Когда осень плачет, всегда идет дождь.

Часть вторая.

В английской осени не бывает золотых листьев и прозрачного голубого неба. Фальшивое золото липовых крон быстро тускнело, пахло сырой землёй и дымом догорающих костров, что стелился по низинам зелёных холмов. Удобно спрятавшись на затенённой раскидистым кедром половине корта, Алоис набивал мяч. Сиэль повесил на спинку плетёного кресла свой белый джемпер и, подхватив ракетку, выбежал на свою половину корта. – Играем два сета, ты первый, – собираясь отбивать, крикнул граф. – Готовься проиграть, Фантомхайв! – алчно улыбаясь, ответил Транси и, звонко стукнув мячиком о газон, подкинул его повыше, ударяя изо всех сил. Внимательно проследив полёт мяча, Сиэль отвёл далеко в сторону руку с ракеткой, нанося резкий ответный удар. Корт наполнился звуками жаркой азартной схватки. Лишь изредка мечущийся быстрой белой молнией мяч стремительно пролетал над сеткой по какой-то загадочной ломаной траектории, исчезая в пышных розовых кустах рододендрона где-то в стороне террасы. *** Девушка не торопясь спустилась по белой винтовой лестнице и, отстранив склонившиеся сверху широкие остролистные ветви высокого папоротника, вышла на залитую октябрьским солнцем площадку. Свет проникал под огромный стеклянный купол оранжереи, переливаясь на мраморной плитке. Шумела вода в фонтане, пели две жёлтые канарейки в ажурной клетке, медленно и величественно плавали у самой кромки пруда огненные арованы*, а через приоткрытое окно из сада доносились отдалённые голоса детей. – А бабочкам дают имена? – с любопытством спросила она, держа на пальце оцепеневшую голубовато-зелёную бабочку, что недавно беззаботно порхала у розового куста. – Нет, бабочкам имен не дают, – коротко ответил дворецкий, мелькнув за её спиной с чайником и парой чашек из голубого фарфора на серебряном подносе. – Но они же так отличаются друг от друга. По виду, цвету, орнаменту, – продолжала гостья. – Зачем имя тому, кто уходит из жизни так скоро? – окончив с сервировкой, демон шагнул ближе к ней. – Я прихожу сюда ежедневно и вижу их, однако, когда настаёт время, они просто пропадают куда-то бесследно. Столь эфемерные очаровательные создания проживают свои крохотные жизни, и... – он легонько переманил насекомое к себе на руку. Бабочка, дрогнув бирюзовыми крыльями, тут же вспорхнула, плавно устремляясь выше, к самому куполу. – ... исчезают. Самое занимательное, что я никогда не находил мёртвых бабочек, – галантная полуулыбка спала с его лица. – Итак, какова ваша истинная причина появления здесь, мисс Анафелоуз? Мужчина вернулся к столику, отодвинул для леди стул, приглашая Ханну сесть и принялся разливать по чашкам горячий травяной чай. – Полагаю, вы осведомлены о ней не хуже меня, мистер Михаэлис, – принимая блюдце из рук слуги, вежливо ответила девушка, – здесь я по поручению господина Клода Фаустуса. – У него ко мне какое–то дело? – наигранно изображая совершенное недоумение, Себастьян сел напротив гостьи, и, откинувшись на спинку стула, закинул ногу на ногу, отхлебнул чаю, с интересом заглядывая девушке в глаза. – Он предупреждает, что если вы тронете мальчика, то он, невзирая ни на какие приличия, последует... – Это угроза? – вскинув брови, бестактно перебил её собеседник и отхлебнул ещё чаю. – Совет, – пропустив выпад, сдержанно ответила Ханна. – Что ж, я учту его пожелания, но, как бы там ни было, это невозможно. – Себастьян равнодушно отставил чашку и, поставив локти на стол, сложил руки в замок. – Позвольте узнать, почему? – после некоторой паузы сухо спросила Анафелоуз. Тогда Себастьян, молча стянул с левой ладони белую перчатку и, подняв ладонь, обратил к гостье тыльную строну со светящейся пентаграммой. – О, – едва слышно выдохнула девушка и, улыбнувшись, перевела взгляд на лицо дворецкого. Несколько секунд оба собеседника молчали. – Его присутствие здесь - уже проблема, – без тени улыбки вдруг мрачно заговорил дворецкий. Глаза его вспыхнули алым пламенем, звериный ужас залёг тенью на хмуром лице, а улыбка превратилась в оскал, мгновенно выявляя в этом строгом, безукоризненно аккуратном образе его истинную сущность. – Мальчишку разыскивает весь Департамент, – грянул Михаэлис. – Его, а тем более ваше появление здесь подвергает моего господина огромной угрозе. – сказал демон, надевая перчатку и не глядя на гостью. – Но граф Фантомхайв благоволит ему и в случае чего встанет на защиту. – настойчиво ответила Ханна. – Даже если таков будет приказ моего господина, нет уверенности в том, что я смогу его выполнить. – злобно ухмыльнулся Себастьян. – Думаю, вы этого не допустите, – отрезала девушка, наклоняясь к собеседнику через стол. – Скоро господин Транси покинет поместье, – ухмыльнулась она, возвращая полупустую чашку и собираясь уходить, – А ваши проблемы исчезнут. Пока просто не предпринимайте каких-либо действий, господин Михаэлис. Себастьян тоже поднялся и протянул гостье её пальто. – Очередной совет мистера Фаустуса? – самодовольно полюбопытствовал демон. – Нет, моя личная просьба, – не сводя с него блестящих глаз, она стала натягивать замшевые перчатки на бежевой подкладке. – Благодарю за чай, ваша оранжерея прекрасна. И... пусть этот разговор останется между нами, – торопливо забрав с узкой высокой тумбочки свою шляпку, Ханна попрощалась. Оказавшись уже почти у самых дверей оранжереи, она, неожиданно остановившись, обернулась. Различив в паре десятков метров вдалеке тёмную фигуру дворецкого, приложившую палец к губам и едва заметно кивнувшую, девушка скрылась. *** – Сет! – улыбаясь, воскликнула Элизабет, выходя из дома. Молоденькая служанка в очках вышла следом и суетливо принялась сервировать столик. – Какой счёт? – поинтересовалась Лиззи у игравших мальчишек, сев в кресло на террасе и развернув какой-то журнал. – 5:5. Ещё немного и я его сделаю! – азартно добавил Сиэль, надеясь завершить счёт выигрышем на своей подаче. Транси отбил мяч, и тот пролетел над сеткой, но слишком высоко. Партнер нанес удар с лёта. Граф подпрыгнул, пытаясь перехватить мяч, но, промахнувшись, застыл на месте, тяжело дыша. Опустив ракетку, он направился искать мячик. – Тайм-аут, – театрально оттянув ворот рубашки, жалобно протянул Алоис и бросил ракетку на траву. – С такой прытью, Фантомхайв, тебе пора на Уимблдонском турнире ракеткой махать! – вдогонку другу крикнул блондин. – Только в паре с тобой, Транси, – с усмешкой съязвил Сиэль. Решив отложить поиски на потом, Фантомхайв подошел к Элизабет и, упёршись спиной в холодный мраморный бортик балюстрады, бросил ей через плечо: – Я выдохся, сыграй ты с ним, Лиззи. – Нет! Нет, нет! – внезапно запротестовала девушка, переворачивая страницу. Не найдя отклика у Элизабет, юный граф нехотя поплелся искать пропавший мяч. Неожиданно отрицательный ответ девушки удивил Алоиса, ведь изначально это была полностью её идея. Элизабет просто горела желанием поскорей начать игру, а теперь была совершенно не заинтересована ею. Пожав плечами, мальчик потянулся, полной грудью вдыхая прохладный бодрящий воздух. «Всё–таки осень в Англии прекрасна...» — подумал он, но мысли его не имели ни малейшего отношения к цветущему вокруг времени года. Солнце было в зените, но его лучи уже не грели, а легкие порывы ветра изредка качали верхушки громоздких лесных сосен у горизонта за равниной сада. Настигший этот укромный уголок террасы за домом порыв холодного ветра заставил блондина поёжиться и задуматься о чём-нибудь теплее лёгкого спортивного джемпера. Он обернулся к Лиззи, но девочка вовсе не заметила капризов погоды, всё так же увлечённо читая свой журнал. – Нашёл! – раздался радостный голос Фантомхайва откуда-то из пышных пурпурно–красных кустов рододендрона. – Кидай сюда! – крикнул ему в ответ Транси, уже собираясь идти поднимать ракетку, как вдруг прямо между ними пролетел светлый теннисный мячик. Резкий звук разбивающегося вдребезги фарфора ударил по ушам. Элизабет вскрикнула и ошеломлённо вскочила с места, поднимая испуганный взгляд на недоумевающего графа. – Знаете, я тут подумал... – брезгливо отряхиваясь, из-за кустов вышел Сиэль. — Давайте устроим пикник позже? Повисла тишина, прерываемая лишь стуком капель разлитого по белой скатерти чая о мраморную гладь балюстрады. Подойдя ближе, Фантомхайв сглотнул, увидев последствия учиненной им трагедии. Транси, присвистнув, тяжело выдохнул, а Элизабет поджала губы. Каждый сейчас думал о своём. – Это был любимый сервиз Себастьяна, – растерянно произнесла Лиззи, приподнимая за изящную позолоченную ручку то, что осталось от чашки. Отколовшийся кусочек упал на скатерть. – Господин Сиэль... – послышался из дома голос дворецкого. Все трое вздрогнули и спешно переглянулись. В сумрачной гостиной за стеклянными дверями мелькнул знакомый силуэт. - Господин! — раздался вновь зовущий голос Михаэлиса. – Самое время для пикника! – выпалил Транси и, схватив со спинки одного из стульев белый джемпер и подушку, перекинул их Сиэлю. – Бежим! – сорвав с плетёного кресла небольшой клетчатый плед, крикнула Элизабет, стрелой метнувшись вниз по ступеням в сад. Когда дворецкий вышел на террасу, все трое уже стремительно бежали в сторону леса. Проводив их удивлённым взглядом, Себастьян пробежался глазами по теннисному полю и, обернувшись к столику, застыл на месте. *** Незапланированный пикник решено было устроить под большим одиноким вязом на длинном пологом скате низкого холма, откуда хорошо просматривалась вся северо-восточная сторона дома, в том числе и терраса, и теннисный корт, где они отдыхали утром. Лиззи расстелила на земле плед, а Сиэль вернулся в дом за провизией по своим «тайным тропам». Однако подозревалось, что дворецкий его таки обнаружил и провёл нравоучительную беседу, так как обратно Фантомхайв вернулся темнее тучи и очень молчаливым, а отвечать вовсе отказывался. Принесено им было всякого, на целую корзинку. В основном бутерброды, но были и рулетки из ветчины, фрукты, яблочный пирог, печенье и шоколадные пирожные. А также несколько простеньких белых тарелок с синей каемкой, чашки, нож, вилки, бутылка морса и небольшой деревянный поднос на ножках. Пикник вышел удивительно веселым, крикливым и беспорядочно суматошливым. Полулежать получалось ужасно жёстко и неудобно. Спустя какое-то время, когда напитки и еда забылись, а игры наскучили, общее внимание привлекли шум плещущейся воды и колыхание шлюпки, причалившей близ небольшого деревянного пирса. При более внимательном рассмотрении стало заметно как что-то большое и белое, поднимая в воздух брызги, качало лодку. Достигнув причала первым, Транси угадал в растрёпанном мокром комке жирного неуклюжего лебедя, который почти отчаянно пытался забраться в пустую шлюпку. И когда мальчишка запрыгнул в лодку, не то, пытаясь прогнать птицу, не то опередить ее по странной глупости, лебедь, с поразительной шустростью оставив своё занятие, улетел. А лодка, опасно качнувшись, резко накренилась. Раздались испуганный вскрик Элизабет и встревоженный оклик Фантомхайва. На одно стремительное мгновение графу показалось, что даже птицы вокруг смолкли и всё погрузилось в кромешную, обволакивающую тишину. Но матовую пелену тут же разорвали грянувшие отовсюду оглушительные звуки – плеск воды, шум ветра и такой громкий стук собственного сердца, что, казалось, оно вот-вот разорвёт грудную клетку. Элизабет и Сиэль стояли неподалёку, удивленно смотря на него. Алоиса взяла холодная дрожь от растерянности и невозможности объяснить, что он баловался в шутку. Пытаясь разрядить момент, он как-то небрежно взглянул в одну сторону, затем в другую и, просияв, с улыбкой сказал: – Давайте прокатимся? Подошву всего склона у леса огибала узенькая тёмная речка. Чуть дальше, на берегу, белели колонны низкой каменной беседки и виднелись острые чёрные шпили и полуразрушенные стены заброшенной часовни. Громады пышных каштанов толпились по берегам и, опадая, листья их ложились на тёмную гладь воды, вытесняя небо. Вдалеке стеной громоздились вековые платаны и пёстрые вязы. Лодка скользила по реке медленно, оставляя за собой белый извилистый хвост. Три арки каменного мостика, перекинутого через узкий пруд, в отражении своём образовывали в воде три овала, а вода отбрасывала переливающийся отсвет на внутреннюю сторону свода. После неудачной шутки Транси с падением, при малейшем намёке на какую либо шалость с его стороны, Фантомхайв напрягался, но, не теряя выдержки, преспокойно начинал просто грести веслом со своей стороны в сторону противоположную. От чего все возможные усилия Транси становились бессмысленными, а лодку начинало закручивать. Напротив них, откинувшись на подушки и укрыв колени пледом, сидела Лиззи. В своём лёгком жёлтом платье в белую полоску прямого покроя с бантом чуть ниже талии и аккуратной соломенной шляпке с короткими загнутыми полями и синей лентой, она была прелестна. То и дело, поправляя тёплый серый кардиган на своих плечах и играясь со своими густыми золотыми кудрями, она раздавала мальчикам указания к управлению лодкой. Но всякий взгляд её зелёных глаз был пол, невинной обещающей жизни, дышал гармонией. А за миловидностью и детской весёлостью угадывалась семейная гордость. Они причалили к берегу, когда солнце уже клонилось к горизонту. Всюду было пустынно и тихо. Подобно тени великана, укрытые плющом развалины каменных сводов и стен чернели за могучими ветвями усыхающих дубов в объятьях острых лучей заката. От былой их величественности не осталось и следа. Вокруг на многие мили простирались заливные луга и холмы, окружённые лесом. Молча, они блуждали меж громоздких камней, поросших мхом и лишайником. Солнце неумолимо катилось к закату, шумно роптали дубы, а где-то в ветвях пела кукушка. – Я здесь никогда не бывал…, – задумчиво произнёс Сиэль, прислонившись к стволу дуба и рассматривая единственную уцелевшую башню с колоколом. –Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, – расхаживая вокруг, давя разбросанные сухие жёлуди и слушая кукушку, считал Транси, – Ты что-то сказал? – натыкаясь на друга, спросил он, вскинув голову. – Здесь удивительно красиво! – обвязывая свой полевой букет шляпной ленточкой, воскликнула юная маркиза. – И удивительно холодно. - подтягивая серые гетры, проворчал в ответ Фантомхайв. – Хотите черники? – неожиданно раздался голос Алоиса. Опустившись на корточки у раскидистого колючего куста, он с удовольствием набирал в ладонь горсть матово-синих ягод. Рядом нагнулся Сиэль и с поразительно сосредоточенным выражением лица принялся обшаривать кустик. Набрав полную ладонь, он предложил всё Элизабет, а сам принялся набирать ещё порцию. Но тут девочка вскрикнула и взмахнула руками, рассыпав ягоды. – Там гусеница! – она отступила назад, с неподдельным ужасом указывая пальцем куда-то на траву. Совершенно бесстрашно подобрав мохнатого зелёного червячка с земли двумя пальцами, Алоис хитро улыбнулся рядом стоявшим друзьям и, запрокинув голову, раскрыл рот, словно вот-вот готов съесть насекомое. Лиззи тут же с визгом закрыла лицо ладонями. – Ты всегда был сумасшедшим, Транси! – наигранно закатывая глаза и отворачиваясь, ужаснулся Сиэль. – Поразительный вкус, – дурачился Алоис, уже давно под шумок, отшвырнув противное насекомое куда-то в кусты. Однако, завидев, что Лиззи засмеялась, подметив его маленькую уловку, он приложил палец к губам, делая ей жест помалкивать. Девочка вскочила на мощные извилистые корни дуба, под которым они стояли и, смеясь, нараспев произнесла: - Падает, падает, Лондонский мост! Падает! – Хочешь ещё? – предложил Фантомхайв, протягивая ей полную ладонь крупной черники, но Лиззи отказалась. – А давайте в прятки! – выглядывая из-за дерева, предложила она. – Нет, нет, нет, – тут же запротестовал Сиэль, – через час темнеть начнёт, а нам еще домой возвращаться! – Ну, пожалуйста, давай. Будет весело, – идя у Элизабет на поводу, подначивал друга Алоис. Наконец Фантомхайв сдался и Лиззи, просияв, начала считать смешным повествовательным голосом: – Фи–фай–фо–фут, Кровь человека чую тут. Мёртвый он или живой, Тут не ждёт его покой. Она перевела дыхание, заправила светлую прядь за ухо. - Фи–фай–фо–фут, Дух британца чую тут! Мёртвый он или живой, Попадёт на завтрак мой! «Мой» пал на Сиэля, тогда было решено, что считать он будет ровно до ста и что прятаться можно не дальше развалин. Отвернувшись, граф прислонился к дереву и закрыл глаза, начиная счёт. Элизабет не медля, побежала прятаться, высоко поднимая тонкие ноги в белых чулках. Петляя среди холодных могильных плит и столбов по узкой, едва видной тропинке, Алоис вышел на большую поляну за колючими зарослями барбариса. Найдя этот уголок крайне уютным, он опустился на траву прямо посреди поляны. И, сложив руки на животе, блаженно прикрыл глаза. Ясный, солнечный день, проведённый столь праздно и беззаботно, полный весёлых игр, лёгких разговоров и вкусной еды, казалось, измотал его сильнее любых рабочих будней. Но он был спокоен и до неприличия счастлив. Он думал о том, что многое произошло, многое изменилось за последние месяцы, и думал, что ещё больше произойдёт, поменяется. Он думал о поступках последних дней, о том, что планы его спонтанны и ненадёжны. Вдруг какая-то неприятная резкая мысль проскользнула среди других, но тут же исчезла. Что это было? Ах, ну да… Он ударил господина Фаустуса позавчера на перроне. Так пошло вышло, зонтик выбил. И грубостей наговорил ни с того ни с сего. Как он там его обозвал? Бесчувственным индюком, кажется, или напыщенным? Смешно это всё. Смешно и тошно. А ещё этот поцелуй. Нет, Фаустуса конечно за такое проучить стоило. Да что там проучить, убить мало. Приманил, в фавориты вывел, а он, он… не сопротивлялся. В общем, вышло безобразие. И там, на перроне, всё вышло безобразно. Начиная со сказанного и кончая поцелуем. Но теперь ничего не поделаешь, нужно это пережить и постараться забыть. Однако, чем больше граф пытался забыть о произошедшем, тем точнее вырисовывались в нём самые неприметные детали. Невесть, что пронеслось в его голове, прежде чем он погрузился в картины жизни куда более давние. С неизъяснимым замиранием он смотрел сквозь туман и грёзу прожитых лет на горсть далёких воспоминаний. *** Алоис рос трудным, до прекрасной крайности избалованным, своенравным ребёнком. В свои неполные восемь лет он уже умел, приняв гордый вид, с презрением улыбнуться на низкую лесть гувернантки или прикрикнуть на непослушного лакея. Между тем, свойственная всем склонность к разрушению росла в нём необыкновенно. В саду он то и дело ломал кусты, срывал лучшие цветы, усыпая ими дорожки. Он с неподдельным удовольствием давил несчастную муху в углу окна и радовался, когда брошенный им камень, задевая ветку, сгонял птиц с деревьев. Вспышки сливались в цветных просветах витражного окна каждым солнечным летним днём, когда они завтракали в многооконной столовой, отделанной панелями красного дерева. Где так сладко и тягуче яркий паточный сироп наматывался блестящими кольцами. Пахло вафлями и ванилью. Лучи, проходя сквозь ромбы и квадраты цветных стёкол, драгоценной росписью ложились на подоконник, оживляя арлекиновыми заплатами белую столовую скатерть. Бывало, дворецкий с непоколебимым видом склонялся к отцу, шёпотом сообщая, о каких-то неотложно важных происшествиях в поместье или звонке, тогда отец убирал салфетку с колен, извинялся перед матерью и покидал стол. Алоис и Лука между тем как можно незаметнее снимали с вилки по кусочку мяса, опускали ладонь под скатерть, терпеливо выжидая, когда Август их слижет. Август был большим серым немецким догом, любимой собакой их матери. Он частенько любил устраиваться под столом, едва ли не занимая всю его длину, в надежде перехватить вкусненькое. Когда же главная хозяйка пса, собираясь повторить уловку, одной точной фразой на чопорном немецком языке, её намерения прерывались бабушкой. Убеждённой пессимисткой, старых заплесневелых устоев и пыльных постулатов. Кричали иволги в листве за распахнутым окном классной комнаты. Мама о чём-то разговаривала с учителем (их стали нанимать едва Алоису исполнилось пять), Лука, сидящий рядом на плюшевом стуле, катал по чёрной лакированной парте маленький полосатый карандашик с большой синей кляксой у самого грифеля. Но вскоре Абигейл увела его. Миссис Абигейл была высокая светловолосая красавица с синими морскими глазами. Между занятий она частенько приносила мальчикам в комнату жестяную коробочку миндального печенья. Сколько граф не старался, он не мог вспомнить, когда именно она появилась в их доме. Её расплывчато-фигурный образ был вторым после образа матери, невольно сливаясь с ним. Летние дни, бесконечные в своём медленном и неуклонном угасании, сменяли ноябрьские туманы и декабрьские дожди. С холодами особо частые детские болезни особенно сближали братьев с матерью. Мутно перламутровое небо бессолнечного осеннего дня и краски опавших листьев на фоне мокрой террасы. Бугорки отметин на косяке пахли хвоей, прошедшие именины, затмевало ожидание рождества. В долгие зимние отъезды матери мальчики любили ночевать в её спальне, где гувернантка находила их только после позднего ужина, который мальчики пропускали. Чувствуя, как обволакивает страшная душная тоска, они зарывались носом в ажурные подушки на её кровати, вдыхая запах её духов. Когда в доме оставалось мало людей, они чаще бывали в библиотеке - просторной комнате, где особо выделялись два огромных кресла с по-королевски высокими спинками, обитые красным гобеленом и тяжёлый письменный стол, за которым мама особо любила писать письма. Там же отец каждое субботнее утро фехтовал с Месье, чьё имя давно утратилось. И кто преподавал мальчикам гимнастику по понедельникам. В один из таких тихих зимних вечеров, но уже через год, почти перед самым рождеством они с братом наблюдали, как уезжал отец. Бабушка тогда приехала неделей раньше, а в доме царила суета, отдающая трауром, и мама не улыбалась. Лука сонно горбился, жалуясь на холод, и обнимал за крепкую шею Августа. Под нездоровым светом двух фонарей у крыльца слуги перетаскивали тяжёлые кожаные чемоданы в блестящий багажник чёрной машины. Тот последний образ отца в чёрном макинтоше и любимой шляпе, столь скоро затерялся, расплылся за новым и старым, что теперь прокручивая те дни, Алоис видел лишь бледную безликую тень. Может в тот, последний день, он был слишком мал, чтобы запомнить его лучше? Но разве не самые яркие и полные образы выносим мы из тех ранних, далёких лет своего детства? Мистер Вильям появился в их жизни резко как-то внезапно, не вовремя, словно наказание за бывшие слишком счастливыми годы. Если за счастье вообще положена расплата! Холодной туманной осенью тысяча девятьсот девятнадцатого. Жидковолосый, с большими глубокими глазами грязно-земляного оттенка. На прогулке он носил белый плащ с серебряной пряжкой у шеи. А самой шумной, на фоне сдержанных и однообразных его ужимок была привычка до неприличия громко чихать. Но более неё Транси злила манера этого человека при встрече трепать его по щеке – отвратительное ощущение – он же считал, что подобный жест располагает. Его шершавые замшевые перчатки всегда пахли нафталином. И если выпадал случай в подобный момент оказаться не под надзором матери, Алоис без промедления отворачивался или просто бил мужчину по ладони. Чужак спокойно убирал руки, всем своим видом высказывая небывалое понимание, но подобная реакция злила графа ещё больше. Дождливая, испещрённая вспышками молний весна, сменилась ясным летом, а затем хмурой осенью. В своём белом платье, шляпе с бледными цветами, она перебирала почту за столиком на террасе, то и дело, поднося к губам белый шёлковый платок. После смерти бабушки частые болезни истощили её физически и морально. Лука сидел рядом, раскладывая орехи, а найдя среди скорлупок сухое серое тельце мёртвой бабочки, долго изучал его на скатерти. Опадали пышные белые хризантемы. Меланхолично-хриплым и нежным голосом мать зачитывала длинное письмо от дальней родственницы. Тем утром планировалась лисья охота, но из-за сильных туманов планы отменились, а из леса была принесена большая плетёная корзинка грибов и Алоис, никогда не терпевший грибов ни в супах, ни в гарнирах, долго помогал их разбирать. Накрапывал нудный дождь. Он шел, все те холодные месяцы одиночества в пустеющем доме и он же холодил воздух, после, у высоких ворот Академии. Мистер Вильям уезжал всё чаще, а всевозможные тётушки со стороны покойной матери приезжали всё реже. Так и оставшись для Транси образом карикатурно-чопорных дамочек с возмущёнными голосами и озлобленными таксами на коротких поводках. *** Дождливым, мутным вечером тысяча девятьсот двадцать второго, они с братом пересекли туманный двор дортуара и, поднявшись по указанной лестнице, распахнули дверь новых апартаментов. И по сравнению с прежней комнатой они раздражали своим убожеством. В прямоугольной тесной комнате, едва вмещавшей двух жильцов, стояло слишком много мебели. Напротив двери находилось окно, от него по обе стороны, располагались две железные койки, с парными тумбочками и со сложенным на них постельным бельём. Далее, по направлению к двери, у стен стояли два небольших письменных стола при лампах и необходимой канцелярии, (вроде набора перьевых ручек и парных чернильниц). После шли два одинаковых во всём, вплоть до натёртых круглых ручек, встроенных шкафа, напольное зеркало, пара старых стульев с просиженными подушками и сомнительная по виду белая раковина. Еще в комнате была пара книжных полок над кроватями, высокая корявая вешалка и (это как раз новоиспечённых жильцов ничуть не удивило) свод инструкций по поведению с расписанием звонков и занятий в тёмной рамочке у двери. Однако то, что какой-то совершено посторонний человек, мог навязывать ему свои порядки, было Алоису абсолютно непривычно. И если первые свои штрафы он схлопотал по незнанию, то остальной десяток из чистого озорства. Ко всему прочему, в комнате было ужасно холодно. Батареи, которые стояли там, видимо для красоты, топили крайне редко, из необычной экономии. В душ и вовсе надо было топать в общую ванную и желательно пораньше, пока туда не набежал весь этаж. Суетливая, громкая, многоликая в своём вечном движении жизнь Академии просачивалась через узкие глухие коридоры в просторные классные залы, пропахшие чернилами и бумажной пылью. Вся эта непривычная атмосфера в первые дни породила собой у графа мучительную бессонницу, с которой позже, вплоть до того рокового августовского вечера, он великолепно справлялся. Алоис быстро привык к рядовым туфлям на резиновой подошве, возненавидел шерстяные штаны, которые не столько жали, сколько дико чесались, и благословил необязательность ношения подвязок. После того, как Луку перевели в корпус его одногодок, к Транси подселили Фантомхайва. Фантомхайва – извечно серьёзного, хмурого, молчаливого, с надменной усмешкой, столь разительно контрастирующего с новыми знакомыми Алоиса - Карлом и Гаем. Фантомхайва – до тошноты педантичного, щепетильного к мелочам, любящего раздавать указания и соблюдать правила. Фантомхайва – обожавшего рассказы Эдгара По, любившего приключения, разоблачения и паутинный ужас тайных обществ. Фантомхайва – который краснел в особо щекотливых разговорах, был внимательным слушателем и интересным рассказчиком. Фантомхайва – заботливого и весёлого. Сиэля Фантомхайва. Однако, несмотря на всю мнимую комфортабельность и самобытность, обстановка одаривала нестерпимым чувством ностальгии. Даже теперь, обзаведясь друзьями и недругами, почти растворившись в новой для него жизни, Транси болезненно тосковал по дому. Временами, он с красочной точностью угадывал подобное в других ребятах. Но чувства эти были настолько очевидны и знакомы, что заговорить о них решался не каждый. Да и разговаривать тут было особо не о чем… От чего тот фатальный, душный, вечер на переломе лета и осени, становился в его памяти ещё ярче, ещё страшней, ещё откровенней, в своём настоящем ужасе и неотвратимости. «Прошлое всегда можно изгладить раскаянием забвением или отречением, беседующее же неотвратимо».* *** Алоис зажмурился, ощутив, что бивший сквозь веки свет загородила тень, а после нехотя распахнул глаза. Склоняясь, над ним стоял Фантомхайв. – Проснулся, наконец, – раздражённо прыснул он, и, бросив на друга испытывающий взгляд, отошёл в сторону. – Ещё играем? – пытаясь прогнать усталую сонливость, Транси поднялся на ноги, отряхнулся, посмотрел по сторонам. Смеркалось. – А мы уж решили, ты здесь ночевать собрался. – Не дождёшься. – Я в принципе был не против. Но Лиззи настаивала. Скажи ей спасибо. Отстраняя колючие ветки, Сиэль вышел на тропинку. Весь оставшийся путь, вплоть до самых дверей дома они не проронили ни слова. А когда, переодевшись, спустились к ужину, Себастьян отозвал Сиэля, и за столом граф не появился. *** Час спустя, после тяжёлого разговора с Себастьяном, попросив оставить его одного, Сиэль расположился в красной гостиной южного крыла. Это была красивая комната. Нижние части стен облицованы высокими ореховыми панелями, а пространство между панелями и потолками занимали бордово-красные обои с золотым и платиновым дамасским орнаментом. Потолки восхищали изумительной техникой маркетри из разных пород дерева. Натёртый до блеска паркет укрывал большой персидский ковёр, а окна украшали многослойные жёлтые портьеры с ламбрекенами. На столике с инкрустированной столешницей близ дивана стояла единственно зажжённая бронзовая лампа с абажуром зелёного стекла. Напротив, на журнальном столике, пестрели жёлтые орхидеи в расписной вазе китайского фарфора. Над камином в массивных золочёных багетах, в окружении марин Айвазовского, висели несколько репродукций Джона Мартина и Джорджа Хейтера. Умиротворенно тикали часы, с боем в стиле Людовика XVI. Несколько раз Сиэль порывался вернуться в общую столовую, где ужинали Элизабет и Алоис, но останавливался. Вдруг, он услышал странный шорох подобный чьим-то осторожным шагам. За распахнутыми дверями залы, в темноте коридора мелькнуло что-то белое. Сиэль, вздрогнув, вскинул голову. – Кто тут? – спросил Фантомхайв. – Мы, – раздался детский смех, но никто не появился. Наконец, несколько секунд спустя, в комнату вошли Алоис и Лиззи. – Элизабет, что за шутки?! – вспыхнул граф. – Не шуми, – весело хлопнув друга по плечу, Транси завалился в одно из кресел напротив, – это я её надоумил. Мы коварно планировали перепугать тебя до смерти! «У вас это почти получилось» подумал про себя граф. – Откуда вы узнали где… – Где ты? – перебил его граф, – тебя без колебаний сдал дворецкий. – Ты спал? – подскочила к кузену Лиззи, - это так мило! – Лучше бы спал, – хмурясь, проворчал Фантомхайв. – Досадно, мы надеялись, ты развлечёшь нас очередным сюрпризом, – как ни в чём не бывало, добавил Алоис. Лиззи кивнула, очаровательно улыбаясь, глаза её радостно блестели. – Позвольте узнать, с чего вдруг? – возразил Сиэль. – Оттого что гостей положено развлекать, – шутливо потребовала маленькая кузина. Фантомхайв нахмурился, ему явно было не до шуток и детских забав, хотя он и старался не подавать вида. – Несомненно, но мне и без вас не плохо. Девушка надула губки и опустилась в другое кресло. – К слову, – вмешался Алоис, – ты зря пропустил ужин! На этот раз твой Себастьян превзошёл сам себя. Этот… – он замялся, пытаюсь вспомнить какое-то название. – Лиззи, как он его называл? – Сабайон*, – произнесла она с лёгким французским акцентом. – Точно, не знаю, что это, но по вкусу пальчики оближешь, – с наслаждением сказал, облизнувшись. – Но признаться, сейчас душу бы отдал за простую чашку горячего шоколада. - пробормотал Транси расслабленно, откидываясь на мягкую спинку кресла. – Не слишком ли велика цена за такое простое желание? – раздался томный вкрадчивый шёпот над его ухом. Алоис почувствовал, как по спине прошла холодная волна мурашек. Бледнея, он вскинул взгляд. Возникнув, словно из ниоткуда, у кресла стоял Себастьян. Безумным взглядом он проследил, как мужчина прошёл к столику и опустил на него поднос с пышущими паром чашками горячего шоколада, украшенными взбитыми сливками и ягодами. Все молчали. Фантомхайв хмуро сверлил слугу убийственным взглядом. Транси сглотнул, гневно сжал подлокотник дивана, фривольно перекинув ногу на ногу. – Ах, Себастьян, всё как всегда просто великолепно! – невольно прерывая образовавшуюся паузу, воскликнула Лиззи, приняв чашку из рук дворецкого. Когда же Себастьян обернулся передать чашку Транси, мальчик забрал её сам. – Разожги камин и принеси, какие-нибудь игры, – приказал слуге Сиэль, возвращая чашку на столик. – И принеси еще пару листков бумаги, – отрываясь от сладкого напитка, добавила Лиззи. – Это всё, милорд? – держа подмышкой серебряный поднос, покорно спросил Михаэлис. – Да, можешь идти, – ответил ему Сиэль. Транси проводил дворецкого долгим взглядом. Всё больше он убеждался, что Себастьян Михаэлис отнюдь не так прост, как может показаться на первый взгляд. Глаза у него хитрые и светятся коварством. Но прежде чем за слугой закрылась дверь, Алоис отчётливо расслышал его голос: «Осторожно, граф, она куда дороже, чем вы думаете. Берегите её». Граф был уверен, это слышали все, но когда он обернулся и Фантомхайв и Лиззи преспокойно продолжали пить свой шоколад. «Никто из них этого не слышал. Никто не слышал, кроме меня.» - подумал Алоис. Спустя ещё четверть часа, сидя за чайным столиком с одной картой в руке, а другой, облокотившись на стол, прижав сгиб указательного пальца к краю подбородка, он тихо созерцал очередную фазу в раскладке пасьянса. Однако в картах сегодня ему совсем не везло - одна за другой подряд шли пики, чуть реже трефы, а красных мастей и вовсе почти не было, от чего общий расклад выходил мутным. Устало прислонившись к стене, у камина стоял Сиэль, остаток вечера он учил Элизабет играть дартс. Сейчас голова его касалась золоченой рамы одной из ужасающих полотен – "Пандемониума" Джона Мартина. За окном почти стемнело и тихо, как-то совсем по–домашнему, догорали поленья в камине, бросая блики на темный потолок. На столике рядом замерли шахматы и фруктовая ваза в окружении разбросанных мелких и мятых бумажек после шумной и весёлой игры в шарады. Разочаровавшись в картах, граф оставил их на столике и, развернув одно из кресел к камину, свернулся в нем, перекинув ноги через подлокотник и прижавшись щекой к спинке. Оглашая комнату весёлым заливистым смехом, кузина Мидлфорд закружилась на месте. Она радовалась своей маленькой победе в новой игре, вынимая перьевые дротики из твёрдой чёрно–бело–синей мишени на подставке. Сиэль отступил от стены, и, легко дёрнув витой шнурок сонетки, повернулся спиной к камину. Он один выглядел усталым, но и его глаза горели так же, как у всех. «Это радостное волнение, нам всем очень хорошо.» - подумал Транси. – К слову, Фантомхайв, я всё горел желанием спросить, как давно Себастьян у вас работает? И что его здесь удерживает? – вспомнив свою давнюю заинтересованность, спросил у Сиэля Транси. – Не очень–то он похож на одного из тех старых потомственных лакеев и камердинеров, которые знают все секреты хозяев, порой лучше их самих. Без которых они не могут сделать ни шага самостоятельно, вплоть до выбора запонок к вечеру! Он рассмеялся. – Сколько себя помню, Себастьян служит нашей семье, – легко ответил граф, – А с тех пор, как я уехал в академию, присматривает за поместьем. Меня это вполне устраивает. Его быстрый поверхностный ответ показался Алоису уклончивым, но он не предал этому серьёзного значения и, зевнув, расслабленно потянулся. – А что если мистер Михаэлис – один из незаконно нарождённых потомков семьи, – театральным тоном заговорил Алоис, – и в нетерпении дожидается, когда последнего Фантомхайва, то есть тебя, Сиэль, – он указал на друга пальцем, – настигнет ужасное проклятие рода? - на этих словах он скорчил пугающую гримасу и взмахнул руками. – После твоей смерти он унаследует дом и закопанные в подвале золотые слитки. А может, он хранит в потайной комнате драгоценности, – легко добавил он обычным голосом. – Не мели чепухи, Транси, – недовольно буркнул в ответ Сиэль. – Во-первых, Себастьяна я знаю достаточно долго и хорошо, что бы не сомневаться в нём. И, во-вторых в моём доме нет потайных комнат, – твердо возразил Фантомхайв. И едва он это произнёс, одна из высоких деревянных панелей отстранилась от стены, и в комнату проник дворецкий. Увидев его, Алоис удивленно вскинул брови, сдерживая улыбку. Лиззи хихикнула. – Естественно, такая возможность планировалась раньше, но я могу со всей определенностью заявить, что никаких таких скрытых укрытий в доме не… – заметив выходящего буквально из стены Себастьяна, Сиэль замялся, сконфузился, кончики его ушей и щёки приобрели заметный румянец. – Имеется… За несколько секунд в безмолвном спокойствии слуга быстро забрал пустые чашки, графин с подносом и удалился. И тут грянул смех. – А вот Себастьян о потайных ходах знает всё, – произнёс Алоис и тут же уткнулся лицом в ладони. Плечи его тряслись. – Особенно в твоём доме, Сиэль!- сквозь смех продолжил Алоис. – Кажется, он слышал как ты это говорил, – тоненьким голоском подхватила Лиззи, обращаясь к кузену. Они еще долго не могли успокоиться, пока, нахохотавшись до колик, не откинулись в креслах, уставшие и обессиленные, глядя друг на друга. – Это, – от негодования сжимая кулаки, начал граф и тут же замолчал, потому что Лиззи хихикнула. – Это, – повторил Фантомхайв строже, и они затихли, – обычный чёрный ход для прислуги, он короче и ведёт напрямую в служебные помещения. – сообщил он. – Ну, или по нему могут второпях сбегать изобличенные любовники и любовницы, – понимающе кивая, не унимаясь, хохотал Транси. Лиззи рассмеялась и бросила на Алоиса быстрый взгляд. Вдруг электрическая лампа на чайном столике дрогнула, с треском моргнула светом и потухла. Остался только догорающий камин. Когда все на минуту замолчали, давящая атмосфера дома только сгустилась. – Самое время для историй о привидениях! – тихо хлопнув в ладоши, таинственно провозгласила Элизабет, и, твёрдыми уверенными шагами достигнув двери, аккуратно повернула ключ. – Кто-нибудь знает дома с приведениями? – вновь спросила она, по-кошачьи устроившись на ковре у камина, с любопытством смотря на мальчиков снизу вверх. – Дом графа Сиэля Фантомхайва. – с хитрой улыбкой прошептал Алоис, расположившейся рядом с Элизабет. – Транси! – метнув в друга суровый взгляд, крикнул Сиэль, казалось, краснея ещё больше, но в сумрачном свете камина это было почти не заметно. – Всё, молчу, мочу. – Бликлинг-холл, – произнес Алоис, смакуя слова, – в Норфолке. – Мне больше нравиться трагичная история Глэмиса в Шотландии, – хитро улыбнувшись, Сиэль покосился на Лиззи и Алоиса, чьи лица, как по команде приняли внимательно–заинтересованное выражение школьников, готовых ловить каждое его слово. Он снова занял позицию у камина и начал. Медленно, нарочито бесстрастно, словно повествовал о давно умерших королях и войнах прошедших столетий. Рассказывая, Сиэль ни на минуту не оставался в покое: он расхаживал по сумрачной комнате, ворошил дрова в камине. – Граф Глэмис был заядлым игроком в карты. Как-то в субботний вечер он так увлекся игрой, что не смог остановиться до самой полуночи. Один из слуг напомнил графу о том, что уже наступило воскресенье и в этот день христианину не подобает играть в азартные игры. На что граф ответил: «Я не прекращу игру, даже если к нам решит присоединиться сам дьявол!». Через мгновение раздался гром и явился сатана, он объявил игрокам, что они проиграли ему свои души и теперь обречены играть в карты до Страшного суда. Поговаривают, Граф по сей день играет с дьяволом в карты, в несуществующей комнате этого замка. Но снаружи комнату хорошо видно в окна, а вот двери внутри неё не существует. Есть легенда, что когда слуги застали призрак графа за игрой с сатаной, они замуровали вход в эту проклятую комнату. И если подойти к этой стене в ночь с субботы на воскресенье, можно услышать голоса играющих… Алоис поежился и сглотнул, не отрывая пристального взгляда от рассказчика. Сиэль же довольно ухмыльнулся, наблюдая какой эффект произвела его история, и, сложив руки на груди, откинулся к стене. И с минуту все молчали, словно ожидая ответа. С тихим треском рассыпались дрова в камине. – Как-то в темноте не очень это смешно, да? – тихо спросила Лиззи. – А я слышал, некоторые замки просто кишат полтергейстами, – отстранённо заговорил Транси, – так, в одном зверски убили какого-то шотландского короля. В день убийства кровь короля впиталась в деревянный пол, и с тех пор его призрак часто появлялся только в этом месте. – Как в «Кентервильском привидении»? – со скромной улыбкой добавила Лиззи, – помните, есть такая новелла, у Уайльда Оскара. – Где американские близнецы выжили из замка старого английского призрака, – скептично подхватил Фантомхайв. – Именно, – подтвердила девочка. – Однажды я тоже читала историю одного замка – Вудсток. Увлечённо начала рассказывать Элизабет, и теперь все внимательные взгляды устремились на неё. – В далеком XII веке, в замке, это была королевская резиденция, где Генрих II любил проводить время со своей возлюбленной, прекрасной Розамундой Клиффорд. А чтобы сберечь Розамунду, Генрих создал в саду вокруг замка запутанный лабиринт, найти правильный путь, в котором можно было лишь по серебряной нити. Но однажды королева проследила за мужем и проникла в замок. Она предложила Розамунде два способа смерти на выбор. От кинжала или от яда. И девушка, выбрав второй, умерла в страшных мучениях. До сих пор призрак прекрасной Розамунды ждет своего Генриха в окрестностях замка. - она печально вздохнула и подняла нежный взгляд на Сиэля. «Столь романтичная особа.» - подумал про Лиззи Транси. – А вот я бы с удовольствием посмотрел на Винчестерскую виллу в Калифорнии, – самодовольно произнёс Алоис. – Я о ней не слышала, – задумчиво протянула Лиззи, кокетливым движением приложив пальчик к подбородку. - Расскажи! Сиэль же, явно знающий эту историю, поймал взгляд Транси, и согласно кивнул. – Дом тот принадлежал Саре Винчестер, и история его такова, – таинственно понизив голос, начал граф. – После кончины дочери и мужа, оружейного магната Уильяма Винчестера, Сара обратилась к медиуму, чтобы вызвать душу умершего, который сказал, что на семье лежит ужасное проклятие, её преследуют духи людей, а единственный способ для нее самой спастись — ни на один день не останавливать строительство. Если стук молотков затихнет, Сара умрет. В доме почти двести комнат, десять с лишним ванных, несколько кухонь, полсотни лестниц и столько же каминов. Но выстроен он был так, чтобы запутать духов, которые придут по душу миссис Винчестер. Поэтому двери тут открываются в стены, а лестницы упираются в потолки. Коридоры узки и извилисты, как змеиные тела. Некоторые двери верхних этажей открываются наружу, так что невнимательный гость может выпасть прямо во двор, в кусты; другие устроены так, что миновав пролет гость должен свалиться в кухонную раковину этажом ниже или проломить окно, устроенное в полу нижнего этажа. Двери многих ванных комнат прозрачны. В стенах открываются потайные дверцы и окошки, через которые можно незаметно наблюдать за происходящим в соседних комнатах. Хозяйка, боясь преследований нечистой силы, каждую ночь спала на новом месте, и каждую полночь звучал гонг, и хозяйка уединялась в особой комнате для спиритического сеанса. Слуги слышали в эти часы звуки органа, на котором больная хозяйка играть не могла. Когда же она умерла, в сейфе не оказалось денег. Там лежали только пряди волос, мужских и младенческих, свидетельства о смерти мужа дочери и завещание из тринадцати пунктов, подписанное тринадцать раз. Но ни слова не было в нём о судьбе несчастливого дома… – Архитектора, который попытается обнаружить логику в устройстве дома, должен поразить невроз, – с издевательской усмешкой добавил Сиэль, когда Алоис прекратил рассказ. – Эта история слишком гротескна и мелодраматична. Ее трудно воспринимать всерьез. – Однако, она совершенно правдива, – парировал граф. – Не спорю, но Сара Винчестер больше похожа на сошедшую с ума вдову, бездарно просадившую многомиллионное наследство, а ее дом — на дорогостоящую громоздкую нелепицу. «Винчестер-хаус» попросту уродлив. Разомлев, после насыщенного событиями дня, все молчали, глядя на огонь. Старинные часы гулко пробили одиннадцать, и было решено, что день более чем насыщенный, окончен и пора расходиться. Поднималась по лестнице вслед за Фантомхайвом, Алоис только сейчас понял, как сильно устал: каждая ступенька давалась с трудом. Остановившись на лестничном пролете, откуда коридор разветвлялся на два крыла, мальчики пожелали Элизабет доброй ночи и повернули в свои комнаты. В спальню Алоиса они пошли вдвоём. Транси, на ходу стянул зашнурованные туфли, и, сняв джемпер, обернулся к Фантомхайву, который замер посреди комнаты. Во взгляде Сиэля горело глубокое сожаление - он понимал, сколь ужасно то, что он собирался сделать и не решался. Прошла пара минут тягостного молчания. – Алоис, послушай, – скрепя сердце, начал граф, но не закончил фразу. И Транси подумал: «Или он скажет мне нечто очень важное, или потянет время и вежливо переведет разговор на другую тему.» – Ты, я вижу, ночевать здесь собрался, – усмехнулся Алоис, но улыбка тут же спала с его лица. Граф совершенно не знал, как отреагирует Сиэль на то, что он собирался ему сообщить. – Я уезжаю, – после тягостной паузы произнёс Транси, – совсем уезжаю. - уточняя скорее для себя, нежели для друга, добавил он до странности будничным тоном, но Фантомхайв понял всё мгновенно. Поджав губы, граф сверлил Алоиса пристальным взглядом. Сиэль догадывался, что однажды Транси всё–таки примет это решение. И если ещё год назад ему было бы безразлично и он почти знал что ответит, то сейчас, стоя перед ним, не мог сказать ни слова. Алоис же тем временем смотрел на него спокойно, словно надеялся, что друг начнёт отговаривать. – Куда ты поедешь? – наконец холодно спросил граф. На секунду вопрос Сиэля поразил Транси, но, выдохнув, мальчишка лишь отвернулся, продолжив готовиться ко сну. Алоиса задело равнодушие, с которым Фантомхайв отреагировал на его слова. Он думал, что, наверное было полной нелепостью считать, что Сиэль отреагирует на его решение как-то иначе. В этом был весь он. «Люди сами выбирают свой путь и за свои ошибки должны отвечать сами». – В Лондон, у мамы там раньше была квартира, или в Истборн, это где-то в Восточном Сассексе, точнее не помню, там моя бабушка живёт, – свободно, будто планировал туристическую поездку ответил Алоис, – то есть жила, раньше… Он зевнул и отбросил кофту на стул. Внезапное воспоминание о смерти бабушки взволновало его, он так долго этого не вспоминал. А ведь она покинула их, когда мама еще была жива. Не сняв ни рубашки ни брюк граф присел на краешек кровати. – Алоис, – голос его строгий и спокойный, привычный, но он так редко называл его по имени, – ты не думал что тот случай с Людвигом... что это могло быть убийство? Ничего не объясняя, Фантомхайв молчал. И, казалось, от одного его присутствия в комнате похолодало. Последние слова Сиэля показались Транси подозрительными, но внезапная перемена темы удивила ещё больше. И с чего он вдруг вспомнил покойного Людвига? – У Харшоу были не все дома, и он успел нажить себе достаточно врагов в Академии, – граф неспокойно поднялся, было совсем неприятно вспоминать о Людвиге Харшоу. После его смерти, Алоис надеялся навсегда и подальше упрятать любые воспоминания, связанные с этими именем. И придавая завязавшемуся разговору ауру ни к чему не обязывающей болтовни, улыбнулся. – … но его уж скорее похитили бы, чем вот так сразу в речке топить. Не напомнишь, кто там у него папаша? Мадридский посол, кажется? А чего ты о нём вспомнил, с темы на тему прыгаешь? Не уж-то меня отговаривать собрался!? - он рассмеялся как можно беззаботнее. Однако Фантомхайв по–прежнему оставался непоколебимо спокоен. – А тебе не приходило в голову, что это могла быть чья–то хладнокровно спланированная месть? - Сиэль обернулся. Алоис вздрогнул. О, мягко говоря, конфликтных взаимоотношениях между ним и погибшем Харшоу, Фантомхайв знал. Но и большим секретом, этот факт тоже ни для кого, не являлся! «Не думает же он, что это…» - промелькнула страшная мысль в голове графа, и он резко повернулся. – Хочешь сказать, его убил кто-то из учеников? Нет, быть не может, они на такое не способны! – Я раньше тоже так думал, – с хладнокровием палача ответил Сиэль, поймав шокированный взгляд Транси. Едва уловимый намёк во взгляде Фантомхайва поразил Алоиса, будто сильнейший разряд молнии прошёл сквозь его тело. Мальчик пошатнулся, отступил назад. «Он обещал. Он обещал, обещал. Больше никогда…» - пульсировала мысль в его голове. – Не смей, напоминать мне о прошлом! Оно мертво! – злобно сжав зубы, почти выкрикнул Алоис, – Ты обещал! Вдруг Транси болезненно зажмурился и закрыл лицо руками, его лихорадочно затрясло. Не предполагая такого исхода, Сиэль испуганно кинулся к другу. – Алоис, выслушай меня! Просто послушай! – Нет, – орал мальчишка, отталкивая от себя друга. – Замолчи, Фантомхайв! Замолчи! Тогда - это самоубийство. Самоубийство! А к этому подонку Харшоу я не имею никого отношения! – Умоляю, Транси! - он положил руку ему на плечо. Фантомхайв схитрил, никогда и никого в жизни он не позволил бы себе умолять. Но здесь и сейчас у него не оставалось выбора. Неожиданно Алоис вскинул на него тревожные, мокрые от слёз глаза. – Ты же мне веришь? - графа всё ещё бил озноб, бешеный стук сердца оглушал, а голова, казалось, налилась свинцом и болезненно ныла. Словно наказание за страх и ужас, о котором ему напомнили, уже наступили. Ладонь Фантомхайва, сжимающая предплечье, была каменной, точно вынуждая пасть на колени. – Верю, – твёрдо ответил ему Сиэль и Транси в отчаянном порыве обхватил его плечи, прижимая к себе. – Мне очень жаль, Алоис, – быстро и чётко заговорил граф, – но я не могу поступить по-другому. Я не могу сказать, кто этот человек, и каковы его намерения, но он желает тебе зла. И в этом я, к сожалению, уже не сомневаюсь. Это он расправился с Харшоу! Он ищет и ждёт. Ты не можешь уехать в Лондон, не можешь уехать в Истборн, даже в Академию тебе не следует возвращаться, – его тихий голос дрогнул. – Будь ты где угодно, он отыщет тебя, – зашептал Сиэль. – Да кто это, кто? О ком ты говоришь? Транси был в смятении. Он не понимал, говорил ли Сиэль серьёзно или это был какой-то странный розыгрыш. – Найдёт и уничтожит, забрав своё. А самое ужасное, что ты сам, сам того не замечая, позволишь ему это! - он отстранился, и по его лицу Алоис понял, что Сиэль был ужасно напуган, говоря это, но лишь растерянно улыбнулся. – Сиэль, ну это же бред, абсурд. Всё, что ты мне сейчас наплел, не имеет смысла! – он надрывно усмехнулся, изо всех сил стараясь воспринимать это как глупую шутку. – Ты книжек своих ненормальных перечитал, вот тебе и мерещиться всякие ужасы. Сядь. Не дёргайся. - беспокойно уговаривал Транси, – успокойся. Таким, он видел Фантомхайва впервые и это пугало его больше, нежели всё сказанное ранее. Фантомхайв медленно сел на кровать, дивясь собственному спокойствию, и тяжело перевёл дух. Он был мертвенно бледен и опять совершенно спокоен. Он чувствовал, что нарушая собственные принципы, выдал кошмарную, страшную, невозможную тайну, которая долго и больно тяготила его. Он совершенно ясно представлял, что последует за этим. Но тот, кому он её доверил, его не понял. Совсем. А когда поймет, будет уже слишком поздно. И Сиэль опустил плечи. Затем неожиданно посмотрел на входную дверь, резко соскользнул с кровати, подошёл к двери и повернул ключ. Алоис молчал, ему было зябко и немножко смешно. – Теперь ты, наверное, хочешь, что бы я ушёл, – раздался голос за его спиной. – А ты хочешь уйти? – Нет, – прозвучало в ответ. Фантомхайв обернулся и поднял глаза на Алоиса. Есть такие взгляды, которые преследуют, потом очень долго и ты ищешь их, ищешь жадно, хочешь вернуть это странное душевное взаимопроникновение, всего на минуту, мгновение. Будто что-то там, за радужной оболочкой, тебя сцепило, дотронулось и навсегда поменяло, оставив внутри необъяснимый осадок. Бронзовые часы пробили полночь, как ножом разрезая тишину. За окном мерцало тяжёлое малахитовое небо, предвещая бурю. *** Удивлённо проследив, как звучно щёлкнул замок, Михаэлис тихо убрал руку с дверной ручки, лукаво ухмыльнулся и пошёл дальше по коридору. Пора было готовиться к новому насыщенному дню. *** В спальне царили зверский холод и непроглядная тьма, горела только одна прикроватная лампа. С минуту Сиэль ждал, что Транси заговорит первым, потом произнёс устало: – Прости, я повёл себя по-глупому, ужасно вышло. Это, наверное, утомление сказывается. - он болезненно нахмурился, провёл рукой по лицу. – Да, уж такой бред понёс под конец, я чуть не купился, – насмешливо и немного оскорблённо выдохнул Алоис. – Но ничего страшного. Паника – это страх, а страх есть добровольный отказ от здравомыслия и опыта. Мы или покоряемся или пытаемся победить, третьего не дано. Сиэль с немым вопросом уставился на друга. Алоис сконфузился. – В книжке вычитал. – угрюмо и обижено буркнул Транси, – Кстати, есть одно любопытное средство, – тут же вспыхнул граф. Соскочив с кровати, Алоис бросился к своему на половину распакованному чемодану. – А я уж на минуту подумал, ты с катушек съезжать начал, Фантомхайв, – он залился дурацким смехом, граф обернулся к нему, раздраженно нахмурив брови. – Теперь я знаю что там, за твоей серьёзностью. Сумасшествие. Выложив часть одежды прямо на пол, он раскрыл двойное дно, отстраняя шёлковую обивку. Под ней, за резинкой, темнела на половину полная маленькая фигурная бутылочка с темно-бронзовой жидкостью. С трудом вытащив её, Алоис хохотнул и, откупорив бутылку, отхлебнул немного, после чего протянул ее Сиэлю. – Пей. Пей, Фантомхайв, мигом коленки трястись перестанут. «И начнут трястись руки.» - про себя едко подметил Фантомхайв, уже подозревая, что за напиток мог прятать Транси за подшивкой своего чемоданчика. Но бутылку взял. «Нам обоим сейчас не мешало бы успокоиться.» - подумал Транси и, заметив, что Сиэль медлит, любопытно рассматривая предложенное, пожал плечами, презрительно хмыкнув. – Прости, бокалов не держу, как видишь. Боюсь, хрусталь треснет. - он плюхнулся обратно на кровать рядом с Сиэлем. Фантомхайв отхлебнул коньяк, отчетливо почувствовав, как он обжог гортань, и повернулся к графу: – Откуда у тебя это? - неожиданно спросил он, буравя Алоиса напряжённым взглядом. – Не поверишь, стащил у нашего благородного господина Фаустуса. Оказывается, даже у таких, как он скелеты по шкафам запрятаны. Правда, она, – он кивнул на бутылку, – стояла в серванте за книгами. - А что? – Это Мартель*! Настоящий, с выдержкой, – со странным восхищением ответил Сиэль. – И? – повёл бровью Алоис, не видя в его восхищении ничего особенного, – коньяк, как коньяк. – Ну, для начала это напиток одного из старейших и известнейших французских коньячных домов. Он недёшево стоит, а уж с выдержкой, – он прищурился, высматривая заветную цифру на потёртой тёмной этикетке. – Целое состояние… – Отдай сюда бутылку! – оживлённо спохватился Алоис и попытался отобрать «состояние», но Фантомхайв отстранился, хитро прищурившись. – Ты же сказал, что украл его?! – с наигранной возмущенностью спросил он. – Вот именно, – не оставляя попыток, взбунтовался Транси и навалился на друга, – возвращай! – Верну тебе бутылку, нальёшь туда чаю, – откровенно засмеялся Сиэль и закрыл глаза. Транси рассмеялся. После недолгой возни, споров и на двоих выпитой бутылки дорого коньяка, между ними вновь воцарилась атмосфера дружеской беззаботности. Недавний инцидент был забыт. Сиэль сидел, облокотившись на заднюю спинку кровати, в кромешной темноте, вцепившись в запястье Алоиса, лежащего поперек кровати на его коленях. Время от времени мальчики лениво перекидывались парой фраз. – Ты мне все ноги отдавил, – Фантомхайв попытался устроиться удобнее. – Ничего, потерпишь, – из-под полуприкрытых век, сидящий рядом Фантомхайв виделся размытым пятном. Алоис поднялся, и, обойдя кровать, попытался стянуть покрывало, но наткнулся на графа. – Уйди, у тебя руки холодные, – нудно произнёс Сиэль, когда Транси устало склонился над ним, – и я спать хочу. – А у тебя губы холодные, и вообще... ботинки снимать надо. – промямлил Алоис, укладываясь рядом, кутаясь в угол тяжёлого одеяла, накинув другую половину на Фантомхайва. – Скучать будешь? – старался согреться граф, поджимая колени к груди. – Не дождёшься, – с неясной печалью в голосе огрызнулся Сиэль, повернулся на бок, перевёл взгляд на Алоиса и, что-то невнятно промямлив, отвернулся. Не зная Фантомхайва, Алоис поверил бы, что это было скупое, очень спорное «да», но Сиэль оставался Сиэлем, а это значило что он, скорее всего, просто проворчал что-то нелестное в его адрес, попросил замолчать и не задавать глупых вопросов. Транси уснул. *** Жёлтое пятно ночника бросало сумрачный свет на верхние ступени лестницы, внизу бездонным омутом чернел вестибюль. Дом хранил настороженное молчание, лишь иногда по этажам как будто пробегал едва ощутимый сквозняк. В деревьях у террасы закричала сова. К рассвету заморосил нудный дождик, вскоре сменившись тяжёлым туманом. Алоис проснулся и увидел, что комната из-за дождя и тумана стала серой и блёклой. Он лежал в кровати один, плотно укрытый одеялом. Фантомхайва в комнате не было. Покрывало было педантично сложено на стуле подле шкафа вместе с разбросанной вечером одеждой. Закрытый чемодан стоял рядом. Транси поежился и сел, натягивая на себя одеяло. Выбираться из тёплого кокона совершенно не хотелось, однако голодно запротестовавший желудок быстро вынудил его передумать. Приведя себя в порядок, он поспешно выскользнул за дверь. Сытный завтрак - как раз то, что сейчас ему было необходимо. Но сперва, он твёрдо решил отыскать Фантомхайва, дабы потом не разыскивать очередную столовую. Ну, или на худой конец кого-нибудь из слуг. Спустившись по главной лестнице в вестибюль, замер на последней ступеньке. Прислуги было много, лакеи и горничные шумно и суетливо шныряли туда-сюда по вестибюлю. Кто-то заканчивал уборку, кто-то таскал большие проклёпанные чемоданы и круглые шляпные коробки. Из распахнутых дверей с улицы повеяло холодным ароматом дождя и мокрой травы. Краем уха уловив чей-то разговор, Транси понял что приехала некая Френсис и, судя по количеству багажа и шумихи которую она произвела своим прибытием, персоной она была немаловажной. С минуту граф стоял неподвижно. Но вдруг струя холодного воздуха, пахнущего сыростью и землей, заставила его отступить к перилам. Мимо нарочито медленно прошествовал дворецкий. Мужчина обогнал графа и, встав в центре вестибюля, пару раз глухо хлопнул в ладоши, подгоняя прислугу в работе. Не желая спрашивать Михаэлиса, Транси быстро обогнул толпу и пошел галереей, повернул за угол террасы, где они пили чай в день приезда и, спустившись в сад, осмотрелся. - Господин Сиэль и мисс Элизабет, вместе с госпожой Мидлфорд и миссис Дюлес, отправились на конную прогулку, полагаю, они скоро вернуться, – произнёс знакомый голос за его спиной. Граф обернулся. К нему спускался дворецкий. Что-то было не так в мистере Михаэлисе в это утро. Всё тот же строго одетый молодой человек, однако какая–то незначительная деталь была изменена. И было абсолютно не ясно какая именно. Алоис решил об этом не думать и проигнорировать вездесущего дворецкого. Себастьян ступил ближе, захлопнул серебряные часы на цепочке, едва заметным жестом заправил прядь чёлки за ухо, внимательно всмотревшись куда-то в линию горизонта, где за зелёной равниной начиналась роща. И тут Транси понял, что выделялось в идеальном образе дворецкого: его тёмные блестящие волосы были плотно зачёсаны назад, просто зализаны назад. И Михаэлису это явно не нравилось, вызывая «лёгкое» раздражение. Внезапно Транси вспомнил, где ещё видел подобное. У господина Фаустуса, на перроне, когда он столь грубо выбил у него зонтик, и мужчина одним движением руки изящно зачесал мокрые от дождя волосы назад. Только, выглядел он тогда несколько комичней. На мгновение Алоис не сдержал тёплой улыбки, но тут же резко себя одёрнул. Он пообещал себе никогда более не вспоминать об этом, значит выполнит. А то, что должно быть забыто - будет забыто. На границе, у равнины, показались четыре всадника. Плотной кавалькадой они галопом приближались к дому. В одном из них граф быстро узнал Сиэля - он шёл впереди всех. Рядом, на палевой лошади скакала Элизабет, а следом, отставая едва ли на метр, ехали двое - миссис Дюлес и ещё какая-то дама, издалека показавшаяся Транси старой. Наверное, это и была та загадочная Френсис. – Завтрак будет подан в белой столовой, в десять, – констатировал Себастьян, удаляясь, – и вам не мешало бы сменить причёску. Но Алоис пропустил его слова мимо ушей, даже не спросив где находиться эта «белая» столовая. Граф никогда не любил лошадей, но двигающиеся с такой грацией конники его очаровали. Резко затормозив у широкой подъездной дорожки, что вела мимо террасы, наездники проследовали рядом. Элизабет, увидев Алоиса, радостно помахала ему рукой. Фантомхайв первым спрыгнув с коня, помог ей спуститься. Сегодня он тоже на себя похож не был, поприветствовал Алоиса только вторым и вообще выглядел крайне напряжённо (к слову, волосы у него тоже были зачёсаны, с аккуратным пробором слева). – И всё же настаиваю, что машины куда удобнее лошадей. Им не требуется периодический отдых, к тому же едят они меньше, – спрыгивая с лошади, отряхиваясь и поправляя прическу, громко и с улыбкой произнесла Мадам Рэд. – А как же бензин? – мило спросила Лиззи. – Мелочи, mon ange, – ответила подъехавшая дама в сером клетчатом шерстяном костюме и маленькой шляпке болотного цвета с пёрышком. Она перевела свой спокойный взгляд на Транси, и граф понял, что это и есть миссис Френсис. Тем не менее, она вовсе не была старой. Светлые длинные волосы, собранные под шляпкой, спускались на плечо красиво завитым хвостом, пронзительный взгляд зелёных глаз, изящная стать. На вид ей можно было дать чуть больше тридцати. Женщина ловко спрыгнула с лошади и, переложив хлыстик в другую руку, протянула графу изящную ладонь, облачённую в шёлк перчатки. – Маркиза Френсис Мидлфорд, а ваше имя, молодой человек? – Граф Алоис Транси, мэм, – отвечая лёгким рукопожатием, с улыбкой сказал граф. – Рада нашему знакомству, – несколько высокомерно произнесла она, и, окинув мальчика внимательным взглядом, молча прошла в дом вслед за Мадам Рэд, весёлая Лиззи последовала за ней. А вскоре, передав лошадей конюху, в доме скрылся и Фантомхайв. Оставшись у террасы совершенно один, Алоис внезапно ощутил странный укол тревожной печали. Он почувствовал себя неимоверно крохотным, незначительным и одиноким среди этих чужих, незнакомых ему людей, этого ужасающе огромного дома, среди этой, пускай и странной, но семьи. Ему вновь захотелось домой. «Пора уже идти на завтрак.» - подумал он и зашел в дом. Минуя гостиную, чьи двери выходили на террасу, он прошёл коротеньким коридором, затем свернул, спустился по лестнице и понял что запутался, явно попав на какие-то цокольные этажи для прислуги, где располагалась кухня, так как в воздухе улавливался очень привлекательный аромат. Где-то раздался девичий смех и голоса горничных. За приоткрытой дверью в стороне шумела посуда. Сосредоточившись на поисках выхода Транси, прошёл до середины коридора, когда услышал отдалённо знакомую рифму. Он обернулся и посмотрел на оставшуюся позади пустую часть коридора, откуда доносился чей-то певучий голосок: - По трубе, по водосточной, паучок взбирался, Но полился дождь, и крошка смытым оказался. «Да, я помню.» - подумал он, улыбаясь и вслушиваясь в ненавязчивую мелодию, - «Мы с Лукой играли в эту игру.» Голос был тонкий, детский. Он пел тоненько и ласково, едва различимо: - Солнце вышло из-за тучки мокроту сушить, - И опять по водостоку паучок спешит.* Песенка звучала всё отчетливее, но потом вдруг затихла, и Транси ощутил легчайшее дуновение и тихий детский смех в самом конце коридора. Преисполненный страхом и любопытством, он повернул за угол. Но там никого не обнаружил. Поежился, потом замер и удивленно глянул через плечо. «Может быть в дверях сквозняк? Сквозняк? Откуда здесь взяться сквозняку? Все двери закрыты.» – рассмеялся он про себя. – О, Господин Транси, – раздался ехидный томный голосок. – Вам никто не говорил, что подкрадываться со спины – это нехорошо? – съязвил он, оборачиваясь. Однако, того кого ожидал, там не увидел. Напротив, перед ним стояла персона совершенно ему не знакомая. С первого взгляда на лицо, Алоис не дал бы ему (а он был уверен, что личность эта мужского пола) более лет двадцати четырёх. В улыбке его смешалось что-то детское. Строгий костюм тройка в тонкую полоску и дорогие лакированные чёрно-красные ботинки на каблуке. Каштановые прямые волосы были забраны в длинный аккуратный хвост, открывая лицо. Молодой человек был в замысловатых очках на красной цепочке. Но образ этого чудаковатого незнакомца был бы неполон, не будь граф внимательней: самой яркой деталью оказались глаза незнакомца. Они был ярко-зелёными. Их гипнотизирующий взгляд, казалось, проникал в самую душу и был насмешлив. Алоис не смел, признаться себе, что напуган, из инстинктивного страха, что незнакомец почувствует это. Он стоял к нему совсем близко, фривольно облокотившись на стену, и в такой близости было что-то гадкое. Сила его неприязни казалась совершенно необъяснимой. Не сводя глаз, незнакомец обошёл мальчика со стороны, словно осматривая, и произнёс тихо, смакуя каждое слово: - Смерть по вам соскучилась. Не ожидал, что найду вас столь скоро. Думал, Себастьян от вас ни на шаг не отойдёт, как не отходит от этого юнца… – что–то лисье промелькнуло в его ухмылке. Алоис несколько стушевался, ситуация пугала своей вычурной водевильностью. «С чего вдруг Себастьян должен от меня…» - граф осёкся, - «А ведь и вправду не отходит… ни на шаг.» - вспомнил он, вздрогнув, и окинул незнакомца обескураженным взглядом. – Вы правильно думали, – подходя к Транси с другой стороны коридора, спокойно и с неизменной полуулыбкой произнёс Михаэлис. – Заблудились? – обратился он к графу, но мальчишка лишь презрительно хмыкнул. – Вы, я полагаю, тоже, господин Сатклифф? – наигранно удивлённо посмотрел на молодого человека в очках. – Ну что ты, Себастьян, – гость расплылся в улыбке, больше походившей на оскал, – тут я лично по приглашению леди Дюлес. – Тогда позвольте проводить вас в ваши покои, – учтиво добавил слуга, стоя лицом к лицу с этим Сатклиффом. – С превеликим удовольствием, – молодой человек жадно уставился на дворецкого. – Мэйлин, покажи гостю его комнату, – Себастьян высокомерно отстранился, незнакомец перестал улыбаться. В коридоре появилась горничная. Поприветствовав гостя, она попросила следовать за ней. Михаэлис же повёл Транси в другую сторону. Но прежде чем покинуть коридор, он оглянулся и, поймав ответный взгляд гостя, с лукавой улыбкой приложил палец к губам. *** Зала, в которой был накрыт стол, оказалась вовсе не белой, а какой-то жёлтой. Стулья были обиты зелёной тканью. И шторы были зелеными, в тон к стульям. Кто вообще решил её так назвать? Первые минут пятнадцать завтрак походил на официальный приём. Дамы спустились к столу в платьях. И Алоис, одетый в свои чёрные высокие шорты, рубашку с приталенным жилетом и красный шерстяной кардиган, чувствовал себя неуютно. Зато блюда по-прежнему были выше всяких похвал – подавали йоркширский пудинг с подливкой и ростбифом, а на десерт - яблочный крамбл.* Сразу после завтрака они перешли в другую просторную комнату, со старой мебелью стиля регентства и тяжёлыми бледными гобеленами на стенах. День тёк тягуче и настолько сладостно, что временами становилось скучно. Объятые туманным бархатом холмов, тая в тепле и пышности дома, они получили передышку длиною в сутки. Сиэль закончил «Посмертные записки Пиквикского клуба» и принялся читать «Венера и Адонис» из Шекспировского сборника. Алоис упражнялся в шахматных этюдах, а Элизабет, сидя за консольным столиком у окна, складывала гербарий из сухих листьев. Ни маркиза, ни госпожа Дюлес после завтрака более не появлялись. В этот день, как никогда ранее, каждый из них испытывал жгучую потребность побыть в покое, позаниматься чем-нибудь для себя. Ровно в час дворецкий подал чай с бергамотом и подогретые сэндвичи с ветчиной. И сообщил, что обед будет подан в половине пятого. *** Допивая чай, граф поставил белую ладью на «Д5» и тяжело склонился над шахматной доской, подперев голову. – Цугцванг*… – зевая, произнёс он, как вдруг услышал легчайший треск. Ощупав карманы кофты, Алоис вытащил, знакомые очки. Даже тут, в умиротворённой глуши зелёных долин и густых лесов, Фаустус умудрялся напомнить о себе мелочами, которые раньше совсем не казались Алоису такими значительными. «Ну вот, стёклышко треснуло.» - заметил граф, поглаживая линзу большим пальцем, словно пытаясь стереть следы своего неосторожно преступления, словно очки всё ещё принадлежали Клоду. Хотя, чего там, провожая их на перроне, он был уже в новых, а об этих, наверное, и думать забыл. После этой мысли, Алоису вдруг ужасно захотелось швырнуть их об стену, чтоб не просто трещина, чтоб вдребезги, на осколки! Но через силу сдержав порыв, он лишь бережно убрал аксессуар в другой карман кофты. Может, стоит вернуться? – Шах и Мат белому королю… – играючи помахав деревянной фигуркой, он вздохнул, уверенно поставил её на необходимую позицию и, допив чай, поднялся. Элизабет вышивала в кресле, Фантомхайв продолжал читать, на столике у камина играл граммофон, размеренно потрескивая пластинкой. Звучала "Пляска смерти" Листа. Неприятная, переменчивая мелодия. По стёклам нудно стучал мелкий холодный дождь. *** За ужином всё вновь выглядело слишком официально: мисс Дюлес в длинном струящемся сине–зелёном платье с вышитым лифом, светлыми перчатками до локтя и ниткой бисерных бус, Маркиза была одета в блестящее кремовое платье в пол, с меховым палантином, а её шею украшала нить перламутрового жемчуга. Сиэль в сером костюме-тройке и Лиззи в миленьком ярком платье с бантом на низкой талии. Дабы соответствовать обстановке, Транси сменил серую рубашку на белоснежную блузу с накрахмаленным воротником–стойкой и надел начищенные до блеска чёрные ботинки. Официальные приёмы и вечеринки не числились в его планах, когда он собирался в гости на каникулы. Застегнув жилет на все пуговицы, граф оставил кардиган на подлокотнике кресла и сел за стол. Разговор за аперитивом первым начал Сиэль, поочерёдно отвечая на вопросы дотошных тётушек. За первым Мадам Рэд стала рассказывать сплетни высшего света, красиво дополняя их своими колкими замечаниями. Как узнал Транси у Фантомхайва, она была младшей сестрой его матери, а миссис Мидлфорд была сестрой его отца и матерью Лиззи. К всеобщему удивлению она удачно вышла замуж по любви, сделав выбор между наследником герцогского титула и неким восходящим миллионером. При ней имелось всё: деньги, положение, красота, изящество манер. И, судя по всему, она являлась настоящей знаменитостью в определенных кругах. Лиззи с увлечением слушала свою тётушку. В её воображении она делалась настоящей светской львицей. На втором блюде речь зашла о политике, и Сиэль активно поддержал разговор, войдя в настоящую дискуссию о тяжести затянувшегося экономического кризиса в стране, возмущаясь частотой смены кабинетов. Он прекрасно держался, улыбался сдержано, говорил мало, но всё им сказанное было уместно, а редкие шуточные подколки вовремя умели освежить беседу или изящно перевести тему. Френсис одобрительно кивала и поправляла платье на коленях жестом совершено таким же, как и у ее дочери. Однако, на первой смене блюд, особо горячие споры поутихли и темы вновь вернулись в узкий круг из спорта, искусства и мелких сплетен. К десерту живопись плавно перетекла в темы антиквариата и разнообразной ценной старины, а затем приняла оборот даже несколько мистический. Мадам Рэд пересказывала одну занимательную статью о феномене полтергейста, движущихся самих по себе предметах мебели и летающих чашках, которую вычитала из одного занимательного «бульварного журнальчика». Транси несколько раз старался вмешаться в разговор, но быстро остался лишь слушателем. Тем не менее, он совсем не ощущал той застенчивой неловкости, что поглощает человека в компании людей, хорошо знакомых, связанных между собой событиями, живыми только для них, отголосками прошлых шуток и встреч. Так, что человек, новый в этом обществе, чувствовал себя, как если бы начал читать многотомную книгу, но не с первого тома, вмешиваясь в историю давно начавшуюся. Переводя взгляд с одного на другого, Алоис прислушивался к разговору, полному безвестными намёками на былое, и ему казалось, что чем откровеннее становился тонкий мир, созданный в переплетении слов, тем более он был ему чужд. Но если он временами и чувствовал себя неловко, то не показывал этого. После ужина, Алоис задумался, что за весь прошедший день ни разу не видел того подозрительного типа, на которого наткнулся утром, в коридоре кухни. От Фантомхайва он о нём ничего не слышал, да и не спрашивал. Кем таким он являлся и откуда, Транси знал только с пары скупых слов дворецкого. Грелль Сатклифф – подозрительная личность. Чай подали в соседей гостиной. «Эрл Грей» и фруктовый трайфл* стали великолепным завершением ужина. Внезапно свет во всей комнате резко погас. Послышались возмущённые голоса, кто-то попросил принести лампу. Граф застыл, крепко вцепившись в подлокотники глубокого кресла, пытаясь сфокусировать взгляд на чём-то одном и не впадать в панику. Но в ту же секунду особо густая темнота возле камина разверзлась, озаряя комнату алым, и из темноты показался статный красавец в перчатках, чёрном фраке с белым шарфом и шляпе, надвинутой на глаза. В руках он держал трость с блестящим набалдашником, а в зубах сжимал сигарету. Комната наполнилась сладким приторным запахом шоколада. Раздались плавные аккорды фортепиано. Быстрым движением покрутив трость, незнакомец коснулся набалдашником конца папиросы, и тот вспыхнул ярким пламенем. Тогда фокусник невесомо, прогнал огонёк по всей трости, но пламя не причинило никакого урона ни его перчаткам, ни предмету в его руках. Но на самом конце он ловко схватил его ладонью, подбросил в воздух и к всеобщему изумлению из огня возник белоснежный голубь, который легко взмахнул крыльями, тут же усевшись к нему на руку. Молодой человек обворожительно улыбнулся, поклонился, приветственно снимая шляпу, и по зале пронёсся восхищённый шепоток, когда все увидели, что это был Себастьян. Расположившийся в углу дивана Фантомхайв мгновенно поменялся в лице, а поймав в сумраке удивлённо–восторженный взгляд Алоиса, нахмурился, и надменно посмотрел на Михаэлиса. Элизабет со счастливой улыбкой, восхищённо взмахнула руками и замерла в ожидании. Мадам Рэд отставила блюдце с чашкой чая, неподдельно заинтересованно смотря на дворецкого. Маркиза горделиво вскинула подбородок и, с величавой элегантностью переложив ногу на ногу, чуть склонила голову набок, улыбаясь краешками губ. Воспользовавшись паузой, Себастьян продолжил. Казалось, каждый его жест был безупречно отточен и одновременно крайне небрежен. Он поставил трость, повесил на неё свою шляпу, выкинул папиросу и, захватив кончик пальца, принялся зубами стягивать белые перчатки. После чего, скомкав небрежным, но крайне изящным движением, он бросил их в зрителей и на лету они обратились двумя прекрасными голубями. Затем он закатал рукава фрака, быстро расстегнул запонки на белоснежных манжетах и, закатав рукава рубашки, звонко хлопнул в ладоши. Присутствующие напряжённо шевельнулись. На ладонях, Себастьян держал две идеально ровные колоды карт. Каждую он покрутил в пальцах и молниеносно раскрыл красивым веером, затем одним быстрым движением собрал их. Легонько подкинул, сосредоточил в объёмный узор, но тут же сломал его и закрутил колоду спиралью, которая, двигаясь словно сама по себе, перешла в двойной веер из полушарий красных и чёрных мастей. Никогда ещё в своей жизни Алоис не видел подобных фокусов. Карты ожили в руках у Михаэлиса, они плыли, перетекали подобно воде или песку, собираясь в узоры настолько замысловатые, что порою казалось, карты сплошь принадлежат одной лишь масти или чисты вовсе. Короли выстраивались за тузами, дамы за королями, а вольты и десятки шли следом, как по команде. Многослойные веера превращались в объёмные спирали и крутились, подпрыгивали, тасовались в умелых тонких пальцах дворецкого. Затем мужчина вдруг щёлкнул пальцами, и раскрытая колода в его ладони исчезла. Гостиную оглушили нетерпеливые аплодисменты. – Charmant! Charmant! – воскликнула Лиззи. – Милорд, позвольте, – дворецкий шагнул к Сиэлю, и мальчик фыркнул, весь вжавшись в спинку дивана. – Колода в вашем кармане, - с улыбкой произнёс Себастьян, склоняясь к графу. Все ощутимо зашевелись, обращая всё своё внимание на Фантомхайва. Мальчик скованно похлопал по карманам и вытащил полную и нетронутую колоду из нагрудного кармана жилета. Но только одну. Элизабет, завидев это, весело подпрыгнула на месте и повернулась к кузену. Сиэль согласно кивнул, и с хитрой улыбкой протянул карты обратно «фокуснику», но Себастьян, отрицательно мотнув головой, отстранился. – Оставьте себе, – прошептал он, – может, удастся вернуть вчерашний должок. - понизив голос, проникновенно и тихо добавил он, язвительно прищурясь. Услышав это, Транси зажал себе рот ладонью, дабы не рассмеяться в голос, видя какой взгляд метнул в сторону слуги Фантомхайв, но тут же вспомнил, что вчера они не играли в карты. Но кому тогда принадлежит его карточный должок? Он с подозрением уставился на друга. – Старый фокус, – с улыбкой произнесла Маркиза. Себастьян удивленно повёл бровью, более не улыбаясь. Повисла пауза. – Что ж, а ваш палантин, кажется, так не думает. - он отступил на шаг назад, оглядев комнату с ядовитой ухмылкой. Все замолчали, переводя взгляды в сторону Маркизы. Женщина встрепенулась, смятенно коснулась ладонью длинного шёлкового меха, и вдруг изумлённо распахнув глаза, вскочила с места, резко отбрасывая накидку в сторону. Мех на палантине распушился, встал дыбом и, оскорблёно мяукнув, грациозно опустился на ковёр большой белой кошкой. Все изумлённо вздохнули. Мадам Рэд заразительно рассмеялась. Френсис в растерянности остановилась посреди залы, ошеломлённо наблюдая за животным, но быстро приняв вновь невозмутимый вид, с благородной улыбой, взглянула на Себастьяна и вернулась в кресло. Дворецкий подхватил пушистую красавицу на руки, с наслаждением поглаживая её по спине. Элизабет и Транси восторженно подхватили аплодисменты. Даже сосредоточенно хмурый Фантомхайв не сдержал улыбки. Себастьян передал кошку на руки служанке. – Ещё! Браво, браво! – торжествовала миссис Дюлес. – Permetter, – вымолвил дворецкий, и в его руках возникла длинная нить бисерных бус, секунду назад покоящаяся на шее Мадам. – Ох, – Леди Рэд, заметив пропажу, восхищённо взглянула на фокусника. Себастьян взметнул ожерелье к потолку. Сверкающие бусины слились в блестящую змею, сверкнули красным язычком, зашипели и вновь осыпались в ладони дворецкого прозрачным бисером. Однако когда он продемонстрировал их залу, в его руках лежала горка новеньких серебряных фунтов. Все ахнули. – Настоящие? – вздохнула Лиззи, пристально осматривая взятую монетку. Все завертелись, обмениваясь многозначительными взглядами, глаза их возбуждённо блестели. И каждый, взяв по одной, как мог проверял монетки на прочность. С обворожительной улыбкой Михаэлис сорвал со своих плеч белый шёлковый шарф и опустил в сложенные лодочкой ладони Мадам нетронутую бисерную нить её ожерелья. Затем фокусник аккуратно скомкал шарф, и белая гладкая ткань обратилась в голубя, приземлившегося к нему на плечо. Зал охватило веселье и изумление, послышались громкие аплодисменты. Себастьян, приложив ладонь к груди, раскланялся, выпрямившись, обвёл гостей хитрым прищуренным взглядом и хлопнул в ладоши. Свет в комнате тут же погас. Музыка смолкла. Даже тлеющие угли в камине стали неразличимы. Во тьме послышались тихие удивлённые голоса, но с мест никто не поднялся. Царившее веселье сошло, на нет. Алоис почувствовал, как по спине пробежал холодок. В воздухе повеяло болотной тиной. И вдруг там, где ранее виднелся камин, с грохотом распахнулись грандиозные двери, озаряя комнату ярко-малиновым светом. Все суетливо переглянулись, не решаясь подняться. – Прошу! – у дверей возник Себастьян, красивым жестом приглашая войти. Мадам Рэд поднялась первой. Решительно приняв руку дворецкого, она шагнула за порог, в малиновый сумрак. Остальные, без тени сомнения, последовали за ней. Пропуская Лиззи вперёд, Сиэль и Алоис прошли в залу последними. Всюду гремела музыка, играл настоящий оркестр, но музыкантов нигде не было видно. В тусклом свете свечей в канделябрах на стенах, зала казалось огромной и тянулась, тянулась вдаль, уходила в темноту. Но чем глубже они заходили, тем ярче становился свет вокруг. С потолка свисала королевских размеров многоярусная хрустальная люстра, но и при её свете зала оставалась в сумраке. Под ногами заблестел каменный пол в геометрических узорах. Стены украшали огромные панно чёрного мрамора немыслимой высоты и зеркала на кованых цепях в золотых багетах. Окна, в обрамлении пышных синих бархатных ламбрекенов, светились темнотой, и ни деревца не было видно за ними. Вдоль одной стены тянулся бар, где полки были заполнены самыми разнообразными напитками, а стеклянная стойка уставлена вазами с фруктами, сладостями и цветами. Вдоль другой стены, на ножках лакированного дерева, стояли диваны, обитые синим и красным бархатом и кресла со столиками. Все быстро разошлись, и Транси неожиданно для себя приметил, что людей вокруг стало больше. Намного больше. За барной стойкой стоял молодой парнишка, в котором он узнал одного из лакеев. Мимо быстро мелькнула официантка, смутно похожая на горничную, обслуживающую их за обедом, только теперь она была без своих больших круглых очков. А её характерная неуклюжесть обернулась сверхъестественной ловкостью, с которой она, держа на одной руке поднос с фужерами, балансировала на высоких каблуках. На одном из диванов, в компании Мадам Рэд и Маркизы, сидел подозрительно привлекательный тип, Алоис узнал его по цепочке на очках – Грелль Сатклифф. Длинные волосы были распущенны, отдавая ярко-алым цветом в свете канделябров. И весь он сам выглядел отнюдь недурно, обладая одной из тех особых физиономий, что до странности нравятся женщинам. Он поднял свой зелёный взгляд в сторону графа, ухмыльнулся и, поправив галстук, отвернулся. Компания красивых дам его интересовала сейчас больше. Транси прошёл к барной стойке и, забравшись на табурет, поставил ноги на перекладину. Несмотря на недавний сытный ужин, кошмарно хотелось попробовать чего-нибудь из предложенного. Но деликатесов было так много, что у Алоиса просто глаза разбегались. Тогда, подвинув вазу с фруктами поближе, он сорвал и отправил в рот горсть больших светло-зелёных виноградин и развязно крутанулся вокруг своей оси. Но тут же, чуть не упав, вцепился в столешницу и вздрогнул, не в силах пошевелиться. Рядом, в профиль к нему, сидел мужчина до ужаса похожий на Фаустуса. Линия скул, изгиб носа, губы… нет, показалось. Незнакомец обернулся, хмуро окинув графа безразличным взглядом, поправил душку очков и, забрав со стойки напитки, удалился. «Совсем не похож.» - мгновенно подумал Транси, критично морщась. - «Да к тому же, очки некрасивые, чёрные, тяжёлые какие-то. У Клода оправа была золотая, и поправлял он их…» - при этой мысли Алоис сжал зубы и раздражённо повёл плечами, будто стараясь скинуть с себя ненужные воспоминания. На место чужака сел седой мужчина с усами и тяжёлым хмурым взглядом. Алоис отвернулся. Едва не вскрикнув, когда на соседнем стуле он увидел мужчину в красивом белом костюме, с длинным мундштуком в пальцах и красивой девушкой на коленях. Сколько ещё гостей в этом доме, о которых его не предупредили!? Вид молодой человек имел хитрый. Глаза его были прикрыты, но отчего–то создавалась уверенность, что видит он всё происходящее вокруг. Яркая сине-зелёная рубашка с интересным узором цветочной тематики, была расстёгнута на первые три пуговицы. Девушка же походила на хрупкую экзотическую куклу. Глаза, цвета мутного янтаря, смотрели чисто, с наивным любопытством, а на губах не играло и тени улыбки. Черные волосы, уложенные в аккуратную прическу с прямой челкой, украшал прекрасный розовый цветок и золотистая кисточка. Узкий воротничок китайского платья, был плотно застёгнут. Тёмный шёлк, в ярких зелёных и голубых драконах, тесно облегал изящный силуэт, смело подчеркивая каждый изгиб тела, а откровенный вырез сбоку открывал длинные стройные ноги. Неожиданно она наклонилась к Алоису с поистине детской живостью и кокетством, внимательно заглядывая в глаза. – Лан Мао*, – протянул мужчина со странным акцентом, беззаботно выдохнув струйку дыма, и мягко провёл по изящной спине девушки ладонью. Девушка быстро вернулась обратно к своему кавалеру, в сладкие объятья опиумного дыма, продолжая смотреть на графа так, будто не столько его присутствие удивляло её, сколько вообще реальностью его существования. – Очень, очень старый человек, – поворачиваясь к Транси лицом, сказал он. Лан Мао скользнула с его колен и, встав за спиной, стала обмахиваться веером. Паре были поданы долгожданные коктейли, и они моментально потеряли всякий интерес к графу. Алоису расхотелось наслаждаться едой и спрыгнув с высокого неудобного табурета, он направился в зал. Происходящее вокруг откровенно начинало тревожить его. Кто все эти люди? Откуда они? Когда были приглашены? И если Сиэль знал об их прибытии, почему ничего не сказал? И вообще, знал ли? Этот дом преподносил слишком много сюрпризов, и Транси желал расспросить Сиэля обо всём по порядку. Выискивая его среди присутствующих, Алоис случайно поймал взглядом Элизабет. Расположившись на диване, девушка наслаждалась разговорами и смехом в обществе двух молодых блондинов, в костюмах до маскарадного чудных: чёрно–белых мундирах с полосатыми бантами и серебристыми аксельбантами. Молодой маркизе такая компания явно нравилась и девушка без стеснённости, так свойственной ей, пила вино, пробуя предлагаемые сладости. Дальше – ещё и ещё лица людей, которых Алоис никогда не знал и не видел. Чужие лица. Тут и там мелькали фрачные плечи официантов. За шумным искрящимся фонтаном блестело фортепиано. На секунду Алоис опять прислушался к музыке, но едва успев почувствовать её, внимание его рассеялось, и заметив за тяжёлыми складками портьер, в темноте дверного проёма, силуэт Фантомхайва, он, не раздумывая, направился к нему. Залу наполнили бурные, финальные аккорды задыхающегося марша. Пройдя сквозь занавеску – стеклянные цветные бусы, граф вышел в тёмный коридор, и, проскользнув в густую тьму галереи, поднялся по главной лестнице. Вероятно, Фантомхайв был уже у себя в комнате. Оказавшись у дверей спальни, Транси постучал, но, неуверенно отпустив дверную ручку, сделал несколько шагов вглубь комнаты. Он почувствовал что дрожит, как от холода, хотя в комнате было тепло. Перед ним предстала красиво убранная спальня, тускло освещённая лунным светом. В комнате было еще две двери. – Сиэль, ты здесь? – он толкнул одну из них. Это был небольшой кабинет, отделанный темно-красными плотными обоями в полоску. У окна стоял высокий письменный стол красного дерева. Вокруг тускло зажжённой настольной лампы плясала черная муха. Стены украшали извилистые оленьи рога, картины, написанные акварелью, и литографии растений. Раскрытое настежь бюро стояло в беспорядке, заполненное книгами и разбросанными листами исписанной бумаги. На краю стола лежала скрипка, рядом стояла печатная машинка и перьевая чернильница. — Да уж, вот так местечко, — неуверенно произнес Транси, чувствуя, как по спине ползет холодок. На комоде стояла старая ваза со сморщенными сухими розами и несколько фотографий в тяжёлых рамках. А рядом сидел ворон. Заметив его, Транси невольно вздрогнул. «Реалистичное чучело.» - подумал граф, тыкая птицу пальцем в крыло. Шагнув ближе, он взял одну из фотографий. На старой, пожелтевшей от времени плотной бумаге, за зеркалом стекла, была изображена счастливая семья. Мальчик, одного с Сиэлем возраста и до ужаса на него похожий, только вот правый его глаз скрывала повязка. Он стоял, держа под руку улыбающуюся девочку в окружении двух дам в старомодных пышных платьях с кринолинами, а за его спиной стоял темноволосый мужчина во фраке дворецкого. Алоис повернул фото. На обратной стороне рамки, полустёртым прописным шрифтом в несколько строк было написано: «Сиэль Фантомхайв. 14 декабря 1875 – 26 августа 1889.» – Хм, он не говорил, что его назвали в честь дедушки. Бедный, умереть всего в тринадцать. Ужасно. Но это поразительное сходство с предками у них прямо семейная черта…, – он усмехнулся, уже собираясь вернуть предмет на место, как вдруг взгляд его наткнулся на затёртую, очень странную надпись: «…дворецкий – Себастьян Михаэлис. Весна. 1887 год». Транси задумался. «Молодой юноша на фотографии был лет 25, не больше. Фотокарточке лет тридцать на вид и если это всё тот же человек, Себастьяну сейчас должно быть….» Что-то на мгновение загородило свет. Странное движение отразилось в стекле. Испугавшись, Алоис вскинул голову. Безмолвную тишину разрезал оглушительный крик ворона. Птица, ещё недавно казавшаяся плохой поделкой таксидермиста, глухо хлопнув крыльями, взмыла к высокому потолку. Граф перепугано отшатнулся, машинально закрывая глаза рукой. – Ах, любопытство не доведет вас до добра, граф, – раздался, за спиной ехидный голос дворецкого. Длинная тень метнулась по полу к стене. Алоис обернулся. Михаэлис неподвижно стоял в дверях, держась прямо. Оба молча разглядывали друг друга. Молчание затягивалось. Наконец, немного оправившись от потрясения, Алоис попытался заговорить. – Как… вы? – спросил он, растерянно осматриваясь. – Лучше ответьте мне, что вы тут делаете, господин Транси? Неужели праздник так быстро вам наскучил? – спросил мужчина, легко улыбнувшись. – Я искал Сиэля… – К сожалению, милорд сейчас немного занят, – с неизменной галантностью ответил слуга, переступая порог. На губах его заиграла страшная ухмылка, а глаза горели, светились гневом и нетерпением. – Не подходите, ко мне! - крик вырвался у Алоиса непроизвольно. Он попятился назад, но упёрся спиной в стол. Расширившимися от страха глазами он смотрел, как Себастьян со странной улыбкой на лице направился в его сторону. Тень от его тонкой белой руки скользнула по стене. «Как только он шевельнётся, я выбегу из комнаты.» — решил Алоис. – Вас что-то пугает, граф? – с невинным лицом спросил дворецкий. Он подошёл совсем близко, нависая над Транси. – Ох, – и удивлённо вскинув брови, отстранился, – вижу, мой господин уже пытался вам всё поведать. Какое опрометчивое нетерпение. А ведь я его предупреждал. Не поверит. И вы не поверили! - Михаэлис ехидно склонил голову на бок, прищурившись, не сводя взгляда с лица Транси. «То, что вчера наговорил Сиэль?» - мелькнуло в голове у графа. – Бедный маленький господин. Невозможность контролировать всё порой очень его расстраивает. И для этого у него есть я, - ухмыляясь, самодовольно разглагольствовал Себастьян. - А ещё, мой маленький господин любит находить неприятности, и для их решения у него тоже есть я. Но бывают случаи, когда то, что не является проблемой для него, есть очень большая проблема для меня. - повышая голос, продолжил он. - И сейчас это вы! - прорычал Михаэлис, резко хватая опешившего мальчика за подбородок. Глаза его вспыхнули алым. Маски были скинуты. «Он – не человек.» – разрядом молнии пронзило Транси. Он вцепился ногтями в чужую руку, пытаясь оттолкнуть, но хватка у этой твари оказалась слишком сильной. - Тут он вас не достанет, потому что здесь заправляю я. Господин знал это. Умный мальчик. Но он не догадался, что защищать вас в мои планы не входит. Даже по приказу. – Да кто вы такой? – понимая, что загнан в угол, дерзко прошипел граф, зло скалясь и заглядывая мужчине в глаза. Ему порядком надоели постоянные недомолвки и неясные намеки, начавшиеся едва он приехал в этот дом. А теперь, когда всё так страшно и резко открылось, он, объятый отчаянной смелостью, ждал, что дворецкий раскроет все карты. – Думаю, вы это скоро узнаете, – надменно вскинув голову, произнёс Себастьян, брезгливо убрав руку, - только не от меня. Фаустус бывает медлителен, но, тем не менее, своего всегда добивается. И все же, сейчас это может обойтись ему в очень, очень дорогую цену. – Клод? – плохо осознавая смысл сказанного, в ужасе переспросил Алоис. – Вы так хорошо его знаете? Не подозревал… – выхаживая вокруг графа, протянул дворецкий, – обычно, слишком близко он не подпуска… Подождите-ка! Нет! Это всё, что вы о нём знайте! Я угадал, не так ли, господин Транси?! - мужчина самодовольно ухмыльнулся. Алоиса била нервная дрожь, бешено стучащее в груди сердце шумело в ушах. – Нет! Я вам не верю! Я ничему не верю! Где Сиэль? – мотая головой, закричал он, обращаясь скорее к себе, чем к Себастьяну. – Господина можете не звать, он вас не услышит. - приближаясь к графу, ответил Михаэлис. - Дьявол…, - беззвучно произнёс Транси, и Себастьян заливисто расхохотался. Алоис кинулся к двери, но она оказалась заперта. – Уже уходите? — как ни в чём не бывало, спросил дворецкий, протягивая графу красную кофту. В отчаянном порыве выхватив предмет из рук слуги, граф бегом бросился в коридор, на лестницу, в холл. В желтом электрическом свете настенных ламп, за ним гнались смутные тени, а главные двери были распахнуты, словно ожидая его. Презрительно наблюдая, как во дворе с тяжелым скрипом распахнулись массивные ворота, Михаэлис оскалился. «Самовнушение - лишь иллюзия, дорогой граф, но может однажды она сгладит реальность. И происходящий кошмар покажется вам сказкой.» Небо заволокли темные тучи. Моросил мелкий дождь. Однако, Транси не чувствовал, как холодные капли стекают по волосам, как промокает на плечах свитер. Он не знал, бежит ли в нужную сторону. Но в конце аллеи маячили огни, и это стало единственным его ориентиром. Изо всех возможных сил, Алоис старался не думать о словах Михаэлиса, не придавать им значения. И лишь одна, острая мысль причиняла ему мучительную тревогу. «Кто такой Клод Фаустус?» *** Надвигалась гроза. Финальный свисток контролера известил об отправлении. Проверив закрыта ли последняя дверь вагона, он махнул рукой и отошёл. Со страшным визгом чёрный кадиллак затормозил на развороте. Оглушительно хлопнула блестящая дверь пассажирского сиденья. – Господин, подождите! Хотя бы пальто возьмите! - послышалось ему вслед. Хлопнула вторая дверь, уже водительского сиденья. Фантомхайв выбежал на перрон, и некоторое время нёсся вдоль отходящего пассажирского состава, но поезд, наперекор ему, набирал и набирал скорость. Чуть успев затормозить у конца перрона, Сиэль осмотрелся. – Куда он? – крикнул граф, уходящему контролёру. – Лидс. На сегодня последний, малец, больше не будет, – ответил мужчина и поспешил скрыться от дождя в здании вокзала. Сжимая кулаки, до крови впиваясь ногтями в кожу, Сиэль тяжело дышал, сверля взглядом мокрую от дождя дорогу, уходившую вдаль двумя блестящими линиями рельс. Он потупил взор, закрыл глаза, тихо вздохнул. За этим тягостным вздохом последовал другой. После еще и еще, пока их частота не свелась к рваным глоткам воздуха. Нутро раздирали злость и обида. По земле стучали капли дождя. Туфли мгновенно промокли, тонкую шерстяную ткань жилета продувало насквозь, кожа покрылась мурашками. - Транси…, - слова застряли в горле. Графа трясло то ли от гнева, то ли от истерики. Слезы подступили к глазам и тут же покатились по щекам, обжигая кожу. Стараясь скрыть свою слабость, Фантомхайв мотнул головой, но это мало чем помогло. Сил едва хватало на то, чтобы не упасть на колени. Михаэлис подошёл к Сиэлю, молча скрыв его под зонтом от холодных капель. Но стоило Сиэлю встретиться с ним взглядом, как его захлестнула жгучая ненависть. – Оденьтесь, иначе вы рискуете простудиться. – крепко обхватывая плечи графа чёрным длинным пальто, сказал дворецкий. – Не прикасайся! – разгневанно крикнул Фантомхайв. Себастьян отдёрнул руку, шокировано наблюдая столь резкую перемену в настроении мальчика. – Это ведь ты! Я знаю! – смотря Себастьяну в глаза, выкрикнул он яростно, – Ты всё устроил! – Подобная мера была необходима, милорд, – преспокойно ответил дворецкий, – ради вашей же безопасности. – Так найди его! – потребовал граф, – Где бы он ни был, разыщи его! Это приказ! – В этом, нет необходимости, – произнёс Михаэлис, – всё уже решено. - тоном, не предполагавшим пререканий, добавил он. – За него? За него решено, что ли?! Вот так просто? – злился Сиэль, – Отвечай! – тряся дворецкого за лацканы фрака. Но мужчина молчал. – Это ведь нечестно, – растерянно сказал граф, – Он ведь не знает. Ничего не знает, а за него всё решили. Слишком просто. В следующую секунду в небе прогремел гром, сверкнула молния. И Себастьян крепко прижал к себе господина, укрывая от усилившегося дождя. *** Кое–как добравшись до железнодорожной станции, куда они прибыли пару дней назад, и выяснив направления последних уходящих, Алоис выбрал Лидс – Академия по пути. В бедно-освещённом тамбуре стало мрачнее. Поезд мчался на полном ходу. Колёса стучали на стыках с завораживающей равномерностью. Нервная измученность взяла своё и Транси задремал. Вскоре, проснувшись от сильного толчка, когда поезд на малом ходу поворачивал, он скрылся от контролёра в полупустом вагоне первого класса. До станции оставалось чуть больше пары часов. *** Вниз по тротуарам стелился туман, на металлических оградах поблескивали капельки росы, а небо постепенно теряло красновато-розовые рассветные тона и становилось все более прозрачным и голубым. Фаустус вышел на балкон, и облокотился на изгиб кованой ограды. Солнце уже взошло, и лишь край горизонта еще полыхал багряным светом. В воздухе стоял сладковатый аромат горящего дерева и листьев. Где-то жгли костры. Лондон просыпался. 1.Арована – пресноводная рыба, обитает в водах тропических озёр и рек. Многообразие видов этих рыб поражает. Наиболее известная и дорогая азиатская арована (рыба-дракон) обитает в реках Бирмы, Вьетнама и Южного Китая. 2.«Прошлое всегда можно изгладить раскаянием забвением или отречением, беседующее же неотвратимо». Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея 3.Уильям Пауэлл Фрайт (1819-1909) – английский художник, специализировавшийся на портретах и картинах викторианской эпохи. 4.Джордж Хейтер (1792-1871) – английский художник, работал в области портретной и исторической живописи. 5.Сабайо́н (итал. zabaglione, zabaione; фр. sabayon) — один из самых известных десертов итальянской кухни, яичный крем с добавлением вина. 6.Пандемоний (часто, но неверно Пандемо́ниум) – место сборища злых духов в греческой мифологии царство сатаны; храм, посвященный всем демонам. Место разврата и распутства. Пандемониум – столица Ада в поэме Джона Мильтона «Потерянный Рай». 7.Джон Мартин – Пандемониум. 1841. Мартин Джон (Martin, John) (1789-1854 гг.), британский художник-романтик и гравёр, работавший в манере меццо-тинто; прославился изображением сцен библейских катастроф. 8.Martell (рус. Мартель) — один из старейших и известнейших французских коньячных домов. 9.Itsy Bitsy Spider (или Eensy Weensy Spider) — популярная детская английская песенка о несчастном паучке, пытающемся взобраться куда-то по внутренней поверхности водосточной трубы (или чайного носика). 10.Крамбл (англ. Crumble «крошиться») – это традиционный британский десерт, из фруктов, запеченных под корочкой из крошек песочного теста. 11.Цугцва́нг (нем. Zugzwang «принуждение к ходу») – положение в шахматах, в котором любой ход игрока ведёт к ухудшению его позиции. 12.Трайфл (trifle) – Английский десерт, состоящий из слоев: кусочки кекса, фрукты, пудинг, взбитые сливки, желе. 13.Имя Лан Мао в переводе с китайского языка дословно означает «голубая кошка».