Доктор Эггман

      Эггман отошёл, вернувшись к обеду, как ни в чём ни бывало, а Эмилия Форест стала разбирать предоставленные им доказательства. Стол услужливо раздвинулся, умещая новые кипы распечаток. Цифры не лгут, а разумные — постоянно. Тем более такие пристрастные. Запрос на проверку деятельности кампании Роботикс пришёл внезапно, но девушка всё равно успела подготовиться, собрав максимум информации о ней и его владельце. Колоритная внешность и незаурядный ум говорили о том, что проверка будет трудной. Такие разумные лучше всего прятали свои махинации, но именно проработанность деталей их чаще всего и подводила.       Но Айво Роботник превзошёл все её ожидания. Было обидно, и в то же время забавно наблюдать, как он склоняет её на сторону зла. Она сама давно разбила розовые очки, но не утратила позитивного взгляда на мир. В каждом есть положительные черты, но жизнь сложная штука, и порой просто не предоставляет шансов им проявиться. Да, «Зелёный Мир» порой был излишне категоричен, но несмотря на все перегибы он реализовывал благую цель.       С детства обладая высоким интеллектом, Эмилия столкнулась с отчуждением от соседей и одноклассников, и потому до некоторой степени понимала Айво, ведь его разум был ещё более развитым. А обидная кличка, намекающая на его фигуру, что стала его псевдонимом? Сама она кроме «заучки» никаких обидных слов от одноклассников не слышала. Не удивительно что он вырос таким нелюдимым, и видит кругом одни недостатки.       Как ловко он выворачивал законы, показывал коррупцию и обличал любого мало-мальски богатого члена её фонда. Но эти домыслы, как субъективные, требуют беспристрастной проверки. Подлецы и плуты встречаются везде, но не могут же все учредители фонда быть мошенниками!

***

      Завершив трапезу стаканом морса из смеси трёх ягод, даю команду роботам убрать со стола. Эмилия Форест всё ищет изъяны в моих выкладках, всё больше погружаясь в пучину отчаяния. Представленная композиция была настолько трогательной, что я счёл её достойной своей кисти. — Кьюбот, Эрбот, мольберт и краски! — Сейчас, босс, — откликнулись мои миньоны.       С головой углубившаяся в работу девушка обратила внимание на мои действия лишь когда холст был натянут, и основной набросок картины был уже готов. — Что вы делаете? — спросила она, устало откинувшись на спинку стула. — Запечатлеваю момент своего триумфа. Да, вот именно этого выражения лица мне не хватало. Эту смесь отчаяния, решимости и морального надлома не может изобразить ни один самый лучший мим! — Вы заблуждаетесь, — ответила она, вновь сосредотачиваясь и зло сверкая глазами, но я уже ухватил вдохновение.       Мне сейчас даже натурщица не нужна, образ уже сложился, и картина начала жить собственной жизнью. Кисть касалась холста, оставляя идеально-выверенные линии, сплетая их в общий сюжет. Кипы и завалы бумаг — слишком слабый фон для столь ярких эмоций. Нужно солнце — невысоко над горизонтом, чтобы было непонятно, закат это, или рассвет. Рвущееся на части небо и рассыпающийся мир будут достойным отображением того, что творится у неё внутри. — Спасибо, — услышал я её тихий голос рядом.       Ёж побери, так увлёкся, что не заметил, как она подошла. Сверившись с камерами, понял, что она наблюдала за созданием картины почти с момента нашего последнего разговора. Не мешала — и ладно. — Я вижу, что Свет не угас в вашей душе окончательно, — добавила Эмилия Форест. — Человек с чёрным сердцем не смог бы отобразить на холсте, как надежда и решимость могут собрать по частям даже расколотый мир! — При чём здесь поток фотонов? Хотя понимаю — будь нашим основным чувством слух, вы бы предположили, что звук не замолчал в моей душе окончательно? — Всё шутишь, — улыбнулась девушка. — Не волнуйся, Айво. Ты спас меня от бездны отчаяния, и я не стану раскрывать другим твою ранимую часть, чтобы не предавать доверия.       Что она несёт? Какая ранимая часть? С каких пор мы перешли на «ты» и вообще, как можно так извратить весь смысл картины?