Глава 6
– Чед, мы можем поговорить… эммм… без свидетелей? – Конечно, сейчас переключусь… Говори. – Чед, ты можешь мне помочь сделать закрытый канал связи, по которому я мог бы дублировать информацию с… некоего носителя, который, возможно, прослушивается, на другой носитель, который находится за пределами… – Ты хочешь дублировать записи со своего официального сомнофона на запасной? – перебил Чед. – Я тебя понял, я тоже так делаю: мало ли что с информацией, сотрется случайно, потеряется, засрется вирусом… – Да, именно, вдруг с записями что-то случится? Ты же знаешь, какой я бываю рассеянный. – Есть такое, – улыбался Чед. – Хорошо, сделаю. Что еще? – Мне нужны коды доступа к телестудии. – Вау, я понял… – Чед хихикнул. – Ты все-таки хочешь провернуть ту шутку, да? «Шалость и только шалость»? Ты передашь записанные сны по каналу универа вместо университетских новостей, да? Решил все-таки не зассать? Молодец, Джей, я тобой горжусь! Когда, на выпускном? – Да, Чед, на выпускном, ты угадал. – Это будет грандиозная шалость. Умопомрачительная! Надеюсь, там будут эротические сны профессора Бивера? – Конечно, будут, Чед. Специально для тебя. – Ну ради такого, я сделаю тебе доступ. И даже помогу настроить студию и расскажу, как сделать так, чтобы трансляцию не смогли заблокировать хотя бы в течение нескольких минут. – Спасибо тебе, друг. – Нет вопросов! Обращайся, если что. – Обязательно обращусь. Конец связи.***
– Это он? – Дженсен сомневался. И у него были для этого все основания: сомнофон, который он видел сквозь два пуленепробиваемых стекла, был величиной с крупный чемодан, а этот… шкаф, да еще с антресолями, не меньше! – А что ты хотел! – хмыкнул Джей, снимая с прибора клеенку и протирая пыль. – Это старый образец, который Бивер хотел выбросить на помойку, когда я сделал тот, что сейчас подключен к твоей башке в лаборатории. Я попросил, чтобы он его не выбрасывал, сказал, что заберу на запчасти. Мы с Чедом перевезли его в братство, потому что в общагу с такой огромной рухлядью не пустили бы, и – вуа-ля! Он уже здесь. – Чем занимается твой профессор? – В основном искусственным глазом. Сам глаз создать не проблема, подавать из него сигналы в мозг тоже. Проблема, как оказалось, в интерпретации – мозг разных людей интерпретирует полученные сигналы по-разному. А тем более человек, который никогда раньше не видел – он вообще не в состоянии пояснить словами, что он видит или чувствует. Поэтому тестировали искусственный глаз на видящих людях, на здоровых. Но и те не совсем точно могли рассказать о своих ощущениях, слишком уж это субъективное дело. Вот Бивер и разрабатывал прибор, чтобы снимать показания непосредственно с мозга и интерпретировать их в видеосигналы, которые могут выводиться на экран и которые будут понятны всем – и ученым, и медикам, и техникам, и вообще кому угодно. Я этот прибор усовершенствовал, Чед написал программу, но все равно все работало не так, как надо, сигнал ловить было предельно трудно, изображение на экране никогда не было четким, все больше разные цветовые пятна и полосы, пока… Пока я не утащил старый прибор в братство и мы в виде шутки не придумали снимать показания с некоторых наших друзей, пока они спали после вечеринки бухие в жопу. И вдруг на приборе мы увидели в записи мощные и очень четкие всплески. Чеду понадобилось еще несколько месяцев, чтобы усовершенствовать свою программу для расшифровки записей, и только тогда мы впервые увидели на экране сновидение человека… Знал бы ты, Дженсен, что я испытал в этот момент! Это было как… как наимощнейший в моей жизни оргазм! Никакая травка с этим не сравнится, никакой секс и вообще ничто в этом мире. – Я понял, – посмеивался Дженсен. – Этот твой сейф с тонной цветных проводов хоть работает? – Конечно. Да ты не ссы, он даже мощнее того, потому что тот портативный, а этот стационарный. А с учетом мощностей телестудии, которые мы можем к нему подключить, то мощнее раза в три. – Откуда у вас телестудия? – Оу, это отдельная история, – Джаред включил свет в помещении, и не спеша осматривался по сторонам, чтобы Дженсен его глазами лучше все увидел. – Ее собрали студенты еще до нас, по крупицам конструировали из всякого хлама и старого оборудования. Так, баловались иногда, записывали влоги для космонета, разную-всякую хуету. Шутили – запускали, например, вместо видеолекции по механике жесткую порнуху. Ржачно было… Или вместо новостей пускали по университетскому каналу прямую трансляцию из женской душевой спорткомплекса… Короче, дурачились по полной. – И ректорат это терпит? – Конечно! Администрация вообще смотрит сквозь пальцы на многое, даже на такие шалости на грани фола – лишь бы не нарушались законы. Они же прекрасно понимают, что много открытий студентами делается не в лабораториях и учебных корпусах, а вот так, в режиме шутки или бреда. Как сомнофон, например. Да и тусоваться нам где-то надо, так? И вообще преподы издавна поощрают создание братств на факультетах, считают, что пусть лучше студенты бесятся на территории университета, чем ищут приключения на свои жопы по городу – так нас хоть как-то можно контролировать или хотя бы одним глазком за нами подглядывать. Пустующие помещения у универа есть, даже с запасом. Здание нашего братства тоже очень старое, ты обратил внимание, когда мы сюда шли, да? На вид почти развалины. Когда-то его планировали снести к чертовой матери, университету оно не нужно, но студенты отвоевали, отремонтировали за свои средства, обжили. За свет и воду мы платим исправно, так что у университета к нам претензий быть не может. Администрация вообще без крайней необходимости не посещает братства – таково негласное правило. На моей памяти, ректорат прикрыл только лабораторию у химиков в их братстве, они там нахимичили какую-то новую мощную дурь, вмешалась полиция… Короче, не очень приятно было, когда у них там все конфисковывали и арестовывали кое-кого из ребят... Но мы здесь не нарушаем закон, просто иногда немного шалим. Зато тут компы мощные, есть все для трансляции, в том числе напрямую на спутники. – А в боксы памяти можете инфу закачать? – Гм, – Джаред задумался. – Думаю, сможем. Я спрошу у Чеда. – Спроси. – Ну как тебе? – На вид – полное говно, – хмыкнул Дженсен в голове Джея. – Не суди по упаковке о составе конфетки. – Ты с этим всем… ну, справиться сможешь? – Думаю, смогу. – Джей еще раз обвел взглядом пульты студии. – Я самостоятельно этого никогда не делал, но ребятам ассистировал, а чинить технику – это вообще мое. Ничего особо сложного в управлении всем этим нет. Если, конечно, не режиссировать и не монтировать материал, а просто транслировать какой-то сюжет в эфир. – Режиссировать не понадобится, главное, в определенное время кое-куда подключиться и начать трансляцию. А остальное сделаю я. – Ясно. Ну что, тогда за работу.***
Джаред размышлял. – Сколько у нас времени? – Около двух недель. Успеешь? – Успею. Чед тоже обещал сделать мне закрытую линию для трансляции, чтобы ее не смогли быстро заблокировать. – Сможет? – Еще бы! – Джаред хмыкнул. – Чед все сможет, тем более из здания Пентагона. А ты успеешь? – Обязан успеть – у меня просто нет другого выхода. Если я просру этот шанс, то еще лет охренадцать могу провести в той же клетке. Если не всю оставшуюся жизнь. А мне этого очень не хотелось бы. – Мне тоже, – брякнул Джей, осекся, нахмурился. – Так с чего начнем?***
– Это что? – не удивительно, что Дженсен ничего не знал о такой старинной штуковине. – Это паяльник, – Джаред поднес инструмент к глазам и повертел им, чтобы Дженсен лучше видел. Еще бы, откуда ему знать? Вздохнул: – Этот твой, высокопоставленный, не подведет? – Нет, – Дженсен говорил уверенно, но по тону мыслей Джей уже научился угадывать, когда Дженсен сомневается. – Нет, не должен подвести. У него дочь с той же мутацией, что у меня, а по силе способностей еще и круче меня – то, что я научился делать годам к двадцати, она уже давно умеет, а ей только одиннадцать. Девочку оберегают, она учится на дому, чтобы не слишком контактировать с малознакомыми людьми, но все же ее невозможно будет скрывать вечно. Когда-нибудь о ее даре станет известно – это лишь вопрос времени. Ее отец прекрасно понимает, что если он не сделает что-то для своей дочери сейчас, а заодно и для всех мутантов, то вполне возможно, что через несколько лет она тоже окажется в клетке. – Ясно. Но он же ставит на кон свою карьеру! – Свобода и счастье дочери для него важнее. Я на это надеюсь… – тоже вздохнул Дженсен. Не слишком убедительно, но и отступать уже нельзя. Джаред нахмурился, наклонился над платами. Вроде и старался не думать, но Дженсен все равно его услышал: – Ты еще можешь передумать, я не имею права тебя заставить. – Не могу, – Джаред упрямо мотнул головой. – Я хочу помочь тебе… ну и остальным мутантам. Я считаю, что нельзя закрывать человека только потому, что боишься его. Пока человек ничего не натворил или пока его вина не доказана, его нельзя лишать прав и свобод. К тому же... Джаред замолчал. Дженсен подталкивал его мягко: – К тому же… – К тому же, – Джей нахмурился сильнее, – к тому же нет никакой гарантии, что когда у меня будут дети, кто-то из них не родится с какой-нибудь мутацией, а тогда решать будет поздно. Надо сейчас, когда есть шанс что-то изменить. – А твоя карьера? Джей задумался. Они уже обсуждали это, придумывая различные пути оправдания. Дженсен уверял, что самый простой – он же самый верный, что если они потерпят неудачу, надо будет просто настаивать на том, что негодяй-Джей-Ту вероломно и преступно проник в мозг Джареда и командовал им прямо из головы и заставлял делать то-то и поступать так-то. Мол, что Джаред не ведал, что творил. – Так и есть, – Джей вздохнул. – Люди, даже самые умные, чаще всего верят в наиболее тупую версию... Например, они легко поверят в то, что я повелся на твой великолепный зад, когда этот зад увидят… Дженсен хмыкнул в голове Джея, а Джей пробурчал вслух: – Блядь, последняя фраза была не для твоих ушей! Надо стараться чаще думать по-польски… Дженсен засмеялся: – У тебя это получается все хуже. – Я буду стараться, – Джей отбросил волосы со лба. Да, он будет стараться, потому что у него все чаще возникают мысли, которые Дженсен не должен понимать. Дети? До детей Джею еще очень далеко. Помочь Дженсену – вот чего хотел Джаред, и ради Дженсена он готов был рискнуть дипломом и всей своей дальнейшей карьерой ученого. Только ради него, а не ради мифических детей, которых у него, скорее всего, никогда не будет.***
– Вот здесь! – Где? – Стой! Ты снова проскочил. Да! Нет, поздно, ты снова проскочил мимо, Джей! – Да где? – сердился Джаред. Он не спал вторые сутки, обжег горячим припоем палец и был сильно не в духе. – Между этим делением и предыдущим. Пойми, Джей, я могу, конечно, транслировать через свой мозг, но это слишком большая нагрузка, я не знаю, справлюсь ли, удержу ли все картинки, не перепутаю ли – я же все-таки не машина, Джей. Через твой вообще речи нет, твой сразу расплавится от такого… – Тогда этого сомнофоника будешь транслировать через мой мозг, а остальных уже через сомнофон… – Этого и двух других, которых твой прибор тоже не видит. Надо пробовать еще, Джей, ты ведь понимаешь, что чем больше доказательств мы предоставим, тем большим будет шанс, что нас услышат. Парни и девушки тоже рискуют, мы не можем терять трансляцию с Терры-2 и исследовательского корабля «Адвентура». – Я понимаю, Дженсен, но я не могу прыгнуть выше головы, – он действительно понимал, но слишком уж устал. – Пожалуйста, Джей. Джаред вздыхал, пытаясь взять себя в руки: – Хорошо, я попробую еще раз, я буду крутить медленней. – Сейчас, сейчас, еще немного… Вот, снова проскочили! Между этим делением и предыдущим. – Там ничего нет, Дженсен! Между этими. Делениями. Ничего. Нет. – Между этими делениями частота синхронизации Сар… В общем, одного из сомнофоников, медика межгалактической экспедиции. – Там ничего нет, – упрямился Джей. – Тогда нам нужна более точная градация, Джей. Более подробная. – Ладно, – сдавался Джаред, – я перепаяю этот элемент на более точный. Хирургический, думаю, подойдет. – Спасибо, Джей. Но ты сделаешь это завтра. – Это дело пяти минут… – Нет, тебе надо поспать хотя бы пару часов, ты слишком устал, твой мозг еле пульсирует и мне все труднее поддерживать с тобой связь. Дженсен, между прочим, тоже не спал вторые сутки – это Джей понимал. Правда, ему легче, он может поспать ночью, когда Джей будет дежурить в лаборатории над сомнофоном. – Вот именно, – отозвался Дженсен в его голове, – я ночью посплю, тебе сложнее. – А ты не подслушивай, – огрызнулся Джей. Да, ему надо поспать, он все меньше контролирует себя и все чаще думает на межгалактическом вместо польского. Джаред отложил инструменты и как был, упал лицом вниз на топчан – солнце за окном опускалось все ниже к горизонту.***
– Джей! – Ты мешаешь, Дженс. – Я не мешаю – я слышу, что ты не спишь. Тебе надо отдохнуть. – Я не могу. Хочу, но не получается. Столько мыслей в голове. Я уже придумал, как убрать помехи на переходе между частотами. По крайней мере, уменьшить. И как сделать, чтобы… – Все, стоп! – улыбался Дженсен в его мозге. – Остановись, пожалуйста. Тебе надо расслабиться и поспать. Хочешь, я на время выйду из твоей головы, а ты… ну, расслабишься по-пацански. Интересно, через мозг видно, когда его обладатель заливается стыдливой краской? – Не хочу, – нахмурился Джей, пытаясь незаметно поправить начавший твердеть член. Дженсен помолчал. Потом все же решился: – Так, давай отбросим комплексы, о’кей? Не до них сейчас. И ложись удобнее, что за привычка корячиться в хер-пойми-какой позе? – А ты видишь, как я лежу? – Я догадываюсь… Так, постарайся расслабиться, – в голове Джея зазвучала расслабляющая музыка. – Ого! – Джаред округлил глаза. – Не сбивай меня, мне надо одновременно накладывать на канал, по которому мы общаемся, еще и музыку, а это не так просто. Я тебе не радио, где можно просто повернуть ручку и… Закрой глаза и попытайся расслабиться. Легко сказать! Голова пухла от обрывков мыслей и идей, а глаза горели от постоянного напряжения последних дней. Да еще и младшекурскники на нижних этажах расшумелись, и даже не прикрикнешь на них, чтобы вели себя тише – сил на это у Джареда просто не осталось. – Я попробую отгородить тебя от внешних звуков, – тут же отозвался Дженсен. – А ты и такое можешь? – На самом деле не могу, но я могу на время дать в твой мозг что-то вроде записи тишины. – Ну, валяй. Тут же стало тихо, теперь Джаред слышал только релаксирующую музыку и голос Дженсена. Глубокий, бархатистый, обволакивающий голос. Интересно, он у него и правда такой? До этого Джаред слышал только голос Дженсена, искаженный переговорным устройством, и еще внутри своей головы… – Не знаю, – тут же отозвался Дженсен, – думаю, он приближен к реальному. Правда, я передаю собственный голос таким, каким сам слышу, ты же понимаешь. Вот еще один момент, который можно было бы в будущем изуч… – Спасибо, что хорошо меня расслабляешь, – буркнул Джей, – теперь я буду думать и об этом тоже. – Прости, – Дженсен смеялся, – все, забыли на время о науке. Мне кажется, тебе нужны кардинальные меры. – Какие, интересно? – А позволишь? – Я мало тебе позволяю? Валяй уже. – Только не обижайся потом. – Ты меня дистанционно вырубишь? Хуком под дых… – Не совсем… Главное, не сбивай меня, хорошо? Не пугайся, я подключу к тебе еще один канал – визуальный. – Киношка? Прикольно. Мам, можно я куплю большое ведро попкорна? – попытался шутить Джей. – Лучше захвати большую упаковку салфеток. – Что?!***
Картинка была очень четкой, даже четче, чем по стереовидению. Дженсен стоял к Джареду спиной, вода угловатыми струями скользила по его коже. Блестела на изгибах и, ломаясь и огибая упругие полушария ягодиц, серебрила волоски на бедрах. И… стекло, между ними не было стекла! От неожиданности Джаред распахнул глаза – картинка не изменилась, разве что стала немного светлее и не такой насыщенной. – Дженсен?! – Все хорошо, Джей, – тон голоса Дженсена в его голове был мягким, но уверенным. – Считай, что у нас репетиция трансляции через твой мозг. Если бы сейчас к твоей голове был подключен сомнофон, то… – Почему именно это? – перебил Джаред. Он едва дышал. – Потому что… я не знаю, Джей. Возможно, потому, что это наиболее яркое твое воспоминание за последние дни. Оно еще не поблекло от времени, зацепиться за него мне легче всего. Свои воспоминания я транслировать сейчас не хочу… «Оно никогда не поблекнет», – подумал Джей. Не хотел думать, но подумалось, и Дженсен отреагировал тут же: – Все блекнет со временем – таково свойство памяти не мутанта, вы все со временем забываете… – Тебя я не забуду. Дженсен не ответил – не хотел отвечать. Не мог. Изображение мигнуло, зарябило, будто подернувшись муаром, но тут же восстановилось снова. Дженсен вздохнул: – Закрой глаза, расслабься и постарайся не думать. Ах, да, репетиция – так Дженсен сказал, Джей не должен мешать. Джей закрыл глаза.***
Вода тихо журчит, каплями разбиваясь о металлические панели пола, змеится по светлой коже. Руки Дженсена в буграх мышц, они поднимаются к голове, к дурацкому шлему – нелепому изобретению коновалов лаборатории. Короткие волосы намокли, они собираются в острые колючки между ячейками шлема, но колючки эти мягкие – Джаред в этом уверен. Дженсен поворачивается медленно, наслаждаясь теплой водой. Его глаза закрыты, длинные темные ресницы тоже колючие, с них капает вода. Влажные пухлые губы блестят и манят, смотреть на них больно, Джаред опускает взгляд – у Дженсена стоит. У Джареда тоже, руки мимо воли так и тянулся вниз… – Дженсен?! Картинка снова слегка качается, Дженсена едва слышно: – Я не смотрю сейчас, что ты делаешь. Как ты выражаешься, я не подглядываю. Сейчас я занят только трансляцией, передавать и звук, и изображение одновременно трудно и весьма утомительно, а я не хочу сегодня перенапрягаться, так что можешь расслабиться. Успокоил, блядь! Джаред старается расслабиться, но ему страшно: кажется, что Дженсен все видит и это позорно и стыдно. Он видит, как Джей учащенно дышит, как облизывает внезапно пересохшие губы... Какой там, мать вашу, попкорн, тут ведро ледяной колы бы, да на голову! «Мам, можно я выйду?» Вода журчит, Джей это прекрасно слышит. Дженсен – тот Дженсен, ворошит пальцами мокрые волосы, шлема на его голове уже нет. Мышцы на руках и груди красиво бугрятся, и струи воды послушно повторяют их движения, огибая, лаская, подчеркивая их форму. Совершенство… – Дженсен? Ты… красивый. Этот Дженсен не отвечает, не отвлекается – картинка не дрожит, не смещается, она четкая, почти осязаемая. Джею хорошо видны даже мелкие детали того Дженсена: рыжеватые волоски в его подмышках, сжавшиеся в крохотные горошины соски, мокрая полоска волос ниже пупка… Смотреть дальше Джареду больно… Смотреть дальше хочется. У Дженсена крепкий член – не слишком большой, но очень красивый, как и весь Дженсен. Совершенство во всем. Он и правда такой или Джаред представляет его таким? А это вообще важно? Ему не важно. Не сегодня, не сейчас. Не важно совсем. Дженсен красивый, как мечта – и тот, и этот. Наверняка он так и останется для Джея мечтой… – Нет, Джей, всегда есть шанс. Это он слышит в своей голове? Тот Дженсен это говорит или этот? Тот Дженсен поворачивается к нему всем корпусом, смотрит прямо, его прекрасные губы шевелятся: – У нас есть шанс, Джей. Такого не было. Джаред уснул? – Дженсен?! Этот Дженсен не отвечает, а тот делает шаг навстречу. Джаред уже не отводит взгляд – ни от мускулистого тела, ни от губ. Они влажные, мягкие, блестящие, манят со страшной силой, но целовать их страшно. Целовать их хочется. – Хочется – целуй, – говорит тот Дженсен. Или этот? Разве это так важно? Точно не сегодня. И не сейчас. Это так страшно: Джаред будто одновременно стоит напротив обнаженного Дженсена и одновременно осознает, что все еще лежит в неудобной позе на жестком топчане на чердаке братства, в помещении, где пахнет чужим матрацем и канифолью. Совсем чужой жизнью… – Не отвлекайся, – просит этот Дженсен. Или тот? Джаред переворачивается на бок, медлит. – Хочется – делай, – говорит Дженсен, – тебя никто не увидит. Нас не увидят. Он такой реальный – Дженсен, только руку протяни. Потрогать его хочется, но Джаред не может, ему страшно. Страшно, что как только Джей притронется к нему, иллюзия рассеется, рассыплется на миллион серебряных брызг, а этого Джаред сейчас точно не хочет – он этого не выдержит. И Джей тянется рукой, но не к Дженсену, а под резинку своих трусов.***
Член горячий и пульсирующий, ему там тесно. Джаред спускает трусы, рука дрожит. Дженсен – тот Дженсен, не смотрит вниз, на его пах, он смотрит в глаза, на губы, смотрит в лицо Джея изучающе. Тот Дженсен деликатен. И хрен его знает, куда может смотреть в этот момент этот Дженсен – который в голове. Но Джареду уже почти все равно, даже если он и «подглядывает». Джей обхватывает свой член ладонью и начинает водить по нему ритмично. Джареду почти больно. Джареду хорошо. – Дженсен?! Дженсен не отвечает. Не улыбается. Не осуждает. Но Дженсен слышит и реагирует – он поднимает руку того Дженсена и кладет ее на головку члена Джея. Джей четко чувствует прикосновение, ему страшно. Ему безумно хорошо. – Дженсен? – Не пугайся, я синхронизировал еще один твой канал – тактильный. Ладонь у Дженсена сильная, теплая, немного шершавая. Джаред хвастаться не любит, но член у него большой, на нем хватит места для двух рук. Да, вполне хватит. Их руки двигаются синхронно – Джей уже не понимает, где его ладонь, а где рука Дженсена. Он двигается быстрее – Дженсен тоже. Джей притормаживает и гладит большим пальцем уздечку, палец Дженсена тоже. Это так охуительно, что Джаред стонет, кусая губы, терпеть он не может. И не хочет. – Не надо терпеть, – шепчет голос Дженсена внутри головы. А тот Дженсен вдруг наклоняется и прикасается губами к его головке. – Блядь… мммм… – Джаред спускает. В рот того Дженсена или мимо, не ясно, но точно мимо салфеток – на матрац и немного себе на штаны. – Бля-а-адь… Член дергается в руке, брызгаясь горячим, наслаждение скручивает мышцы живота и магниевой вспышкой пронизывает мозг. Изображение внутри головы пульсирует синхронно с ударами сердца – ярко, сильно, накатывает волнами. Как непрекращающееся цунами – волна на волну, и еще на волну, и еще. В ушах шумит и давит, как под водой. Джаред сквозь марево тянется рукой, шарит, почти ничего не видя, ищет упаковку салфеток. Краем сознания осмысливает, что после того, как он убрал липкую руку от своего члена, еще несколько секунд он ощущал, как ладонь Дженсена все еще сжимала его ствол, ласкала его, не уходила прочь. – А теперь спи. Спи, Джей Ту Падалецкий, – звучит в голове, но будто издалека. – Я отключаюсь. Соскучишься – зови. И Джаред послушно соскальзывает в сон, едва натянув на жопу расстегнутые штаны и видя в последний миг, как Дженсен – тот Дженсен, тянется лицом к его лицу. У того Дженсена теплые губы, приятные на вкус…