Попробуем

            К началу съемок Арс изводит себя окончательно. Антон не брал трубку, игнорируя все до единого сообщения переступившего через собственную гордость мужчины. И от этого хотелось выть хуже выкинутой на улицу псины. Он себя таким и чувствовал: выкинутым, не нужным, оставленным на обочине жизни человека, для которого раньше, казалось, имел огромное значение.             Немного успокаивал лишь тот факт, что, в конец устав смотреть на разбитого лучшего друга, Антона все же набрал Сергей, и тот ответил. Наотрез отказавшись разговаривать с Поповым, он только передал, что без проблем обсудит все его интересующее на съемках нового сезона.             Арсению эти слова словно открыли второе дыхание. Вновь потянулась череда короткого сна, кофе и ужасающих объемов работы. Загоняя себя с каждым днем все сильнее, он просто старался сбежать от назойливых, зудящих в голове мыслей. Никак не отстающие, они окружали, стоило хоть на секунду остановить свой импровизированный забег. Что нужно сказать? Как отреагирует? Можно решить сложившуюся ситуацию мирно? Невольно вспоминалось тяжелое предчувствие, преследовавшее в первый день. И почему не послушал, обычно верит же в свою интуицию. Хотя не представлялось, как можно было бы проигнорировать такого уютного и родного Шаста, приносящего с собой еще не забытое чувство легкости.             Арс до боли закусывает губу, когда мысли снова соскакивают на запретную тему. Отношение Антона четко выразилось в продолжающих стучать изнутри черепной коробки прощальных словах. Шанс был, ты упустил его, хватит. Ты можешь только попытаться удержать в руках то хрупкое немного, что осталось. А свои чувства зарыть поглубже, чтобы даже случайно не дать им вырваться на поверхность и разнести в хлам ростки пробравшейся в душу надежды.             Пусть лучше так, пусть подтачивает изнутри, разъедая хуже, чем любая кислота, пусть будет больно, это можно будет пережить. Ему будет достаточно находиться рядом, видеть чужую улыбку, вызывать смех, касаться. О чем-то большем уже даже не думается, не верится. Останавливает банальный страх быть снова отвергнутым, остаться с душой нараспашку перед резко ставшим незнакомцем таким нужным человеком.             Антону в этот момент не легче. Пальцы каждый раз сводит до боли, когда вынуждает себя сбросить новый вызов, удалить сообщение и не сорваться, не написать самому. Арсений проник слишком глубоко под кожу, впитался в каждую клетку тела, в каждую мысль. И силой выдирать его оттуда настолько тяжело, что давно хочется сдаться. Не позволяют последние крупицы гордости и еще, наверное, такая по-детски неправильная обида. Дескать так нельзя, нельзя когда к человеку тянешься всей душой, а в ответ получаешь непонимающий взгляд. Антон для себя уже давно решил, какой вариант предложит Арсу. Это должно его устроить, не обременяя общением с таким неловко-неуместным человеком. Влюбленным.             Хуже всего было то, что так старательно душимые расстоянием и игнорированием чувства и не думали чахнуть, давая все новые и новые побеги внутри парня, оплетая грудную клетку, выглядывая наружу местами так очевидно, что замечать начали уже все. Друг детства Илья, не разбираясь, советовал переключить свое внимание на другую девушку, таскал как можно чаще везде и всюду, заставляя натягивать на лицо неудобную, неуместную сейчас улыбку, ощущаемую тесной маской. Позов же только в очередной раз тихо вздыхал и отбирал перебирающие все нормы сигареты, позволявшие на короткое время загасить излишне романтичный настрой.             На начало съемок Шастун летел с настроением возводимого на плаху. Через несколько часов придется оказаться перед пробивающими навылет голубыми глазами с этими блядскими густыми ресницами, не оставлявшими и раньше ни шанса для выдержки. Какой же будет реакция сейчас, после нескольких месяцев, не хотелось даже думать.             Удача явно не на его стороне, потому что он сталкивается с Арсом прямо в аэропорту. Спотыкается на ровном месте, пытаясь выцепить глазами все и сразу: болтающуюся на опасно похудевшем теле одежду, синяки под глазами, новую прическу, загнанный взгляд. Словно и не в отпуске был, а на каторге впахивал. Впрочем, ловя свое отражение в стеклянных дверях, парень понимает, что сам выглядит не лучше. Хотя все равно брюнет кажется ненормально, запредельно красивым. Будто не властны над ним обычные человеческие законы красоты, а может это чертова влюбленность снова дает о себе знать. Рванувшись было навстречу, тут же одергивает сам себя. Не здесь. Рядом Дима и Серый, не устраивать же разборки прилюдно.             Только вот позже времени на разговоры тоже не находится. Антон только успевает доехать до съемной квартиры, разложить вещи и принять душ, а потом просто отрубается на диване в жутко неудобной позе, вымотанный до предела перелетом и собственными переживаниями. А на следующий день уже начинается подготовка к съемкам.             Арс почти опаздывает, а ведь еще нужно переодеться и нанести грим. Он успевает лишь кивком головы поприветствовать остальных, увлекаемый гримерами на свое место. Все кажется таким привычно правильным и знакомым, что даже немного отпускает копящееся при виде Антона в груди напряжение, позволяя впервые за месяцы вдохнуть полной грудью. Возвращаясь с утроенной силой когда их ставят в пару на репетиции. Не удается не только шутить, но и вовсе словить ход сцены, слова путаются на языке, а тянущиеся по привычке руки так нелепо зависают и отдергиваются, что в итоге не выдерживают все. Дима с Сережей останавливают процесс, заявляя, что никто не будет продолжать, пока эти двое не разберутся между собой.             Дойдя до опустевшей сейчас гримерки, оба мнутся, растягивают оседающее в воздухе неловкое молчание, опасаясь начать первым. Не выдерживает Антон:       - Арс, послушай, я обещал тебя выслушать, но дай сперва мне сказать. - Он нервно прокручивает на пальцах кольца, выдавая свое волнение, - прости, что так сорвался на тебя. Бля, мы можем замять этот эпизод? Просто на камеру и перед фанатами разыграем прежнее отношение, но в остальное время давай сократим - смешок - точки соприкосновения.             Что на такое можно ответить? Как вообще можно ответить что-то, когда стискивает спазм от близости чужого присутствия, от чуть более хриплого чем обычно голоса, так спокойно и обдуманно вытаптывающего едва пробившуюся надежду. Ничего не получится вернуть, даже возвращать теперь нечего. Все имеющееся - несколько часов придуманной близости под глазами камер и холод вне зоны их видимости. Впрочем, он даже на это согласен. Согласен копить по минутам необходимые как воздух чувства. Настоящие, сыгранные, разве это важно если ты сломлен отчаяньем настолько, что ищешь в глазах напротив давно угасшие эмоции, цепляешься за любую возможность выплеснуть душащие тебя порывы. Поэтому он просто кивает и первый выходит, возвращаясь на площадку, не говоря ни слова о том, что играть начнет как раз за ее пределами, отпуская себя на сцене.             Только вот некому предупредить как больно равнодушно отворачиваться от только что чуть ли не обнимаемого человека. Мучительно. Невыносимо. Вдвойне больнее стекленеющие после фразы "Снято!" зеленые глаза, хозяин которых сразу же наращивает дистанцию, хотя еще пару минут назад так тянулся быть ближе, смешивая даже дыхание.             Арс честно пытается как-то себя одергивать, не выставлять слишком уж сильно на всеобщее обозрение свою немного покореженную душу. Но каждый раз вставая в пару с Антоном с языка сами слетают слова, без ножа вскрывающие грудную клетку, открывающие слишком много для внимательных глаз. Кажется, что наизнанку вывернуто уже все, что только можно, а сам ты ходишь по лезвию ножа, угрожая в любой момент оступиться, нарушить принятые правила игры, сломаться окончательно.             Хотя ломать, если честно, нечего. Уже давно все переломано, но с удовольствием мазохиста продолжаешь растравливать незаживающие раны, возвращаясь мысленно снова и снова к собственным и чужим недопризнаниям, сопровождаемым жадными, голодными взглядами-касаниями-недомолвками.       ...Рядом со мной стоит парень, который мне симпатичен...       ...дорогой, ты у меня такой романтичный...       ...тебя я вижу без одежды...       ...Шаст, ты муж Арса...       ...я таких как Арсений никогда не встречал...       ...Ангел, я пошутил...       ...у него в голове собственный мир, где все непонятно...       ...художник, раскрасивший серый мир...             У Антона в голове такая каша, что страшно ее даже попробовать разгрести. Он устал каждый раз отдергивать протянувшиеся сами собой руки, отводить глаза, закрывать рот, чтобы не высказать лишнего. Это Арс просто принял предложенные правила, моментально остывая после каждой отыгранной сцены, а что делать влюбленному Шасту? Куда деть сердце, истыканное стрелами небрежных фраз, которые так легко принять за признание? С каждым днем, каждым мотором все тяжелее молчать, заталкивая сигаретным дымом в глотку собственные ответные слова. Тяжелее не допускать во взгляд такого неуместного, щенячьего восхищения, от которого самому тошно. Тяжелее отворачиваться от все равно встающего перед глазами лица, не воспринимать на свой счет осторожные частые касания. Это. Все. Игра.             Шастун знает, что не выдержит так долго. Последний мотор срывает все тормоза, открывает шлюзы, и возводимая кропотливо плотина обрушивается, погребая остатки самообладания. Пытаясь зарифмовать простые, в общем-то, строчки, парень из мыслей не вылавливает ничего, кроме очередного признания и, все же, сдается. Да, риск, да, не поймут, но совершенно не осталось сил держать все в себе.             Арсу кажется, что Антон намеренно подбирает моменты, в которые может максимально больно ударить. Сперва тот концерт, а теперь вот это. В голове эхом отдается прочти кричащее "Я все равно тебя буду любить", но сознание еще не осознало сказанного, безбожно отставая, раз за разом соскальзывая в попытки придумать оправдание таким провокационным действиям. Только дома до него наконец доходит, что именно было сказано. Только в этот раз не было ни намека на серьезность, одни фальшивые, насквозь лживые эмоции.             В собственной комнате взрослый мужчина падает на колени, подкошенный этим осознанием. Руки обхватывают плечи, потому что без них грудная клетка угрожает развалиться от рвущегося наружу воющего хрипа. Слезы приходят позже, когда сил остается только давить особо громкие всхлипы, чтобы не разбудить спящего за стеной Сережу. Это проблемы только Арса, с ним и так уже слишком много возились в Питере, а ведь сейчас просто больно. Это пройдет, слезы однажды кончатся и станет легче. Должно.             В себя Попов приходит только на следующее утро, заснув прямо на полу комнаты. Все тело ломит от неудобной позы, а лицо опухло, обзаведясь воспаленными покрасневшими глазами и содранным горлом. Легче, вопреки ожиданиям, не стало, но пришло ощущение странного смирения. Да, он до пятен перед глазами, до тошнотворных розовых соплей влюблен в своего коллегу. Да, он потерял свою возможность, хотя не знает была ли она. Но крушащий внутренности ураган чувств все же притих, оставляя после себя выжженную пустыню. Банальное сравнение, но иначе никак.       - Арс, ты чего подскочил, время шесть утра? - Голос друга дал понять, что ко всему спектру ощущений добавилась головная боль.       - Просто не спалось, - голос неприятно хрипит, - а сам чего встал?       - Выспался. Ты нормально? Выглядишь отвратительно.       - Да, нормально. У тебя планы на сегодня есть?       - Нас же на вечеринку в честь закрытия сезона звали. Уже забыл?       - Точно. Вечеринки - это ко мне, - входит в знакомую роль, - а Дима с Тохой тоже будут?       - Нет, - мрачнеет, вспоминая состояние друга, - они еще вчера оба в Воронеж укатили. Ты забыл что ли?             Арс отвечает что-то о вылетевших из головы мелочах и оставляет Серого в одиночестве, возвращаясь в комнату за таблетками от головной боли. Глаза натыкаются на телефон и мужчина на автомате проверяет входящие сообщения. Одно из них выбивает только успокоившуюся почву, заставляя осесть на постель бесформенным мешком. Тоша: Прости меня за вчерашнее. Не могу так больше.