На кончиках пальцев

«Аллен, нам нужно поговорить». Казалось бы, ученик Книгочея не сказал ничего, что могло бы напугать или насторожить мальчишку, — ведь он произнес это хоть с печальной, но все же улыбкой. А по телу проклятого сразу пробежала какая-то странная дрожь, он даже начал мять покрывало, почему-то натягивая его на себя, словно пытаясь отгородиться от друга. — Аллен, я… Я был неправ. Пепельноволосый робко поднимает взгляд и, вздохнув, снова опускает его, начиная разглядывать свои же пальцы, что сжимают толстую ткань. Словно собирался что-то сказать в ответ, да сил не хватило. — Тогда, в ту ночь… Я был неправ. — Лави чувствует, что говорить это… легко. Легко признавать свою ошибку, да, спустя столько времени… Легко. Только вот осознавать, что ты наделал… Вот что сложно. Вот что давит на сердце. — Даже если тебе уже все равно… Я хочу, чтобы ты знал. И рыжий ждал чего угодно: злобного взгляда, слез, простого кивка или же хриплого, печального вздоха… Но… Аллен просто улыбнулся. Просто улыбнулся краешком губ, на одно мгновение, короткое, но… такое… дорогое. — Ты просишь прощения? Вот так просто. И пусть Уолкер тут же снова помрачнел — в его глазах, кажется, заискрилась какая-то надежда. — Д-да, — запинаясь, взволнованно бормочет Книжник, чувствуя, как во рту пересыхает. — Да, я прошу прощения. И опять — вместо понятного, обычного, общепринятого, в конце концов, «Хорошо», или «Ты прощен», или, на худой конец, «Катись к черту» — вместо всего этого ученик Кросса просто кивнул еще раз, а потом снова улыбнулся. И на сей раз улыбка не сошла с его губ за считанные секунды. — Значит, больше никаких лекций о том, что это неправильно, что это пройдет? А если не пройдет, нужно будет избавляться от странных влечений, как от вредной привычки? — Черт, он уже знает, что победил, пусть и выглядит подавленно, в голосе чувствуется некое торжество. Поэтому рыжему Историку даже немножко обидно. Нет, он вовсе не хочет изображать из себя высокоморального взрослого, который на самом деле не способен принять друга таким, какой он есть, нет. Просто… Вот же чертенок, наверняка сейчас в душе ликует. Ведь Темный Аллен все еще существует, да? По крайней мере, Лави и правда на это надеялся, потому что… Ну, если человек тебе нравится, то во всех своих ипостасях, да? — Конечно, — немного замявшись, соглашается одноглазый, и Аллен, вновь скользнув по другу чуть смущенным взглядом, опять начинает теребить простыни, словно нервничая, а потом что-то тихо говорит себе под нос, словно боясь, что друг это услышит. — Аллен? Подросток вздыхает, вновь натягивая на себя покрывало, и прячет глаза за длинными седыми локонами, что отросли за это время. Вздрагивает, когда ученик Книгочея по неосторожности задевает его плечо, совершенно забыв о последствиях, и отсаживается подальше, потирая место прикосновения, а потом зажимает его, как кровоточащую рану. — Спасибо. — Вновь поднимает глаза на друга и, немного помолчав, словно боится в чем-то признаться, все же продолжает: — Знаешь, Лави, я… Все-таки какой он хрупкий — от каждого касания шарахается. Наверное, ему и правда больно, а то, что Аллен не может даже просто закончить свои мысли, немного пугает Книжника. Да, скромные, молчаливые дети, подростки, да даже взрослые есть, их много, но… Такое поведение… Уолкер ведь не был робким, никогда. Всегда был жизнерадостным и веселым, готовым помочь, а сейчас стал таким… слабым. — На самом деле… — Он опять прерывается, тяжело вздыхая, и закрывает лицо руками, затихая. — Знаешь, я… Я потом тебе скажу, ладно? Завтра. — Хорошо, — немного растерянно кивает рыжий Историк, задумчиво переплетая пальцы. Ему тоже есть что сказать, и он тоже… не смог. — Только зайди, не забудь. Сам же знаешь, медсестры меня никуда не выпустят, — как-то тяжело, почти с безысходностью просит пепельноволосый, но даже не замечает осторожного кивка товарища, потому что краем глаза улавливает движение в дверях больничной палаты. Опять косится на Лави, одними губами шепчет: «До завтра» — и тут же сползает вниз по подушке, накрываясь покрывалом с головой и пытаясь усиленно изобразить спящего человека. Сначала ученик Книгочея лишь удивленно хлопает глазами, наблюдая за странным поведением друга: сидя спиной к двери, он не видит, кто заходит в больничное крыло, и поэтому вздрагивает, когда его окликивает знакомый беспристрастный голос: — Тебя Смотритель ищет по всей башне. — Рыжий парень улавливает характерное цыканье и, вздохнув, отвечает Канде, даже не поворачиваясь к нему лицом: — Да-да, я уже иду. — Ему нужен отчет о миссии немедленно, — все так же холодно продолжает мечник, бросая заинтересованный взгляд на тощую фигуру на постели, укутанную с головой, но, заметив седые локоны, тут же становится беспристрастным. — Да иду я, — уже чуть нервно повторяет Лави и, пару раз хлопнув себя по коленям, встает, отодвигая ногой табуретку к новому гостю. Потом, подумав, так же придвигает ее к себе – очевидно же, что последний, с кем хочет общаться Аллен, это Канда. — А тебе бы, Юу, терпения поднабраться. — Я пообещал Комуи, что собственноручно притащу тебя к нему. Хоть за уши, — недовольно, явно жалея об обещании, бросает ему мечник, совсем даже не пытаясь понизить голос. Быть может, потому, что ему совсем плевать на шпенделя, а может быть, потому, что мелкий изображает из себя спящего слишком усердно. — Ты же меня знаешь… — пытается вывернуться Книжник, но этот номер не проходит, потому как Канде достаточно всего одного взгляда, чтобы заставить Кролика скакать к выходу не хуже зайца. Ну да, знает. Знает, что отчетов от этого рыжего придурка не дождешься. — Все-все, идти за мной не надо… Но Канда не собирается допускать ошибок Смотрителя, и именно поэтому Лави не удается пойти по своим делам вместо обязательного посещения кабинета Ли-старшего. К сожалению, этим двоим приходится терпеть общество друг друга всю дорогу до кабинета мужчины…