками двинулся дальше по дороге, разглядывая облака и ни о чем не думая, пока неясное мельтешение впереди не заставило его остановиться и опустить глаза. Идзуминоками Канэсада, на которого сейчас с изумлением воззрился Ёсиюки, совсем не был удивлен этой встрече. В руках он держал такую же веточку сирени, как у него. — Я знал, что найду тебя здесь. — Капитан улыбнулся, и Муцуноками озадаченно уставился на морщинки в уголках синих глаз. — Ты сентиментален, когда-нибудь это тебя погубит. — Ну, ты как всегда в своем репертуаре, — привычно насупился Ёсиюки, — Думаешь, меня так легко выбить из колеи какими-то сопливыми воспоминаниями?.. Ну и что, не все же такие каменнолобые, как некоторые! Идзуминоками тихо засмеялся и вдруг, подняв руку, игриво провел веточкой по его лицу. В нос ударил аромат грибов, и захотелось провалиться сквозь землю. — Каменнолобый? — Он покачал головой. — Каменнолобый здесь только ты. Знаешь, что означает сирень в моей руке? Муцуноками скривился и отодвинулся на пару шагов, но Канэсада легко сократил дистанцию до прежней и даже подвинулся немного ближе. — Сирень означает «первые волнения любви». — Длинные волосы колыхнул ветер, и Ёсиюки почти физически почувствовал, как эти глаза пытаются пожрать его целиком, и еле увернулся от протянувшейся к нему руки. — Смотри, да ведь у тебя такая же веточка… Долго бежать он не смог, тюк на спине, набитый алкоголем, сковывал движения, и вскоре Муцуноками остановился возле маленького грязного строения с намалеванным на стене недвусмысленным изображением развеселых обнаженных женщин, резвящихся в горячем источнике. Он быстро юркнул внутрь, где у него сразу отобрали тюк, скинул с себя одежду и, в один заход промчавшись мимо дверей закрытых купален, ухнул в горячую зеленоватую воду. — Эй, малой, налей-ка нам! Веселье оборвал недовольный возглас. — Молодой человек, не могли бы Вы… Ёсиюки, стоя вытряхивавший воду из ушей, обернулся и оторопел. Свернув волосы хитрой загогулиной, капитан Второго отряда сидел в воде прямо у его ног. Щеки раскраснелись от пара, губа чувственно прикушена, руки захотели найти пристанище на бедрах подчиненного — словом, Муцуноками заорал так, что принесший сакэ мальчик сверзился наземь вместе с подносом, и одним прыжком взлетел на высокий забор, окружавший источник. Надо было спешить. На том конце улицы уже началась чудная свальная драка — Яген с Тонбокири и Цурумару против двадцати жутких ретроградных рыл. Муцуноками, не переставая бежать, поудобнее перехватил рукоять револьвера и проделал брешь во вражеских рядах. — Давайте, ребята, оставьте и мне кого-нибудь! — Азартно вопил клинок клана Сакамото, разворачиваясь вокруг своей оси, чтобы отпилить пару ног. Меч рассек пустоту. Призрак уже таял в воздухе, и Идзуминоками, свистнув лезвием, стряхнул черный пепел. — Не лезь, куда не просят. Хочешь, чтобы тебя ранили? — Капитан был очень зол. Как и лишившийся противника Ёсиюки. — Слушай-ка сюда, командир! — Проревел он, подскочив вплотную к Идзуминоками, чтобы было удобнее орать ему в лицо. — Ты можешь хоть иногда вести себя так, чтобы мне не хотелось тебя покромсать?! Лицо Канэсады дрогнуло, углы рта опустились. — Так вот что ты обо мне думаешь. — Резким движением он схватил голову Муцуноками обеими руками и приблизил к себе. — Ты так сильно ненавидишь меня? Не подпускаешь к себе? Ёсиюки начал брыкаться, но из стальной хватки вырваться было невозможно. Идзуминоками зло усмехнулся. — Хорошо же, я получу тебя силой. Его лицо стало медленно, но неумолимо приближаться. Муцуноками замер, чувствуя, как капитанская челка щекочет его щеку. Невыносимо запахло жареными грибами, и Ёсиюки принялся с жаром молиться. Когда его губ коснулось что-то мягкое и горячее, сознание сжалилось над ним и надежно покинуло.***
Муцуноками распахнул глаза и сел на футоне, тяжело дыша. В комнате было душно, одеяло, как обычно, обнимало дверной порог через три метра от спального места, а рядом, как нарочно, уже кто-то сидел, наверняка намереваясь отправить Ёсиюки на дежурство. Минутку. Муцуноками медленно, очень медленно повернул голову. Моргнул пару раз, вдохнул через нос и выразил все, что он думал об увиденном. Канэсада-сан, болезненно скривившись, мизинцем прочищал ухо. — Обязательно орать, как старушка, у которой отнимают сумку? — презрительно проронил он, глядя на бесплодные попытки Муцуноками забраться по отвесной стене сквозь потолок на пару этажей вверх. — У нас собрание. Через сутки отправляемся на операцию. Приведи себя хотя бы в подобие нормального вида и притаскивай свой зад, я тебе не дворецкий. Идзуминоками поднялся на ноги и вышел из комнаты, захлопнув сёдзи. Весь остаток дня после собрания трясущийся Ёсиюки провел с Ягеном в оранжерее с лекарственными травами, поглощая настой валерианы едва ли не быстрее, чем тот успевал приготовиться. На ужине же, когда все с воодушевлением положили себе в тарелку ароматной лапши с жареными грибами, Муцуноками произвел настоящий фурор — так быстро в цитадели еще никто не бегал!