***
Кони рысили по узкой тропке, что змеёй вилась по прерии, огибая расселины и скалы. Свежий ветер трепал волосы путников, облизывая лицо и плечи. Рейчел и Харон фыркали, ржали и весело прядали ушами, прислушиваясь к пению самой степи, что звенела птичьим многоголосьем. Жилистый охотник по имени Дюк, с неподдельным восхищением осматривая ружьё, что досталось Джону от Артура, охотно поделился со стрелком наводкой на крупную дичь. — Я эту цацу только издали видел. Шкура, как цветочный мёд и полосы такие на теле, будто расчертили её белой краской. Ноги стройные, длиннее, чем у обычной самки вилороги, а рога-то, вот уж чудные рога: небольшие, но их несколько, те, что подлиннее, назад уходят, покороче — вперёд направлены. Ох, не знаю, откуда к нам в края занесло такого зверя. Ни в жизнь такого не видел. Естественно, как только мужчина отметил на карте, где видел необычное животное, они выдвинулись в путь. Джон украдкой бросал взгляды на сына. Мальчик, который поначалу был не очень-то доволен тем, что отец зовет его на охоту, ёрзал в седле с интересом осматривая окрестности. И немудрено, ведь эти земли он видел мельком, когда банда только-только подходила к Блэкуотеру. Пыльные пустоши, поросшие кактусами или жестким сухостоем, простирались на огромные расстояния к юго-западу от Вест Элизабет и представляли собой буро-зелёное сердце Нью-Остина. В то время они быстро проскочили едва оправившийся от тифа Армадилло, прошли вдоль ущелья и осели неподалёку от Блэкуотера, в месте, где в огромное озеро впадала бурливая река Верхняя Монтана. Джеку тогда было три годика, а единственное, что интересует мальчишек в таком возрасте — это потрогать всё, что удается потрогать, лизнуть всё, что можно лизнуть и залезть, куда только можно залезть. —Па, — подросток погладил кобылу по гладкой шее. — Ты правда отдашь мне Рейчел? — Ага. Думаю, она устала от приключений. К тому же, она тебя любит. — Почему ты так решил? — Она однажды так кузнеца лягнула, когда он ей копыта обрабатывал, что несчастный оказался на больничной койке. А тебе она позволяет трогать её задние ноги, — караковая кобыла навострила уши, будто понимая, что говорят о ней. — Так что, она тебя любит. Да и кому, как не своему сыну я могу оставить на попечение верную боевую подругу. — Она была норовистой? А так и не скажешь. — Она была девочкой с характером, не такой, конечно, как Граф. — О, я помню его! — Джек рассмеялся. — Дядя Артур на спор с Хозией на него сел, так тот его через секунду скинул. Он тогда упал на Датча, который окунулся лицом в мясную похлёбку, и… мама закрыла мне уши, чтобы я не слышал ругани. —Хах… Я тоже это помню, —Марстон горько усмехнулся. — Артур потом носился по Блэкуотеру, пытаясь найти Датчу подходящую шляпу. Хотя, самую смешную историю мне рассказал Хозия о том, как Артуру нужно было отвлечь внимание охраны от банковского дилижанса. Стоял он недалеко от банка. Так вот, значит, все затаились, а он вышел на дорогу, стянул с себя штаны и как начал распевать неприличные куплеты. Законники растерялись, а потом кинулись за ним, а у экипажа осталось только трое охранников. Хавьер с Хозией вырубили их и дилижанс угнали. А Морган в лагерь вернулся целый и невредимый, правда, без штанов. Потерял по дороге, пока улепётывал. Хотел бы я это видеть… Мы с ним раньше долго болтали, но про свои бесштанные похождения он не рассказывал. — Я тоже скучаю по дяде Артуру, — мальчик поднял взгляд к небу. — Он никогда не ругался и привозил из своих походов пряники и леденцы на палочке. А ещё я иногда думаю о том, как мы все путешествовали. Интересно, чем сейчас занимается тетушка Сью или Пирсон. — Ну, Пирсон вполне себе счастлив, — Джон тряхнул головой, стараясь прогнать образ лежащей на земле Сьюзан Гримшоус развороченным выстрелом из револьвера животом. — Если хочешь, мы потом съездим в Роудс к нему в лавку? — Хорошо! Я бы хотел… Так странно было встречать выживших товарищей по банде спустя столько лет в разных уголках страны. В тот злосчастный вечер в Бивер Халлоу, когда Джон, кое-как зажимая сочащуюся кровью рану, добрался до места их последнего лагеря, всё происходило так стремительно и молниеносно — долгое время с того момента Марстон не знал, какая судьба постигла большинство из его соратников. Все семь чёртовых лет скитаний по штатам мужчина невольно прислушивался к разговорам горожан, читал криминальные сводки в газетах, сам не зная, что именно он хочет найти или, наоборот, не найти. Беги и не оглядывайся. Это конец. Ведь он, действительно, бежал без оглядки. Это было тяжело, особенно, когда Морган отказался уходить вместе с ним. Ноги сами уносили его с той проклятой горы, в то время как сознание не желало принимать действительность. Это не шло ни в какое сравнение, ни с атакой волков, ни с тюрьмой, ни с другими моментами, когда Джон оказывался на грани жизни и смерти. После вчерашней погони за «призраком» события последних дней банды Ван Дер Линде ожили, вспыхнули так ярко, словно Марстон переживал их заново. — Джон… — широко распахнутые и красные от недавних слёз глаза Эбигейл смотрели на него с нескрываемым изумлением. — Но… Мне сказали, что… Что ты… — Я знаю, — тяжело выдохнул мужчина, едва держа себя в сознании после практически двухдневного марафона через целый штат. — Датч оставил меня умирать и солгал всем… Артур спас меня… Наспех перевязанное левое плечо почти не болело, потому что, кажется, мозг просто-напросто отключил все рецепторы, чтобы Марстон смог совершить невозможное и нагнать супругу с сыном, а также миссис Адлер и Тилли где-то на границе Лемойна. Конечно, Робертс и остальные не знали, что он выжил, поэтому никто не собирался его ждать — пришлось не щадить ни коня, ни себя и гнать во весь опор практически без остановок. Сейчас, найдя всех целыми и невредимыми, хотелось, наконец, вылезти из седла, обнять родных, успокоить, сказав, что теперь всё будет хорошо. Однако тело, измотавшись от беспрерывной езды, отказывалось повиноваться хозяину. Мир опасно всколыхнулся перед глазами, когда Джон услышал встревоженный вскрик Эбигейл и тяжело рухнул с взмыленного коня, практически не ощущая при этом ничего, кроме странного облегчения. Всё закончилось. До вчерашнего вечера Марстон мог только догадываться, что чувствовала его жена, когда он явился среди ночи живой, хоть и практически без сознания. Неверие? Радость? Облегчение? Сам Джон пребывал в спутанных чувствах и это буквально не давало ему покоя. Теперь ещё эти городские легенды, которым в иной ситуации мужчина не придал бы значения. Здравый смысл настаивал на том, что лучше бы оставить прошлое в прошлом и ценить настоящий момент. В конце концов, ведь именно к такой размеренной жизни стремились его старые друзья, именно ради этого Морган остался прикрывать его спину. Уходи. И не оглядывайся. — Пап, смотри, — Джек выдернул мужчину из мрачных мыслей. На дороге стоял слепой старец, прося доллар. — Мы можем дать ему монету? Джон нервно сглотнул. Этот старик попадался ему и раньше, на протяжение всего пути от Валентайна до их последнего пристанища в Бивер Халлоу. Артур вечно давал ему деньги, однако удивляло Марстона далеко не это, а то, что вид старика не менялся со временем. Он был всё так же худ, грязен, одет в какие-то лохмотья, неподдающиеся идентификации и крайне напоминающие погребальный саван. Возможно, это просто актёр, но почему тогда он не работал в одном месте, а проезжал такие расстояния, чтоб встать на Богом забытой пустоши, вдали от шумных широких трактов? — Па? — сын выжидающе смотрел на родителя. — Ах, да. Конечно, — Джон спрыгнул с коня, ища в карманах мелочь. В итоге, плюнув на подсчёт центов, он сгреб всё, что было и кинул в старую алюминиевую кружку, что была в руках у слепого нищего. Вдруг тот усмехнулся беззубым ртом и сухонькая рука с небывалой силой обхватила запястье молодого мужчины: — Ты гонишься за призраком минувших дней, а он упорно убегает. Он твой безмолвный страж, однако ты заплатишь высокую цену за счастье, что сокрыто под еловой тенью. — Кхм, — Джон растерялся и выдернул руку из крепкой хватки. — Я учту. Мужчина вспрыгнул на мышастого жеребца и порысил дальше, размышляя о том, что за последние пару суток он повидал слишком много странных совпадений. Давно забытое чувство тревоги противно заскребло в уголках сознания. Нечто подобное Джон испытал, впервые усомнившись в мотивах и намерениях Датча. Когда, казалось, Ван Дер Линде больше заботило то, как бы обчистить карманы напыщенного итальянца или кого-то из его окружения, нежели вернуть Джека обратно в семью. Мерзко было признаваться самому себе, но именно с того момента Марстон начал в полной мере ценить близких ему людей. Мужчина устало тряхнул головой — пора прекращать предаваться тяжким воспоминаниям. — Вот тут и разобьём лагерь, — Джон остановил коней на небольшом пригорке, недалеко от озера к югу от Армадилло, откуда открывался вид на прерию и даже видна была кромка каменистого обрыва, которая летела вниз к величественной Сан-Луизе, что несла свои бурные воды к океану. Пока он ставил палатку, мальчик привязал лошадей к колышку, вбитому в землю, и начал очищать от дёрна место для костра. Полдень горел над головой, совсем по-летнему, лаская теплом щёки. — Пойдём пешком, — Марстон достал ружьё из седельных ремней, а Джеку вручил варминт-винтовку. — Вилорога видели около озера. Мы доберемся до него и разложим приманку. Нужно будет отвязать Рейчел. От палатки она не уйдёт, зато прибежит на свист, если мы всё-таки подстрелим антилопу. Как ты на это смотришь? — Тебе виднее, па, — мальчик, подражая отцу, закинул оружие на спину. — Только я не уверен, что у меня получится стрелять. — Вот по дороге и потренируешься. Меня Хозия начал учить стрелять примерно в твоём возрасте, ценой пробитого котла Пирсона и изрешечённой юбки Сьюзан. Они двинулись в сторону озера. Джек, со свойственной всем подросткам подвижностью, пытался разглядеть в траве гнёзда куропаток. — Смотри, — Джон остановился, указывая куда-то влево. — А вот и тренировочная цель. На небольшом холме, приподнявшись на задние лапы, сидел заяц. Его уши просвечивали розовым в лучах полуденного солнца, а серая шкура блестела и лоснилась. — Бери винтовку крепко, вот так, — бывший стрелок помог сыну перехватить оружие. — Она стреляет мелкой дробью, так что отдача будет небольшой. Смотри на мушку, вдохни и на выдохе спускай курок. Хлопок выстрела на мгновение дезориентировал подростка. Заяц, дёрнув оцарапанным дробью ухом припустил наутёк, петляя между низким кустарником. — Прости, — мальчик провожал взглядом юркую тень. — Я упустил его. — Ну ничего. Все лучше чем, Морган в своё время. У Артура всегда была проблема с мелкой дичью. Однажды он расстрелял зайца из обреза. Пирсон часа два выковыривал дробь из тушки. А ты — почти попал. Пойдём, Робин Гуд, нам ещё приманку заложить нужно.***
Солнце медленно клонилось к закату. Тени становились длиннее и гуще. Марстон дремал, привалившись спиной к камню, пока Джек листал дневник Артура, рассматривая картинки и записи. Эти страницы были пропитаны неуемным интересом и желанием жить. Все было там: радость, грусть, удивление и горе. Osbornoceros osborni Вдруг, на берег озера вышла самка вилорога. — Пап, — мальчик потряс родителя за рукав. — Смотри! Величественное животное неторопливо шло по кромке воды. Гладкая шкура была расчерчена белыми полосами, будто незримый художник никак не мог определиться, какого цвета будет животное: белого или карамельного. Вилорог, качая головой, неумолимо приближался к приманке, учуяв запах ванили и подснежника. Джон поднял ружьё, затаив дыхание. Добыча была практически в зоне выстрела, как вдруг… — Па, не надо, — Джек восхищённо смотрел на животное. — Я видел такого оленя на картинках. Они считались давно вымершими. Давай лучше зайцев настреляем, а? — Я твоей маме обещал шкуру на сапожки. — Пожалуйста, сэр, я буду чистить свинарник всю неделю! Клянусь! Ты ведь не хочешь стать тем, кто уничтожит целый вид? Давай просто посмотрим. Мужчина глубоко вздохнул, опуская карабин, пытаясь унять разочарование. Домой они шли мерным шагом. На плече у Джека висела жирная куропатка. — Пап, прости, что с вилорогом не вышло. Мне очень жаль, — ребенок выглядел действительно подавленным. Джон поднял взгляд к темнеющему небу, вспоминая как длинноногое травоядное, пожевав приманки и, видимо, решив, что опасности тут нет, вскинуло голову и издало утробный крик. Буквально через несколько минут к ней вышли два молодых вилорогих оленя. Зачатые в начале прошлой осени, детёныши появились на свет в июле и все ещё не достигли вида взрослого животного. Мать приглядывала за неопытными самцами, которые радостно принялись за лакомство, оставленное на берегу озера. И глядя на это, даже старший Марстон почувствовал, что поступает правильно. — Ты не должен извиняться. Как говорил Хозия, мир полон воинов и амбициозных кровопийц, готовых идти по головам. Возможно, будь в этой стране больше гуманистов, то и надобность в оружии отпала сама собой. Так что… Ты не должен извиняться. Мужчина неловко потрепал вихрастую макушку сына, улыбаясь своим мыслям. Взобравшись к палатке он кинул взгляд на север. Где-то там, вдалеке, чадя едким, ядовитым дымом, горели чумные костры Армадилло.***
Джон, придержав Харона, въезжал на территорию Армадилло. Джек остался в лагере неподалёку с чётким наказом держать ушки на макушке и не выпускать из рук оружие. Бережёного Бог берёжет. Сказать, что вид городка был удручающим — ничего не сказать. Эпидемия холеры свирепствовала на этих улицах во всём своём неприглядном величии. Не встречая достойного медицинского отпора, она царила единственной и непоколебимой властью. Лица людей сморщивались, слёзные каналы пересыхали, кровь становилась густой и вязкой, теряя свою текучесть. Внутренние органы несчастных отказывали, мышцы сводило судорогой, вплоть до разрывов. Смерть не спешила, и несчастные оставались в полном сознании, литрами исторгая рвоту и жидкий водянистый стул, на поздних стадиях лишённый любых отходов организма, кроме самой жидкости. Кожа больных была сморщенной, синюшной и холодной. Не верилось, что в этих измученных телах всё ещё теплилась жизнь. Лавка выделялась на фоне общей разрухи опрятным крыльцом и чистыми окнами. Что вызывало ещё больше вопросов. Зайдя внутрь, Джон огляделся. Обычные полки с разным скарбом, снедью и патронами. Продавец, поправив очки, с интересом косился на гостя, однако, не спешил предлагать товар. Марстон же, обойдя небольшое полутёмное помещение кругом, остановился у прилавка, завидев за плечом у торговца странную фотографию, на которой был изображён мужчина с усами и в цилиндре. — Сэр, я могу вам чем-то помочь? — вопрос хозяина лавки заставил мужчину вздрогнуть. — Да… Да, — Джон неловко потер шею. — У вас на полке интересная фотография. Кто на ней? — Ах, это, — глаза мужчины странно блеснули. — Подарили мне ее. Давненько. Уже и не припомню, кто это был… Возраст, сами понимаете. — Кхм, интересно… — пробормотал Джон, не зная, с какой стороны подойти к теме Артура, а потому решил задать вопрос в лоб. — Скажите, а к вам не заезжал странный всадник на белой лошади? — Сэр, любой гость в наших краях — уже странность, — лавочник обтёр руки о передник. — Вы не могли бы описать его поточнее? — Глаза у него были завязаны синей тряпицей. Такой у вас не появлялся? — Нет, — мужчина пожал плечами. — Не, не было. Покупатели — это большая редкость. Я бы запомнил. — Но мне сказали, что этот человек был у вас. Это мой старый друг и я повсюду его ищу, — стрелок пытался справиться с раздражением. — Слухами земля полнится. Мало ли что болтают путники. Страдания людей часто навевают на тоскливые мысли и плодят небылицы. Странно, что они ещё и смерть с косой не увидали. Простите, что не могу вам помочь. Джон вздохнул. Хотелось по-старинке начистить морду этому лгуну и вытрясти из него информацию, однако, что-то в глазах лавочника твёрдо давало понять, что из него ничего больше не вытянуть. Выйдя на крыльцо, бывший бандит закашлялся, не в силах привыкнуть к запаху гари и трупного разложения. Звон колокольчика звучал заунывной трелью посреди всего этого буйства заразы и повозок с измождёнными трупами. Джон поёжился и огляделся. Из людей, которые бы выглядели более или менее способными к диалогу, выделялся только мужчина с колоколом. — Добрый день. — Думаете, он добрый, сэр? Я Лейн Джонсон, ныне исполняющий роль мэра. У нас тут эпидемия, и если вы не хотите отойти в мир иной, то вам лучше бы убраться подальше с этой проклятой земли. — Мне жаль, однако я ищу здесь кое-кого. Это ковбой на белой кобыле с завязанными глазами. До меня дошли слухи, что он заезжал к местному торговцу, но тот принялся отнекиваться. — Да что вы? — мужчина зычно хохотнул. — Когда я сюда приехал, город был в упадке, а Герберт Мун был самым улыбчивым и скрытным засранцем на многие мили вокруг. Вряд ли вы хоть чего-то от него добьётесь. — И что же делать? — Сходите к старику Джипси. Вот уж не знаю, сможет ли он вам помочь, но попытаться стоит. Он там, — мэр махнул рукой в сторону главной улицы. — Могилы роет. Вы его не пропустите. Марстон тяжело вздохнул и, взяв Харона под уздцы, двинулся вдоль домов с заколоченными окнами. Стоны агонии сотрясали голубое небо Нью-Остина, и даже Джон, видевший на своём веку немало смертей, чувствовал себя тут неуютно. Джипси и вправду обнаружился около могильника, скидывая в свежевырытую яму трупы. Скрюченный худой мужчина, в простом холщовом комбинезоне и старой широкополой шляпе создавал не очень приятное впечатление. — Белла, душенька моя, — он прижал к груди иссохший труп белокурой женщины. — Ты сегодня особенно хороша. Ты что-то сделала с лицом? Сменила причёску? Эх, молчалива, как всегда… — Джипс… — А-а-а-а! — гробокопатель дёрнулся и чуть сам не свалился в трупную яму, но Джон успел подхватить его за лямки. — Тебя что, не учили, что нельзя подкрадываться к людям? Ты невежа? — Мне нужно знать, что, чёрт тебя подери, тут происходит и проезжал ли в городе всадник на белой кобыле! — Это ты обратился по адресу! — могильщик заулыбался, безумно сверкнув блекло-голубыми глазами. — Старик Джо-Джо всех тут знает. Живых, мёртвых… Особенно мёртвых! Но мёртвые неразговорчивые. Просто так я ничего не скажу. Мне нужно промочить горло, да-да, иначе слова застрянут, и добрый сэр ничего не услышит. — Ты просто безумный старик… — Джон махнул рукой и готов был заскочить на коня, как худая ладонь с узловатыми пальцами схватила его за рукав. — Бурбон, всего бурбон за рассказ о Цилиндре, сволочи Муне и Белом всаднике! Ну же, добрый сэр, чего вам стоит? И в правду, толика алкоголя не стоила ничего в контексте сложившейся ситуации. Кинув бутылку с виски безумцу, поскольку бурбона у него не было, Марстон приготовился слушать. — Я был сыном прачки. Она была в числе первых жителей этого Богом забытого места, так же как и братья Муны. У нас была тихая, размеренная жизнь настоящих бедняков… Пока однажды к нам не пришёл странный человек. Пешком, в дорогой и чистой одежде, на фоне прерии он казался чёрным пятном. Редко у нас бывали гости, а потому к незнакомцу все отнеслись настороженно. Я, правда, вытащил ему из дома краюшку хлеба, да кружку молока, потому что тот ходил от дома к дому и просил поесть. И вот, когда зашло солнце, незнакомец снял шляпу, а она оказалась полна золота. Оно блестело, блестело и переливалось! И тут же Герберт пригласил мужчину переночевать. А утром… Он пропал, оставив Муну на память фотокарточку. Никто понятия не имел, что случилось в лавке в ту ночь, вот только через неделю в городке вспыхнула Красная Лихорадка, затем тиф, ну, а потом пригнали нам обоз с холерным зерном, как медяки на глаза усопшего. И вот уже почти два поколения нас сотрясает мор за мором, могил уже не счесть, от крови задыхается земля, а на лице у сучьего потроха Герберта не появилось ни одной новой морщины! Вот только Цилиндр не дурак, он сделал так, что за пределы Армадилло убийца Мун не сможет выйти никогда и вечность будет он, кусая локти, гнить в лавке. Меня же мор не тронул. За краюху хлеба ребёнка Дьявол пощадил. И пусть мне некуда идти, состарился я здесь и среди трупов все родные оказались, я счастлив, — эксцентричный старик приплясывал на месте от возбуждения, хлебая виски из горла, и будто нараспев тянул слова. — Мне на пути грехов совсем уж не досталось. И всадник тот, со взором как река, смотрел мне в душу, но не тронул старика! — Значит, он был здесь? — Джон нервно хрустнул пальцами. — Всадник? Как он выглядел? — Был, — хихикнул могильщик. — Как не быть? Волосы, как рожь, что колосится на полях, широк в плечах, на подбородке шрамы, которые из-за щетины видно хорошо. Он был таким же, как и Герберт, не иначе. Вот только, видимо, его душа полезней оказалась, раз сделал его Дьявол судьёй и палачом для тех, кто душ своих лишился. — Откуда ты это знаешь? Звучит как бред старого пьяницы. — Бред, не бред — думай, как хочешь. Да только видел я его глаза, когда случайно угодил под ноги его лошади. Они сапфирами горели, клянусь мозолью старой клячи! Меня будто крутым кипятком обдало! Вся жизнь перед глазами пронеслась. Но, видимо, я был ему неинтересен, и он умчался к горизонту. А теперь позволь откланяться, мне ещё детские трупики сжигать. Джон вспрыгнул в седло, направляя серого жеребца прочь из города. В голове у него была настоящая каша. С одной стороны, он напрочь отказывался верить в существование каких-то там потусторонних сил. И записи у Артура про Носферату всегда он списывал на бурное воображение Моргана, а с другой… Он видел, как лошадь перелетела каньон. В любом случае, ему нужно было обдумать, что делать дальше. Пора было возвращаться к Джеку, а затем домой. В любом случае, теперь он мог не сомневаться, что странный всадник на белом арабе — не пойми, как выживший Артур Морган.***
Ранчо Бичерс Хоуп уже виднелось впереди и лошади, завидев знакомую тропу, припустили веселее. На седельных ремнях болталась пара зайцев, куропатка и жирный гусь. Джек утомлённо прикрыл глаза. Он не привык к таким долгим поездкам верхом. У него затекла спина и ноги. К тому же, отец, весь их путь домой, был тих и задумчив. — Мальчики! — Эбигейл выбежала их встречать. — Как всё прошло? — Всё отлично, родная, — Джон улыбнулся жене, слезая с лошади и помогая сыну спуститься. — Малой не дал мне убить какого-то там редкого вилорога, зато он сам подстрелил этого гуся нам на обед. Что скажешь? — Ого, да он настоящий добытчик, — женщина обняла подростка, целуя его в растрёпанную макушку. — Ты сама как? Скучала по нам? — Может, только немного. Дядюшка скучать не давал. Над каждым принесённым в дровницу поленом он кряхтел так, будто сейчас же готов Богу душу отдать! Правда, стоило мне только взяться за ружьё, люмбаго отступало, и он снова был бодр и силён. — Могу себе представить, — Марстон хохотнул и, вручив сыну тушки животных, велел отнести их в погреб. — Что у нас на ужин? Мы голодные, словно дикие звери и я даже готов забыть сегодня, что твоя стряпня и стряпня Пирсона… — Мистер Милтон! — Эбигейл ткнула супруга в бок. — Попридержите-ка ваш длинный язык! А то неделю вы будете питаться хлебом и водой! — Эй, ты слишком жестока. Хотя, Дядюшка вот неделями может жить на одном виски, — Джон обнял Эбигейл, а та удобно устроила голову на его плече. — Знаешь, я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что нам не нужно никуда бежать. Я так счастлива. А ты? — И я, дорогая. И я.***
Салун в Блэкуотере заполнялся людьми. Работяги и торговцы, праздные зеваки и простые путешественники — все они желали отдохнуть от тяжелого рабочего дня, занимая столики и табуреты у барной стойки. Алкоголь тёк рекой, столик для блэк-джека и покера с радостью принимал всё новых и новых азартных игроков, готовых расстаться с лишней наличностью. И во всём этом гвалте никто в упор не замечал двух мужчин, что пили виски за дальним столиком. — Мистер Росс, — Арчер Фордхэм постукивал пальцем по засаленной столешнице. — Слухи ходят нехорошие. Голландец что-то задумал. При упоминании ненавистного Эдгару преступника, который, несмотря на многочисленные проколы и смерти подельников, всё равно умудрялся выходить сухим из воды, дёрнулся глаз: — Я ещё не установил все связи с армией. Правда, в данном случае, я думаю, что стоит поторопиться. — Вы хотите напасть на банду Ван Дер Линде без поддержки военных? Как? Это же форменное самоубийство. — Не забывайте, Фордхэм, что у нас есть козырь в рукаве. — Марстон? Но он упрям, как осёл, и… — Ты упускаешь одно — Марстон семейный человек. А стоит прижать тех, кем он дорожит, и он сам побежит искать и бывших подельников, и самого голландца. Он сделает всё ради собственной безопасности и безопасности своих родных. — Старый-добрый шантаж. Подло, но эффективно. Только… Вы собираетесь его отпустить? — Нет, конечно. В конце концов, все заплатят за то, что они сделали.***
В банковской конторе Сэн-Дэни царила поистине гробовая тишина. Директор банка, продавший душу за золото, отказался выполнять условие своей сделки. Богат ты будешь, словно царь, и деньги потекут рекою, но время обратится вспять, и станет золото золою. Когда до смерти год останется иль два, неси богатства в детские дома. Неси в приюты, богадельни, нищим, иль захлебнёшься золотом, которого так ищешь. Твой путь окончен будет, грех с собой неся, с тобой уйдёт и вся твоя семья. Вагнер Сальмоне был человеком отвратительно заносчивым, эгоистичным и жадным. Всю жизнь он привык решать все свои проблемы несметными богатствами и, стало быть, увидав на пороге своего кабинета ободранного бандита с повязкой на глазах, лишь рассмеялся тому лицо. Трижды светловолосый путник спрашивал о долге. Трижды он получал отказ. А потом он просто развязал плотный платок, что закрывал его глаза. Синее пламя полыхало на дне зрачка, будто готовое пролиться адским огнём. Сальмоне взвизгнул, ёжась под этим взглядом, который смотрел прямиком ему в душу, вытаскивая из её недр все самые грязные мысли и поступки. Судья прикрыл ладонью взор и вынес свой суровый приговор: — Виновен! И тут же в рот, нос, уши и глаза банкира потекло раскалённое жидкое золото, превращая его последние мгновения в чистую агонию. Где-то там, в центре города, в особняке, окружённом дивным садом, тем же кошмарным образом умирала жена Вагнера, три его дочери и маленький годовалый сын. Тяжело вздохнув, будто пытаясь успокоиться, Артур Морган потёр виски и вышел из конторы. Он жадно вдыхал прохладный осенний воздух. Резкий порыв ветра дёрнул полы старой кожаной куртки, заставляя мужчину поёжиться, и бросил к его ногам пожелтевший от времени плакат розыска. — Марстон? — Морган обеспокоено поднял кусок бумаги. — Плохо дело…