Цепь

Время сотрет в порошок нас всех, Мы — просто призраки прошлого.

В этом году Маринетт исполнилось двадцать семь. Она уже давно окончила институт, открыла собственную галерею и, кажется, в целом нашла свое место в жизни. Картины молодой художницы продавались за огромные деньги, в то время как шумиха вокруг ее имени, поднявшаяся после злосчастного похищения, не утихала по сей день, что, впрочем, только помогало в ее продвижении. Став успешной, девушка уже не страдала от нехватки средств или свободного времени, потому обнаружила в себе тягу к новому хобби - писательству. Увлекшись им всерьез, мадемуазель Дюпен-Чэн поставила себе цель написать книгу, в которой бы рассказывалось о похищении и том, как вообще брюнетка пережила этот страшный период своей жизни. Конечно, об Адриане там не было ни слова, потому большую часть написанного можно было счесть художественным вымыслом, но кто об этом узнает, верно? Закончив работу над произведением, Маринетт передала его в издательство и, вскоре, успешно опубликовалась, подняв новый шквал внимания к своему без того небезызвестному имени. Презентацию книги, что получила лаконичное название «Цепь», было решено провести в одном из крупнейших книжных магазинов города. Таким образом, гости, пришедшие на нее, могли задать интересующие их вопросы автору лично, узнать о ней что-то новое, да и вообще воочию увидеть жертву столь чудовищного обращения. В тот день Маринетт жутко нервничала. Народу было много, в некоторых углах виднелись бесстрастные огоньки телекамер. Да, за столько лет девушка вполне привыкла к повышенному вниманию к своей персоне, и все же, бывали моменты, когда ее сдержанное хладнокровие и спокойствие давали сбой. Сделав глубокий вдох, брюнетка выглянула в общий зал из служебного помещения и в сотый раз ужаснулась. Помещение было заполнено донельзя, в воздухе стояло беспрерывное гудение голосов. Презентация должна была начаться еще несколько минут назад, а она все никак не могла справиться со своим волнением. — Маринетт? — раздался позади негромкий голос администратора магазина. — Ты в порядке? Если хочешь, я могу объявить, что нам придется немного задержать начало по каким-нибудь техническим причинам. Мягко улыбнувшись миниатюрной рыжеволосой женщине, девушка отрицательно покачала головой, понимая, что в задержке не будет никакого смысла. Если она не сможет выйти к своим читателям прямо сейчас, то не сможет сделать этого уже никогда - попросту сгорит от стыда. Мысленно сосчитав до десяти, Маринетт шепотом попросила администратора пожелать ей удачи и вышла в зал. Толпа встретила ее аплодисментами и восторженными взглядами, экран позади загорелся, транслируя презентация в онлайн-режиме, так, чтобы даже задним рядам все было хорошо видно. Коротко поприветствовав гостей, брюнетка торопливо заняла свое место на небольшой импровизированной сцене и приступила к рассказу. О том, как в ее голове родилась идея написать эту книгу, как тяжело давалась работа над ней, и как много моральных сил она отняла. И правда, то время, что Маринетт писала «Цепь», оказалось для нее очень эмоционально нестабильным. Но не оттого, что воспоминания о похищении приносили ей страдания, а потому, что мысли об Адриане по сей день отзывались в груди тупой, болезненной пульсацией. Наконец, когда с небольшой предысторией было покончено, девушка предложила перейти к вопросам, и одна из незнакомок в зале подняла руку. — Тревожит ли вас тот факт, — заговорила она, — что негодяи, совершившие ваше похищение, так и не были найдены? Выдержав недолгую паузу, Маринетт тихо вздохнула и поднесла микрофон к губам. — Возможно, это прозвучит странно, но... Нет. Я уверена, что рано или поздно каждый получает по заслугам, и если эти люди не получили наказание по закону, они получат его от судьбы. Я не верю в религию, Божью кару и так далее, но верю во Вселенский баланс. Если ты что-то отнимаешь, ты должен что-то отдать. Рано или поздно, мои похитители отдадут свое, — осекшись на мгновение, девушка задумалась, а затем добавила. — Единственное, за что я переживаю, так это за то, чтобы на моем месте не оказалась любая другая ни в чем не повинная девушка. Это было бы ужасно. Удовлетворенная ответом, незнакомка кивнула, уступив микрофон молодому человеку слева. — Что в этой истории было для вас самым страшным? — Неизвестность, — ответила писательница, не задумываясь, и это даже было правдой, — когда понятия не имеешь, чем ты заслужил все это, что от тебя хотят, и как все закончится. Наверное, я смогла бы смириться с чем угодно, однако больше всего меня действительно пугала неизвестность. Так, вопрос за вопросом, люди стали открывать для себя новые грани мадемуазель Дюпен-Чэн. Они искренне верили в то, что воспоминания о прошлом доставляют ей невыносимые страдания, но, несмотря на это, девушка оказалась достаточно сильной личностью, чтобы суметь пережить столь травматичный опыт и гордо двинуться дальше с высоко поднятой головой. Впрочем, существовал один вопрос, который Маринетт хотела услышать меньше всего и, как ни странно, в какой-то момент он все же повис в воздухе, сорвавшись с губ одной из любопытных читательниц. — Думаю, все мы слышали о таком явлении, как Стокгольмский синдром, — заговорила она, подняв на брюнетку пронзительный взгляд, — и знаем, что жертвы нередко страдают от него, пережив опыт, подобный вашему. Скажите, ловили ли вы себя на мысли о том, что испытываете понимание и привязанность к вашим похитителям? Забившись чаще, пульс болезненно ударил по вискам. Поджав губы, Маринетт сощурила фиалковые глаза, силясь найти правильные слова для ответа. Но, как бы она ни старалась, все мысли разбегались в разные стороны, подобно перепуганным пташкам. И чем сильнее она из-за этого нервничала, тем длиннее становилась без того затянувшаяся пауза. Тишина. Кто-то нервно кашлянул в заднем ряду, где-то послышались заинтересованные шепотки. Понимая, что необходимо что-то сказать, брюнетка уже поднесла микрофон к пересохшим губам, как вдруг дверь в магазин неожиданно распахнулась. Привлекший к себе всеобщее внимание, опоздавший посетитель замер на пороге, с едва заметной полуухмылкой глядя на сцену. — Прошу прощения, — произнес он, извиняясь, скорее, перед остальными гостями, нежели перед писательницей, — продолжайте. Не узнать его было невозможно, даже спустя столько лет. От неожиданности поднявшись со своего места, Маринетт сделала один шаг вперед к краю сцены и вдруг остановилась. Сердце ее пропустило удар, глаза распахнулись, как у перепуганной лани, дрожащие пальцы намертво впились в злосчастный микрофон. Зачем он вернулся? Как давно? Явился ли парень сюда случайно или сделал это намеренно? Вопросы вихрем закрутились в заболевшей голове, горло сковало незримой лентой, лишая возможности полноценно дышать. Кажется, люди в зале начали ощутимо нервничать, но девушка уже не замечала этого. Все ее внимание было приковано к блондину, что в эту секунду снял с головы черную широкополую шляпу, зажав ее изящными длинными пальцами. Пальцами, прикосновение которых помнилось на женской коже так отчетливо, словно это было вчера. — Мадемуазель, вам плохо? — спросил Адриан, будто бы издеваясь, и при всем желании, брюнетка уже не смогла ему ответить. Шум в ушах оглушил ее, дрожь в коленях больше не позволяла стоять на ногах. Сперва заплясавшая перед глазами пятнами, теперь чернота опрокинулась на нее бездонным омутом, неумолимо утягивая в свои мрачные владения. Обронив один единственный глухой выдох, Маринетт пошатнулась и вдруг без чувств рухнула на пол, попросту не выдержав эмоционального перенапряжения. А дальше... Дальше не было ничего. Только до боли знакомый, терпкий запах, и властная сила рук, заботливо обхватившая тело маленькой пленницы.