***
Ожившие клинки довольно быстро привыкали к новой человеческой форме. Ощущение тепла и холода, запах цветов, вкус не крови, а такой поначалу чуждой, но на деле вкусной пищи — все это было ими понято и принято, и вскоре стало неотделимым от их сознания. Только одна деталь продолжала будоражить умы, и имя ей было «разница в возрасте». Естественно, те из них, что выглядели как дети, на деле им не были, и у большинства на первый взгляд совсем желторотых птенцов боевого опыта за глаза хватило бы среднестатистическому бойцу спецподразделений, но все же… — Ай, да что же это такое, в самом деле! Послышался топот убегающих ног и торжествующее хихиканье. — Только попадись он мне, — раздраженно пробубнил Касэн, подбирая сочащиеся водой полы, — Ты хоть сам понимаешь, что это уже не смешно? Укоризненное слово предназначалось вихляющей спине Айдзэна, исполнителя гениальной ловушки, в народе известной как «ведро с водой, повешенное на веревке над дверью и имеющее целью довести тебя до белого каления». Уже который день обитатели цитадели имели счастье испытать на себе все прелести бодрящего душа, сваливающегося с небес на голову в прямом смысле слова, но поделать ничего не могли — раз никакого вреда нет, а шутка так дивно хороша, то зачем останавливаться, рассуждал не обделенный даром логического мышления ребенок. Через пару часов Идзуминоками Канэсада, еще новенький здесь, но уже не настолько, чтобы невольно шугаться от каждого нового лица, во время бесцельной прогулки по коридорам обнаружил мокрых насквозь и, вероятно, таких же злых (хотя по их лицам поди пойми) братьев Самондзи. Саё взирал на мир из-под занавеси мокрой челки таким прожигающим взглядом, что, казалось, его и сушить необязательно — сам справится. — Ха-ха-ха! — Идзуминоками не сдержался и схватился за живот. — Наш хитроумный красноволосый демоненок поймал и вас? Вот умора! Саё медленно моргнул и перевел взгляд на него. Канэсаду передернуло. — Ну, наиграется и перестанет! — И с этими словами капитан Второго отряда поспешно убрался восвояси. В один из дней получилось так, что Канэсада находился в особенно добродушном расположении духа. Предыдущим вечером, после бани, Кунихиро заплел его волосы в невиданно сложную косу, и вдобавок украсил ее собственноручно скрученными из шелковых обрывков цветами; по этой причине Идзуминоками всю ночь проспал, лежа на строго определенном боку, а на утро едва не подпрыгивал на месте, спеша покрасоваться перед остальными. Конечно же, были те, кому эта красота показалась чересчур уж девичьей, но абсолютное большинство разделило внутренний восторг самого Канэсады, и теперь громко восхищалось золотыми руками автора. — Хо-хо, недурно, — покачал головой Микадзуки и сладко зевнул. — Ай да умелец, Хорикава-кун! — Согласно отметил проходящий по внешней галерее Секудайкири. — Не желаешь жасминового чая с моти в качестве поощрения? — Желаю, еще как! — Радостно отозвался Кунихиро и тут же обернулся, — Пойдемте, Канэ-сан? Пойдемте все! Канэсада довольно улыбнулся — здорово иметь заместителя! — и встал, вильнув роскошной косой. У двери, ведущей во внутренний коридор, он оказался едва ли не раньше всех. Уже предвкушая ждущие его в столовой радости жизни, капитан потянул седзи в сторону и едва не столкнулся нос к носу с Нагасонэ. А потом послышался скрип пластика, заглушивший предупредительный крик Кунихиро, и ярко-желтое ведро весело скакнуло вниз, обдавая водой их обоих и приземляясь в аккурат на голову Идзуминоками. На несколько секунд повисло молчание. Затем где-то неподалеку раздался заливистый смех, и бурая от воды голова Нагасонэ одновременно с желтым ведром как по команде обернулись на звук. — Тьфу ты, только выздоровел, — процедил Нагасонэ, — Я не сторонник подобных мер, но дать бы тебе разок по шее, Айдзэн! Примчавшийся Хорикава бережно снял ведро с головы красного от гнева Канэсады, и тот не замедлил разразиться проклятиями. Коса была уничтожена; цветы повисли безжизненными тряпочками, волосы склеились в клубок, и произведение парикмахерского искусства в них больше не угадывалось. — Черт подери, — завершил демонстрацию ругательного словарного запаса Идзуминоками, — Я сейчас же поймаю тебя и покажу, почему следует уважать старших! Нагасонэ, ремень! — Я не из твоего отряда, парень… — Да плевать я хотел! -… Но сейчас я с тобой солидарен. Хватит! Айдзэн обеспокоенно затих за углом. Канэсада, в глазах которого плясали кровавые ретроградики, рванулся к нему, будто бешеный, но мягко сжавшая локоть рука уберегла его от ошибки. — Погодите-ка, — послышался сзади тихий спокойный голос. Все перевели взгляд на невозмутимо стоящего в дверях Микадзуки, а Айдзэн, воспользовавшись заминкой, по-тихому слинял. — Дружба зарабатывается долгими стараниями, а рушится в мгновение. Так зачем совершать непоправимое? — Продолжал член Великой Пятерки, выпустив локоть Идзуминоками и как ни в чем не бывало сложив руки обратно в глубину рукавов. Канэсада едва не задохнулся от возмущения. — Как же так, Микадзуки-сан? Нужно прекратить это раз и навсегда! Сколько еще мы будем прыгать по лужам в собственном доме? Помощник опустил голову, остальные же невпопад, но согласно загудели. — Сам не хочу, но ведь придется, нет иного способа! — Распинался Канэсада, чувствуя поддержку. — Кажется, мы собирались выпить чаю. — Неужели Вам все равно? А если в следующий раз на моем месте окажетесь Вы, что тогда? Старик тихо засмеялся. — Что же, давайте я. — Идзуминоками изумленно моргнул, и Микадзуки с улыбкой протянул ему чистое посудное полотенце, прихваченное со стола. — Пора нам выдвигаться в столовую и выпить наконец чашечку-другую. Вам, Идзуминоками-сан и Нагасонэ-сан, это особенно необходимо, идемте же! Душистые чаинки прогнали если не все, то хотя бы часть дурного настроения. Канэсада, замотанный в полотенце, пыхтел над чашкой, исподлобья наблюдая, как Микадзуки незаметно прячет под складками расшитого саягата хаори коробочку с моти. И что он только творит? «Мудрый», говорили остальные; сам же Идзуминоками за все пока недолгое пребывание здесь ни разу еще не видел, чтобы Микадзуки Мунэтика сотворил что-то, бросающееся в глаза своей мудростью. Скорее наоборот. У прочих старших не было званий «мудрецов цитадели», однако настроены они были куда более решительно, и учиться, бесспорно, следовало именно у них. Четверть часа спустя Микадзуки откланялся и вышел в коридор. Канэсада ожидал звука шагов возле ближайшей стены, ведь стариковская комната находилась именно в той стороне, но те, к его удивлению, стали затихать в противоположной. Отмахнувшись от вопросительного взгляда Кунихиро, капитан, которого разбирало любопытство, тихонько выскользнул за дверь вслед за Микадзуки. На месте действия он оказался в момент, когда очередная емкость, на этот раз жестяное корытце для чистки картошки (все ведра Касэн спрятал куда подальше), уже громыхала по полу. Весь обзор перекрывала фигура Микадзуки, печально оглядывающего потяжелевшие от воды рукава и разбежавшиеся по полу моти, а впереди маячила красная шевелюра покатывающегося Айдзэна. Канэсада ринулся было к нему, но тут «мудрец» раскрыл уста. — Ай-яй, вот незадача, — проговорил тот с грустью, — И что же мне делать? — Сушитесь, деда! — Весело посоветовал ему Айдзэн. — Хотите надрать мне уши? Можете погоняться за мной — прогреетесь! Микадзуки вздохнул и опустил руки. — Не в том печаль, дитя. Одежде вода не страшна, но моти… — Ничего-ничего, много сладкого есть вредно! — До чего заботливое дитя, — улыбнулся Микадзуки краем рта, — Только ведь я нес их тебе. Айдзэн недоверчиво покосился на него. — Мне? Почему? — Ты же один из моих собратьев, — пожал плечами Мунэтика, — И я хотел порадовать тебя. Но, как видишь, это корыто оказалось здесь весьма некстати. Мальчик озадаченно приумолк, и Микадзуки, спрятав улыбку, с коротким вздохом продолжил: — Наверное, мне больше не стоит ходить по коридорам с ценными или вкусными вещами. Иначе, кто знает… — Постойте! — Вдруг воскликнул Айдзэн и, бухнувшись на пол, принялся собирать моти в кучку, — Я думаю, что… Опасности больше не будет! — Ты так в этом уверен? — Лукаво прищурился Мунэтика. — Более чем! — Смотри же, а то как я донесу до тебя сладкое в следующий раз? Айдзэн яростно закивал и унесся на кухню за тряпкой. Микадзуки стянул мокрое хаори и тихо засмеялся. — Выходите, Идзуминоками-сан. Канэсада, все еще не справившийся со странным чувством внутри себя, безмолвно выступил вперед. — Вы хотите о чем-то меня спросить? — Вы… Знали, что это сработает? — Не сразу отозвался Идзуминоками. — Легче же было бы… — Безусловно, — благодушно ответил Микадзуки, стрельнув лукавым взглядом, — Скамейка, ивовый прут — и вот перед Вами образец послушания. Однако же, «одержать сто побед в ста битвах — это не вершина воинского искусства. Повергнуть врага без сражения — вот вершина». — Снова прозвенел тихий смешок, и Микадзуки меленько похлопал Канэсаду по плечу. — «Суньцзы», Идзуминоками-сан, «Суньцзы»… С этими словами он, осторожно переступив через разлитую воду, двинулся дальше по коридору, оставляя Канэсаду наедине со своими мечущимися мыслями. — А как же, — крикнул капитан Микадзуки вдогонку, — Как Вы поняли, что нужно идти сюда? Не оборачиваясь, Мунэтика махнул рукой куда-то вниз. Порыскав по полу, взгляд Идзуминоками остановился на дорожке тонких белых хлопьев, похожих на кошачью шерсть. — Веревка, которую мы купили в прошлом месяце в хозяйственном магазине, — любезно пояснил Микадзуки, — Не является товаром высшего качества, и из нее сильно лезут волокна, видите?***
Я знаю, что мне никогда не достичь такого хладнокровия и рассудительности, которыми обладает Микадзуки Мунэтика, старший из нас и, без всякого сомнения, мудрейший. Равных ему, также как и похожих на него, я никогда не видел, и, уверен, не увижу. Потому, когда меня обуревают страхи или раздирают сомнения, я прохожу по коридору к одной из дальних комнат, присаживаюсь на колени и почтительно стучу, прося позволения войти; и еще ни разу Микадзуки-сама не отказывал мне в помощи и не посмеялся ни над одним грузом на моей душе. Думается мне, каждый раз, стоит мне расклеиться, он снова и снова показывает мне, что значит быть воином. Когда-то я недоумевал над его «меньше маши кулаками, больше наблюдай и оценивай», теперь же? Все равно машу, но хотя бы с открытыми глазами.