Ты создал меня — я тебя уничтожу

                    К тому мигу, когда все самое худшее произошло, и Саурон, раскрыв себя, выказал и истинные свои намерения, Ост-ин-Эдиль, град и детище Келебримбора, успел вырасти и заполнить собой все пространство внутри городской черты.       Город вырос не сразу, и ему предшествовали долгие сотни лет торговли и обмена мастерством между нолдор и гномами. Мастер Тьелперинквар, как называл он себя тогда, искал близости к Кхазад-Думу, царству гномов, поскольку ему хотелось учиться у них мастерству, ввозить к себе их металл и камни, и не зависеть ни от посредников, ни от опасностей долгой дороги: потому вначале одно за другим вдоль пути к гномьим копям вырастали селения эдайн и эльдар — мастеровых, что изготовляли товар и отправляли его далее на запад. Главный нолдорский мастер и глава их, Келебримбор, сын Куруфина и внук Феанора, долгое время занимался кузнечным и ювелирным мастерством — но общины мастеров росли, заключали торговые союзы, и нолдорские мастера, признавая его главенство как по знатности рода, так и по знанию всех их надежд и чаяний, выбрали его владыкой. Он заключал от имени свободных мастеров Эрегиона торговые контракты, вооружал отряды, призванные защищать их от разбойников, собирал налоги и мостил дорогу там, где она тянулась через Эрегион, и государство в его руках из кучки деревень становилось обширным и развитым содружеством крупных поселений. Им не хватало лишь столицы: ее не стали возводить заново, но, выбрав в качестве нее самое большое селение, изменили план и выстроили первый, ранний дом Гвайт-и Мирдайн, который впоследствии был перестроен. Снесли старые лачуги в центре, расчистив площадь; проложили улицы, и то, что было деревней, стало медленно превращаться в город.       Келебримбор и несколько верных ему зодчих из нолдор разработали план будущего града, но не стали сносить старые кузницы и цеха: они сменялись новыми постепенно, поскольку он дал себе слово, что никто не будет изгнан из его города, и никто не будет обижен, и любой будет выслушан. Ему нелегко давалось это обещание себе — Келебримбор был вспыльчив, как и все в доме Феанора, но честен с собой, и когда видел свою вину, то пытался ее загладить. Похожий лицом на отца и деда, темноволосый, как и они, помимо их храбрости и таланта он унаследовал часть материнского ума и способности вникать в те проблемы, которые владыка Эрегиона счел бы ничтожными; но именно потому с ним считались и уважали его все; он не презирал эдайн и не испытывал к гномам ненависти, какую хранили в сердце дориатрим, и тем самым всех привлекал на свою сторону.       А посему его городу было предназначено расти и шириться.       Высокие стены из белого камня вознеслись в самое небо — и казались еще выше, поддержанные естественным рельефом места. Город вырос в излучине Гландуина, недалеко от места впадения в него Сираннона. Позднее рядом возвели и плотину, чтобы использовать речную мощь для работы печей (где беспрерывно выплавляли из железной руды чугун) и горнов, в сердце которых из чугуна рождалась сталь.       Ост-ин-Эдиль, его дитя, его дивный град — стал одновременно городом-крепостью и городом-заводом, и Тьелперинквару нравилось, что он и его мастера смогли приблизиться к совершенству творений кузниц его отца и деда, а то и готовились превзойти их. На стыках стен высились сторожевые башни, а на возвышенности в центре города пронзала шпилем зенит ратуша, и местный светлый камень, из которого она была сложена, окрашивался перед закатом в цвет золота, а после наступления сумерек долго еще белел на фоне темно-синего неба.       Но все же сердцем города были не его высокие башни, и даже не цеха с их огнем, что не угасал даже среди глубокой ночи, а главная площадь и сеть широких улиц, что текли от нее во все концы.       Для Ост-ин-Эдиля его творец выбрал радиально-центрическую планировку: от площади улицы веером разбегались вниз; меж них — широкие основные, ведущие к пяти главным городским вратам, и перспективу каждой замыкала устремленная ввысь надвратная башня. С другой же стороны центр города ознаменовывали ратуша, чей шпиль был выше всех прочих, и сводчатый ажурный купол зала Дома Мирдайн — огромный, сияющий, увенчанный башенкой со световым фонарем.       Все в Ост-ин-Эдиле было создано для удобства, но одновременно с тем — прекрасно. И всё — от водоотводного канала до шпилей башен — было выстроено точно и строго, и каждый житель мог видеть заложенную в основе града идею единства мастеров и свободы творчества. Свободы, так желанной искусным мастерам, что собрались под знаменами Гвайт-и-Мирдайн.       В городе были огромные пространства для общей работы: гигантские цеха, чьи тонко исполненные ребристые своды превзошли бы по красоте величественные тронные залы; место правителей и их тронов там занимали плавильные тигли и печи, и созданная Келебримбором совместно с гномами Мории машинерия. Келебримбор не жаждал войны — казалось, вчера лишь угроза ее навсегда покинула Эндорэ; но подспудный страх — или желание испытать свои возможности оружейного мастера — побуждали его отдавать должное и созданию лучших орудий нападения и обороны.       Но работающие на основе использования сложных систем блоков, подъемников и противовесов приспособления помогали создавать много дивных вещей не только для войны, но и для мирной жизни и ее удобств, прославляя град мастеров далеко окрест. Келебримбор придумал подвижную площадку, почти непрерывно курсировавшую между ярусами в высокой башне, где работали мастера камнерезных и ювелирных искусств; возвел высокую водонапорную башню, чтобы подавать воду даже на верхние этажи зданий; нашел в Эрегионе каменное масло, что горело, не угасая, а расходовалось медленно, и потому галереи ночного Ост-ин-Эдиля светились в ночи и были видны издалека, а улочки не терялись в кромешной тьме. На каменной мостовой, отполированной сотнями и тысячами ног, и в высоких отвесных стенах светлых башен смутно играли блики огней, фонари на ажурных столбах сливались в тонкие сияющие цепи, окружая главную площадь одним большим светлым овалом. В граде мастеров не было темно никогда, и даже шедший навеселе из таверны не забрел бы по ошибке в сточную канаву.       Архитектура Ост-ин-Эдиля вобрала в себя черты Нарготронда и Гондолина, но из-за череды нововведений стала проще и изящнее. Келебримбор не любил низких тяжелых пещерных сводов ни у гномов, ни в жилищах эльдар. Он хотел, чтобы град его был защищен, но не сокрыт; стены его не ощетинились чередой зубцов и оборонительных башен, а там, где они высились, вид их был скромнее, незаметнее и легче. Острые арочные окна остались, но еще лучше развились технологии арочных сводов. Строители города, возводя их, на чудо всем соединяли камень и живую природу, сращивая древесные стволы, выгибая их по своей воле и словно поднимая ростки и ветви из светлого камня. В основе же своей город оставался каменным — так ему проще было бы выстоять ввиду натиска возможных врагов, да и воду для растений сложно было подавать высоко — и светло-серый и белый камень часто подсвечивался яркими бликами от цветных витражей, искусно создаваемых местными стеклодувами.

***

      Большинство мастеров приходили в город, чтобы учиться и совершенствовать свои знания, полученные в кузнице или цехе в том местечке, где они жили; вокруг города постепенно разрослась целая сеть деревень, появлялись селения купцов и рыбаков, деревни при горных выработках и торговых путях, и при переправах; селения огородников и садоводов, охотников и виноградарей, и прочих иных мастеров. Но все они жили в мире — и гномы, и эльдар, и люди — и последних было также немало, хотя город оставался по духу своему эльфийским, и в стенах его эльдар было большинство. Все жители этой местности стекались в Ост-ин-Эдиль на ярмарки и большие празднества, шли по его улицам, разбредаясь по переулкам и задерживаясь на больших и малых площадях; присаживались на гигантские ступени, вырезанные в скальной породе, или устремлялись в парк, вдававшийся в череду зданий острым узким клином: эльфы не стали вырубать лес, а расчистили, вымостили дорожки белым камнем и навесили фонари.       Как любой крупный город, Ост-ин-Эдиль жил в равной мере производством и торговлей, и даже скорее торговлей и обменом знаниями, что происходил в нем ежеминутно и ежечасно между мастерами всех родов, благодаря которым город этот и возник однажды.       Был в его основе и замысел иного порядка. Келебримбор часто размышлял впоследствии о том, насколько же был этот замысел искажен намерениями и влиянием майа Саурона, прозванного Гортхауром. Но до того оставалось много времени. Пока же Саурона знали и почитали как Аннатара, и до едва успевшего замыслить вновь собрать свой народ Келебримбора доходили лишь обрывки слухов о том. Он же сам успел облюбовать возвышенность в излучине реки и начал строить первые укрепления, еще грубые и неловкие в сравнении с последующим строгим и тонким величием Града Мастеров.       Вначале Келебримбор считал этот город первым своим серьезным творением, своим испытанием и своим венцом. Его строительство было первым проектом, доверенным ему от начала и до конца; первым, чем можно было заняться без оглядки на чужие высказывания. Он создавал Ост-ин-Эдиль почти в одиночестве (здесь имелись в виду не труды каменщиков и плотников, а его собственные планы и замысел) — и, как ему казалось, оттого город рос в неизвестности, и знали о нем лишь немногие квенди, пришедшие с ним и помогавшие в строительстве.       Некоторые из них последовали за ним после гибели Нарготронда, но большинство присоединились позже, и для них он был мастер Тьелперинквар, уже не малыш Тьелпе в тени отца и деда. Ему кланялись, поднося бумаги или поднос с новым свитком и чернилами, хоть он и держал себя со всеми на равных, как умел, не желая и не умея поставить себя особняком и выше иных и ему казалось, что за это его любят и ему доверяют. Конечно, Тьелпе мог и напомнить, кто он и откуда: знающие его говорили, что серые глаза его сверкают при этом, как у дикой кошки, и спешили убраться подальше, пока не минует гроза. Но трусливых соратников у него не было; они появились позднее, как всегда и бывает при больших дворах, где от таких не спастись и никак не прогнать их. А вначале каждый был для него помощником и советником, — но всё-таки и тогда Тьелперинквар был сам для себя высший закон.       Кажется, череда его потерь могла охладить любой пыл, но жажда жить и творить у Келебримбора не угасла, и тем сильнее хотел он доказать самому себе, что способен на высокие свершения. Первым и главным из них и стал Ост-ин-Эдиль, новая столица эльдар. Город охотно принимал не одних нолдор-изгнанников: в нем находили приют все, кто готов был послужить на его благо своим трудом; находилось в нем место и эдайн, и кхазад, и он был с ними дружен, и находил, чему поучиться у каждого из них. Тьелперинквар любил и умело перенимал секреты каждого мастерства, и все время ему казалось, что знает он недостаточно, мало, ускользающе мало, как это и бывает обычно с большими мастерами. Он всегда сомневался в себе — даже тогда, когда говорили о нем, что мастерством он сравнялся с самим Феанаро. Эта неуверенность все время гнала его вперёд, к новым вершинам, и все время он хотел чего-то иного, пока недостижимого. Ему не хотелось загонять город под землю, тем более когда на сотни лиг кругом была равнина, разве что в самой дальней перспективе окружённая плавными очертаниями холмов и гор с востока и севера. В противоположность им и широко разлившейся реке город на плато должен был стремиться ввысь, видный издалека, и тем отвечать характеру своего творца, поскольку Келебримбору более не хотелось прятаться ни от кого, и не от кого было скрываться — тем паче, что враг был повержен.       Так, по крайней мере, казалось самому Келебримбору.

***

      Много в чем он мог ускорить себя впоследствии, но не в доверчивости — и не в смелом решении довериться Аннатару. Тем более, что майа и не был сразу узнан им: Аннатар не носил ни одного из прежних своих имён и был зримым воплощением стремления одарить рассеянных после гибели Белерианда эльфов своей мудростью, как делали то во времена до солнца и луны майар и даже валар, что бродили по Арде меж Перворожденных, принимая любой образ. Но город — город был построен без участия Дарителя. Нет, некоторые изменения вносились и позже, при нем. Ост-ин-Эдиль вырос и изменился, как и положено любому живому крупному поселению, и именно Аннатар стоял за спиной Тьелперинквара, советуя тому не отказываться так решительно от идей Финрода и Тингола. И даже тогда Тьелперинквар ему противился:       — Я не хочу. Ост-ин-Эдиль не повторит скрытых эльфийских городов. Мне не от кого прятаться.       — «Пусть мой народ живёт открыто среди долины, как было в Тирионе-на-Туне?»       Келебримбор поморщился при этих словах.       — Город хорошо защищен… От любого врага. Его врата открыты, но мост можно поднять, и никто не посмеет напасть на нас. Оборонять — такое же естественное свойство архитектуры, как защищать от солнца или дождя. Город и есть защита — неважно, от погоды или от чужих стрел. Там, в Эльдамаре… мы этого не знали.       В действительности Келебримбор лучше знал Тирион по рассказам отца и его братьев, чем помнил сам: град нолдор представлялся ему скорее чередой сияющих дворцов; каждый из них — с собственным парком. Ост-ин-Эдиль же был городом в полном смысле слова — местом, где они жили и творили все сообща. В нем были огромные общие цеха, были площади и череда фонтанов, устроенных из ключей, бивших из-под земли; были тенистые аллеи, над которыми сплетались кроны деревьев — и вся эта красота принадлежала каждому, кто ступал по этим аллеям и площадям.       — Все, кто идёт мимо, должны видеть город издалека!.. Пусть будет выстроен так, чтобы ни один крупный торговый путь не миновал его!       А может быть, он просто не хотел, чтобы своды пещер обрушились однажды им на головы — и потому так стремился выстроить его под открытым небом, а не упрятать в стрелке реки, превратив в ощетинившуюся крепость?..       — Город может иметь два лица: скрытое, истинное — и внешнее, всем доступное. Подумай об этом. Подумай хотя бы о том, как тайно скрыться, если город возьмут в осаду.       Тьелперинквар в задумчивости качал головой.       — Хотя бы подземный ход от зала собраний к городскому саду на случай праздника, когда улицы полны народа?..       Тьелперинквар улыбался.       И Аннатар улыбался тоже.       Аннатар знал, что полностью убедил его: прямо соглашаться Тьелперинквар не любил. В глубине души он принимал решение сразу и навсегда, неохотно меняя эти замыслы, но к доводам разума все же прислушивался — особенно если они казались верными, как сейчас.       Мелодичный негромкий голос продолжал:       — То, что возвышается надо всем, должно иметь крепкое основание. Невозможно возвыситься, не уходя под землю. Подумай об этом, сын Куруфина.       — Хватит! — ответил он раздражённо и добавил чуть погодя: — Это не требует доказательств. В конце концов, вначале мы возводили наши подземные залы.       Это тоже было правдой. Вначале он следовал идеям Фелагунда — да и потом, высокое плато, обведенное у основания рекой, было местом заметным, а их небольшой отряд не смог бы с такой же лёгкостью, как сейчас, отразить набег орков или кочевников, которые редко — но забредали в эти места. Поэтому вначале он и его мастера углубились в землю меж этих отвесные стен, и лишь затем начали их укреплять. К моменту, когда засиял купол зала собраний Дома Мирдайн, десятки сотен ступеней вели вниз, к глубоким его корням. В последнее время, правда, подземные залы почти не посещали, и даже книги не стали там хранить, опасаясь сырости. А ещё позднее в них было решено устроить тюрьму — но для чего нужна тюрьма в городе равных, стремящихся к торжеству труда?..       Но это было много, много позже. Сейчас же речь шла о том, смогут ли его зодчие углубиться в землю без того, чтобы не повредить фундамент остальных зданий.       — Но я не уверен, смогу ли прорыть ход сейчас, когда это может повредить стены зданий, что возведены — или будут возведены над ним. Тайный путь нужно соотнести с планами.       — Так назначь же изыскателей, что, взглянув на город сверху, составят планы и помогут наметить продолжение улиц. Укрепления же и стены Ост-ин-Эдиля останутся на прежних местах.       — Ты прав.

***

      И план был составлен. Но, говоря по правде, Тьелперинквар никогда не задумывался, как именно Аннатар составил его — ведь для этого требовалось подняться ввысь, и весьма высоко.       Он вообще непозволительно мало задумывался и много доверял; в случае с Аннатаром это обернулось дурными последствиями — но кто знает, сколько раз он ошибся бы и без участия майа, и кто знает, не приняла бы его жизнь еще более плачевный оборот?..       Правда, это ни в коей мере его не оправдывало.       Сначала Аннатар Тьелперинквара, пожалуй, даже и раздражал — вся его готовность одарить мудростью, внимательный взгляд и так открыто улыбающееся ему лицо; но улыбка была скорее умная, и это было приятно. Аннатар не навязывал своего внимания: те, кто его знал, и так преклонялись перед его мудростью, а остальные стремились к нему, повинуясь некой безотчетной тяге, как мотыльки на свет свечи или костра. Но к Келебримбору он подошел сам; казалось — из чистого любопытства; казалось — даже слегка смущаясь его. Сам же эльда успел отметить манеру незнакомца держаться, одновременно отстраненную и сердечную; быть может, даже слегка покровительственную.       Они были более чем различны, но все же близко сошлись, поскольку Аннатар умел располагать к себе, и никто не смог бы тягаться с ним в умении находить ключ к сердцам. Он умел перемениться сам и отпереть любой замок — а Келебримбор походил для него на ларец, полный драгоценностей. Равный королю нолдор Гил-Галаду, он единственный смог бы бросить ему вызов — хотя и не стал этого делать. Аннатар верно угадал в нолдо и стремление возвыситься и отделиться, и желание узнавать новое и принимать то, что он, майа, мог им дать. В остальном они были несхожи. Один носил простые одежды и не носил ни кос, ни венца, второй убирал волосы в косы на затылке, чтобы они не мешали ему, любил делать украшения и носить их; один был приветлив и звонко смеялся, а второй чаще бывал задумчив или мрачен; один умел указывать нужный путь, а второй следовал ему и доверялся, несмотря ни на что.       До нолдо давно доходили слухи об именовавшем себя Дарителем служителе валар, оставшемся в Арде после гибели Белерианда. С ним майа выбрал поведение иное, держась на равных, но и не теряя достоинства. Это было приятно, но одновременно подстегивало любопытство и побуждало стремиться узнать Аннатара поближе. Сам вид майа был строг и сдержан: скромные светлые одежды, схожие с облачением знатных нолдор и длинный плащ. Внимательный осторожный взгляд удлиненных лисьих глаз. Бесконечно меняющаяся улыбка — и самое выражение лица. Смущенный вопрос:       — Вы замыслили город, мастер Тьелперинквар? Сказали, вам не хватает металла для стальных штифтов: неподалеку есть горная выработка, и…       — Не стоит, — махнул рукой Келебримбор. — Я договорился с гномами.       Но он заколебался. Путь до Мории был неблизок; кроме того, гномы запросили бы платы; быть может — высокой. Иметь же неподалеку собственное месторождение показалось выгодным.       А через день на пути к упомянутой горной выработке он уже взахлеб рассказывал Аннатару о своем плане строительства и показывал наброски, и расписывал, как прорежет склон, чтобы проложить путь обводному каналу, а тот кивал, улыбался, поддерживал — временами так же смущенно — и говорил, что имел уже немалый опыт в строительстве мостов, и набрасывал в ответ тонкими штрихами конструкции из стоек и растяжек.