Когда осень плачет, всегда идет дождь.

ЧАСТЬ I

      В начале ноября, в предрассветный холодный час, граф покинул свою спальню, которая мучила его лишь бессонницей и медленно, как бы в нерешимости проник в чужую комнату. В руке он сжимал нож.       Безмолвие. Отчётливо тикали далекие часы.       ― Мертвый… ― усмехнулся Транси, ― …или не мёртвый? ― пробормотал он, вытирая лезвие салфеткой. ― Приблизительно… бы?       Было прохладно, бусы торшера позвякивали блестящими, как хрусталь, стекляшками, кружились от сквозняка, задевая то и дело друг друга, что почему-то очень графа злило, с хозяйским упорством протягивала свои лощёные тени мебель.       Он вдруг отложил нож, и, цапнув, отрезанный кусочек яблока, устроился в кресле у кровати.       Ветерок беспокоил на тумбочке ноябрьский (последний) номер журнала с акварелью на обложке. Закатный пейзаж и девушка в открытом купальнике. Томпсон сказал, что демон скоро очнётся, хотя никто из них, на самом деле даже не знал, всё ли с Фаустусом в порядке, или нет. Граф поднял к губам новый кусочек. Постель скрипнула, раздался бледный голос:       ― Милорд, ― со слабой настойчивостью проговорил Клод, ― почему вы не у себя в комнате?       ― Я не у себя, потому что вы, как оказалось, большая неженка, господин Фаустус, ― отвечал Транси, ― Для твари из преисподней,… ― он глянул часики на кисти, ― Шесть часов без сознания! Выспались? Эх, а я уж было понадеялся, что избавился, от вас, наконец. Транси сидел, развалившись в низком, кресле, и, перекинув ногу на ногу, читал какой-то журнал. Он был в рубашке, бриджах на подтяжках и в тех чёрно-белых оксфордах, которые недавно ему купил Фаустус. Алоис ожидал Клода уже две четверти часа, по меньшей мере.       ― В таком случае я покорнейше благодарю вас, не сомневаюсь, что забота и добросердечие моего господина безграничны, ― произнес Клод, садясь, чтобы отыскать очки на прикроватной тумбочке. И вдруг присмотрелся, затаив дыхание. «Очки», ― подумал демон и тяжело вздохнул. Услышав, спокойно фальшивый тон, граф, отвёл журнал скоро, поправил золочёную душку и нахмурился. В глазах у него играл юношеский, озорной блеск, губы двигались, ― оттого, что он перекатывал во рту пористую кислоту дольки, ― одна бровь, была поднята выше другой.       ― Но, ни к чему, так беспокоиться о моём здоровье, сэр, ― продолжал демон, поднимаясь с кровати, ― более того, вам необходим крепкий спокойный отдых, особенно после всего. Я немедленно наполню горячую ванну и распоряжусь о завтраке.       ― Вы что, ума лишились? ― спросил мальчишка, усаживаясь прямо, и сложил руки на груди.       ― Ума? Отчего такой вопрос…, ― сказал демон, забирая из шкафа чистую рубашку.       ― А раны? ― продолжал граф. ― Они перебинтованы, по-прежнему?       ― К сожалению, по-прежнему. Однако, ― Клод нахмурился, ― я был бы рад сообщить, что они не опасны для меня. Хоть и не слишком приятны.       ― Значит, ваши раны не заросли, вы всё ещё в бинтах, а вашему состоянию не позавидует и мёртвый? ― Алоис высказал это безучастно абсолютно: ничего в мире уже не могло его всколыхнуть. Только Клод смотрел на графа с любопытством.       ― Эти выводы крайне, относительны, милорд.       ― Вы успели перепугать меня, господин Фаустус. А то с ваших слов я чуть было не решил, что жнецом искромсанный в куски демон, чудом пошёл на поправку. Рад услышать, что ошибался.       ― Смею уверить вас, что моё состояние и мои ранения не доставят вам ни малейшего волнения, ― возразил демон, ― все требования будут исполнены в лучшем виде. Поэтому уходите в свою постель, вам не обязательно просыпаться, сегодня вовремя. Какой чай хотите, что бы я принёс вам?       ― Никакой. Фаустус молчал. Алоис сидел в кресле перед ним и смотрел, смотрел, точно гипнозом внушал демону что-то. Тикали часы.       ― Вы не хотите чай перед завтраком, тогда может сок?       ― Я хочу, чтобы со мной, в конце концов, прекратили спорить! ― Отрезал Транси. ― Поскольку я уже заварил и принёс чаю, вам! И перебинтовал ваши раны дважды, и не лягу спать, пока, не буду точно уверен, что вы живы! Хотя бы!       ― Это лишнее, сэр, моя смерть последнее, что потревожит вас. Транси закатил глаза и шумно выдохнул; затем, преувеличенно засуетившись, быстро вскочил, (в нестерпимой тишине шлёпнулся на пол журнал) как человек, который не знает, где перевести разговор для себя, ― прошагал к окну, отдернул лоск тюля. Утро рождалось безоблачное, после дождя.       ― Тем лучше, в её случае, ― сказал Алоис, взмахнув рукою, ― я, по крайней мере, не беспокоился бы о вашем состоянии. Как сегодня!       ― …Это не должно вас интересовать, ведь вы…, ― плавно разогнался господин Фаустус, но граф его перебил:       ― Меня это интересует в первую очередь! ― грубо огрызнулся он. Обернулся к демону, уселся по другую сторону кровати, и какое-то время рассматривал с настойчивым, бесстыдным любопытством, как Фаустус вставляет запонки в манжеты свежей крахмальной рубашки, как застёгивает перед зеркалом длинный чёрный фрак. ― Не забывайте, вы мой дворецкий! ― Он ринулся вон. Демон замер, недовольно скосил глаза. И вдруг, грохнула дверь, Алоиса перебил, оглушающий шёпот Клода:       ― Позвольте ― очки, сэр, ― произнес он. Пути никуда не было. Одну нетерпеливую секунду Алоис колебался, провёл по губам кончиком языка, осмысливая, что это ― явное неприличие или высказывание готовности.       ― Снимайте. ― И расплываясь в язвительной, наглой улыбке, Транси, застыл к демону спиной, с последним, последним, даром несокрушимой учтивости, что было сильнее и страха и гибели. Фаустус уверенно заскользил раскрытой ладонью верх. По шее, по виску, поднимая криво, блестящий хрупкий аксессуар. Небрежным движением, глубоко пропуская сквозь пальцы густые светлые пряди, а затем, нежно и словно неожиданно, оборвал жест. Поймал соскользнувшие очки. Не оборачиваясь, граф проник в коридор. Фаустус, потянулся за журналом, на полу, глянул на заголовки. Уловил взглядом, что за триста тысяч продается роскошная яхта, что ожидаются, к сожалению, резкие перемены погоды, и что произошла автомобильная катастрофа, причем погиб некий Сэмюель Деккер, ехавший на встречу к небезызвестному в Лондоне «Королю подпольного бизнеса» Уильяму Питеру Хэмилтону. Там же у фотографии центрального пирса Блэкпула, на белых полях красивым и знакомым шрифтом от руки стояла дата: «05. 11. 24». В соседней комнате, Алоис, запрятав руки в карманы, хмуро внушал густому баритону радио. Когда он шагнул в залу, перед глазами, в слепящей ясности поплыли солнечные пятна. На кухне с его прямых указаний суетились Тимбер и Кантербери, и в столовой было уже накрыто. В гостиной, на мраморе плитки, на рекамье, блаженно покоился тусклый рассвет. Грянули часы. Транси, с раздражением прыснув, кинулся на балкон и тут остановился, посреди залы дыша, озираясь и понимая теперь, что ничего особенного ведь не произошло, а просто – семь часов, бледное дрожащее утро, птичий галдеж на балконе, демон Клод Фаустус жив, а через два часа. … Через два с половиной часа…«Однако, ― усмехнулся граф про себя, ― невыносимо же! Нет, надо, надо сказать!».       ― Господин. ― И только демон, появившись в холе, обратился к нему: Алоис вынул из пёстрой, присланной коробки, новенькую клюшку для гольфа, (заказанную им из чистой прихоти ещё в день их стороннего блуждания среди пестроты ликующего вечера) прошёл на постамент столовой, ступил в горящее кофейное пространство, едва укрепленное в стенах двумя высокими окнами. Окна были раскрыты и сияли белизной на фоне зелени. Сквозняк игрался тонкой занавесью, ― то выдувая, как парус, то затягивая наружу, а то внезапно поднимая рябью к самому потолку. На столе, в сверкающем розентальском фарфоре*, сервирован был и лосось с медово-вересковой заправкой и девонширский яблочный пирог, и стоял хрустальный графин экзотического сока, под тенью круглой вазы белых лилий.       ― Вы утверждаете, что в силах справиться со своими обязанностями. ― Он ступал по обеденному столу, огибая вазы и блюда, властно и в то же время мягко, с клюшкой на плече. Под цимбалы и улюлюканье радио.       ― Именно так, сэр.       ― Что, же помимо ваших утверждений, могло бы убедить меня в этом? ― он с хладнокровным грохотом, опрокинул ногой пару стульев. Следом, нарочно, уронил клюшкой бокал воды.       ― Не знаю, сэр. ― Клод направился вдоль стола, по осколкам, и не думая, что-то за графом исправлять.       ― Почему бы вам тогда не сделать, что-нибудь? Почему бы не приготовить мне десерт? ― Заметив фруктовую вазу в самом центре, Алоис выпрямил клюшку, пристроился для удара, размахнулся. Когда же яркая комета апельсина, сбила подсвечник на комоде гостиной, мальчишка с радостным воплем крутанулся на месте.       ― Потому что, вы кажется, сегодня не голодны вовсе, милорд. Вы не попробовали ни эти кукурузные хлопья, ни бекон, ни фасоль на тосте. Может вам стоит доесть свой завтрак прежде, чем просить сладкое?       ― Видите эту салатницу? ― с мягкой улыбкой обратился к демону Алоис. При этих словах, граф недовольно ухмыльнулся и двинул её клюшкой.       ― Вижу, ― произнес Клод, наблюдая, как блюдо двинулось в опасной близости от ботинка Транси.       ― Не смейте подходить ближе!       ― Как пожелаете, ― был ответ.       ― Ну вот, ― граф хитро сощурился и как бы невзначай подтолкнул салатницу к краю, ― вы не поймали её. Какая оплошность! А утверждали, справитесь. Словом, я отстраняю вас от дел на сегодня! Занимайтесь чем хотите. Даю вам выходной! И не думаете, что ваше «прекрасное» состояние тому причина! ― провозгласил мальчик, с высоты своего роста, упираясь клюшкой в раненное плечо демона. А затем, в мгновение, Клод увидел абсолютное счастье. На лице Алоиса сияла потрясающая улыбка. Только смотрел граф не на него, а куда-то сверх его головы, улыбаясь не дворецкому, а спонтанной и здравой догадливости, которая так просто и честно предупредила нелепейшее фиаско. Он бурно отстранился от Фаустуса. И тут засмеялся звенящим, обворожительным нелепым смехом, замахнулся, отправил клюшку куда-то за спину (в ловкие руки Томпсона) и толкнул демона ногой в раненное плечо. Клод, на несколько шагов, отшатнулся к раскрытому окну, сжал зубы; заходили мускулы крепких скул. Мальчишка подошёл, легко уселся на край стола. Зажав рот ладошкой, судорожно рассмеялся. Фаустус, по звуку, решив, что он всхлипнул, растерянно, шагнул ближе. И Алоис незаметной, тонко выученной ужимкой хотел показать демону, что, мол, вот своим позёрством он, ничегошеньки не добьётся. Но Клод, приближаясь, не спускал глаз с Транси, который, выпрямился, расправился. И улыбнулся, чувствуя, как ладонь случайно сунулась в какую-то соусницу.       ― Мне без сомнения приятна ваша забота, но так мучить себя, не стоит… ― демон перехватил запястье графа, выуживая из нагрудного кармана платок, ― сэр.       ― Да вы мне даром не сдались! ― прошептал Алоис и подумал: «Молчать! Ни слова не узнает. Не скажу!» Он подался чуть вперед с озабоченным выражением, заскользил щекой по лицу Клода. Он видел его длинный пылающий глаз, прикрывающую висок, черную прядь. Ах, если б так можно было чаще, не отрываясь от него, касаться. Наматывая на ладонь жадно, шёлковую ленту Его галстука, пока быстрым движением демон не остановил всё. Отпустил теперь чистую руку графа:       ― Вот как. ― В стеклах очков внезапно зарделись два внимательных глаза, и Транси отвернулся, сглотнул. Клод спросил: ― И вам не требуется моя помощь? Алоис вздохнул, неловко соскочил на пол, и ответил как-то рьяно: ― Нет, ни капли! ― Дернул плечами.― Так или иначе, у меня, своих дел по горло. После, всей, этой «чертовщины» мне отдых положен не меньше вашего! ― Он хотел добавить что-то, но почувствовал, будет лишним, и, вместо слов, повернулся, твёрдо зашагал прочь. Однако неясная тень влеклась над графом, и вдобавок; потустороннее чутьё Клода грозило состоянием Транси. Фаустус принимал бледность графа за, то, острое недомогание, которым болели все, за пламенный жар неотступной человеческой чувственности. Фаустуса забавляло, когда, в ближайшем присутствии его, Транси, наталкиваясь на его взгляд, начинал говорить бездумно, расхаживать по комнате или теребить пуговицы. Демон видел тогда, что воздействие его пронизывает мальчишку насквозь, и что кольни он его острее, в тот приглушенный уголок души, где кроется сдержанный образ страха, душа его дрогнет, крючочек соскочит, и он зайдётся паническим ужасом. Зато его раздражало, когда не его, взгляд, не его слово, уязвляло Алоиса. Только Транси от своего решения легче не стало, едва минул одухотворяющий трепет гордости, ― а минул он скоро, ― Алоис спросил себя, как поступить дальше? Ему было обидно, что Клод не спорил с этим мнимым приказом, не отказался. Верно, решил, что просто всё ― нервный каприз. Мучило, что в магазины он выйти, тоже не смеет. За это короткое время Алоис успел уже потратить уйму денег, – а тут Фаустуса отлучил, на одни сутки лишь и, на душе смутно. Граф попробовал разговорить, одного из троицы демонят, так красноречиво утихшего от поручений, но тот все таился в неведомой глубине квартирки, а что бы, не отвечал, разносилось шепотом эха на троих. «Теперь и дому весь день не покинуть?» ― спрашивал себя Транси. В кухне он хотел заварить себе чай, но чайник оказался каким-то новомодным, с виду, едва ли не дороже его серебряных запонок, плита ― вовсе электрическая, и Алоис не сразу определился, как включить её. Утром он поручил всё Кантербери. Сейчас же, одних только коробочек чая на полке громоздилась дюжина! И пока Алоис распробовал запах пятой, он готов был, хвататься за помощью к поваренной книге старушки Битон, что так грубо пренебрегла его любопытством в прошлый раз. Чайник вскипел быстро, и под пронзительный свист, Алоис ринулся к плите, хватился голой ладонью за ручку.       ― Ай! ― закусывая обожженный палец он, сдёрнул с крючка полотенце.       ― Не могу ли я? … ― спросил Фаустус, протянул графу, брошенную на холодильнике коробочку чая.       ― Нет, ни в коем случае, я сделаю сам, ― ответил Транси, бойко, юрким оборотом протискиваясь к столу с раскаленным чайником. ― Если вы забыли, мне не привыкать заботиться о себе самому.       ― Как все-таки может измениться человек, за одни сутки. ― Клод смотрел на графа, легко щурясь, наслаждаясь его деланной высокомерной ухмылкой, будто неожиданным даром, ― но никогда бы не показал этого. Ухмылка растаяла, он отвернулся, подобно удовлетворенному прохожему, который приметил, как уличный торговец поднял и вернул на прилавок, случайно укатившийся мандарин. Фаустусу, отнюдь не льстило, что за едой господину прислуживал Томпсон, и он удалился коротать часы в библиотеке, за просмотром журнала о разведении канареек. Подойти прямо к графу демон желал теперь ещё сильнее, дабы лицезреть подобную бурю взгляда, каким Транси наградил его в их последнюю встречу. Но надо было ждать. Бесспорно, Алоис его позовёт. В конце-то концов! И, тем не менее, ждать было досадно. С первого же утра, когда Фаустус собственноручно принес ему в половине девятого утра чашку чёрного чая с двумя кубиками сахара на блюдце, всё было решено. Транси позовёт его, потому что иначе быть не могло… Граф остался в своём репертуаре: отыскав, среди исполинских листов «Таймс» нечто занимательное он хватил с тарелки печенье, покинул своё место, и, прибавив на ходу радио, улёгся, на исполинском пуфе, посреди гостиной. Цветы, стоящие в вазе на крышке рояля, опадали с сухим шорохом. И весь день в комнатах не умолкала музыка. Алоис был, вынужден, поневоле изучать квартиру. Точнее, как ему казалось, самую «внутреннюю» ее часть. Принужденность подобных изучений отравляла новизну. К полудню он вымотался так, что хотел отправляться спать, все равно не было возможно, осуществить свои былые мысли. Ах, вот бы под вечер, в дождливой прохладе пройтись, среди огнистых улиц, присмотреться к волшебным закатным пейзажам, отблескам витрин. Транси вошёл в гостиную, к роялю, у которого ноты покоились стопкой. Несколько минут он рассеянно напевал что-то, перебирал клавиши, будто наугад, вспоминая. Клод, стоя в дверях балкона, видел, как блуждала на его губах расплывчатая улыбка. Затем граф вдруг сделался серьёзным, даже точно бы побледнел.       ― Вы знаете, что-нибудь из Джелли Мортона? ― спросил он, чувствуя, очень близко, за своей спиной приближение Фаустуса. Нарочно, стал перебирать тетради. «Надо постараться, чтобы сегодня он ко мне больше не подходил, ― внезапно пронеслось у Алоиса в голове. И тут же он спохватился. ― Да с чего мне ждать его внимания? В самом деле, решит ещё так, если я буду от скуки маяться. Надо вести себя привычнее, и как-то спокойно говорить с ним».       ― Господин. Я пришёл сообщить, что у вас назначен выезд, через час.       ― Вы умеете играть?       ― А вы намерены петь? На этих словах, он совсем подошёл близко, выжидая от графа слов.       ― А вы подыграйте мне? ― Алоис улыбнулся, вытянул толстый том в жидком переплете, и опёрся на крышку, подпёр рукой подбородок.       ― Откройте любую, ― произнёс Клод. ― Я сыграю, что бы вы, не пожелали. ― Он раскрыл тетрадь на последних страницах. Пробежался глазами по строчкам.       ― Я услышал эту песню по радио, понимаете? ― спросил Транси, обращая исподлобья взгляд на Фаустуса.       ― Да. ― Он с выразительной простотой сыграл пару сток и замер перед вступительным тактом. ― Так вы отмените поездку? ― Перешёптывания, в столовой, Тройняшек утихли сразу.       ― Нет! Зачем? ― ответил Алоис, стараясь звучать непринужденным, ухмыляясь неосознанно. ― Не помню, если я и планировал куда-то,… но должно быть что-то крайне интересное! ― Когда граф, нагнулся перевернуть на другую страницу, пальцы их коснулись, глаза встретились. И взгляд этот оказался одним из тех что, для посторонних совершенно незрим, однако между людьми, говорит больше слов. Придвигая завесы условностей. И Транси, зная, как раньше пугался этих пылающих глаз, со смущением понял, что страх не волнует его теперь. Им тягуче завладевало удивительное беспамятство. Комната, рояль, контракт, сон ― всё уходило в бледную, затуманенную даль, пропадало, обесцвечивалось. И оказывалось, что есть только они вдвоём; демон абсолютно незнакомый и близкий к нему и он наэлектризованный, встревоженный, словно готовый на преступление. Клод ощутил тёплое, едва заметное нажатие. Граф скоро скользнул ладонью, откровенно и звучно пробежался по клавишам. Внимательно посмотрел на Фаустуса, закусив губу. Он видел, что его глаза безразличны и одновременно покорны, ожидая подчиниться его решению. И вид, делая, будто Клода не существует вовсе, Алоис отвернулся, выпрямился, схватив нотные листы, с улыбкой подкинул их к потолку. Демон поправил очки, обратил глаза к Транси. И, точно очарованный, не смог отвести взгляда от горящей улыбки графа. С парадной донесся звонок. Граф удивленно обратился на Фаустуса. Клод с таинственным молчанием поднялся, пошел открывать. Страшный порыв ветра ударил ставни об стену. Граф шагнул затворить двери. По слепящей пустыне перекрестка помахивали с гудением и свистом блестящие авто. В то же время небо всё мгновенно сделалось прозрачно-голубым, и очертились резко на нем золотые кроны деревьев. Млели бежеватые громады, и, отблеск стекла, как солнечный зайчик болезненно пронзал взгляд. Он прищурился. Там на улице, прямо под окнами он увидел Ханну Анафелоуз, она, подняв голову, смотрела на него, с другой стороны панели. Ветер рвался всё сильнее и стремительнее, занавеси вымывались, хлопали шумно, беспрерывно, и ветер медлил, прежде чем дать им обрушиться. Алоис зажмурил глаза, оглушенный новым налетом стихии, грянувшим вместе с окнами, отстранил влёкшийся к нему тюль, что будто нарочно лез в лицо. Транси отошёл к спинке софы, оттолкнулся и хотел тихонько, уйти. Но не поспел исчезнуть. Хлопнула стеклянная дверь.       ― Кто звонил?       ― Ошиблись. ― Клод вернулся в гостиную. Тишина.       ― Эти трое ни на что не годны, ― продолжил граф сухо, стараясь на Фаустуса не смотреть. ― Вам придется поехать. Алоис решил не оставаться в комнате с демоном ни одной минуты. Его голова гудела, чуть заметно кружилась, напряженно кровь ударяла в виски, губы пересохли. Ему хотелось уйти скорее к себе в спальню, сесть, выровнять сердце, вздохнуть. «Это оттого, что погода неспокойна», ― обманывал себя граф, чувствуя, как горячая слабость разливается по всему телу, как трудно и прерывисто его дыхание, и как дрожат пальцы. Он сжал кулак. И, один на один с молчаливой пустотой комнаты, застывшими призраками мебели, в гнетущем спокойствии, среди лёгкой ясности, ему сделалось страшно, и жутко, что всё, то не его собственные эмоции, а только тесное потустороннее, влияние Фаустуса. Фаустуса ― как глубинной тьмы, как исконного греха. Как демона. «Что за ужасающие чувства я должен испытывать, весь день, каждую минуту, балансируя, вот так над неотвратимой смертью? Однако всё пустяки, ниизменные усилия рассудка, воли и дьявольская трата душевных сил». Фаустус развернул, только что, присланный конверт. «Это все чудно», ― произнёс тихо демон. Глаза у него вспыхнули. ― «Все это меня забавляет. Только, вы ошиблись адресом Господин Фантомхайв, никакой Джимм Маккен в Лондоне не проживает». Письмо он спалил безвозвратно и скоро. Сдвинул балконные двери; по зеркалам бросился вскользь стремительный луч. Ветер смолк. «Страсть — в покой, свет — во тьму, ложь ― в правду, Ваше высочество…» И уже в двенадцать часов, золотого ноябрьского утра, переодевшись, граф ехал в роскошном открытом автомобиле. Сначала улицы были сплошь знакомыми, потом имена свои стали утрачивать и скоро они катили по зализанному шоссе, сквозь дубовые рощи мимо изумрудной глади равнин, полей и немых деревень. Спустя час вырос за обочиной тесный каменный городок, потом несколько огромных мельниц взобрались на холмы, что бы лучше видеть. И вновь ― сосновые рощи, заливистые волны нив.       ― Вы только взгляните, какая-то молодая актриска в Уитернси совсем потеряла голову и подлила дружку спиртовой экстракт, что употребляла для ванны, да и угодила за решётку! Пишут, ей светит поджариться на электрическом стуле, в конце недели! Сносная девица и фото удачное, в половину страницы. А это Уитернси, вообще где?       — Это один из известнейших морских курортов в Восточной Англии, сэр.       ― Не стройте из себя энциклопедию! Есть хоть что-то, чего вы не знаете? ― произнёс Алоис, на Клода, не глядя. И окунулся в газету. ― О, а тип на Лонг-Айленде грохнул жену, и «случайно» упал с крыши небоскреба.       ― Разрешите узнать, что вы читаете, милорд?       ― «Дейли Ньюс» конечно! — необыкновенно решительно воскликнул Транси. И продемонстрировал Клоду обложку издания. ― Вы находите его скучным?       ― Я нахожу его чересчур эксцентричным.       ― Вернитесь уже к дороге, — прервал его Алоис и зевнул. — Вы что на колёсах до Ирландии решили доехать?       ― Милорду наскучили печатные таблоиды?       ― Мне наскучили ваши вопросы, ― произнес граф с нарочитой брезгливостью, рассматривая водителя. ― Так куда мы едем?       ― Вы поймёте это, едва мы прибудем на место.       ― А я к тому времени не состарюсь? ―Усмехнулся Транси. ― За такой путь и цель свою позабыть недолго!       ― Свои манеры вы уже позабыли. ― Неопределенно проговорил демон.       ― Два часа пути, вытрясли из меня душу, больше вашего! И разве по контракту, вы не обязаны отвечать мне? Вот она, значит, ваша честность, ― сказал он преспокойно. ― Славная издёвка, нечего сказать! Эта отвратительная раболепная уклончивость, вопиющая дерзость! Транси начинала мутить лёгкая злоба, он боялся, что не хватит выдержки закончить этот разговор выигрышно. А потому себя держал. К тому же, он никак не мог вспомнить, куда именно планировал настоящий выезд. В такой день!? (Могло ли то оказаться смертельным ударом случайного слова?)       ― А разве сегодня утром вы не освободили меня от моих прямых обязанностей? Ваше слово для меня закон…       ― Я! — раздраженно перебил его граф.       ― Да, вы принудили меня подчиниться тому, из чистой прихоти своего положения. Вы навязали мне то, чего моей сущности не требуется. И вот я начал следовать вашему указанию. Действовать и существовать независимо от ваших поступков. Я хотел подтолкнуть вас к личному решению, но едва я подверг вас к действию, ― вся независимость рухнула. И я увидел, что без меня, не одно ваше решение, не исполнимо. Это было вызовом, острейшей шпилькой. Мгновение граф колебался и ответил тихо, потрясенный:       ― Да неужели только подобное положение оставило мне самое тяжелое решение за всю жизнь?       ― Примите это лучше за самые высокие свои привилегии. — Ответил Клод ласково и непоколебимо, сворачивая с асфальтированного шоссе на грунтовую дорогу.       ― Скорее за самые шаткие мои возможности. ― Недовольно проговорил Транси. ― Распоряжение вами.       ― Это один из пунктов контракта.       ― Контракта? ― повторил граф, ― что я вынужден искать точное объяснение ваших слов, когда с высокопарным согласием вы двояко толкуете мои приказы! Это пункт контракта? ― спросил Алоис провокационно. В очередном городке, вынужденно остановились набрать бензину. Следом оказалась мучительно долгая, остановка перед железнодорожным шлагбаумом. Оглушительно молчали птицы, и пахло дождём. Затем белое шоссе… текла мимо бархатная зелень. Ни души кругом. Граф устал, снял шляпу, стал искать часы и вынул, неизвестно как, попавший к нему в карман, фантомный аксессуар, ― очки с треснувшей линзой. Транси быстро посмотрел на Его профиль. И очки убрал. В горле у него словно что-то оборвалось. Странное, выражение умиротворённой нежности легло на губах, на скулах дворецкого, и глаза его блестели, тем мягким гладким светом, какой светиться в миг полного спокойствия внимания. И тут же себя, одёрнув, Алоис на секунду прикрыл глаза, улыбнулся и отвернулся. Продолжил смотреть газету. Заснул он как-то внезапно, уже, когда небо забелело от облаков, а окна стали матовыми. Стрелка спидометра показывала не меньше девяноста километров, когда Фаустус свернул на дорогу М-5 и поехал близь рощи. Последние несколько дней погода стояла наисквернейшая, лил дождь, Лондон окутывал туман. Сегодня же было ясно, и даже штормовые настроения для этих районов, так свойственные ноябрю, не являли себя. А стоило лишь раз уловить местный воздух, как демон понял ― дожди придут, но позже. Однако, совсем не это тревожило его. Зеркало заднего вида, чуть дрожало, от скорости. Ни души не видно было позади, на широкой петляющей ленте, за рядами деревьев. Никакой слежки! О чём беспокоиться? Небольшая охота? Но вот, среди зеркальной тесноты возникла тёмная точка, что постепенно приближаясь, увеличивалась, по странной тактике, держась на расстоянии. Присмотревшись, Фаустус не узнал человека за рулём, одинокого преследователя. Да и стоило ли? Когда на полмили впереди показался безликий мост через залив, Фаустус сбросил скорость, нарочно, и тихо покатил. Гончая притормозила, но мост пересёкла тенью. Теперь, едя по 48-й дороге, что тянулась до заветного места прибытия, Клод был не намерен менять маршрут, ни на йоту. Он предусмотрительно, ревизовал золотое «оружие», вернув тёплый, от прикосновения к телу метал, во внутренний карман, и оставив расстегнутой пуговицу пальто. Не отвлекаясь от дороги, продумал возможные развития ситуации. И на приближении к городу, где возможности двоились на путь вдоль побережья или через город, демон взвёл скорость до шестидесяти. Нырнул в беспросветный рукав туннеля, и резко срезал угол на выезде. Преследователь исчез, когда Клод, скосив глаза в боковое зеркало, миновал извилистую, тёмную улочку, подвернувшейся деревушки. Вдали, переливалось новое гудронированное шоссе, ноздри щекотал мягкий запах листьев и воды. Фаустус прибавил скорости. Он оглянулся на Алоиса, не проснулся ли мальчишка от этих всех непредвиденных манёвров. Но граф уютно дремал на заднем сиденье авто, и, не подозревая о, вероятном. Фаустус, глядя на Транси со спокойным снисхождением, понимал, как удобен, оказался этот выезд. Письмо ― гроза несвоевременная и крайне опасная. Графа стоило поберечь. Никак ему не стоило знать о нём. Ни в коем случае. И, тем не менее, крайне интересная, ― единственно интересная до настоящего времени эта весточка Фантомхайва; таким необходимо воспользоваться. На скорой заправке, близь Кардифа, Клод прикрыл графа своим пальто, и смахнув прядь с его лица, тихонько вышел. Демон отлично видел, что поездка это случайная, фальшивая, да и что, по сути, говоря, граф в желании своём искал всё тоже, ― воздушное, соблазнительное, радужное что-то, что не способен был отыскать в любой стороне жизни. И верно рисовалась ему жизнь искушенная необычным, и путешествиями без отдыха, вечная череда дорогих отелей, Япония, Сан-Франциско, открыточные виды, дорогие коктейли, итальянские виллы и блестящие авто… Что Алоис мог повидать до сих пор? Так мало, ― обрывки Лондона, земли поместья, стены Академии, может пару старомодных курортов… Любопытно, тем не менее, что скажет Транси на это? Стоит ли предупредить заранее? Как бы, между прочим, несерьёзно, ― получиться отстранённо. А если всерьёз, ― чересчур исполнительно, не поверит, пожалуй. Достаточно он уязвлялся его слов. В голове у Фаустуса сверкнула мысль: а ведь Транси и не помышляет о пункте прибытия. Нужно его порадовать. И тут же он припомнил утренние сборы, вакуум незнания. Темнота затишья. Клод объяснил ему, что лучше одеть для поездки. Транси промолчал. С видом абсолютно безразличным, поедет он или нет. Они подъезжали. Клод решил, что разбудит уже по прибытию. Выжидательная отсрочка. Они подъезжали все ближе.       ― Мы что забыли в этой глуши? ― С тяжёлым осадком их последнего разговора, отозвался грубо Транси. В машине затих мотор. Фаустус открыл пассажирскую дверцу. Короткий сон ничуть не смягчал пустоты неизвестности. Алоис шагнул вон из салона и, тут же нахлынуло искрящееся сияние. Вида не было, точно в праздничной мишуре, пейзаж блистал, игрался бликами, опадал нежными волнами, будто землёй не призванный, лёгкий, в белёсом воздухе ноября. Через несколько шагов граф замер, не веря своим глазам. Стремительность, бесплотность, запах океана, головокружительная безграничность того, что предстало перед ним, ― всё это чувство, ужаса и восторга, которое потрясало, так необыкновенно, что Алоис вертел головой нарочно, дабы почувствовать жесткий кант плаща, будто одно, лишь свидетельство его настоящего. В сладкой патоке солнца на границе горизонта, рождалось и опадало небо. Собираясь из синеватой глади, в тёмные, жёлтовато-бурые, с зелёной тенью, косые облака над головой. Внезапно, внизу под самыми ногами помахивала, белая, как парус, чайка, и с громким криком мгновенно уносилась к воде. Граф смотрел в направлении простирающихся на мили скалистых утёсов по берегу. Где у самой воды тянулись дюны отшлифованные водой и ветром. Всё действительно было очень красиво. И когда поднималась зелёная волна, золотистым песком искрилась густая пена. Тянулись вниз меловые стены великаны и темнели каменные груды. В другой стороне, за навалом холодных каменных скал, виднелась широкая бухта. Извиваясь и петляя, вдоль берега, вела узкая тропинка. Теперь Фаустус видел его, облечённого воздушной лёгкостью пейзажа. И пейзаж становился, для него, блёк, так цепко он держал свой взгляд на Транси. Демон наблюдал как он гибкий, невесомый, отторгнув привычный жест, опустил руки, той, что в блистающей браслетке часиков, поправил воротничок и обернулся к нему. Приближаясь, он, с ласковой внушительностью, легко хмурясь, на ходу спросил:       ― Вы господин Фаустус привезли меня сюда, нарочно? И демон медленно, обогнув машину, выступил ему навстречу:       ― Так вы же дали мне сегодня право!       ― Я право дал меня сегодня не тревожить! — Возмутился он густым, цельным голосом. — А вы взялись к такой поездке, скрытно, какая подлость!       ― А было, вы называли это жаркою мечтой. Нет? Я тайно выполнил её, и вы за то меня вините? Так мы вольны уехать, одно лишь только слово, ― оттянув перчатку, открыл он водительскую дверцу.       ― Какая прыть, и говорили «право». Признайтесь, вы вспыхнули своею внутренней природой, что сделали всё это? Сколько злобы! Мои мечты, они мои, я вам их исполнять не говорил. Тем более, сегодня!       ― Уедемте?       ― Вы уступайте мне? После всего? Мои приказы, дань контракта, к чему уж спорить… Делу важно. Но лезть мне глубже в душу из страсти ублажить мечту? Притворства, не скроет даже ваша сдержанная наглость. Бес ― не больше! Вы бес и чёрт, вам ваше званье не по чести. Гнусность!       ― Не забывайтесь, граф, кто я…,— мягко возразил Клод, — и не кричите так.       ― Да кто нас здесь услышит, птицы? ― «Бес», ― вскользь подумал граф.       ― Печать крепка на вашу душу. А что касается мечты…, не для того ль они и есть что б воплощаться в жизнь? Их люди так лелеют, а вы не исключенье. Взгляните только, какая красота вокруг. Не убедительна мне будет ваша ложь, что раз увидев, вы не помыслили хотя бы о прогулке. И что сюда прибыть вы не хотели. Так что ж, молчите? Говорите, говорите, ― сказал он, уставившись на Транси своими пронизывающими, холодными глазами. ― Ну, если так, отправимся домой, закажем ужин.       ― А коли не хочу я более домой? Хочу к воде, на берег! ― Алоис чувствовал себя принужденным, грубо, исподтишка чужой неясной воли. И предостерегающая тревога не отпускала душу. «Сколько проницательной учтивости от этого бессердечного существа, думал он, однако, как быстро всё! Точно специально. Уж не издёвка, ли это? Нет, я не позволю, ему думать, что меня так легко читать, так легко столкнуть, просто идя на поводу….» — Не отвечайте, мне противно ваше красноречье. Вы метко, вскользь, и в голову и в душу? Принудили меня к этой поездке. И впредь, не исполняйте ничего, не сообща! Граф делал вид, что равнодушен. И Клод, заметив это, проникновенным голосом спросил:       ― Не уж то вы меня боитесь?       ― Не обольщайтесь, много чести! ― Алоис метнул быстрый острый взгляд на Фаустуса. ― Захлопните авто.       ― Тогда я обещаю.       ― Поклянитесь? «Вы серьёзно…» ― Ухмыльнулся в мыслях Клод, закрывая дверь…       ― Оставьте, я шучу, ― взволновался Алоис, небрежно махнул рукой, ― однако здесь прекрасно! На этот раз я вас прощаю, вы были ранены и мой указ к тому же…. Идёмте! «Какая будет мука…, но все, же всюду краски». «… уступили?» ― брезгливо думал демон. Транси впрочем, смутно представлял эту мечту. В тумане лет искрился образ: солнечная набережная, влажность купального костюма, дюны песка. Отдыхающие играют в мяч, стоя по бедра в бирюзовых накатах, полосатый рой будок под парусиной, точно шатры, и торговые лавки со всякой туристической приманкой, что здесь на пляжу никому не нужна, однако пользуется неизменным спросом с россыпями раковин ваз и зеркал на прилавках. Белые фасады гостиниц, точно крепостная стена вдоль набережной, бродячие фотографы и художники… Он замечал красоту всюду, и невольно оглядывался на дни былые, дни своего прошлого. Бессознательно сравнивал душу свою с этой красотой. Шагами, постигая зелёные бархатные луга, в кричащей тишине ветра и зова чаек, в этот полуденный час он вспоминал и поместье своё, и дружбу с Фантомхайвом и отца и годы своего суетного переменчивого детства. Алоис думал временами, с каким восхищённым упоением он будет ожидать этой поездки, с каким восторгом насладиться увиденным. «Печально, вот деньги есть, цель есть, жизнь красивая может стать как с обложки, а мечта мечтой осталась….» А теперь он воспринимал их выезд не более всякой другой мелочи жизни, которой жил сейчас. Не ощущал ожидаемого трепета, а чувствовал только весёлое удовлетворение, тёплое благо, точно восхитился изысканно украшенным подарком в большой праздник. Но для счастья этого всё равно мучительно не хватало…. В его руках покоились все ценности мира, и средства и статус, крошечное желание могло исполниться, а счастья не было. Неужели жизнь приняла такой крутой поворот, что так всё переменилось? На секунду он едва не задохнулся от ужаса охватившего сердце, испугался, будто утратил жизнь, и следом мгновенно впитав его, заговорил ровно, с удовольствием.       ― Там, ― произнес граф, указал пальцем вдаль, где виднелись домики крайней деревеньки и причал, и высокий белый столб маяка. ― Глядите, глядите! Медленно полз по небосводу серый круглобокий жук дирижабля. Так близко, вживую, Транси видел этого гиганта ― достижение современных технологий (нового века) — впервые.       ― Идёмте, ― ответил Клод и пустил Алоиса вперед. Они долго искали ниже склон. И всюду трава, словно ковёр на холмах. Фаустус пристально посмотрел на графа, нетерпеливыми шагами близившегося к воде. В своём новом пальто, спереди ветер играл кашне, Алоис рьяно стягивал перчатки. И Клод ощутил смутную тревогу, захотел подойти, коснуться графа, возобновить разговор. Волновало его, что мальчишка так увлечён пустяком. Без намеренья, демон вдруг изменил абсолютно свои повадки, и, выдаваясь, будто у графа «что-то» к нему есть, стал держаться заискивающе хладнокровно. Демон питал удивительное, сладкое для него самого блаженство проникать в секретные запертые покои человеческой души, рассмотреть утаённые, порой неинтересные, порой постыдные, чаще смехотворные, чем трогающие, отпечатки личностных перемен и чужих влияний. Охватить ладонями трепещущее, раскалённое сердце, пропустить сквозь себя его биение. Бывало, проживая очередной контракт, он увлекался настолько, что словно обретал душу, начинал чувствовать это биение. Воспринимая всё другим человеком, он замечал, как принимался говорить его тоном, его словами, повторять его жесты. Однако, скоро пресытившись, оставлял контракт и поглощал душу. Временами же за мгновения этой сладости приходилось платить тягостно и долго. Запыхавшийся, Алоис перевёл дух, затем нагнулся, опустил руки в ледяную нахлынувшую пену. Клод тихо встал рядом. И граф внезапно изменился в лице, нахмурился. Ладонью, зачерпнув воды, он ослепительно махнул, в лицо Фаустусу, и, рассмеявшись, ринулся вон, по берегу.       ― Вы мокрый весь! — Граф выкрикнул с улыбкой, поспешил обратно и, отстранив дворецким протянутый платок, умчался мимо. ― Я вам скажу, то не было моим мечтанием, ― взглянул он хитро, вновь оказавшись рядом, ― то было впечатленьем от картины.       ― Мариниста? ― поправил очки Фаустус, сняв шляпу, пригладил волосы. ― Лукавите, милорд… Алоис, перескакивая с камня на камень, избегая вязкого, промокшего песка, нарочно дожидался волны, играючи отскакивал, сияя и смеясь.       ― Вы преступайте рамки! ― Граф обернулся, ткнул Фаустуса в живот и дёрнул за рукав и отбежал. ― Докажите?       ― Тогда вы упомянули брата.       ― Тогда я многое мог упомянуть, в тепле потухшего камина и запахе вина. Как помните…. ― прервал его Алоис в миг, став серьёзен, и зевнул. ― А вы ведь мне соврали, что был записан выезд. Что если я б не согласился? Клод медленно ступал от графа позади, оглядывая круг, будто посещал эти места впервые, хотя был безразличен ко всему. Он был нетороплив, но Транси с детской настырностью, вежливой и в тоже время дерзкой, погонял его. Они шли вдоль пустынной серости песка, блистающей зеленовато-синей воды. Молчание. Крики чаек пред грозою.       ― Остались б дома. И я не смел, вам, врать, лишь предложил.— Глухо и томно произнёс Фаустус, склонившись к графу. Транси мерил длины шагами, на бегу, и влетев в Его объятья случайно не отпустив рукав, одарил томной улыбкой. От наслаждения зажмурился. Благо. Исключительное благо….       ― На что, надеясь? — испуганно спросил Транси, — я не планировал прогулок. Не ваше ли на то влиянье? Я склонен верить… — заговорил он преспокойно. Как бы там не было впечатленья непосредственно первые, секундные, самые яркие, самые сладкие!       ― На ваше любопытство я не влиял, ― повысил голос Фаустус. — И только. Не верьте всякому. Клод чувствовал, как дышало под его руками это хрупкое, резвое, разгоряченное тело, как билось сердце. Но отпустил, чуть граф дёрнулся и отскочил и побежал. В молчании, утихли чайки. Туман и тучи. Волны пенились, журча, с большою мощью, обдавая скалы. Силясь разрушить камень. И ветер охватывал грубой сыростью, как чешуей. Они были далеко от высоких утёсов, теперь граф щурясь, видел чёрную тень их автомобиля на самом верху. У горизонта маячащей кляксой, примостилась лодка. Дворецкий показал рукой назад, к старому маяку и они стали возвращаться, невольно ускорив шаг. У бухты вода им преступила путь. Белый столп древнего морского фонаря воодушевил Транси.       ― Ваш Айвазовский описывал всё это краше! ― Опасливо и рьяно граф ступал по скользкому от тины и воды, бетонному пирсу, что был почти погребён волной, ударявшей, под ноги, омывая кожу ботинок.       ― Там было море в ясный, тихий день, теперь же, скоро шторм. Здесь к осени туманы и дожди.       ― Трудно не заметить, ― взмахнув рукой граф. — Эй! Тут заперто, как так?       ― Полагаю, нет смотрителя. Войдёте?       ― Откройте и останьтесь. Хочу один туда подняться. ― Отозвался Транси, когда толкнули дверь в нутро, ― Головокружительно! Клод промолчал, зашёл, зажёг фонарь. Живительный луч скользнул по выбеленным стенам, отразился от узких окошек, что вслед за лестницей спиралью уводили взгляд на небывалую высь. Граф стал подниматься по витым ступеням. Вокруг всё было тесно и темно, и не было перил, он шел, касаясь стен. От влаги пахло вечной плесенью, да рыбой. Клод приподнял фонарь, но даже тогда не разглядеть было высоты. Ступени, облекаемые светом, крошились, мелькали лужи. Когда граф вышел на площадку, перед глазами проплыли пятна. Волна разбушевалась сильно так, что настигала высотой маяк, и, грохоча, бросалась в ноги. И было странно хорошо, умиротворённо. Сердце замирало тем неповторимым тягучим ощущением, которое он испытывал в детстве лишь, когда размахиваясь на качелях, летел вниз с огромной высоты. Граф понимал, что согласившись остаться, поступил правильно. Иначе выходило бы необдуманно, опрометчиво. Он прошёлся вокруг, осмотрелся. Оттуда чёрная точка их автомобиля на гребне берега виднелась образом затушёванным. Камни, песок, широкий загиб оврага, травянистые валы. Ни души кругом. Но когда граф хотел отвернуться, скользнул взглядом по пляжу, увидел фигурку с бледным лицом, которая стояла в нескольких шагах от воды. Темные её очертания замерли яснее, появилось лицо, и Алоис различил жилет, чёрные штаны. Чужак стоял ровно, безвольно опустив руки. И тут нахлынул кошмар. Транси был в ужасе. Он вгляделся в крохотную темную фигурку, на пустынной полосе пляжа. И Дрожь прошла у него между лопаток. Пережитые события, обрушились с новой силой. Ему хотелось, что бы хоть кто-то сейчас оказался с ним, но он был совершенно один вдали от берега окружённый неспокойной стихией. Пролетали вокруг волны, тяжёлые облака, рябили белые стены. И тут откуда-то из бездонной глубины неспокойной воды и неба его встревожил крик — испуганный вопль. Накатила волна, за брызгами растворился образ. Алоис абсолютно беспомощно двинулся, упираясь спиной в тонкую ограду площадки, прислушался. Ничего. Только гул приближающегося шторма, и громыхание оконных стекол в дряхлых рамах. Он стоял словно в тумане. Волна за волной норовили поглотить его. Граф уже теперь не сомневался, что именно видел. Это был ребёнок. Ветер с жутким бешенством обрушился вновь на белые стены и маяк, будто, вздрогнул от потрясения. Снесло шляпу. Транси кинулся к двери, пытался хватить фонарь со стены, но грохочущая волна ударила, и, выронив спасительный свет, граф на мгновение потерял равновесие. Ему вдруг привиделось, словно кто-то сверху крепко обхватил его всего. И тут же беспокойство исчезло. Нечто рвануло его из этого ужасающего онемения. Он чувствовал безмятежное успокоение. Ему стало легче, однако головокружение не прошло. Транси вгляделся: пустынный пляж, пустынное море, одинокая лодка приблизилась, облачно. В голове у него рождался прохладный вакуум, будто волны эти вымоли оттуда всё начисто. Он заметил, что весь дрожит, против воли отстранился. Его тёмный дафлкот росился каплями влаги, волновался на ветру. Транси кашлял, фыркал, отводя с глаз мокрые растрёпанные волосы. Испуганно, глядя на Фаустуса. Клод, защищая, прижимал его к своей груди. Демон тяжело дышал, был без шляпы, но в очках. А шляпу графа держал в руке. Он стоял так близко, что плечи их соприкасались, и Алоис ощущал лучистую упругость и силу Его тела. Спокойный взгляд спрашивал: «Вас что-то напугало?» В мгновение свет упал на его лицо, огладив скулы, и оживив искусственную теплоту золотистых глаз, с узкими, будто острыми зрачками, с тонкой складкой век, почти не мигавшими, словно неотрывно следили за важной целью. Алоису вдруг захотелось сказать демону, что его серый клетчатый костюм великолепен, что зализанные влагой по бокам волосы и переливчатые очки смотрятся крайне притягательно; что оказался он рядом очень вовремя; только смолчал и, отпустив его, с лёгкой улыбкой отошёл подальше. В конце концов, другого не могло ожидаться.       ― Отсюда как-то скинулась вдова. ― Отвлечённо произнёс Фаустус, возвращая графу шляпу.       ― Прелестное начало, для рассказа, ― бледно усмехнулся Алоис, ― а я сказал вам оставаться, там. И вас не звал. ― Скучным тоном добавил он, с долей обидчивости шагая в противную от Клода сторону. Он повернулся к нему спиной и нагнулся над перилом.       ― То ваш совет был или приказанье, я не расслышал, повторите?       ― Я повторю и даже громче, когда увижу вас на гильотине, ― огрызнулся злобно Транси, стягивая и отряхивая перчатки, ― и то для ободренья палача. Теперь идёмте, здесь, мне стало скучно. ― Он обменялся с Фаустусом быстрым лукавым взглядом и ринулся к двери.       ― Вы не замерзли, полностью намокнув? ― учтиво спросил демон, подходя ближе. Под его настойчивым взглядом Алоис поднял голову и слабо улыбнулся, его милое лицо озарилось румяным смущением.       ― Предложите мне вновь своё пальто? ― сказал граф насмешливо. ― Уныние! Шагайте следом.       ― А я, пожалуй, присмотрюсь, меня влекут отсюда виды, ― ответил, наконец, Фаустус. ― Вы можете идти.       «Вы это всё нарочно, какая грубая игра! Что ж я останусь тоже»: ― Да виды здесь чудесны. ― Наигранно, небрежно ответил граф. Мальчишку до сих пор восторженно мучил Его образ, ― до сумасшествия, до пугающего помрачнения, страсти и кошмара, раздирая душу. Это с такой силой изводило Транси, что он прокручивал старую хитрость: уверяя себя, что будто о Фаустусе совсем забыл, потом вдруг бросал на демона внезапный пристальный взгляд. Только если раньше эта уловка помогала ему взять себя в руки, теперь она оказывалась совершенно пустой. Под его прямым взглядом Фаустус повернулся, выжидающе отмалчиваясь и, Транси спешно отвернулся, тяжело вздохнул и выпалил первую, возникшую в голове мысль:       ― Я слышал если обогнуть маяк пять раз, увидишь чёрта.       ― Вы обогнули два.       ― И вижу вас, ― ехидно и сердито сказал Транси, глядя демону в лицо блестящим, дерзким взглядом. О, какой, то был слепящий, смелый взгляд, какой гневный и вызывающий! Непостижимая Фаустусу помесь херувима с дьяволенком сияла в этих глазах! Вдали, у горизонта, мелькнула вспышка молнии. Граф вдруг закашлялся, и Клод не стал медлить. Сорвав с его шеи промокшее кашне, Фаустус наклонился к нему, обвил свой белый шарф. На секунду, прикрыв веки, Алоис уловил приятный и тонкий запах парфюма, почувствовал у шеи холодное касание перчатки, потянуло лёгким ветром брызг от опадающей волны. Чужая ласка. Он открыл глаза. Клод на него не смотрел. Транси словно мгновение колебался, отстраниться ли, но здравомыслие оказалось сильнее.       ― Уйдёмте близиться к дождю, ― глаза у Клода вспыхнули, ― такие волны. ― Пропуская мальчика вперед, он оглянулся на хмурый горизонт. Осмотрел берег. И внезапно, поймав отчетливую фигуру незнакомца, близь машины, на утёсе, прищурился. Неизвестный смотрел в их сторону. Запечатлённый лишь на мгновение чужак исчез, едва скорый оклик графа отвлёк демона:       ― Фонарь разбит, ― произнёс Транси угрюмо.       ― Я вас проведу, давайте руку.       ― Не трогайте, я сам пойду. ― «Какая сила воли граф, себе вы льстите». ― Изумился демон. «Ну что за мука из-за пары споров весь день теперь держаться отчуждённо». ― С отвращением подумал Транси, проникая в темень. ― «Вот бы обнять и ничего не говорить. Только обнять. Сегодня дата! Сегодня можно. Нет! Он ― это Он. И вид его, меня пусть не обманет. У нас контракт и всё. Ведь он меня убьёт». Ему вдруг стало стыдно. О низкой сути этого стыда он не произнёс и слова. Что стоило бы ― для большей личной муки.… И граф пустился вниз. Жадно целясь за стену, Алоис едва ли не бежал. А чувствовал жесткую погоню. У машины всё обернулось хуже. Открывая, графу пассажирское место Клод хмуро говорил:       ― Вы весь дрожите, надо переодеться.       ― Вы взяли вещи? ― наблюдая, как Фаустус забрал из багажника сумку удивился граф. ― Мне сапоги тут не помогут! Как холодно! Окажемся в деревне, зайдемте в паб. Я проголодался заодно. Сейчас бы кофе. Однако в сумке оказалось всё до нижнего белья в придачу, что Транси рассмешило откровенно. «Не думал я топиться!» Он крикнул в мыслях Клоду. И заревел мотор, машина тронулась. Маяк бежал, летела мимо зелень. Темнело. Граф просунул макушку в угловатый вырез тёплого светлого блейзера, вытягиваясь и ерзая на сиденье. В машине быстро сделалась жарко. И в тисках душной влажной теплоты ― тяжко дышать, хотелось окно приоткрыть, но на спасительную прохладу был наложен запрет из страха сквозняка. Он потянул с шеи мягкий белый шарф. «Паук…» ― кусал губу Транси, поглядывая, время от времени, на Фаустуса, исподтишка. ― «Вот сейчас он поймает, сцепит взглядом и больше никуда». Поистине хищническая манера. На смерть. Выплетая необходимое знакомство почти нежно, с какой-то увлекающей настойчивостью, он верно идёт на всё что бы очаровать интерес жертвы. Готовый воплотиться в самую невозможную фигуру, тратить годы, а то и десятки лет без сна перед банальными унылыми личностями, вся жажда души которых упитывалась сотней-другой золотых монет, и шаблонных восклицаний о власти или войне. Он готовый поить в барах и ресторанах отъявленных подонков, стоически выжидая, когда от хмеля они не расцветут самым ярым пламенем своего уродства и, оступившись на единственном слове, жадной слабости духа не рухнут в его колючие лапы. Алчный до самых блистательных слов, с красивыми глазами, терпеливо и щепетильно выискивая ключи к замкам человеческих душ… Смотря, нахмурился невольно, склонил голову в бок. Фаустус тот час к нему обернулся. И тут Алоис хватаясь за руль, нагнулся к самому его лицу, произнес тихо:       ― Это, кажется ваше, ― взгляд его, чуть исподлобья, блестел чертенятами, шарф он и не думал отпускать. Клод аккуратно потянул мягкие складки материи. Весь он был сейчас полностью сцеплен уловкой Транси, пытаясь её предугадать. И когда в следующее мгновение граф со всей силы закрутил руль, демон ладонь с колеса убрал, нарочно. Машину дёрнуло в сторону и вильнуло резко так сильно, что Алоис испуганно отвёл руки. Клод не раздумывая управление, перехватил, выправил, остановил. Всё стало обыграно честно. И тут Фаустус стремительно автомобиль покинул.       ― Пересаживайтесь, ― склонился к графу Клод, распахнув пассажирскую дверцу. Глаза его потухли, но губы были еще негодующе сжаты. Транси тотчас же откинулся на сиденье и засмеялся оглушительно, нервозно.       ― Тiens!.. fichtre!.. ― восклицал он, гладя блестящую кожу руля, ― оh-lа-lа!.. ― Но, увидев серьёзное и беспристрастное выражение Фаустуса, который словно не одобрил, ни выходки, ни шутки, граф повернулся, выгнулся весь к дворецкому. Клод опустил руку с дверцы и проследил тяжелым, напряженным взглядом через очки, как Алоис, автомобиль, обогнув, занял место водителя. Произнес солидно:       ― Вы же не полагали, что я пересяду на заднее сиденье, верно? Несколько удивлённый, Клод впрочем, не сказав и слова, занял кресло рядом. И автомобиль покатил, поначалу неуверенно, под строгим и внимательным контролем извне. Молочно-белое пустое шоссе лилось, мягко подымаясь и опадая, верх авто дребезжал легонько, подскакивая на выбоинах. И ощущение скорости плавилось, соединялось с чувством всепоглощающей осени, дикого простора холмов в пурпурной тени. Рождая восторг, в котором забывалась сама суть настоящего. Всё ближе к городу, всё чаще, взвизгнув клаксоном, проносились мимо автомобили. Мелькали редкие птицы над полями вдоль шоссе. И дабы исключить случайности Фаустус уводил машину на просёлочные отглаженные дороги вдоль рощ, откуда ещё белел центр пути. Но где Алоис мог вдоволь колесить сам. Изредка Клод лишь поправлял руль, помогая и давая подсказки, как лучше взять ту или иную ширину колеи, объехать канаву или ухаб. Обучая графа тонкой науке талантливого водителя: чувствовать автомобиль, чувствовать любую его быстроту и габариты, чувствовать весь автомобиль целиком и всякую его часть по отдельности. Прокатив в облаке пыли, они выбрались на кривой перекресток, не асфальтированной дороги, откуда свернули опять, долго петляли до стен каменной деревушки, что была отделена от шоссе широкой равниной. Неожиданно машина на огромной скорости выскочила на эту равнину, стала петлять, грохоча и дребезжа на камнях с шипением, рыча мотором. На страшной скорости едва не сбили овцу, распугивая стадо, что паслось неподалеку, когда в нескольких десятках метров впереди показался крутой обрывистый склон. Фаустус спокойно и требовательно, накрывая ладонь графа, на руле, своей, проворачивая мягко, произнёс:       — Притормозите, господин.       ― Non, non! ― выкрикнул граф в странной суматохе восторга и растерянности, игру эту распаляя. Скорость только прибавилась. Автомобиль летел, сто миль в час, вдоль оврага, будто нарочно в пропасть метил. Сердце у графа билось сильно. Поглощало всё вокруг только одно — лютое, прекрасное блаженство, от которого он чувствовал, что готов на невероятные, сумасшедшие поступки.       — Милорд, дальше не проехать. Стойте! — С силой сказал Клод. — Tenez bon! Arrêtez-vous, monseigneur! Машину тряхнуло, затормозили стремительно. Почти у самого края. Казалось, у Транси нога соскользнула с педали случайно, от неожиданности иностранного знакомого тона, нежели по указке. Ему послышалось, что, очень далеко где-то, раздается протяжный дрожащий звук — не то блеянье, не то ржание. Выжидательная тишина. Следом что-то грохнуло.       — О, вы решили заделаться лягушатником? Знайте, подобного не терплю! — сострил Транси, с блёклым притворным акцентом, засмеялся развязно. — Говорите нормально. Клод, небрежно и нарочно, спросил:       ― Tout est bien?       ― Хорошо? ― переспросил граф, задыхаясь, притворно, грозно глядя на демона. И вдруг радостно вскрикнул: ― Да это, это … «oui, c’est épatant, ça ! Combien est-ce que j’en verrai encore, de couchers de soleil ?… huit… dix… quinze ou vingt… peut-être trente, pas plus… Vous avez du temps, vous autres… moi, c’est fini… Et ça continuera… après moi, comme si j’étais là… » ― печально кончил он, но тут же, воскликнул хрипло с улыбкой, оскорблённый, таким взглядом Фаустуса: ― Вы что, не верьте! Я понабрался этих словечек, когда гостил у Фантомхайва! Демон поглядел на графа серьезно, но где-то в глубине его зрачков мальчишка различил острые искры насмешки:       ― Господин Фантомхайв читал вам Ги Де Мопассана в оригинале?       ― «Elle le regardait de côté, le trouvant vraiment charmant, éprouvant l’envie qu’on a de croquer un fruit sur l’arbre, — заговорил он вдохновенно, протяжно, глядя на Фаустуса сияющим, рассеянным взглядом, ― et l’hésitation du raisonnement qui conseille d’attendre le diner pour le manger à son heure…». Несколько секунд никто не произнес и слова. Наконец Алоис, закашляв в ладонь, с неожиданно гулким звуком суетливо переспросил:       ― Est-ce bien ça que vous veux dire?       ― Весьма, я бы сказал, чувственно, ― безразлично приметил Фаустус.       ― И мерзко, ― добавил граф с улыбкой. ― Поехали! Машина с толчком тронулась опять. До следующей аварийной остановки они говорили сухо, молчали. Алоиса это развлекало безмерно, и, несмотря на тактичные просьбы Фаустуса быть осторожнее, он настолько не стеснялся, что раз, например, вдоль кленовой рощи удивительно искусно стал вести, пытаясь по прямой маневрировать между стволами, и Клод вынужден был автомобиль вывести ближе к шоссе, где принял руль снова. Бывают такие минуты, когда все представляется ужасающе непостижимым бездонным наплывом счастья. Когда, кажется, так сладко жить и так чудовищно умереть. И вот, пока мчишься по эфирным далям природы в флавидном сиянии облаков, блеске лучей на пролетающих рядом авто, питаешь в них чудесные воспоминания счастья, ― женский профиль, отразившийся на радужке после долгих лет смерти, ― случайно, в безумной горячке скорости. Ровные пурпурные тени крыли поля. Луч угасающего заката окрашивал низкие сизые тучи в кровавый оттенок. «Путь, не предвещающий беды, обманчив», ― выдохнул Транси. Вечерний свежий воздух гладил щёки. Два длинногривых, мощных, тяжеловоза, с тихим храпом, катили автомобиль. Минуло вот уже чуть больше часа, как их машина намертво заглохла, едва покинули живописные окрестности Ройал Вуттон Бассета. И теперь дорога их лежала в Суиндон. Где надеялось поломку исправить, а заодно отдохнуть перед возвращением в Лондон. Случайным проводником был найден, мимо проезжающий старик, с телегой сена. И к счастью до города оставалось немного. Алоис сидел на краю телеги, смакуя чудную прелесть сложившейся минуты. Звонкую прохладу ноябрьских сумерек. Фаустус брёл рядом в распахнутом пальто.       ― Так, где мы побывали, в конце концов? ― вздохнул граф. ― Вы так и не сказали. В безмолвии мерно и чисто звенела ковка, нежно шелестел механический шаг автомобиля. И обаяние прошедшего дня медленно испарялось. Алоису становилось скучно.       ― Это побережье Ллантуит Мейджор, господин. Близь Кардифа. Вам не понравилось? — Спросил Клод, поправляя очки.       ― Вам разве это важно? — Кокетливо засмеялся граф. — Представить только! Я думал, если заикнусь о подобном, вы с лихвой потащите меня, куда-нибудь на Брайтон Бич, в Торки ну или Веймут, прозябать среди всей это чопорной светской элиты. — Говорил он, рассматривая небо и думая о том, как мог бы рассказать Фаустусу куда больше, чем положено в благодарность за этот маленький дар. — А вы взяли и привезли меня в Уэльс, так просто.       ― Вы хотели в Брайтон? Вам не понравилось, да? К осени погода, милорд, портиться…       ― Да не об этом я! Вы, вообще, меня слушаете? ― Растерянно, возмутился граф. Впервые за всё общение с Фаустусом он почувствовал себя столь сконфужено, что хотел, было уже начать извиняться и оправдываться. Расхваливая это маленькое путешествие, но вовремя промолчал. Так в тишине они проехали около мили. Вокруг раскинулись изумрудные поля, рдеющие в лучах янтарного заката. Угольные зубья леса чернели у горизонта. Совсем стемнело. Густым сизым маревом затянуло небесный склон и точно фламинговый пух рвались облака. У поворота на город старик остановил лошадей и, поправив сено, сказал решительно:       — Ну, всё, отцепляйтесь. Дальше не поеду.       — Как это так, не поедете дальше? — удивился Алоис. — Осталось ведь немного. Вон и дома видны. — Он указал пальцем в сторону жилых огней.       — Нет. Не поеду. Ни за пенни, — говорил он, поглаживая рукой пышную вьющуюся гриву коня и сверля Алоиса маленькими, морщинистыми глазками. — Туда вы уж, как-нибудь сами.       — Вы что думаете, мы по темноте туда машину толкать будем! Попросив графа подождать немного, Клод один подошёл к старику. Транси не знал чего ожидать. Разговор оказался очень тихим и коротким. Уж неизвестно, чего демон ему сказал, только Старик, одарив Фаустуса хмурым озадаченным взглядом, согласился с почти восторженным смешком. И пожав друг другу руки, они разошлись, путь продолжился вновь, ещё с большей, небывалой бодростью. Погонщик даже стал присвистывать старинную, и какую-то весёлую поразительно знакомую Транси мелодию. Граф скоро позабыв об этом, обратился к Фаустусу:       ― А скажите честно, вы мою душу как воспринимаете, химически или морально? — Алоис изнеможенно зевнул и тут же зажмурился, чихнул.       ― Такой вопрос не уместен, ― ответил хмуро Клод, и протянул платок. ― Мне это чуждо. Поймав, удивленный, дерзким ответом, взгляд, Фаустус глянул в сторону гонца. Кто хоть сидел спиной ― всё слышал. На безмолвный ответ Алоис, с наигранным ужасом, закатил глаза устало, закутался теплее в гладкий меховой воротник кожаной куртки и, вздрогнув лопатками, посмотрел себе на ноги, не спеша заговорил:       ― Вижу, ранения не беспокоят вас более. Полагаю, океанский воздух самочувствие ваше улучшил.       ― Несомненно, господин.       ― Тогда ответьте вот что…. ― Произнес Транси угрюмо. ― Те документы вы сожгли?       ― Клод кивнул. ― А … Мистер Габриель?       ― Мистер Габриель покинул Академию. Он, много жаловался на своё шаткое здоровье. Представляйте, утверждал, что его нет. Всё вокруг есть, а его нет. И что никто вокруг его не видит. Что никто ему не указ. Для его же пользы, я лично сопроводил его в пансион.       ― Пансион?       ― «Северолс» ― это прекрасный живописный санаторий в Колчестере. Тут их безмолвный проводник оглянулся мельком. Транси это заметил, и Клод заметил тоже. Граф спрыгнул, и они пошли следом за авто. Хмурилось к непогоде.       ― Чудесно! А как обстоят дела у моего дорогого дядюшки Вильяма?       ― Вы стали невнимательно читать газеты милорд?       ― Некоторые газеты чересчур эксцентричны, вы так не думаете? Разве можно верить всему, что там пишут.       ― Он получает необычные письма, — начал Клод.       ― Какие письма? ― Транси посмотрел на него с тревогой и любопытством, подумал, увидев мысленно протяжные рукописи, темные завитки буквицы, своих писем брату, мрачные листы.       ― Он, каждую неделю, получает письма из Лидса, из вашей Академии, — с расстановкой проговорил Фаустус, — из вашего дортуара.       ― Как, же был пожар, там все погиб…? — Задумчиво произнёс Транси. — И я ведь тут, он верно знает! Тогда же кто?       ― Я это сейчас выясняю.       ― Почему ты мне раньше всего не рассказал! ― вскричал Алоис.       ― Подозреваю, вы были «заняты» последние два дня, не так ли, сэр? А сегодня Вы лично отстранили меня от дел. Или я в чём-то ошибаюсь? Даже сейчас я предъявляю вам эту информацию лишь потому, что вы спросили. Не нарушая приказ отданный утром,— увильнул демон. — Однако скажу вот что: шлёт ученик, я проследил, не тот, кто отправляет, не тот, кто отдаёт ему. Письмо печатное ― здесь сложность. Вам интересно? Алоис схватил его под руку, притянул к себе и сказал вполголоса:       ― Какие сложности для демона? ― он резко отстранился, хлопнул его по предплечью.       ― Фамилии на конверте так же нет, лишь только адрес, ― коротко ответил дворецкий, не отводя взгляда.       ― Мне надо знать… Кто из них, кто! Не может этого быть. Кто мог кроме меня ….? «Выжить?» Так и нарывался самодовольный ответ в глазах Фаустуса.       ― Подозреваю, мистер Вильям имел агента в вашем окружении, с самого начала обучения. И был крайне обеспокоен как вашей пропажей, так и «его» человека, — отвечал Клод конфиденциальным тоном с неизменной холодной важностью, в голосе. — Однако, теперь, ему более интересна моя личность, её связь с этим инцидентом.       ― Доносчика! ― воскликнул, морщась, граф. Они достигли города. И Фаустус, на глазах у графа, со сдержанной улыбкой, внезапным жестом рукопожатия вручил извозчику пару фунтов. За молчание. И старик ушел, зажёгши свой фонарь на оглобле. Алоис остался посреди чужого незнакомого города. Однако, он не чувствовал страха. Трепет перед чем-то сверхъестественным или потусторонним оказался сглаженным и укрытым глубоко в его неспокойной душе. Только от дороги у него гудело сильно в висках, тело всё было точно разбито, а мелькало в глубине подсознания изводящее предчувствие скорой беды. Оставив машину на заправке, близь старого автомобильного сервиса, они зашагали вниз по широкой улице. Скоро сворачивая, дорога спускалась уклоном, до самых, кладбищенских ворот. Где приняв очередной поворот вдоль красно-каменных старых бараков, они шли разделённые кованой линией ограды, так, что граф шагал по уступу здания на полметра выше дворецкого.       ― Хотите сказать, что кто-то из ближайших приятелей, с которыми я плечом к плечу жил и учился последние два года, тайком, докладывал дядюшке о каждом моём шаге? — спросил Транси с неожиданным задумчивым беспокойством, когда они пошли узким и тёмным переулком.       ― Полагаю именно так.       ― La putin! Fils de grace! — воскликнул Транси, переходя неожиданно на французский язык, который, как ему довелось понять, Клод знал.       ― Милорд! — Сказал дворецкий резко. ― Это не прилично.       ― Ещё скажите не литературно! По-вашему, я по-французски только книжки цитировать могу! — продолжал Алоис, — Чёртов он крот! Слабоумный дурак! Как я не заметил!? А на мои письма ведь не отвечал, vile créature!       ― Господин. Вечер сделался мрачным сырым, с дерзким холодным ветром. Ярко-жёлтый мерклый отблеск от фонаря, дрожащий на кирпичной стене, остался позади. И теперь Алоис видел лишь силуэт своего провожатого в этой тьме, шагавшего вблизи, с трудом разбирая его мерный, спокойный шаг.       ― Сколько он может выяснить? Он знает о контракте? — допытывался граф, так привыкший к строгой ясности и обстоятельств, при разговорах с Клодом, подобных этому. — Им известно кто вы?       ― У вас нет причин для беспокойства, мой лорд, — вкрадчиво произнёс демон. — В Академии от вашего пребывания ни осталось и следа.       ― А ты? — Спросил граф, обжигаясь бесцеремонностью своего случайного обращения.       ― Меня там никогда и не было, молодой господин. Учитель Клод Фаустус погиб при пожаре, первого ноября тысяча девятьсот двадцать четвёртого года, в Лидсе. Алоис умолк, глядя на чёрные двери с золотыми витражными прямоугольниками, и думая о том, как повезло, что спросил, узнал обо всём этом сейчас, вовремя. Двери открылись; вышел джентльмен с молоденькой пёстрой дамой, а с ними загорелый юноша, чуть старше самого графа, в молочно-белом полосатом костюме. Из кармана жилета торчала серебряная цепочка. Алоис, подошёл к дворецкому, быстро, не оглядываясь. Как в дурном сне, пылала электрическая вывеска заведения.       ― Узнайте,… ― сказал тихо и твёрдо Алоис, меж тем как они уже подходили к приглянувшемуся ресторанчику, — завтра же, слышите! Выясните и предоставьте мне всё о любом, кто хоть как то связан с этой перепиской. Никто не должен знать об истинной причине, по которой я связался с вами. Они были одни у входа, а за дверью, звенел шум, гогот, музыка.       ― Письма не троньте, — проникновенно добавил Алоис с улыбкой, вскинув взгляд на Фаустуса, стоявшего за левым его плечом. — Содержание ― доложите.       — Как пожелаете, мой лорд. И неожиданно случилось то, чего не ожидал, но так безотчетно желал граф: Фаустус был доволен его решением. Он посмотрел, на него, чуть улыбнувшись. Транси вдруг побледнел. Сердце его сжалось от какого-то мучительного негласного ужаса, и улыбнулся в ответ. Господин с сигарой, читавший газету, у дверей, хмуро и немного любопытно на них поглядел. Над лесом громыхнуло. Сверкнуло яркой полосой у горизонта. Собиралась гроза. В пабе было людно, дымно, и громко, и весело. За длинной стойкой выдвигали пышные ярко жёлтые пивные кружки с пеной. И бармен едва успевал пополнять их. Все хохотали, кричали. Гремел живьём контрабас, виолончель и барабаны. Пол был усыпан всяческим бумажным мусором, кто-то разбил бокал. Некий толстый тип, уже пьяный, шатко приноравливался к удару, у доски, где играли в дротики, и его было велено вывести вон. Другой, в синем костюме, с широко распахнутыми чёрными глазами на красном лице громогласно спорил с компанией у столика, приметен особо был его иностранный акцент. И в ответ ему хохотала из компании рыжая яркая дамочка. Там где танцевали легко, можно было запутаться взглядом, в радуге быстрых туфель. Они двинулись к столику, в дальний «частный» зал. Где всё было чуть дороже, за бледную вероятность уединения. Музыка вспыхнула. Мимо графа пронёсся бармен в ярко белом переднике, скользнула барышня в красном платье. Алоис чувствовал, как Фаустус обступил его, шагая тесно. Всё кружилось. Клод, ощупью отодвинул графу стул, не спуская с него глаз, и сел напротив. Недалеко за толпой проглядывались распахнутые двери на тёмную террасу. Алоис снисходительно ухмыльнулся, забегал взглядом в поисках меню. И на вежливый тон дворецкого о том, что в пабах меню как такого нет, и что там не едят, и заказ делают сами, и оплачивают сразу, Алоис лишь смеялся. Но за издевательским посылом его улыбки видно было усталое довольство.       — И официантов, здесь тоже нет, милорд. Они сидели друг против друга, у лакового стола.       — Вот и чудесно, не разоримся на чаевых! Но как, же Сотерн , фуа-гра с виноградом и улитки? — Спросил граф, почти театральным жестом сцепляя пальцы и покачивая головой. — Как же канеле и птифуры ?       — Боюсь в этом заведении ничем большем жареной рыбы, в пиве, и холодным мясом, вы не удовлетворите свой аппетит. На секунду Алоис нахмурился, покачал головой и весёлым, явно фальшивым тоном произнёс, перегибаясь через стол: — Тогда будет эль! Как же здесь холодно, — вдруг ежась среди дымной тяжёлой духоты, прошипел он, — отдайте мне своё пальто. И несите кружку больше. Что бы, до краёв. Пить невыносимо хочется, — бормотал граф, принимая из рук дворецкого пальто и поднимаясь. Но едва накинув тяжесть на плечи, он тут, же сел, крикнул, исчезающему в толпе Клоду:       — И этого…холодного мяса с чипсами, тоже несите! Тишина в маленькой комнатке скорее нарушилась, нежели подержалась кряхтением и звоном оркестра. Кругом, разгораясь из теней танцующих, двигающихся, мельтешивших, плыли множественные цветные круги, точно праздничные шары на нитках. И скоро они большие и маленькие стали полнить залу, столики, окна. Алоис ощутил, как стало сложно вдохнуть, с какой яростью раскалывала череп головная боль и давило на глаза. Звуки всюду блёкли под этой невыносимой болью. Алоис, с красными мутными глазами, с мельчайшими трещинками на сухих губах, глядел, сжимая отвороты пальто на груди, на глянцевую, гладкую, до тошноты переливчатую столешницу. Транси вышел на террасу, где обдало его ещё большим, лютым холодом. Пить захотелось сильнее. Промелькнула рядом беседующая молодая пара: иностранка в малиновой пижаме, светлый мужчина в старомодном костюме. Они ушли, а Транси постояв ещё минуту, присел на низкую часть ограды, вытягивая ноги, большое пальто сползало с плеч. «Сколько можно ждать его!» — думал он, хватаясь за свою левую кисть, повернуть часики, полагавшимся всегда находиться там, где виделась голубая венка, но там их не различил. Позабыв совсем, что предусмотрительно отдал аксессуар Фаустусу, когда были на берегу. Дерево перил на ощупь было удивительно гладкое, тёплое и это почему-то очень занимало графа. Вид с террасы открывался на крохотный неосвещённый, но ухоженный садик. С залы донеслось телефонное дребезжание, за гулом людей и музыки. Пахло копчёным. Где-то на улице лаяла собака. Качались астры под дерзкими дуновениями. Алоис продолжал сидеть, не шевелясь, чувствуя нестерпимую сонливость, и смотрел на все эти механические фигурки, разговаривающие общающиеся. И наблюдать ему внезапно стало поразительно забавно. Он выискивал на лицах что-то особенное выделяющее их из остальных. Но не видел. Все они были словно копиями одного изображения, которое Алоис видел уже много раз, и все они могли стать Его выбором. Лица их приторные, перекошенные, мелькали, сосредоточенные глаза светились. И самое удивительное в каждом взгляде Транси узнавал это страстное желание: тягость души, которую, Он, несомненно, мог бы снять. Только быстро, наблюдателя своего, будто заметив, фигурки движения свои смягчили, замедлили. Двигаться стали всё ленивее, под холодностью тени, стихли. А увлечение графу быстро наскучило. Он огляделся и понял, что прелесть этого дня, которая его чаровала, теперь полностью потеряла себя. Приелась. Выдохлась. И фигуры замерли. И голова заболела сильнее. Но не состояние тревожило графа, он уже скоро позабыл, и думать о развлечениях вечера. Один только разговор с Фаустусом занимал его мысли. «Кто?…Кто это мог быть? Анатоль? — подумал Алоис с жутким тревожным любопытством. — Нет, нет, он же его тогда ранил,… подстрелил! Но насмерть ли? Нет, он точно был мёртв. А, Фаустус бы не стал, оставлять так явно свидетеля. Ричмонд … с переломанной шеей не живут! Энтони… он перестал дышать ещё раньше. Мог ли это быть кто-то не присутствующий в комнате? Кто-то кого я не заметил? Нет! Откуда? Остаются: Жак, Карл, Фантомхайв… Жак, Карл, Фантомхайв?…» Он размышлял, суматошно, с тревогой, не осознавая, что мысль его тянется от узелка, завязанного для него Фаустусом. Со стороны легла и мысль о контракте. О, то была восхитительная мысль!       «Однако, что если демон сделал то нарочно? Кого-то знающего о нашем контракте … зачем? Бред!» — Подумал Транси... И в этой мысли обнаружил грубый осадок.       «И что может знать кто-либо из них, даже если учесть, что остался жив? — заново с отчаянием заподозрил Транси. И тот час, по привычке, мысленно добавил: «Бессмыслица! Не поверят, отправят в лечебницу для душевнобольных. Такому никто не поверит! И всё же… кому-то, зная, что меня в академии нет, дядя Вильям пишет регулярно. Регулярно! И получает ответ. И этот кто-то был тогда при пожаре. Но если Он знает, что я жив, зачем обращается в Академию? — промелькнула у Транси беспокойная мысль. — Ему было известно, когда точно я уехал от Сиэля? Значит верно,… был доносчик! Был?»       «Дядя начал искать мои следы в лондонской квартире матери и теперь знает, что я с неким Клодом Фаустусом. Учителем латыни? Нет, это смешно! Демон не осложнил бы себя настоящими документами при устройстве. Наверняка от них уже тогда «следа не осталось», — размышлял граф и заговорил вдруг тихо сам себе:       — Мистер Хэмилтон желает разузнать его личность…. А судя по тому, что не подключил полицию, связей у него хватает своих. Однако, что он выяснит? Несколько выездов, заказы ресторана, покупки… пустышка! Эту квартирку, в центре? Иллюзия! Наверняка, пустует, была снята на чужую фамилию, а может и вовсе хозяева в отъезде! Не удивился бы.       «Существо без прошлого и будущего. Клода Фаустуса нет! Не было и не будет! Клод Фаустус существует только для графа Алоиса Транси», — пробовал обмануть он самого себя. И ему стало сразу радостно и спокойно. Алоис, с немым вздохом откидывая назад голову, услышал вдруг, как из комнат, хлынула на террасу знакомая музыка. Он хрипло засмеялся, прочистил горло. Ему хотелось стоять на этом закутке всю ночь, проникаясь мыслями на день, на неделю на месяц вперёд… Фантомхайв, Мистер Хэмилтон, Фаустус. Девица какая-то в мандариновом, искрящемся платье, с коктейлем в руке, подошла знакомиться. Солнечный загар, чёрное каре, длинный жемчуг. Блестели свежо подмазанные тёмные губы. Алоису стало тошно, словно её присутствие отдаляло появление дворецкого. Он слышал, как она что-то спрашивает, и слышал, как что-то отвечает сам.       «Прохладный вечер», — думал граф, глубоко, со свистом вдыхая сырой воздух. — «Вот бы сейчас ледяного шампанского бокальчик... А где его взять?» Позади него в ту же секунду скрипнула дверь. Он поднял взгляд. Завидев незнакомку, Фаустус лишь удивлённо повел бровями, поправил очки. Девушка улыбаясь, повернулась к нему и застыла: она на него смотрела, сощурившись, прикусив губу. Но вдруг поймав его взгляд, улыбаться, перестала и скоро ушла, в зал. Клод вернулся с подносом, на котором покоился стакан эля, лежал на тарелке жирный кусок мяса с картошкой нарезанной щедро и зеленью; был и домашний хлеб в корзинке, и соус в блюдечке.       — Вижу, вы падки на случайные знакомства в пабах, господин. Будьте осторожней, они бывают, скучны, и могут плохо закончиться.       — А вам, я смотрю, жадность покоя не даёт, — хмурясь, граф повёл плечом. — Зачем вы прогнали мою спутницу?       — То была ваша спутница, а я полагал вы пришли сюда со мной, или я ошибаюсь? Транси цокнул языком, приосанился и, надменно вздёрнул подбородок:       — Я пришёл сюда в вашем сопровождении, так сказать за компанию, — дерзил он, уже предчувствуя острый тупик.       — И моя компания вам видимо пришлась не по душе? Демон отставил поднос, шагнул, поправил пальто на хрупких плечах, хотел убрать длинную, светлую прядь, падающую на щеку, — и Алоис медленно дружелюбно прикоснулся к его груди, сжал край пиджака. Но вздрогнув, отстранился, встал. Клод убрал руку.       — Как вы и сказали, случайные знакомства в пабах, бывают ужасно скучны…. И хорошо не оканчиваются.       — Что же вы судите, от одного раза. Это выдаёт вашу неопытность, милорд.       — Напротив, этот один раз принёс мне достаточно опыта…. Девать некуда! Он говорил, а Фаустус подходил ближе, внимательно глядел на него: всё в мальчишке было какое-то иное, бесконтрольное. Тон, жесты, взгляд и сухая бледность и красный болезненный жар. Но, как демон и ожидал, Транси к беседе не нашелся, и быстро тему перевёл.       — Мне хочется бокал "Моэ э Шандон", к примеру, а мистер Фаустус? — Спросил граф сонно, улыбаясь, — достанете? Что вы на меня любуетесь, господин учитель? Интересно? — Он ухмыльнулся, взмахнул рукой, легко со смешной, бравадой гордостью. — Я граф Алоис Транси. Тра-н-си! Потомственный английский лорд, у которого, впереди красивые годы. Алоис изо всех сил попробовал скинуть с себя это липкое веянье, взглянуть Фаустусу в лицо радостно, мирно. Но сталкиваясь с его удушающим пристальным взглядом, растерянно продолжал хотеть уйти. Ему виделось, что в очках у Фаустуса плывут всё те же цветные, яркие круги. Он вытянул ногу, прижал носок чужой лакированной туфли и рассмеялся. «Какая странность, — подумал Клод злобно. — Что с ним происходит?»       — Хорошенькую мы изображаем картину, да? — сказал Транси с отвращением, побелевшими устами, и глаза его блеснули знакомой демону искоркой. — Давайте хотя бы отужинаем. Он шагнул неуверенно к подносу, и тут всё вокруг начало понемногу темнеть, стягиваться, проваливаться в туман; контуры дрожали, расплывались кругами, еще тянулись там и сям световые лучи, – приятный взору отблеск, переливчатость формы; на секунду мелькнуло чьё-то весёлое лицо, разрослась и исчезла серая матовость знакомого костюма, и наконец, погасло все. Алоис рухнул без сознания. Демон посмотрел на мальчишку сверху вниз пристальным надменным взглядом. Оборот выходил наихудший. Фаустус стоял у окон в спальне графа с градусником в руке. Они достигли Лондона к одиннадцати, без машины. Врач был вызван незамедлительно. Лучший из возможных. «Жар» — Клод определил это с первого прикосновения, и вот теперь алые ртутные — тридцать восемь и три всё облагораживали с педантичной важностью. «Тридцать восемь и три», — повторил Фаустус, в мыслях мелькнуло: «Предчувствие меня не обмануло». В комнате было тихо, сумрачно, немного прохладно, горело тусклое бра. Алоис щурился от света и отводил взгляд на Фаустуса, едва тот не смотрел на него. Явился доктор почти в полночь, сел на стул у графской постели, и, смотря куда-то в сторону, принялся считать пульс. Клод же слышал набатный с перебоями ритм Его сердца, во всей комнате. Алоис разглядывал белый накрахмаленный докторский воротничок, жёсткое ухо, крохотный шрам на скуле. «Сядьте», — велел он мальчишке, снимая очки и доставая стетоскоп. Клод забрал у графа мокрую от пота рубашку. Транси дышал тяжело, был смертельно бледен и худ. След от швов после ранения не укрылся от стороннего свидетельства, но лишь молча скосив взгляд на тёмную тень дворецкого у стены, врач продолжил осмотр. «Одевайтесь» — сказал он снова. Фаустус помог графу надеть чистую рубашку. И наконец, проделав пару незамысловатых манипуляций, доктор разогнулся, захлопнул свой саквояж и проследовал за дворецким в кабинет.       — Господин Фаустус, — заговорил он с глубоким вздохом, снял очки, — разрешите поинтересоваться, вы кем мальчику приходитесь? Так обычно обращались к родственникам у палаты реанимации.       — Присаживайтесь, — сказал Клод. — Я двоюродный брат его отца. С господином Транси что-то серьёзное? — спросил он, прикрывая балконные двери, и глядя с беспокойством, на солидное и усталое лицо врача. Мужчина тяжело сел у стола в кресло. На столе в углу книжных стеллажей высилась богатая расписная ваза с красными гладиолусами, (такие же он заметил в холе, гостиной и спальне) раскрытая книга и пустая пепельница.       — Да. У мальчика тиф, господин Фаустус. Необходима срочная и незамедлительная госпитализация, — ответил он. — Вам известно, какие прививки делали вашему племяннику?       — Господин Транси не должен покинуть стен этой квартиры, мистер Гарвей, — произнёс демон гладко, после секундной паузы, к сдержанному испугу гостя; мужчина не представлялся. — Делаете всё необходимое.       — Но,… — добавил доктор, заикаясь и пуча глаза. — «Франт, — подумал Гарвей, — деньги у него, значит, для сиделки есть, а что тот болен тяжело не видел, и строится, будто мальчишка его теперь волнует. Какое лицемерие!» Клод ярко блеснул стеклами и заговорил:       — О, медикаментах, процедурах и должном уходе, можете не беспокоиться. Нужные лекарства будут, в независимости от цены. Этот мальчик мне крайне важен, понимаете? «Крайне важен он ему…» — с презрительной усталостью думал врач. — «Эх, жалко сгорит мальчишка, юный ещё совсем…. Хотя чего уж поделаешь. Поздно, скорей бы вернуться».       — Несомненно, господин Фаустус. — проговорил он вслух. — Я вас понимаю. И буду к вашим услугам. Список лекарств я вам выпишу. За температурой следите, если повыситься сильно, звоните незамедлительно. Диета будет нужна. Прогнозов я вам дать не могу. — Оглянулся мистер Гарвей на окна и поджал губы. — Надо понаблюдать, — добавил он. — Я, впрочем, ему сейчас капельницу поставлю, и завтра ещё заеду.       — Я вызову вам кэб, — вежливо окончил разговор Фаустус и поднялся. Всё, как обычно, — беспричинно думал доктор, с тоской, направляясь к спальне. — Те же сторонние фразы, сердечные вопросы и безразличный взгляд. Он долго размышлял, до самого своего ухода, сказать ли этому высокопарному холодному человеку, что «племянник» его опасно болен. Лондон проваливался в темноту. Улицы, блестевшие будто реки, наливались радугой искусственных радужных солнц и пропадали в чудовищной глубине. Каждые десять минут раскатистым ударом начинало ходить небо, и ожидался сильный дождь. Но дождя всё не было. — Все улики косвенные. Квартира ему не принадлежит. Ещё в прошлом месяце там жил, некий мистер Блэкуэлл. Якобы уехал, больше его никто не видел. Машину мы обнаружили у старой автозаправки, в Суиндоне, принимавший её утверждает, что не помнит, ни водителя, ни его спутника. Документов соответственно никаких. Мои люди вообще не нашли никаких сведений о Клоде Фаустусе — его будто не существует, — сказал, он передавая раскрытую папку бумаг своему компаньону. — Однако, он от мальчишки ни на шаг не отходит.       — Такого не бывает, — ответили ему из темноты автомобильного салона, — Человек не может быть невидимкой.       — Если он человек, — усмехаясь, произнёс мужчина за рулём и, надвинув на глаза, край шляпы, откинулся на кожаном сиденье.       — Должно же там быть что-нибудь и ценнее, чем бумаги или записи...       — Но мы всю квартиру перевернули, тогда. Ничего. — Во мраке щёлкнул огонёк зажигалки. Сидящая рядом, безликая фигура ничего не ответила, разглядывая предоставленные документы. Водитель покачал головой и, протянув в окно руку, стряхнул с тлеющей сигары пепел. Это был высокий крепкий и молодой мужчина, со светлыми глазами, лица же спутника за бумагами видно не было. И только ярко-синее плечо его костюма горело в луче фонаря. Постукивая пальцами по глади лакированного дерева, которым был отделан салон, он нетерпеливо переменил страницу и заговорил:       — Всё это лишь против них, но твёрдых доказательств нет. Пока нет. Нужно быть уверенными, прежде чем начинать действовать…. — Когда говоривший обратил свой взгляд на собеседника, глаза его полыхали в черноте. — Погибли невинные люди. Слишком много людей. Мне не нужны подобные неприятности. Нам необходимо быть совершено уверенными. Поговори с обслуживающим персоналом. Узнай куда обращались, больницы иные заведения, планируют ли? … Компаньон выслушивал инструкции, изучая его лицо с сосредоточенной горечью, говоривший, не покидал тени. Лишь раз ему далось разглядеть лицо собеседника, непроницаемую маску хмурого профиля. Морщинистое, с въевшимся в кожу загаром, подобие лица. Он был аккуратно одет, тщательно выбрит.       — Всё что, связанно с этим Клодом Фаустусом и Хэмилтонским сынком. План квартиры и расположение я уже вам отдал. Мальчишка нужен живым.       — Однако, полагаю ситуацию нельзя недооценивать. Мы об этом типе ничего не знаем.       — По-вашему можно, поселиться в центре Лондона и остаться незамеченным? Рано или поздно эта безымянная фигура засияет самым ярким пламенем. Вот увидите, она затмит,… кем бы ни была. Помимо того нужно подтверждение любых раскрытых вами мерах безопасности.       — Подтверждение? — перепросили, туша сигарету.       — Какие меры предосторожности они предприняли на случай появления таких, как Вы. Сигнализация, бронированные двери, охрана. Что угодно!       — В прошлый раз они не оставили следов от автомобиля и трёх человек…. — меланхоличным тоном отозвался собеседник, выглядывая, из тени салона. С интересом наблюдая, как открылась парадная дверь, как спускались по ступеням фигуры. Клод Фаустус проводил доктора до панели. Мимо проехал кэб, заслонив их на мгновения. И когда он миновал, ни Фаустуса, ни мистера Гарвея уже не было.