Осень — благодатная пора. Дичь, отъедающаяся к зиме, была жирной и сочной, подрастали телята, ягнята и поросята, что появились на свет в середине весны, жеребята несмело отходили от матерей, привыкая к недоуздку и присутствию человека, плодородная земля радовала обильным урожаем, позволяя лакомиться свежими овощами.
Осень — благодатная пора, но сущий ад для фермера, который раньше не держал в руках плуг и тяпку, а привык стрелять во все, что движется, а что не движется — двигать и стрелять.
Джон Марстон, ухнув от напряжения, загрузил на крытую парусиной повозку последний бидон с молоком. Пятнистая корова Сьюки, что меланхолично жевала сено в загоне, смотрела на хозяина с сочувствием. Хотя она все равно была рада, что на утреннюю дойку хозяин пришел сам, потому что пожилой мужчина, страшно пахнущий перегаром, частенько умудрялся уснуть, уткнувшись в бархатный бок буренки, или мог опрокинуть ведра с удоем.
— Джек! — мужчина вытер пот со лба. — Не хочешь проехаться со мной до города?
— Нет, — мальчик двенадцати лет, сидевший под деревом, был полностью поглощен книгой.
— Мы зайдем к мистеру Оливеру.
— Мы правда зайдем к букинисту? — глаза подростка загорелись неподдельным интересом.
— Правда. И ты выберешь себе любую книгу, которую только захочешь.
— Хорошо! Я только возьму с собой Руфуса! — Джек вскочил на ноги и кинулся в дом.
— Вот тебе и капитализм во всей красе, — Джон прислонился к повозке, прикрыв глаза. — А говорят, что любовь нельзя купить.
Бывший бандит запрыгнул на козлы, наблюдая, как сын с огромным энтузиазмом устраивает пса в кузове телеги и усаживается подле отца, водрузив на голову широкополую шляпу.
— Мама сказала, чтобы мы зашли ещё и к портному. Она отдавала на починку старый жилет дяди Артура, чтобы его подогнали по твоей фигуре. Так что…
— О нет! — Марстон закатил глаза. — Я ей что, Датч Ван Дер Линде с этой его любовью к вельвету и бархату. Ну уж нет. Чем её не устраивает моя одежда?
— Ну, она сказала, что ты похож на крестьянина.
— Вообще-то, мы и есть крестьяне! Ох, и что мне теперь делать?
— Не знаю, — мальчик пожал плечами. — Но, кажется, это всё как-то связано с праздником у миссис Бишоп.
— О, Боги! Предчувствую галстук и светские беседы, от которых мне захочется сбежать обратно в свинарник к Пого и Пирси. А ты чего улыбаешься, малой? — он неловко потрепал сына по голове. — Тебя тоже ждёт накрахмаленная рубашка и четыре часа пристального внимания женского пола.
Джон вздохнул, погоняя пару гнедых коней. Солнце светило ярко, но уже утратило свою летнюю яростность, а потому было приятно нежиться в его мягких лучах. Птицы заливались звонкими трелями, прячась в высоком кустарнике, душистые травы гнулись под ласками старика Ветра, отцветающая лаванда наполняла воздух сладким ароматом, а дикие сливы и яблони клонили к земле ветки, усыпанные сочными плодами.
Табун диких мустангов провожал фургон радостным ржанием. Влажные глаза лошадей смотрели с интересом и настороженностью. Хрустнула под колесом сухая ветка и из близлежащего низенького сухостоя выпорхнуло семейство куропаток.
Оглядываясь назад, Марстон и представить не мог, что когда-нибудь он жить будет в достатке и покое.
Всю жизнь он провёл в постоянной борьбе со всем миром и самим собой. Он совершил очень много нехороших поступков. Однако мир дал ему ещё один шанс. Шанс сделать всё, наконец, правильно.
Перед глазами снова всплыло лицо Артура: бледное, измождённое, встревоженное. Той ночью, старый друг готов был зубами вырвать Джона из лап смерти, что он, собственно, и сделал.
И ярче звезд сияли глаза Моргана в момент их прощания.
Воспоминания наполняли сердце глухой тоской, будто в эту неугомонную мышцу впилась заноза, что начинала саднить с каждым ударом и которую нельзя было вытащить никакими средствами. О нет, Джон, конечно, был счастлив, глядя на улыбку супруги, своего сына, играющего с собакой, красавицу дочурку, с ореолом светлых кудряшек на голове и Дядюшку… Просто Дядюшку. Однако Артур был его личной болью. Он так много не сказал ему, за многое не попросил прощения.
Порой кажется, что некоторые люди бессмертны, что они способны свернуть горы, объять весь мир, что внутри них полыхает такой пожар, который потушить не сможет ни один шторм.
Хозия был таким, Датч был и Артур… был.
Хотя, с предпоследним всё было до боли неоднозначно. Трижды бывший лидер их банды наставлял на него пистолет: когда Джон в свои двенадцать забрался в лагерь и съел целый котелок с тушёной олениной, когда раненый рухнул на рельсы и когда стоял на заснеженной вершине, гонимый нестерпимой жаждой мести — три раза Ван Дер Линде взводил курок и ни разу не выстрелил.
И что бы это ни значило, Джон об этом думать не хотел. Правда Эбигейл как-то сказала, что сундук с золотом — прямое доказательство того, что у Датча есть сердце.
От раздумий его отвлёк шум Осенней Ярмарки Блэкуотера, которая переливалась хабалистым многоголосьем и брехливым лаем дворовых собак, что надеялись урвать для себя кусочек съестного. Моррисон Рук был человеком деловым и хватким, однако с Джоном он вёл дела охотно, поскольку, во-первых, шерсть и яйца у того были самого высокого качества, а во-вторых, у Джона было отличное ружье и страшная аллергия на торгашеские уловки.
— Пап, — Джек нетерпеливо переминался с ноги на ногу. — Могу я пойти посмотреть, что привёз из Сэн-Дэни мистер Оливер?
— Да, я разберусь с делами и буду ждать тебя в салуне, — мужчина кинул сыну пять долларов. — Развлекайся. Руфус, — Марстон строго посмотрел на пса. — Ты за главного.
Счастливый подросток, свистом подозвав пса, вскоре скрылся за ближайшим поворотом, оставив отца наедине с гружёной телегой и спутанными мыслями. Как бы ни старался Джон привлечь сына к рутинной домашней работе, тот едва ли променял бы общество мифических драконов из сказок на вполне реальных коров, которые сами себя не подоят. К раздражению Марстона-старшего Эбигейл не особо пыталась повлиять на витающего в облаках Джека, ссылаясь на то, что супруг, в общем-то, сам крайне тяжело поддаётся дрессировке, а увлечение их сына книгами всяко лучше тяги Джона к оружию и стрельбе. Несмотря на мечущееся внутри чувство несправедливости, мужчина пока не нашёлся, что всему этому противопоставить, тем более, он только-только начал находить с Джеком общий язык. Едва ли Джон желал, чтобы сын был похож на него, но мужчине было не по себе от пропасти, образованию которой он сам же и поспособствовал, сбежав из банды на целый год, а по возвращению сторонясь своей семьи, словно чёрт ладана. Маленького Джека воспитывал кто угодно, кроме него самого — чему теперь удивляться?
Подавив тяжёлый вздох, Марстон принялся разгружать телегу, попутно обещая себе, что в следующий раз не позволит сыну отлынивать — он не намерен тянуть всё один до самой старости. Забавно. А ведь какой-то десяток лет назад Джон буквально жил одним днём и сильно сомневался, что ему уготован долгий век, но тогда это его особо не беспокоило. Памяти человека свойственно отбрасывать плохие моменты, оставлять лишь хорошее, поэтому прошлая жизнь, наполненная адреналином, перестрелками и погонями, казалась лишь сном, который вечно обрывается на самом интересном месте.
— Доброго дня, мистер Милтон, — поприветствовал мужчину пожилой господин за прилавком. — Вы сегодня один?
— Можно и так сказать, — отмахнулся Джон, тяжело опуская деревянный короб перед Моррисоном. — От помощи бы не отказался.
Понимающе кивнув, Рук скрылся в дверях служебного выхода, но буквально через пару минут вернулся в сопровождении крепко сложенного молодого человека лет двадцати. Парня звали Эван Брук — Марстон познакомился с ним, едва наладив торговые отношения с хозяином магазина. В отличие от Джека, Эван выполнял поручения старины Моррисона беспрекословно, чётко осознавая, что от этого напрямую зависит его жалование.
«Пора бы и для малого придумать подходящую мотивацию» — мысленно усмехнулся мужчина. — «Эби совсем его разбаловала».
Поприветствовав друг друга коротким рукопожатием, Джон и Эван отправились к недоразгруженной телеге. В две пары рук дело шло куда быстрее. Мужчины управились, едва осеннее солнце достигло зенита. Получив деньги от Моррисона и попрощавшись, Марстон хотел было направиться в сторону салуна, чтобы пропустить пару бокалов холодного пива и подождать Джека, как и договаривались, но в последний момент вспомнил о просьбе супруги заглянуть к портному. Мысленно отругав себя за то, что не догадался поручить это дело сыну, Джон прошёл к лошадям, впряжённым в заметно опустевшую телегу, чтобы дать им по кубику сахара, прежде чем отлучиться на длительное время. Животные одобрительно фыркнули, приняв лакомство из рук хозяина.
Портовый городишко Блэкуотер заметно разросся с тех самых пор, когда банда Ван Дер Линде совершила роковой налёт на злосчастный паром. Построилось много новых зданий, людей на улицах стало больше — возможно, именно так выглядят города, наподобие Сэн-Дэни на самой свой заре. Вспомнив большой город, какими-то глупцами названный Восьмым чудом света, Марстон нахмурился — слишком много скверных воспоминаний было связано с этим местом: вероломный глава местной итальянской мафии Анжело Бронте, кучка расфуфыренных и напомаженных чиновников, буквально облизывающие мыски его лакированных туфлей, гибель Хозии во время ограбления центрального городского банка, арест и тюрьма… Джон непроизвольно тряхнул головой в попытке прогнать видения давно минувших дней. Восемь чёртовых лет прошло, но стоило сознанию зацепиться хотя бы за край тех событий — всё представало перед глазами, словно это было вчера.
От дурных мыслей его отвлекла портниха Сара, что махала ему с крыльца магазина.
— Ой, добрый день, мистер Милтон! — девушка буквально втащила мужчину внутрь. — Супруга ваша беспокоилась, что наряд не будет готов в срок, но я все успела! Да и грех было не поработать с такими-то вещами. Когда сукно высшего качества, то и работа спорится! Так, постойте смирно!
Она принялась хлопотать над клиентом, что-то довольно приговаривая. Чёрная французская рубашка с закатанным рукавом, чёрный жилет, с шёлковым подкладом и красной вышивкой и простые, прямые брюки — комплект Артура «на выход». И глядя на себя в зеркало, Марстон будто видел в отражении совсем другого человека. Видел пшеничный вихор, лёгкую небритость и ту самую, очень редкую улыбку, которая предназначалась для «своих». Видение шуточно козырнуло и пропало, оставляя бывшего стрелка в расстроенных чувствах.
— Ну, Агата, а говорила, что перешьёт только жилет.
Хотелось поскорее скрыться в салуне, потягивать пиво и, быть может, слушать болтовню местных завсегдатаев — слушать сегодня собственные мысли отчего-то было тоскливо. Смиренно перенеся примерку, Марстон, наконец, смог вздохнуть свободно и позволить себе отдохнуть.
Салун в центре города представлял собой сущий бедлам, а потому Джон, как обычно, направился к небольшой забегаловке на окраине города. «Золотая Подкова» пользовалась спросом у местных работяг. И пусть, порой, пиво тут было кислое, а виски разбавленным, но атмосфера царила самая что ни на есть дружелюбная. Драки случались редко, под вечер, когда, знатно налакавшийся, народ желал выпустить пар. Однако, немногие решались затеять бучу, поскольку местный охранник, прозванный за небывалый рост и косую сажень в плечах «Малышом Джоном», мог за один удар отправить в нокаут пьяного дебошира.
Джон зашёл внутрь, вдыхая привычный аромат подобного рода заведений: запах жареного мяса и пива мешался с амбре из пота и дыма сигарет.
— Вам как обычно, мистер Милтон? — пожилой бармен искренне улыбнулся постоянному клиенту.
Джон поморщился. И надо же было ему выбрать такую дурацкую фамилию! Хотя, после случая с Пинкертонами, забыть собственную конспиративную фамилию было практически невозможно. Всю жизнь он терпеть не мог все эти ненастоящие имена и перевоплощения. Хозии и Артуру такие фокусы удавались гораздо лучше. Все силы бывшего бандита при общении с горожанами уходили на то, чтобы окончательно не запутаться в своем Джоно-Джимном существовании.
— Не сегодня, Эстебан. Просто пинту пива. Я тут с Ланселотом.
— И как поживает самый начитанный молодой человек в округе? — мужчина поставил на стол кружку ледяного напитка с пышной шапкой белой пены. Конденсат скатывался по стеклянным стенкам бокала, оставляя на столе круглый влажный след.
— Неплохо, — Джон вздохнул и пригубил хмель, что навевал воспоминания о лугах, усеянных дикими цветами и наполняющих воздух медовой сладостью. — Читал корове «Всадника без головы». Сьюки осталась довольна. Она, конечно, была бы ещё более счастлива, если бы он удосужился её сначала подоить.
— У вас растёт очень умный сынишка, — старик вздохнул. — Моя бы вертихвостка хоть дома бы посидела. Все мысли только о парнях и нарядах. Кстати, как там малышка Анабель?
— Спасибо доктору Саммерсу. Не появись он вовремя — не знаю, что бы было, — Марстон невольно улыбнулся, вспоминая, как впервые за две недели болезни годовалая крошка перестала плакать, а температура у неё спала настолько, что она даже играла с цветными лоскутками и деревянной лошадкой. — Как научилась ходить, так от этой непоседы ничего не утаишь. Вчера она ела из миски Руфуса. Ела она, а получил я.
Мистер Герреро улыбнулся. Семья Милтонов, появившаяся всего полтора года назад в этих краях, уже успела заслужить если не любовь, то лояльность коренных горожан. Будь то немногословный и прямолинейный Джим и его милейшая жена Агата, задумчивый Ланселот или крошка Анабель — все они были действительно хорошими людьми. На такие вещи у старого мексиканца был намётан глаз.
— Па, — мальчик залетел в заведение, сияя как начищенный пятак. — Мистер Оливер, когда я купил два романа, подарил мне книгу! Смотри! — в руках у Джека, помимо томов, перетянутых ремнём, был красочный атлас, рассказывающий о флоре и фауне Америки.
— Ого, — Джон аккуратно переворачивал плотные страницы, — Отличная штука. Возможно, ты мне потом покажешь самые интересные моменты. Эстебан, налей-ка этому книжному червю вишневой браги. И маме мы об этом не скажем.
— Да, сэр, — ребёнок буквально просиял, взгромоздившись на высокий барный табурет. — Мистер Герреро, а вы знаете какие-нибудь интересные истории?
— Слухами земля полнится, — бармен задумчиво протирал кружку. — Была тут компания путешественников. Так вот, рассказывали они, что проезжали городок Армадилло. Говорят, что место это проклято. Вот уже почти два поколения там свирепствует настоящий мор: тиф, Красная лихорадка и вот теперь холера. И поговаривают, что перед каждой вспышкой болезни люди видели странного человека в хорошей одежде и шелковом цилиндре. Однако перед тем, как холера выкосила большую часть и без того поредевшего населения, в городе появился всадник, столь же необычный, как и человек в цилиндре. Лошадь у него была белоснежной и будто сияла на солнце. Но самое интересное, что у всадника глаза были завязаны плотным голубым платком. Он ни с кем не разговаривал и сразу же зашел в местную лавку. Вышел он очень быстро, почти ничего не купив, правда, уже на следующий день воды местных колодцев были отравлены, и в городе вспыхнула эпидемия.
— Звучит, как дешёвая байка, — Джон опустошил свой бокал и потер переносицу. — Может, этот путник просто слепой. А из лавки выбежал, потому что цены там задраны, как хвост у кошки в марте.
— Может, и так. Однако, эти парни сказали, что точно такого же всадника видели торговцы на тракте к северу от Блэкуотера. И я очень надеюсь, что все это — не более, чем суеверие.
***
— Так, мистер Милтон, никаких разговоров про оружие, кровь, трупы и бандитов! Мы празднуем назначение нового шерифа, — Эбигейл поправляла мужу галстук, не обращая внимания на его кислую мину. — Мэредит и Стэнли Бишоп дружат с четой Геддесов, так что ты не можешь жаловаться на то, что ты никого не знаешь. К тому же, Джек мог бы поухаживать за Сандрой.
— Мааааам! — подросток закатил глаза. — Ей всего десять!
— Пф, знаешь, во сколько твоя мама начала…
— Ещё. Одно. Слово. Марстон… — малышка Анабель крутилась на коленях у матери и всё время норовила подергать завязочки белого капора.
— Понял, понял, — бывший стрелок насупился и сосредоточился на дороге.
Впереди сиял светом в окнах трёхэтажный дом семьи Бишоп. Стоило только открыться тяжёлым деревянным дверям, как изнутри хлынули густые запахи съестного и весёлые звуки скрипки. Мэредит, поправляя пышное платье, радушно встречала гостей, приглашая Милтонов к столу. Её золотистые букли покачивались в такт шагам, пока она усаживала Джона с Эбигейл и провожала Джека и Анабель в комнату, где для детей были накрыты отдельные столики, а няня Камилла присматривала за совсем маленькими гостями.
Выпив пару бокалов вина за здоровье Стэнли Бишопа, нового шерифа и насладившись изысками местной кухни, хозяйка праздника хлопнула в ладоши, приглашая присутствующих потанцевать. Эби рассмеялась и потащила мужа в центр импровизированной танцевальной площадки.
Эбигейл была невероятно хороша. Лёгкое муслиновое платье оливкового цвета с пуговичками-ягодками было затянуто китовым усом, что делало талию женщины ещё более узкой. Волосы, переливающиеся точно горячий молочный шоколад, сияли в свете масляных ламп, придавая ей нежный ореол таинственности и очарования. Она смеялась так заразительно звонко, что Джон с каждой секундой влюблялся в свою жену все сильнее.
Трели скрипки, весёлые переливы аккордов наполняли сердце легкостью. Он подхватил супругу и закружил её в танце под одобрительный гул гостей.
— Какой вы галантный кавалер, мистер Милтон. Ваша жена — счастливица, — Дарла Геддес подмигнула Джону. Тот неловко улыбнулся, все ещё помня, как жена владельца ранчо пыталась заигрывать с ним, пока не узнала, что у него есть семья.
Между тем, сытые и утомленные танцами гости разбились на группы, делясь свежими новостями.
— Ох Агата, душенька моя, как я волнуюсь за Стэнли, — Мэредит покачала головой, всплеснув руками. — В какое же неспокойное время поступил приказ о назначении. Он у меня, конечно, бывший военный, но последние пару лет он охотился разве что на кусочек дичи в своем салате.
— Неспокойное? — Эбигейл сжала руку мужа. — А что случилось? Вроде бы, ещё год назад какой-то охотник за головами истребил все банды в округе.
— Ох, и пусть хранит его Господь! Скиннеры были настоящими исчадьями Сатаны, даже похуже индейцев! Эти индейцы… Как вспомню резню в Миннесоте…
— Ну, не все индейцы плохие, — буркнул Джон, за что получил каблуком по ступне. Эбигейл мягко улыбнулась хозяйке дома:
— Я так тебе сочувствую. Порой весь мир утопает в жестокости. Так что там со Стэнли?
— Я слышала, — женщина нервно заламывала пальцы. — Что в горах снова появилась банда. Она пока не даёт о себе знать, но Мириам из хлебной лавки сказала, что Джуди видела мужчину, который выглядел точь-в-точь, как Датч Ван Дер Линде! Прямо как на старом плакате розыска!
Джон побледнел, а Эбигейл сильнее вцепилась в руку мужа.
— Правда? — Марстон старался, чтобы его голос звучал максимально незаинтересованно.
— Да! Я…
— Мэредит! — мистер Бишоп подошёл к жене, хмурясь сильнее обычного, отчего его усы начинали топорщиться, как у кота. — Опять ты народ пугаешь своими байками! Вы уж простите её. Она тут наслушалась баек про этого проходимца и теперь, куда ни плюнь, везде ей чудятся бандиты с пародией на романтизм.
— Но Джуди видела! Да и почему к тебе тогда приходили агенты из Нью-Йорка? — женщина, подбочась, кинула на мужа раздражённый взгляд. — Так что можешь врать кому-то другому.
Новоиспеченный шериф тяжело вздохнул и потёр переносицу:
— Думай, как хочешь, дорогая. А я, с вашего позволения, украду Джима. У нас там партия в покер намечается.
***
Джон вышел на задний двор, устав от суеты светского общества. Под конец дня, да после пары-тройки бокалов виски, в голове клубился приятный туман, а все диалоги сливались в монотонный бубнёж.
Ночь давно уже вступила в свои права. Лес на горизонте казался тёмным пятном, а небо над головой расстелилось великолепным бархатом, на который мелкими бриллиантами само бытие высыпало мириады звёзд. Млечный путь казался дорогой грёз, по которому скакали призраки умерших друзей, сбивая копытами резвых жеребцов мелкие звёздочки, что падали на землю, потухая и прорастая деревьями-великанами. А в кронах этих деревьев прятались тайны самой вселенной.
Тлела в пальцах бывшего бандита сигарета, своим красноватым светом подражая величественному сиянию далеких небесных маяков.
Разговор о бывшем друге и наставнике был похож на удар током. Хотел он того или нет, но мысли крутились вокруг этой темы, жужжа, как стая потревоженных ос. Действительно ли Датч взялся за старое? Что он искал теперь, когда мифическое «Таити» рассыпалось для них горячими углями, что остывая, чадили горьким дымом? Почему он остался в этих землях, учитывая, что тут его имя на слуху? Окончательно ли он потерял рассудок или просто ему больше нечего было терять?
Как бы то ни было, теперь эти вопросы — головная боль других людей. Его же заботы — сына научить работе с живностью, да следить, чтобы дочка опять не уползла в свинарник. Ну и жене подарить что-нибудь на какую-то там по счёту годовщину их знакомства.
Вдруг что-то сверкнуло впереди, привлекая внимание мужчины.
Он появился будто из ниоткуда. Всадник на белоснежной кобыле, которая словно парила над землёй. Он казался смертельно уставшим: плечи его поникли, руки болтались безвольными плетьми, а брошенный повод висел вдоль шеи араба. Казалось, ещё немного, и наездник просто упадёт с лошади в дорожную пыль. Ему явно требовалась помощь, пусть даже если это и был тот самый гипотетический «призрак», о котором рассказывал Джеку Эстебан.
Джон кинулся в конюшню, отвязывая тигрового мустанга, которого он поймал в прерии почти год назад и который стал для него настоящим другом: умным, смелым и преданным.
Харон фыркал, косился на хозяина с любопытством и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Давно уже не приходилось ему ходить под седлом, а только в упряжи, вместе со старушкой Рейчел.
Тракт встретил их извилистой лентой, что слегка мерцала в свете бледной спутницы Земли. Силуэт всадника виднелся на фоне холмов и Джон неспешно порысил вперёд, стараясь не спугнуть незнакомца.
— Сэр, — Марстон окликнул путника, приблизившись на расстояние не более сотни метров. С этого расстояния он смог разглядеть широкополую ковбойскую шляпу, простенький пылевик и высокие сапоги. — Сэр, вы в порядке?
Всё произошло стремительнее, чем мужчина мог себе представить: незнакомец дёрнулся, дрожь прошла по его телу мощной волной, он вскинул голову, будто бы мог видеть собеседника через повязку, плотно закрывающую глаза, его лицо искривилось в какой-то болезненной гримасе.
Мгновение, и белая лошадь сорвалась с места в карьер.
Алкоголь и адреналин запинали остатки здравого смысла глубоко и надолго, а потому, ударив Харона по бокам, мужчина припустил за странным наездником.
Зачем он гонится за ним?
Что будет делать, когда догонит?
Как он вообще будет объяснять незнакомцу, на кой-чёрт он его преследует?
Эти логичные, уместные вопросы почему-то не могли остановить Джона. Его взгляд был прикован к широкой спине мужчины, который нёсся впереди него.
Белая лошадь летела по дороге, словно Дьявол. С мустанга хлопьями падала пена, а араб, казалось, даже не запыхался. Однако медленно, но верно расстояние между ними сокращалось, хоть Джон и понимал, что долго поддерживать такой бешеный темп его жеребец просто не сможет. Ноздри коня раздувались, а дыхание было хриплым и натужным. Из-под копыт летела пыль и мелкие камушки.
Деревья проносились мимо, смазываясь в грязно-серую полосу, дорога уводила к расщелине каньона. Всадник должен был затормозить, поскольку гнать галопом по извилистой тропе не решались даже самые отъявленные смельчаки. Разлом в земле маячил на горизонте, однако, незнакомец и не думал сбавлять скорость. Его лошадь громко заржала, несясь прямо к обрыву.
Джон летел следом, как вдруг…
— Давай, Ева, — ветер донес до ушей мужчины голос незнакомца. — Хорошая девочка.
Марстон натянул повод, заставляя коня остановиться. Сердце его билось набатом, будто пыталось проломить грудную клетку.
Всадник на белой лошади скакал к краю разлома, а потом, кобыла прыгнула. Казалось, она научилась летать: всё её тело распласталось в воздухе, наездник прижался к спине четвероногой подруги, будто становясь с ней единым целым. Для любого коня такой прыжок окончился бы неизбежным падением в пропасть, однако после недолгого полета, лошадь приземлилась прямиком на другой стороне каньона, вставая на дыбы.
Джон Марстон не мог отвести взгляда от исчезающего вдали силуэта. Голос незнакомца рефреном стучал в голове, заставляя сердце сжиматься в болезненном спазме. Уж очень этот голос был похож на голос покойного Артура Моргана.
