Глава 5
Дженсен отжимался от пола, забросив на кровать ноги – Джаред давно сбился со счета, сколько раз. Мышцы на плечах и спине бугрились глянцевыми тяжами… – Ты меня так и не позвал. Джаред по обыкновению вздрогнул: – Твою ж мать! Хорошо, что координатор давно уже ушел домой и никого, кроме охранника между двумя разделяющими их стеклами, рядом в этот момент не было, но охраннику на то, что там бормочет этот долговязый студент, точно наплевать. В отличие от Дженсена – его голос внутри головы Джея казался обиженным: – Не смотри на меня, ты нас палишь. – Извини, – Джей поспешно вперился в конспекты, которые лежали на его коленях, от лоснящейся от пота спины Дженсена оторвался с трудом. – Извини, что палишь, или извини, что не позвал? Нет, ты, конечно, не обязан со мной общаться и если… – Я же сказал, – повторил Джаред настойчивей, – извини! Помолчали. Точнее, Дженсен внутри головы Джея помолчал, а Джаред закружился в вихре мыслей и эмоций, как в снежной метели, думая разное и одновременно. Наконец, он решил подумать, как есть: – Мне было стыдно. Я хотел, но… не смог. Возможно, Дженсен уже знает об этом, но лучше сказать правду – так будет честнее. Сказать мысленно, конечно. Дженсен спустил ноги с кровати и поднялся. На Джея не смотрел: – Давай так: самоудовлетворением занимаются все – это научный факт. Даже женатые мужчины, у которых секса достаточно. И даже папа римский, у которого по определению секса быть не может… – Дженсен… – Подожди, дай мне закончить. Мастурбировать – нормально, а значит, стесняться этого не надо. Ты не подросток, которого с рукой, запущенной в штаны, застукала мать или… В общем, ты понял. И причина не важна – так многие снимают напряжение, а дрочить на собственные фантазии, на порножурнал или на голую жопу привлекательного парня – это уже детали. Если ты действительно хочешь продолжать общаться со мной, то такая хуйня не должна тебе меша… – Действительно хотел, – перебил Джей, заливаясь краской. Дженсен помолчал, потом вздохнул: – Я знаю. Если бы не знал, то больше не забрался в твою голову – никогда. К тому же, здесь, в лаборатории, где общаться опасно, но я тоже больше не могу молчать, это твое смущение – оно… глупое. Детское какое-то. Не знаю, как сказать. И ты не спал почти, сам себя вымучил и истерзал, а повод – тьфу и растереть! Даже обидно, насколько ты теряешь время и энергию на совершенно не важные вещи. Все вы теряете, – Дженсен поднялся, подошел к стене, нажал на металлическую панель. Срывал с держателя одноразовые полотенца, не спеша вытирал пот. Вздохнул: – Ты снова не сводишь с меня глаз. – Блядь! – выругался мысленно Джей. – Я… я не могу не смотреть. – Мне пока выйти из твоей головы? – Нет, – Джей слегка развернул стул, переложил тетрадку на стол, наклонился над ней. Длинная челка упала на глаза. – Нет, не выходи. Блядь… Ладно, я постараюсь. Эммм… у меня еще остались вопросы. Если ты не против. – Не против, – Дженсен прилег на свою постель поверх одеяла – Джаред видел это боковым зрением. – О чем ты хотел узнать? – Эммм… с чего бы начать? Вопросов, если честно, миллион. – Джей, с обычными людьми говорить вот так очень сложно, у вас совершеннейшая каша в головах. Постарайся без лишней воды. – Хорошо, я понял. Тогда… как ты передаешь мысли? – Синхронизирую свой сигнал с твоим – если я знаю твою частоту, это не сложно. – Как во время сновидения? – Примерно так же, даже проще, если вещать только по одной дорожке… – В смысле? – Джей на секунду поднял глаза, и снова опустил их на свои записи. – В том смысле, что общение на аудиосигнале – самое простое. Если я хочу, чтобы ты увидел картинку – это уже сложнее, а если одновременно и то, и другое – пока ты не спишь, это очень трудно. Еще труднее передавать тактильный сигнал… – Черт, ты и это умеешь? – Конечно, информация про прикосновения тоже проходит через мозг, а это значит, что этим тоже можно управлять. Но это труднее, потому что чувствительность прикосновения у разных людей – дело слишком индивидуальное, тут диапазон гораздо шире, чем восприятие звука или цвета. Но я не самый сильный сомнофоник, есть челы, которые умеют на расстоянии даже запахи в мозг посылать, но я в этом точно не силен… – Что ты говоришь? Есть еще сильнее? – Джей снова вылупился на Дженсена через два стекла. – Конечно! Просто они умнее и не палились с самого детства, как твой покорный слуга. Никто не знает об их способностях, кроме них самих и нас – таких же мутантов. Порой, даже самые близкие люди ни о чем не догадываются… Джаред, и все же – не пялься на меня так, будто тебе дали разряд тока в пах! – Прости, – Джей отвел взгляд, снова вперился в конспекты, даже страницу для конспирации перевернул, – прости, пожалуйста, просто то, что ты говоришь, настолько… настолько… – Невероятно? – Да, невероятно, что… – Какие тебе еще нужны доказательства, что наше мысленное общение не плод твоего внезапно ставшего больным воображения? – Дженсен, я не… – Смотри, – Дженсен перебил, не обращая внимания на протест Джея, – на Деборе пару дней назад закончился чемпионат по футболу, победили «Дерзкие Тигры» со счетом 3:1. Боксы памяти с Деборы прилетят через несколько дней, знать об этом не может никто, кроме разве что таких, как я, мутантов, верно? Сейчас даже земные букмекерские конторы еще принимают ставки на этот матч, так что можешь смело поставить на «Дерзких», тогда и сам убедишься. Так пойдет? – Черт… – Что, велик соблазн? – Нет, я не про это. Я про… – Про полезность? – Да, ты сам говорил что-то об этом, но я не успел вчера спросить. – Да, я могу ответить, это касается твоего изобретения. Запись сновидений – это все фигня, прости, детские игрушки. Спроси сам себя, Джей, почему меня исследуют в центре НАСА? На планете дохрена мест, где содержат и исследуют психов вроде меня, тогда почему именно здесь и сейчас мы находимся с тобой и твоим офигенным прибором? – И почему? – Джей снова слегка обиделся на «детские игрушки». – Потому что твой сомнофон – это будущая межгалактическая связь. И плюс мой мозг, конечно. Я же не только могу видеть результаты матчей на других планетах и то, какое из яиц сейчас чешет охранник внизу – такие, как я, могли бы передавать все основные новости на огромные расстояния за секунды, а с помощью твоего прибора эту информацию можно было бы отцифровать и визуализировать, чтобы ее могли слышать и видеть другие люди. Ты понимаешь, что ты изобрел, студент? – Ебануться! – мысленно выругался Джаред. – Вот именно. А можно же не только это – с помощью такой связи можно будет моментально подать сигнал бедствия, если на какой-то планете или на корабле произошла беда. – Да-да! – Джаред был воодушевлен. – Это охуенно! – Тихо, ты почти подпрыгиваешь от радости, – Дженсен тоже улыбнулся, глядя в потолок. – Прости, я постараюсь держать себя в руках… Дженсен, тогда… тогда, если этот прибор может спасать жизни, почему в начале ты не хотел, чтобы я проводил эти исследования? Дженсен заметно посерьезнел: – Основных причин две: во-первых, военные только начинают предполагать, каким именно образом твое изобретение можно использовать, они в самом начале пути, но ты уже под их колпаком – в этом можешь не сомневаться. Если они заполучат такую связь, то смогут держать под контролем все миры, все станции и корабли, насколько бы далеко они ни находились. Это почти безграничная власть, Джей, знать и видеть события задолго до того, как о них узнают остальные миры. Твой сомнофон может как спасать жизни, так может и губить их – как и любое изобретение в этом мире, если его неправильно применить. А, во-вторых… – тут Дженсен помолчал, будто колебался, делиться ли информацией с Джеем, но все же осторожно начал: – я не хотел, чтобы они слишком быстро догадались, что происходит. Мой мозг работает иначе, чем мозг обычного человека, скорее всего, на других частотах. Я не физик, но догадаться об этом не сложно даже по внутренним ощущениям – я могу передавать информацию таким же мутантам очень быстро и это, при необходимости, колоссальные объемы. Точно так же могу и принять информации очень много и быстро. А вот чтобы поговорить мысленно с тобой или с кем-то из моих родных, я должен… упростить свой сигнал, сделать его медленнее и примитивнее, что ли... И я тоже вижу сны, Джаред, но твой прибор не зря их не записывал поначалу. Все видят сны, уж это и я могу тебе подтвердить. Частоты близких родственников бывают схожи, поэтому не зря говорят, что родные люди иногда могут видеть сны друг друга на огромном расстоянии, и чувствовать, когда кто-то из семьи в беде – это потому что их частоты схожи и в момент стресса иногда невольно, на какие-то доли секунды, синхронизируются. Но мой мозг, как и мозги других сомнофоников, работает иначе, на другом диапазоне, и… я испугался, что твой прибор ничего не запишет, как будто мой мозг мертв, и военные слишком быстро догадаются расширить диапазон частот. А в моей голове не только то, что мне хотелось бы, чтобы они узнали… И тогда мне конец, и некоторым другим людям, да и тебе, по большому счету, тоже… – Но потом… ты сказал, что кинешь на сомнофон записи. И прибор записал те три сюжета, а потом еще... Как вообще можно на него что-то «закинуть»? Да еще и на частотах, которые он не воспринимает. – А, это, – Дженсен мысленно будто махнул рукой, – это легко. Когда я догадался, в чем дело и примерно понял, как твой прибор работает, я для конспирации забросил туда свои сюжеты на твоей частоте. Ученые же часто начинают испытывать свои изобретения на себе, так? Я решил, что твою частоту синхронизации прибор точно опознает и легко вычислит, и не ошибся. – То есть… ты забросил туда сюжеты на моей частоте? – Ну да. – Почему я тогда… почему я сам в этот момент ничего не увидел? – Потому что ты в этот момент не спал, Джей, а когда ты не спишь, твои частоты не синхронизированы. К тому же, я вбросил сюжеты на большой скорости, как во время быстрого сна, это доли секунды, ты бы их в реале не заметил. Чтобы эти записи стали понятны для мозга нормального человека, который не спит, их нужно расшифровать и растянуть, а на это нужно время, верно? Чтобы говорить с тобой в реальном времени, я очень-очень сильно растягиваю сигнал, иначе ты ничего не поймешь. – Гм, – Джаред думал, – то есть, если бы в этот момент, когда ты… «забросил» свои сюжеты на сомнофон для конспирации, как ты говоришь, я спал бы, то… – То твой мозг поймал бы их, воспринял как сновидение, расшифровал, и ты в этот момент увидел бы чужие сны, – произнес Дженсен так просто, как будто это совершенно естественно – видеть чужие сны.***
А ведь все начиналось почти что с шутки. Нельзя сказать, что сомнофон изобретен на пустом месте – до этого уже давно были разработки, которые могли бы преобразовывать сигналы мозга в некие понятные для восприятия образы, чаще всего в визуальные. Профессор Бивер работал над этим почти всю свою жизнь. Существовали медицинские приборы, которые записывали деятельность серого вещества, преобразовывая слабые сигналы в цвет. В основном это касалось работы мозга людей, находящихся в коме или других пограничных со смертью состояниях. Считалось, что чем больший спектр отображается на экране монитора, тем более вероятно, что мозг человека еще жив и может в какой-то степени не просто поддерживать организм в рабочем состоянии, но и осуществлять процесс, который называется «рассудочной деятельностью». Да, это все уже было раньше. Не хватало малого – старого хлама, который Бивер хотел выбросить на помойку, и двух долбоебов-студентов, один из которых переделал прибор, а другой написал для него совершенно новую программу. А еще нескольких друзей, которые имели неосторожность уснуть в сильно, мягко говоря, нетрезвом виде в здании братства и при этом увидеть очень яркие эротические сны… Стоп! Джаред чуть не подпрыгнул в своей постели: – Дженсен! Дженсен, ты меня слышишь? – Не кричи, Джей, кричать не нужно, я тебя хорошо слышу. – Дженсен, я должен быть уверен… Голос Дженсена по обыкновению вздыхал: – Это утомляет, Джей... Нет, я тебя понимаю, конечно, людям свойственно сомневаться в том, что они считают сверхъестественным, но для меня мои способности – реальность, понимаешь? Я давно уже сомневаться перестал, и бесконечное доказывание, что я не верблюд, утомляет… – Нет, я немного не об этом. Ты говорил про военных. Я хочу знать точно… – А, ты об этом, – Дженсен мысленно махнул рукой. Джаред горячился: – Дженсен, мой прибор действительно записывает сны людей – это ни для кого не секрет, но это еще не означает, что с его помощью можно передавать мысли на расстоянии. Чтобы заставить тебя работать на них, нужно прежде всего доказать, что ты сомнофоник. А ты, в свою очередь, можешь саботировать проект – тянуть волынку до бесконечности долго, для конспирации забрасывая в сомнофон нейтральные сюжеты на чужих частотах, так? – Не совсем, Джей. Могу долго, но не до бесконечности. В конце концов, они догадаются, что происходит – там тоже не дураки сидят. Они уже хотят попросить тебя принести результаты предыдущих исследований, найдут записи твоих снов, сличат частоты твоего мозга с моими в кавычках «снами» и догадаются, что это фейк… – Ясно, я принесу им все записи, кроме записи своих собственных снов, тоже для конспирации. – Хорошо, но этого не достаточно, Джей. Можно в какой-то момент, например, отключить шлем, чтобы ни ты, ни я об этом не знали, а я, конечно, в этот момент что-то заброшу на сомнофон – это моментально выдаст меня с головой! – Тебе не нужен шлем, чтобы передавать сигнал на сомнофон тоже? – все еще удивлялся Джей. – Не нужен – ни для того, чтобы говорить с другими мутантами, ни для того, чтобы сделать запись на твоем бобиннике... Твой шлем разработан для обычного мозга, для меня пользоваться им – как орать в микрофон, чтобы поговорить с человеком, стоящим рядом со мной. Да еще и пропустить мой ор через усилитель. Мне это все не нужно, Джей. Хотя, со шлемом, возможно, будет проще в будущем, если придется говорить за день с большим количеством сомнофоников – чтобы не переутомляться… – Я понял. Дженсен, ты говорил, что мой координатор в лаборатории – военный, но НАСА – не военная организация, в смысле, не полностью военная. – Ключевое слово «не полностью». Что мне показать тебе? Молодость твоего координатора в военном училище? Его секретные операции на Ближнем Востоке и в Корее? Или то, как он каждое утро докладывает о результатах твоих раскопок в моей башке своему координатору в Пентагоне? – Нет, не надо. – Ясно, ты не хочешь этого, потому что сомневаешься, будут ли показанные мною сюжеты правдивыми, поскольку они бездоказательны, ведь ты их снова увидишь только в своей голове, так? Что ж, я могу это понять. Тогда действуй сам, ты же умный парень, придумай что-нибудь, чтобы проверить мои слова. – Например? – Снова креативить, да? Блядь… – Дженсен сердился. – Ладно. Ты можешь сказать, что должен отремонтировать сомнофон и для этого ты должен на время вынести его из лаборатории, и посмотришь на их реакцию. И еще: где сейчас проходит практику твой друг Чед Линдберг, который написал программу для сомнофона? – Насколько я знаю, в одном из подразделений Пентагона. – Ты все еще сомневаешься, Джей? – хмыкнул Дженсен. – Тогда спроси у своего друга про закрытое слушание защиты диплома. – Что?!***
– Что? Тебе тоже это сообщили? Охеренно, да? – радовался Чед на том конце коммуникационной связи. – Нет, еще не сообщили, – Джареду радостно почему-то не было. – Я просто никогда раньше о таком не слышал. – Услышишь еще, – Чед улыбался – это было слышно по голосу. – В такие организации, как наши… – Наши? – автоматически переспросил Джаред. – Ну да, как твоя и моя, не могут принимать специалистов без диплома, поэтому защититься нам дадут, но при закрытом слушании. Только комиссия и твой научный руководитель, подписавшие все возможные бумаги про неразглашение, и ты. Запись вестись будет, но твоей маме, чтобы она гордилась сыном, передадут только малую часть, где нет никаких схем, где ты не передаешь суть изобретения и прочее… ну ты понял, кароч… – Ясно. И ты на это согласился? – Блядь, Джей, не тупи! Что может быть круче? После выпуска я буду работать в Пентагоне, чувак! А ты в НАСА, я так понимаю. О чем тут еще можно думать? Соглашайся, даже не вздумай выебываться, как ты умеешь! – Я понял, – у Джея волосы шевелились на голове. – Чед, ты хоть можешь об этом говорить? Я тебя не подставляю своими расспросами? – Нет, я эту линию защитил от прослушки. К тому же, ни ты, ни я пока не под присягой, верно? – Верно, – вяло ответил Джаред, – пока что нет. Он думал. Серьезно думал – быть может, впервые в жизни настолько серьезно.***
– И как результат? – Они не дали мне вынести сомнофон из лаборатории, – бушевал Джей. – Сказали, что у них лучшие техники, лучшие запчасти со всего мира, и что я могу принести схемы прибора в лабораторию и ремонтировать его вместе с их техниками. И еще – они попросили принести результаты предыдущих исследований. И вообще все записи, какие есть… – Тебе нужны еще какие-то доказательства? – Да, но… – Джареда еще бомбило. – Но какое они имеют право на сомнофон? Это мой прибор! Мой и профессора Бивера… – А какое право они имеют на мой мозг, Джей? Это мой мозг! – по голосу было слышно, что Дженсен тоже пылает. Джаред помолчал, пытаясь успокоиться. Потом все же продолжил, он должен был сполна хлебнуть эту чашу: – Линдберга про защиту диплома я тоже спросил. – И как? – Будто не знаешь. Он будет защищаться в закрытом режиме. Я, видимо, тоже, хотя мне об этом еще не сообщили. – Ну что сказать, Джей, – вздохнул Дженсен, – ты попал, братишка! Серьезно попал. Военные сделают все, чтобы сохранить монополию на твой прибор, и если ты хотел славы, то готовься, что мир узнает о твоем гениальном изобретении только лет через двадцать. Это в лучшем случае. Славу и Нобелевскую премию придется отложить на потом… – Я не о славе сейчас думаю. – А о чем же? – хмыкнул Дженсен скептически. – Нет, и о ней немного тоже… Блядь, как же трудно говорить с тем, кто читает твои мысли! Это как срать на стадионе при десяти тысячах народу. – Какое удачное сравнение! – Дженсен мысленно смеялся. – Да уж, обхохочешься… Нет, прославиться тоже хочется – я же ученый, ёпта! У меня есть амбиции и это нормально. – Нормально, согласен. – Но не только это, Дженсен. Я думаю о последствиях, я думаю… да ты и сам знаешь, я не должен это пояснять, так? – Знаю, Джей. И ты думаешь правильные вещи, я вижу это в твоей голове. Но только боюсь, что дошло это до тебя слишком поздно, ты уже не сможешь вырваться – то, что нащупали военные, они уже никогда не выпустят из своих рук. И твое несогласие на них работать ничего не изменит, тебя так или иначе заставят подписать присягу – убеждением, обещанием полного картбланша и неограниченного бюджета для твоих исследований или еще какими-то аргументами, не важно. В крайнем случае, угрозами. Для примера можешь посмотреть на меня – разве меня о чем-то спрашивали? Дженсена не спрашивали, его заперли в клетке и проводят над ним опыты – как над лабораторной мышкой. Чем Джаред лучше? Впрочем… может, и лучше. В том смысле, что Джаред на свободе и у него есть некоторые тузы в рукаве.***
Джаред влетел в здание братства, как вихрь, попутно дал подзатыльник какому-то первокурснику, чтобы не вертелся у него под ногами, взлетел по лестнице под самую крышу, запер за собой дверь и бросился к падафону. Спать совсем не хотелось. – Дженсен! – тишина. – Джен-сен! – почти прокричал мысленно Джей. – Да, я тебя слушаю. У Джареда даже от сердца отлегло: – Ну слава богу… – Ты все еще сомневаешься, что наш обмен мыслями реален? Что это не плод твоего воображения? Охуенно… – Нет-нет, подожди, – а сам думал «надо стараться не думать о сокровенном, только о деле. О личном сейчас нельзя, не до личного, блядь…» Дженсен тут же отозвался внутри головы: – Я больше не буду лезть в твою душу без предупреждения, обещаю. Сейчас ты меня сам позвал, помнишь? – Да, конечно. Есть еще вопрос. – Слушаю. – Ты говорил… что шлем может быть полезен в будущем… ну, еще про частоты там, и все такое … – На самом деле я не знаю, как это работает, Джей, я же не ученый, я могу только предполагать… – Я думаю, Дженсен, что предполагаешь ты правильно. Скажи, если я сделаю так, чтобы эти частоты мы с твоей помощью нашли и зафиксировали? Ну, частоты разных сомнофоников – для удобства, а я потом переключался сразу на них, чтобы не все шло через твою голову. И тогда мы сможем не просто держать несколько каналов одновременно, но и принимать информацию с них дополнительно. То есть, пока ты будешь общаться с одним, другой сомнофоник в это же время смог сбросить картинки или… – Так, подожди, – Дженсен думал, – с этого места еще раз и подробнее…