На кончиках пальцев

Пол под ногами Лави предательски скрипел, несмотря на то, что он старался передвигаться как можно тише. Ночь, окутавшая не только город, но, казалось, и каждый закоулочек, каждую деталь, упрямо прятала от взора Книжника не только появлявшийся на его пути порог, но и даже ботинки, за которыми парень решил вернуться. Было совсем не тепло, а ветер, казалось, заставил деревянные полы заледенеть - когда Лави наступал на них босыми ногами, он чувствовал, как холод пробирается под кожу, мышцы и морозит сами кости, и поэтому решил все же надеть что-нибудь на ноги. Про то, что внизу, на первом этаже не очень-то и шикарной гостиницы, было не кристально чисто, а убирались там тоже не каждый день, ученик Книгочея вспомнил много после, когда спускался по лестнице. К сожалению, и она не хотела помочь юноше проскользнуть к стойке хозяина незаметно, а поэтому тихо стонала, кажется, даже прогибаясь под ним. Но, преодолев два пролета и, наконец, спустившись на первый этаж, Лави смог вздохнуть спокойно. Хлипкая лестница осталась позади, но зато к парню вернулся здравый смысл. А что он, собственно, собирался сделать? Идиот, расстроено ругнулся сам на себя Историк. Про то, чтобы написать Аллену письмо, он даже не думал – они с Книгочеем вернутся в башню Черного ордена быстрее, чем оно дойдет до адресата. А вот мысль о том, чтобы сходить на телеграф и позвонить, появилась в его голове. На телеграф. Ночью. Какой телеграф откроет двери случайному посетителю ночью? Правильно – никакой, сам себе ответил Лави. Бессмысленно сейчас идти на улицу, а спрашивать у хозяина гостиницы, где находится ближайший, перед этим разбудив его - еще бессмысленнее. Глупая была идея. Парень тяжело вздохнул и, устало прикрыв глаза, присел на скрипнувшую ступень лестницы. Он чувствовал, как сбивается его дыхание, и просто обнял себя руками, растирая замерзающие косточки. Ведь даже если бы он мог позвонить, если бы, к примеру, в гостинице был телефон… Что бы он сказал? «Аллен, я хочу быть с тобой?» А разве сам Аллен готов? Он же… Боже, кажется, даже мысли о нем болезненно дрожат, теребя черепную коробку. Он такой слабый. Он боится, он хочет заботы, а совсем не… Этого. Не важно ему сейчас, кто готов завязывать его любимую полосатую ленточку каждое утро, кто хочет ласково целовать его в затылок и перебирать седые локоны… Аллену нужно избавиться от страха, и только. Потом – да, потом он снова почувствует, как сладко заноет сердце – может быть. А сейчас… Он же не сможет даже прикоснуться. Как это, наверное, могло бы быть ужасно, думает Лави. Будет ли больно Аллену, если они просто будут рядом? Без возможности обняться, целоваться? «Я бы сошел с ума». Да, Лави бы сошел с ума. Если бы просто стоящий рядом мужчина вызывал в нем желание сбежать, если бы просто случайное касание заставляло тело испепеляться от боли… Если бы тот, кого ты любишь, был рядом, это было бы… Мучительно. Хотеть – и не иметь возможности. Желать и бояться, быть одновременно самым счастливым на свете и самым несчастным… От такого Лави бы сошел с ума. Черт, как же сложно. Сам Лави ненавидит это. Когда в голове начинают говорить другие голоса, когда они что-то шепчут, рычат или кричат… Когда в тебе есть еще сорок восемь личностей, это ужасно. Одна из них может говорить то, что будет ближе самому Лави – и он может ее послушать. Они все могут советовать что-то, а Лави поступит по-своему. А сейчас… Он и правда сам не знает, что должен сделать. В правильном ли направлении идут его мысли? И ни одна, ни одна гребаная личность не ответит. Придержит свое мнение при себе, промолчит, а высунется только тогда, когда Лави уже все решит сам. Закрыв уши руками, сгорбленный Книжник и не услышал, как кто-то подошел к лестнице, но, стоило раздаться болезненному скрипу деревяшек, тут же очнулся. Вздрогнул, обернулся – и вздохнул. Не разочарованно, не радостно… Никак. - Вам тоже не спится? Парень осторожно подвинулся, пропуская учителя, но тот, прокряхтев, постарался присесть рядом. Не поместился, и вид того, как старый Книгочей недовольно причмокивает губами, теребя свои драгоценные волосы скрюченными пальцами, вызвал у рыжего улыбку. - Не спится, - спустя несколько минут все же ответил ему дед, когда парень уже и ответа-то ждать перестал. – А ты чего страдаешь? Сомневаюсь, что бессонница замучила. Лави снова украдкой улыбнулся. Нет, старик, до радикулита и прочих прелестей возраста вроде маразма ему еще далеко. Учитывая, сколько живут Книгочеи – почти вечность, так сейчас, по крайней мере, кажется парню. - Я просто решил подумать. - И зря, - качнув головой, пробасил Книгочей и осуждающе взглянул на своего подопечного. – Ночью голова, конечно, лучше работает, но вот в нашем деле лишние мысли ни к чему. - Я думал о Лэсли, - нашелся Лави. Вздохнул, пожал плечами, а старик лишь усмехнулся. - Мальчики, вы слишком много друг о друге думаете. И Лави был почти с ним согласен, если бы это было правдой. Книгочеи живут долго, очень долго. Их срок гораздо больше того, что отведен обычному человеку, и поэтому к концу жизни они становятся сухими, черствыми. Они просто устают терять. Они просто устают жалеть о том, что упустили. Они просто устают быть несчастными. - Учитель, а вы когда-нибудь стояли перед выбором, который делал вас счастливым и несчастным одновременно? Лави не думал, когда спрашивал. Вопрос просто сорвался с сухих губ – быть может, в голову ему ударил лунный свет, быть может, юность, быть может - глупость, что была дана этой личности. Он просто спросил. А Книгочей просто ответил. - Помнишь главное правило Книгочеев, Лави? Старик подавлено опустил взгляд, и сам парень печально покачал головой. - Помню. - Соблюдай его, Лави, - тихо протянул Книгочей, прикладывая пальцы к губам. Замолк на мгновение, но не смог не закончить. – Тогда тебе будет не так страшно жить. Не так страшно запоминать Историю. Потому что больше у тебя никакой защиты не будет, закончил про себя Книгочей. Потому что потом не захочется существовать. - Но, конечно, ты можешь меня не слушать, - горько усмехнулся он, стараясь не смотреть на своего ученика. Что толку? Этот балбес никогда не слушает, не послушает и теперь – с чего бы ему менять свое поведение? Книгочей сам как-то ошибся. Как-то не послушал. Стоили ли те счастливые мгновения десятков лет попыток заглушить боль? Попыток заставить свои органы просто работать, сердце – просто биться, мозг – просто запоминать… Книгочей знал, что не стоили. И он бы отдал все, чтобы вернуться в то время. Не для того, чтобы снова стать молодым, нет – что за чушь… Для того, чтобы просто свернуть на повороте в другую сторону. Чтобы просто не делать того, что делал он. Книгочей вздохнул. Лави не был уверен, что видел это. Ему, скорее всего, просто показалось, но в глазах старика на мгновение промелькнуло сожаление.