***
Рейвен не требуется много времени, чтобы открыть дверь после несмелого стука. Кларк удивляется тому, что она даже не посмотрела в глазок, для того чтобы убедиться, что ей не угрожает опасность. Это Нью-Йорк… в лучшем случае — это паломники сетевого маркетрнига, в худшем — парочка малолетних бандитов с ворованной пушкой. Рейвен открывает ей с торчащей из рта зубной щёткой. Несколько секунд они пялятся друг на друга, и если Рейвен просто не понимает, что происходит, то Кларк надеется, что у неё не захлопнут перед носом дверь. И она не станет врать, если скажет, что просто съедет вниз по стене, замирая до утра в позе большой кучи беспорядка, которой себя ощущает. Она устала, на улице ночь и последний приличный приём пищи был утром, благодаря Линкольну. Кофейные дозаправки, безусловно, имеют свой эффект, но к вечеру чаще всего оборачиваются тремором пальцев и болью в желудке. — Можно переночевать у тебя? — Кларк спрашивает трескающимся голосом, от того, что всю дорогу до Рейвен она угрюмо молчала. Она чувствует себя жалкой. Брови Рейвен на секунду хмурятся, в следующую она распахивает дверь чуть шире. — Заходи, — она впускает её внутрь, продолжая лениво шевелить зубной щёткой во рту. Её конура мало чем отличается от их с Лексой квартиры. Единственная разница в том, что это Манхеттен, а значит, каждый квадратный метр стоит на пару десятков баксов дороже, чем в остальных районах Нью-Йорка. Здесь так же нет других комнат, кроме кухни и спальни, ещё небольшой кадастровый клок, называемый ванной. Кларк бросает сумку на пол у входной двери, её куртка влажная от мелкого дождя, и она стаскивает её, надеясь избавиться от ощущения сырости. Рейвен не обременена какой-либо одеждой, кроме белья и облегающей майки, похоже, её это мало смущает. И, по зажжённой в спальне настенной лампе, Кларк понимает, что Рейвен, очевидно, готовилась ко сну до её прихода. На какое-то время между ними повисает удобная тишина, необходимая им обеим, и Кларк крайне за это благодарна. Есть моменты, когда лучшая помощь — это отсутствие каких-либо вопросов, и Рейвен отлично с этим справляется. Она роется в небольшом комоде, вынимая футболки и майки одну за одной, очевидно, пытаясь найди максимально чистую. В какой-то момент это удаётся, и она не сдерживает победного клича. Бросая короткий взгляд на понурое лицо Кларк, Рейвен прикусывает губу. — На кухне есть пицца, — она протягивает ей найденные в шкафу свободные брюки и футболку с логотипом Техасских Рейнджеров. Через час тишина и неловкость наконец отступают, когда Рейвен почти насильно вталкивает в Кларк несколько кусков пиццы. На столе между ними две начатые бутылки пива и уже практически распотрошённая коробка с надписью Pizza Hut. — Что, прямо обручальное? — Рейвен делает слишком большой глоток и от этого её голос ломается, падая вниз на пару октав. — Нет… это, скорее, больше похоже на то, которым делают предложение. — …олвочное, — невнятно говорит Рейвен, заталкивая в рот пиццу. Кларк хмурится, то ли от сумбурной речи её подруги, то ли от вида неестественного поглощения пищи. Она опускает взгляд на свои руки, лежащие на столе и сжимающие бутылку. Большим пальцем она царапает влажную от конденсата наклейку. — Помолвочное, — наконец выпаливает Рейвен. — Да я… поняла, — Кларк чувствует себя отстранённо и неловко от того, что представляет из себя. Наверняка Рейвен предпочла бы сейчас спать в своей кровати, чем устраивать сеансы неотложной психологической помощи. В какой-то момент жалость к себе ей кажется ироничной, потому что она сегодня уснёт не в тюремной камере в компании крыс. Это заставляет её немного ненавидеть себя. — Лекса не похожа на тот тип людей, которые женятся в… сколько ей, двадцать пять? — продолжает Рейвен, намеренно вырывая Кларк из той перемены настроения, в которой она застала её пару мгновений назад. — Двадцать шесть. — Двадцать шесть. Кларк опускает голову, кажется, ещё ниже, и Рейвен наконец прорывает: — Слушай ты не выглядишь как девушка, которая узнала, что… ну ты понимаешь... В чём дело? — Нет…я- не то чтобы я не рада, просто… — Выкладывай, Кларк. Ты должна разобраться в этом. — Я просто- просто не понимаю, что происходит, ладно? Впервые я сталкиваюсь с таким количеством копов в своей жизни, и знаешь… пока ты видишь это в фильмах, то тебе кажется, что в реальности всё происходит именно так! Американская мечта, свобода, равенство, демократия… но в жизни- в жизни ты просто чувствуешь себя мухой. И я, Рейвен! Я чувствую себя мухой! Я не знаю, что делать, и это кольцо… чёрт, всё это так невовремя. — То есть, ты не хочешь? — спокойно уточняет Рейвен. — Что? Нет- я хочу, знаешь… первые несколько секунд я смотрела на него и чувствовала…я видела себя в белом платье и всё такое, но уже через минуту, я поняла, что… это кольцо стоит не меньше, чем взнос по нашей квартире, минимум за три месяца, и, возможно, это мелочно, но в тот момент мне захотелось спросить у неё… «Какого хрена?» Рейвен смеётся, прикладывая горлышко бутылки к губам, и вопрос ей кажется комичным, потому что минуту назад Кларк была исполнена ледяного стоицизма, а сейчас пар буквально валит из её ушей. — Лекса — большой ребенок, да? Откидываясь на спинку стула, Кларк протяжно выдыхает. Её лицо нечитаемо, она просто смотрит мимо… куда-то сквозь Рейвен и её квартиру, будто заглядывает в прошлое, цепляясь за воспоминания. Камаро глохнет на пятой Авеню, по дороге на вечеринку Джереми. Лекса резко сворачивает, прижимаясь к бордюру. Здесь нельзя парковаться, это запрещено, и, выходя из машины, она тихо ругается себе под нос, опасаясь быть застуканной дорожной полицией. В салоне появляется странный запах и Кларк чувствует, как ногам резко становится тепло. Слишком тепло для марта месяца. — Детка, на пол течет вода, — ласково говорит она копошащейся над мотором Лексе, получая в ответ невнятное бормотание. Она знает, что Лекса и без того расстроена. Эта машина съедает всё её время и нервы, оставляя за собой не больше, чем опустошенность. — Я знаю, ты не обожглась? — наконец она вскидывает голову, понимая, что голос над её ухом — это Кларк, вышедшая к ней из машины. — Нет, я- всё в порядке, — отвечает она в сторону. Её взгляд привлекают ярко красные навесы над высокими окнами четырехэтажного здания. Время близится к полуночи и магазин уже не работает, там темно и единственный свет — это демонстрационные фонари над витринами. Оставляя кипящий Камаро за своей спиной, Кларк приближается к одному из окон. На стекле золотым курсивом выведена надпись Cartier, и она касается её кончиками своих пальцев. Тёмно-зеленый бархат служит ложем для произведений ювелирного искусства, и всё, что предстаёт её глазам — кажется чем-то запредельным. Перед ней несколько ожерелий и одни золотые часы, инкрустированные брильянтами, камни сверкают под светом софитов, ослепляя своим великолепием. Центр композиции знаменует витиеватое кольцо. Оно выглядит как традиционность, перетекающая в модерн, выполненная двумя идеальными линиями, в центре, причудливо обрамленный мелкими рубинами, брильянт. Выглядит немного помпезно, но это Cartier и кто она такая, чтобы с этим спорить? — Я думала, ты сбежала, — Лекса обнимает её со спины, нежно огибая талию своими руками. — Правда думала? Лекса ухмыляется, Кларк это слышит и на мгновение чувствует, как объятия становятся крепче, более… властными, будто она не смогла бы сбежать, даже если бы захотела. — Когда-нибудь я куплю тебе всё, что ты захочешь. — Лекса, — она тоже ухмыляется, и это больше похоже на короткий смешок, чем на улыбку, — у меня уже есть всё, что я хочу. — И что это? Звучит как издёвка и Кларк обращает на Лексу взгляд, говорящий сам за себя. Она видит, что её слова зажгли особое сияние в зелёных глазах, и от этого они казались большими и яркими, её лицо выглядело восторженно детским из-за огромной улыбки, от которой вполне могли лопнуть щёки. — Ты, — Кларк практически шепчет, и если бы Лекса не была так близко и не держала пристальный взгляд на её губах, то признание утонуло бы в шуме ночного города. Они оказываются лицом к лицу, буквально соприкасаясь носами, и Кларк чувствует скрип кожаной куртки Лексы под своими ладонями. Она не заметила, как обвила её шею руками, она не помнит, когда они успели оказаться так близко, что их губы почти касались. — Ты так говоришь, потому что любишь меня, — Лекса улыбается и это не честно. Это провокация, Кларк чувствует ехидный акцент в её голосе, но их глаза закрыты и это не оставляет сомнений в том, что дыхание Лексы так же затруднено, и голос готов сорваться в любую секунду. — Я этого не говорила. — Так скажи. Она не говорила, хоть и знала какое-то время, но она не говорила, Лекса не может знать. Почему каждый момент с ней кажется волшебным? Мир будто замирает каждый раз, когда они соприкасаются лбами, едва сдерживаясь от падения. Кларк сокращает то небольшое расстояние, разделявшее их лица, и нежно касается губ Лексы. Её веки прикрыты, но даже под ними глаза затуманены, будто подёрнутые невыносимой негой, и Кларк слышит, и даже чувствует, как Лекса перестает дышать. — Я люблю тебя, — только три слова. На секунду губы Лексы настойчиво нежные, ревностно бескомпромиссные; хватка на её талии становится жестче и это служит ответом. На какое-то время.***
Новый день встречает Кларк в районе шести утра с шумом, доносящимся из кухни. Она морщится и сдавленно стонет, потому что они с Рейвен провели за разговорами большую часть ночи, а это означает, что она проспала не больше трёх часов. Необдуманно и безответственно, но кого это волнует. Электронные часы показывают 6:07, и Кларк откидывается на подушки с мученическим стоном, накрывая ладонью лицо. — Йо, Гриф, — Рейвен входит в комнату, принося за собой аромат кофе. Она бодра и выглядит гораздо свежее Кларк, и это наталкивает на мысль — «Не заключила ли Рейвен сделку с дьяволом?», — вставай, выходим через двадцать минут. — Почему так рано? – бормочет она, утыкаясь лицом в подушку. — Мы не на Сёрф Авеню и даже не на Кони-Айленд, либо выйдем через двадцать минут, либо опоздаем на паром и придется ждать следующий в девять часов, а это означает, что мы опоздаем на работу и не откроем вовремя кафе, и если Чесс об этом узнает... — Всё-всё, ладно… не продолжай. Когда они покидают апартаменты, Кларк думает о том, что Линкольн так и не позвонил, и это начинает её тревожить. Вопрос с арендодателем можно решить, если быстро погасить хотя бы часть долга за квартиру, потому что Макс только хочет казаться властным, но на самом деле он бесхребетный сосунок, боящийся, что мама узнает про его нестабильные отношения с наркотой, часто приводящие в полицейский участок. И Кларк хорошо знает, как этим можно воспользоваться. Но Линкольн не берет трубку даже с третьего раза, и у Кларк не остается сомнений, что в их с Лексой делах что-то пошло не так. Кафе Атлантик открывается на пять минут раньше положенного. Бариста и официантка приводят его в надлежащий вид, опуская стулья рядом со столами и протирая разводы, оставленные ночной сменой. Они работают, как слаженный механизм, молча… немного угрюмо, но зато нет никаких сомнений, что это командная работа. К тому моменту, когда первая волна посетителей наполняет зал — бокалы, тумблеры, чашки и стаканы сверкают идеальной чистотой; запах молотого кофейного зерна приятно горчит в воздухе, и погода, наконец, позволила солнцу светить ярче. Ближе к обеду, Рейвен привычно подпирает дверь полной бутылкой воды, увлекая за собой поток свежести. К трём лицо Кларк становится похожим на гримасу узника, и Рейвен не выдерживает, буквально обрушивая на неё свои предположения: — Кларк, что не так? — Что? — она пытается, действительно пытается выглядеть удивленной, потому что прекрасно знает, на что она похожа. В конце концов в кафе есть зеркала. — Выглядишь так… будто хочешь мне что-то сказать, но боишься. — Я не- я не боюсь, — она отвечает отстранённо, поправляя мороженое на витрине. — Тогда в чём дело? — В том, что я не уверена, хочу ли этого. — Не хочешь чего, Гриффин? — почти шипит Рейвен. — Уехать к Лексе. — Ну если хочешь, то сейчас самое время. Вечером начнется ад, и я не вынесу этого, если не выпью пару шотов текилы. — Я не знаю, Рэй, — это звучит немного грубо и Кларк захлопывает дверь холодильника слишком резко, от чего посуда в её другой руке опасно зазвенела, рискуя свалиться. — Вчера ты не хотела кольцо, сегодня даже не знаешь, хочешь ли ехать в изолятор… что завтра, Кларк? Удалишь её номер телефона? — Нет… дерьмо, — она одергивает руку от слишком горячей чашки кофе, которую приготовила Рейвен, — всё не так, как кажется. — Но выглядит всё равно дерьмово. — Я…послушай, мне придётся ей сказать, что возникли проблемы с квартирой, и Лекса будет из кожи вон лезть, чтобы это исправить. — Не в этом смысл отношений? — Ну… смысл в том, чтобы беречь друг друга, и в данном случае я пытаюсь оградить её от проблем. — Тогда не едь, что тебя мучает? Скажешь, что был аврал на работе, я смогу подтвердить. — Это всё равно будет ложь, Рейвен… велика вероятность, что Линкольн был у Лексы или будет. — Это тот здоровяк? Её напарник? — Да, и, возможно, я смогу с ним пересечься, либо Лекса может подсказать, где его искать. — Всё равно будет неплохо, если ты отвезёшь ей нормальной еды… кормежка, я хочу тебе сказать, там… сказочная, — Рейвен округляет глаза, делая свой взгляд ужасающим. — Ты знаешь, как кормят в изоляторах? — Кларк бросает на неё короткий внимательный взгляд. Её пальцы быстро серверуют тарелки с заказом, хаотично разбрасывая лепестки бергамы. — Я бывала в одном, в Техасе, — Рейвен роняет эти несколько слов, быстро прикусывая свой болтливый язык, — если ты не отвезёшь ей еды, то это сделаю я, подруга. — Дело не в том, что я не хочу. Я хочу! Очень хочу… просто- просто не хочу её расстраивать. — Ты расстроишь её в любом случае, но не лучше ли сделать это с пакетом пончиков в зубах? Улыбка растягивает губы Кларк и наступает секунда, когда она полностью понимает смысл слов, сказанных Рейвен. Пусть не напрямую, но её подруга деликатно намекнула, что проблемы — ничто, по сравнению с заботой, которую может принести только присутствие нужного человека. Внутри себя Кларк ссорится с собственной трусостью. Рейвен кивает ей, протягивая фирменный бумажный пакет, заваленный различной выпечкой. В углу её почерком написано «Смотри не подавись», и Кларк закатывает глаза, принимая его в свои руки. Всю дорогу до изолятора её сумка ощущается тёплой от того, что доверху забита всякого рода едой. В руке купленный по дороге кофе, в целом всё это выглядит как визит к старой подруге, если не брать в учёт то обстоятельство, где это произойдет. Серое здание изолятора не подвергается каким-либо изменениям даже в солнечную погоду… оно такое же мрачное и безликое, и вполне можно сказать отталкивающее, Кларк не станет врать, если скажет, что чувствует себя подавленно, когда входит внутрь. Угрюмые лица служащих, запах гнилой сырости проникает в нос, подавляя желание дышать глубоко и свободно. Ей всё кажется грязным и достойным глубочайшей санитарной обработки. Кларк отряхивает локти, после того, как ставит несколько подписей на листах, в которых тщательно расписаны все нюансы процедуры свидания. Для того, чтобы увидеть Лексу, ей нужно дать клятву того, что она не станет перегрызать дверные петли и не станет чинить сопротивления в случае необходимости. Смешно и горько. Начальник смены говорит ей, что у Лексы уже есть посетитель, но по правилам изолятора он может её допустить, если в помещение будет ещё один конвойный. В том, что это Линкольн, не остаётся никаких сомнений и возможно, она могла бы это заметить, если бы внимательнее осмотрела припаркованные у здания машины. Офицер досматривает вещи, которые она привезла для Лексы, его брови подскакивают вверх, судя по всему, от количества еды и…. возможно — только возможно — Кларк немного перестаралась, но это не запрещено, поэтому он согласно кивает и придвигает пакет на её сторону стола. Она чувствует себя… спокойно. Процедура до конца не понятна и каждый начальник смены вправе сам устанавливать свои порядки, система не имеет чётких границ, прав и обязанностей. Потому что это структура власти… никто здесь не чувствует чётких прав и обязанностей. По правилам, Кларк обязана сдать телефон перед свиданием, и как только она достаёт его из кармана джинс, он начинает вибрировать. Конвойный смотрит на экран не отрывая глаз, почти синхронно с ней, читая надпись «мама». Они с папой приезжают сегодня утром. Это вылетело из головы, под агрессивным напором наклейки со словом «выселение», перед её лицом. Дерьмо. Она забыла. Она совершенно забыла. Кларк бросает извиняющийся взгляд на конвойного, он коротко кивает и бесстрастно отводит глаза. — Да, мам. — Меня расстраивает то обстоятельство, благодаря которому я третий день не могу дозвониться до своей дочери. Ты, кстати, не знаешь почему? — Я… прости, мам, мне жаль, — она закусывает губу, потому что действительно чувствует вину. — Я очень на это надеюсь, Кларк. И ещё… прямо сейчас я стою напротив двери той квартиры, которая последние пять месяцев была заявлена, как адрес твоего проживания...Ты бросила комнату в кампусе, отказалась от квартиры, которую нашёл тебе отец, для того чтобы жить с… — Лексой, — не выдерживая, вклинивается Кларк. — Именно. С ней. Так вот, ты выбираешь клоповник на юге Бруклина, в котором людей больше, чем крыс, и даже, когда я приезжаю, чтобы навестить свою единственную дочь, угадай, что я тут вижу? Табличку, с надписью «выселение». Кларк мысленно хлопает себя по лбу, потому что для полной драматичности момента не хватало именно этого. Её молчание затягивается и на том конце слышно спокойное дыхание её матери. — Так я и думала. — Мам, — пытается Кларк. — Скажи, тот мужчина, который два дня назад поднял трубку и сказал, что ты спишь… это говорит о том, что ты наконец выбрала нормальные отношения? — Что? Нет! Мааам! — она устало выдыхает, прикрывая ладонью глаза. — У меня уже есть нормальные отношения. Отличные. Самые лучшие. А это был друг Лексы, хорошо? Мы друзья! — Мисс, — вмешивается конвойный, окликая её строгим голосом. Он указывает пальцем на часы. — Мам, извини, мне нужно идти. — Кларк, — голос мамы немного встревожен, будто она уловила угрозу в том, что услышала рядом с дочерью грубый мужской голос, который называет её не по имени, — с тобой всё в порядке? — Конечно, мам, всё хорошо, — она врёт. Враньё слышно в нервной улыбке на её губах и Кларк знает, что будут ещё вопросы… возможно, не сейчас, но ей придется ответить, — теперь, извини, мне правда нужно идти. Металлический затвор громко лязгает под уверенной рукой служащего, этот звук хорошо слышен на другом конце провода. Кларк морщится от того, насколько неудачное время кто-то выбрал для того, чтобы выйти из комнаты для свиданий. Между ними повисает тяжёлое молчание, и она мнимо улыбается, молчаливо крича во вселенную: «Ну просто отлично!» — Хорошо. Хорошо, Кларк. Мы все здесь взрослые. Последний вопрос — ты сможешь поужинать сегодня с нами? — Мам… я… — она мешкает всего несколько секунд, потому что не планировала этого. — Так я и думала. — Нет, подожди! Подожди. Я смогу… смогу. Но только после работы, ладно? Я работаю до девяти, в какой гостинице вы остановились? — Редфорд. — Редфорд… это возле музея Метрополитен? — Из своего окна я видела французский ресторан. — Да, это блинная… лучшая на Манхеттенне, — она хочет сказать, что там было их с Лексой второе свидание, после которого ей пришлось отмывать голову от конфитюра из лесной малины, но она останавливает себя, потому что вряд ли мама оценит её нежные воспоминания, — я успею добраться где-то за час, хорошо? — О, милая, возьми такси, — надменно говорит мама, потому что не понимает настоящей ценности шестидесяти баксов для юной официантки, которая привыкла тратить с умом каждый заработанный цент, но к счастью, в какой-то момент её осеняет, — не волнуйся, я заплачу. — Мисс, ваше свидание закончится, не успев начаться! — Кларк хочет воспротивиться предложению мамы, но грубый голос конвойного напоминает ей о более важном деле, и она коротко соглашается на все условия, мысленно говоря себе, что может вступить в спор с собственной совестью чуть позже. Когда железная дверь открывается с характерным лязганьем ржавых петель, первое, что она видит — это озадаченное лицо Лексы. Её взгляд встревожен и Кларк буквально чувствует, как она пытается это подавить, чтобы выглядеть спокойнее, чем полторы секунды назад. Спина Линкольна удрученно сгорблена, он нависает над столом, скорее всего для того, чтобы шептать Лексе какие-либо подробности их дел. И Кларк видит, как он украдкой бросает на неё встревоженный взгляд, от которого она чувствует, как внутри натягивается струна. Лицо Лексы меняется достаточно быстро, эмоции молниеносно сменяют одна другую, но Кларк хорошо знает язык её тела и ей хватает нескольких секунд, пока они приближаются друг к другу, чтобы распознать все признаки тревоги на её лице. Расслабленная улыбка, якобы не несущая в себе огромный скелет внутри шкафа; движения отрывисты, немного дёрганные и не нужно быть гением, чтобы видеть удрученную позу Линкольна. Короткий поцелуй в губы и Кларк ставит на стол пакет с закусками. — Я пыталась тебе дозвониться, — говорит она, прикладывая чуть больше строгости своему голосу, чем она того желает, — весь день. Взгляд Линкольна блуждает от серых стен к глазам Лексы, будто ища в них поддержки, пальцы бездумно поправляют ремешок наручных часов, и молчание становится тяжёлым и неудобным. — Я собирался тебе позвонить, — Кларк не смотрит на него, раскладывая коробки с едой перед Лексой, но кивает, будто Линкольн отчитывается. Хотя и не должен, — возникли трудности, Кларк… с машиной возникли трудности. Она слышит характерный звук пинка, и по лицу Лексы, ставшему на мгновение воплощением ада, Кларк понимает, кто и кого пнул под столом. — Линкольн, я думаю тебе пора, — Лекса говорит спокойно, но за этим ровным и тихим голосом спрятана чистейшая угроза, и он смотрит ей в глаза несколько долгих напряженных секунд, в конце концов, опуская взгляд. — Да, мне… действительно, — он приподнимается, намереваясь встать из-за стола. — Подожди… что- что происходит? — Кларк останавливает его, мягко укладывая ладонь на предплечье Линкольна. Он мешкается, это видно по блуждающему взгляду и гуляющей из стороны в сторону челюсти, его глаза по-прежнему избегают прямого контакта. Это так несвойственно и не характерно для Линкольна, что почему-то ей становится его жалко. Он так и замирает в полусогнутом состоянии, устремив взгляд в глаза Лексы, и Кларк готова поклясться, что видит короткий рывок её головы, означающий скорее всего отказ. Это происходит ужасающе быстро и Кларк не успевает среагировать, как Линкольн спешно прощается, обещая позвонить ей позже. Дверь с лязгом закрывается, и Кларк замирает с бумажным стаканом кофе в руках, продолжая пялиться на то место, где только что она видела удаляющуюся спину Линка. — Что это было? — обращается она к Лексе, с нескрываемой строгостью. — Мы можем поговорить о чём-нибудь другом? — Нет, Лекса! Я не ребенок, прекрати опекать меня, — из смелой бравады её голос переходит в недовольное бормотание, — дерьмо льётся как из рога изобилия, и я не раскл... — Себринг в угоне, — обрывает её Лекса. Кларк медленно оседает на стул, на котором до этого сидел Линкольн, шокировано глядя на до безобразия спокойное лицо Лексы. Её взгляд непроницаем, движения гибкие и мягкие, от прежней нервозности не осталось и следа. Кларк почему-то думает, что это ещё хуже. — Как это возможно? Ты ведь проверяешь машины перед выкупом? — На тот момент, когда я её покупала, она не числилась в угоне. Кларк хмурится, ей непонятно, как можно купить одновременно ворованную и одновременно чистую машину… всё похоже на странный боевик в главной роли с Вин Дизелем. — Звучит как бред. — И я тоже так сказала, — отвечает она с набитым ртом, — всё становится понятнее, когда настоящий хозяин машины возвращается из свадебного путешествия, в котором пробыл три недели. Так понятнее? — Если честно… — Сделка купли продажи прошла в тот период, когда хозяин машины был в отъезде и технически не мог заявить о пропаже. — Дерьмо, — тянет Кларк, ошарашенно глядя на Лексу. В ответ она кивает и делает глоток кофе. — И я тоже так сказала. Машину забрали копы, денег за неё нам уже не вернуть. — Ни машины, ни денег? По дрожи собственных плечей Кларк понимает, что она смеётся… или плачет. Нет, наверное, смеётся. Лекса перестаёт жевать, устремляя на неё обеспокоенный взгляд. — Кларк? Ответом служит сдавленный смех, почти без остановки, пока наконец она не сожмёт пальцами переносицу. Её молчание ощущается тревожным, Лекса продолжает безотрывно смотреть на неё, и этот взгляд… он трансформируется, перетекая из хладнокровного в другой, совершенно мягкий и сочувствующий. Лекса оставляет бургер лежать на столе. Она пытается заглянуть ей в глаза, но они прикрытый веками, губы кривит безрадостная улыбка. — Кларк… посмотри на меня, — Лекса заправляет прядь её волос за ухо, после этого мягко накрывая ладонью щёку. Кларк открывает глаза и её взгляд выглядит стеклянным от слёз. Эта дамба, сдерживающая её отчаяние вот уже несколько дней, готова вот-вот прорваться, ей слишком сложно одной, безысходность спутывает ей руки. — Ну же, милая, мы что-нибудь придумаем, обещаю. — Что? — Кларк спрашивает так, будто изо всех сил сдерживает тихую ярость. — Что ещё мы можем придумать? Распустим себя на органы? Что, Лекса? Я вернулась вчера домой, едва держась на ногах, зная, что там нет тебя, и это убивает меня, чёрт, каждую секунду, как ты не понимаешь? — слёзы наконец хлынули из её глаз, встречаясь на своём пути с ладонями Лексы. — Я вставила ключ и несколько минут бездумно пихала его в замочную скважину, пока не поняла, что Макс поменял замок, а на двери вот такая наклейка о выселении! Я стояла и смотрела на неё… просто смотрела, и знаешь, что я почувствовала? — Кларк… — Я почувствовала облегчение, Лекса. Я подумала, что на одну проблему стало меньше, но потом, выяснилось, что я пропустила приезд своих родителей и Линкольн разговаривает с моей мамой чаще, чем я! — Нас выселяют? — Да… ещё вчера. — Ты сказала родителям? — Мама звонила мне только что… она приехала к нам домой и увидела уведомление. — Твоя мама приехала к нам домой? — это заставило Лексу задать вопрос, едва сдерживая улыбку. — Она не смогла мне дозвониться, — ответила Кларк, пытаясь вслепую стереть потекшую тушь. На несколько секунд взгляд Лексы затуманился, она смотрела куда-то сквозь, практически не моргая и казалось, что её ладони немного похолодели. — Она попросила меня поужинать сегодня с ними. — Ты ведь согласилась? — В какой-то момент я хотела сказать «хорошо, мам, мы будем», но потом перед моим лицом заскрипела решетка и я, — её голос треснул и слёзы с новой силой заструились из её глаз. Лекса притянула её в объятия, и в нос ударил запах, исходящий от её футболки. Это смесь порошка и невыветрившийся аромат её духов, и это пахло как дом, пахло их прошлым. Кларк глубоко вдохнула, цепляясь за плечи Лексы, близость их тел отдалась трепетом в её сердце; разорвать эти объятия было равнозначно убийству каждой. Беспорядочный шёпот и смазанные поцелуи сквозь слёзы, и они так не хотят открывать глаза, но конвоир тактично откашливается, напоминая о том, где они находятся. Кларк чувствует соль на своих губах, и покрасневшие глаза Лексы не дают ответа, кому она принадлежит. — Они остановились в гостинице Редфорд, помнишь это там, где… — Да, я помню, — отвечает она, и едва заметная улыбка касается её губ, будто эхо испытанной в тот момент радости, — никогда не забуду, как ты ела тогда. Легким ударом в плечо Кларк пытается скрыть резко нахлынувшее смущение. Эти воспоминания тоже греют её сердце. Лекса смеётся, её лицо оттеняет ехидная улыбка, будто она знает больше, чем остальные. — Ты… вся перемазанная этим джемом, твои пальцы слипались, с подбородка капало, но… твои глаза светились, и ты так смеялась, — она замолкает, на секунду опуская голову, — в тот момент я поняла, что… — Что будешь спать со мной? — То, что я буду спать с тобой, я поняла, как только увидела тебя в Атлантике, — самоуверенно отвечает Лекса, тем самым заставляя Кларк подкатить глаза, — в тот вечер я поняла, что хочу слышать этот смех до конца… Металлический скрежет ржавой двери обрывает её на полуслове, Лекса встряхивает головой, удерживая признание на кончике языка. Кларк чувствует, как ладони Лексы в её руках напряглись, на мгновение становясь каменными. Этот спазм по всему телу длится ровно секунду, но этого хватает, чтобы разрушить момент. В комнату входит старший офицер и что-то шепчет на ухо конвойному у двери. Они переглядываются и синхронно кивают. — Вудс, пять минут, — говорит он ей, намекая, что пора прощаться. — Кларк, продайте камаро, первым делом продайте его и внеси ренту за квартиру, я знаю, ты сможешь договориться с Максом, — начинает тараторить Лекса. — Но адвокат, я договорилась о встрече с хорошим адвокатом… — У меня есть адвокат, — отвечает она и видит, как Кларк раздраженно отводит взгляд, поджимая губы, — есть варианты, Линкольн продаст мои вещи… запчасти… — Лекса это гроши! Ты не представляешь, сколько стоит хороший адвокат, — Кларк шипит, делая свой тон пугающим, — каждый час стоит столько… я в день столько не зарабатываю! — Вот именно поэтому не надо думать об адвокате! Позаботься о жилье, я не знаю, когда выйду… никто не знает, и я хочу быть уверенной, что у тебя есть крыша над головой. — Я смогу достать деньги… нам необязательно продавать машину. — Кларк, — предостерегает её Лекса, — не нужно ничего предпринимать. Просто. Продай. Машину. Она не отвечает. Взгляд ускользает от внимательных глаз Лексы, и это едва ли можно считать незамеченным. Они обе знают, что Кларк врёт, молча и нехотя, но не говорить правду — это тоже враньё, несмотря на то, что используется во благо. Ложь остаётся ложью. Как в притче о путнике, который ищет истину, а в конце находит грязную некрасивую старуху, которая просит рассказать миру о том, что она молода и красива. Кларк уходит, снова чувствуя опустошение. Ожидаемая радость от встречи, очерняется известиями о Себринге. И это не подкашивает, нет… скорее приносит новую степень опустошения, нанося раны, которые однажды вскроются и начнут кровоточить. Но только не сейчас. Почти переходя на бег, Кларк пересекает Бордуолк, издалека рассматривая небольшую толпу людей у крыльца Атлантика. Здесь запрещено курить и она бросает замечание парню в бейсболке с широким козырьком. Он пялится на неё несколько секунд, её взгляд становится строже. Этот день был слишком паскудным, как и три до этого, так что ей не обязательно себя останавливать для того, чтобы поставить сопляка на место. Дым от сигареты ударяет в нос, заставляя морщится, и в этот момент она готова поклясться, что может заставить парня проглотить свои мальборо и ей будет плевать на последствия. Звук разбивающегося стекла, останавливает её рот на половине нелитературного высказывания. Кларк бросает взгляд за стеклянную витрину Атлантика и видит, как Рейвен руками собирает осколки, пока в кафе творится настоящий ад. Поток людей кажется бесконечным, они блуждают между столами, будто у себя дома… расхаживая с посудой в руках, что не особо приветствуется политикой заведения. Рейвен тонет — это совершенно очевидно. Её сосредоточенное лицо и маска терпеливого равнодушия, внутри граничащая с обвинениями в предумышленном массовом убийстве, и Кларк забывает о наглеце с сигаретой, бросаясь к подруге на помощь. — Слава Богу, ты вернулась, — выдыхает Рейвен, когда видит, что Кларк опускается на колени, чтобы помочь собрать осколки. — Нужно было сделать это раньше. — Не страшно, — ухмыляется Рейвен, — как прошло? Есть какие-нибудь новости? — Ты даже представить себе не можешь. Они возвращаются к барной стойке, Кларк надевает фартук, завязывая его концы за спиной. Их лица приветливы и улыбчивы, пока посетители делают очередной заказ и весь диалог подруг состоит из коротких фраз, которыми они обмениваются в каждую свободную секунду. — Денег, которыми я собиралась заплатить за нашу квартиру, не будет. — Как так? Почему? — вопрос Рейвен тонет в шипении пара кофемашины. — Не вдаваясь в подробности… сделка, которую Лекса провела незадолго до всей этой истории, оказалась нелегальной. Более того, теперь мы торчим пять штук её боссу, а тачку забрали копы, потому что она в угоне и будет большой удачей, если это дерьмо не всплывёт в деле Лексы, иначе наша задница станет намного больше. — Глубже. — Неважно. — Слушай, Кларк… это не моё дело, — растягивает Рейвен, — но, ты бы не хотела рассказать Чессу о своих проблемах? — Нет, — на секунду её руки застывают на краях подноса, который она собиралась поднять и отнести посетителям. Взгляд становится нечитаемым, она, кажется, смотрит мимо каждого в этом здании, — мне не нужна чья-то помощь. Особенно человека, который гораздо богаче меня, Рейвен. Этой фразой Кларк отрезает хвост практически целиком, не разделяя его на кусочки. Наконец поднимая поднос, она молча уходит в зал, оставляя за собой обеспокоенное лицо Рейвен. Возможно, это было немного грубовато и не стоило быть несдержанной с Рейвен… в конце концов, здесь, в Нью-Йорке, она единственный друг Кларк, который был действительно другом Кларк, а не знакомым или приятелем Лексы. И еще ни разу она не дала повода усомниться в своей бескорыстности и искренности. Кларк нервно улыбается, думая о том, что именно чувства вины перед человеком, который просто пытается ей помочь, сегодня ей не хватало. Но на самом деле, её точка зрения на этот счёт не меняется, сколько бы она об этом не думала. Честер богат и вряд ли откажет ей в помощи, потому что для человека, чьё кресло стоит в небоскребе на Уолл-Стрит, несколько десятков тысяч долларов это всего лишь пара костюмов от Тома Форда, а не чья-то жизнь, свисающая на волоске. И всё же, это мужчина из большого мира, и никто никогда не станет акулой бизнеса, не имея при этом полной пасти острых зубов. Вряд ли Честер поднялся на свой этаж в Американ-интернешнл-билдинг, будучи бесхребетным и нежным парнем из Англии. Так или иначе, Кларк трезво осознавала, что он богат и могущественен, и не стоит давать такому человеку даже тончайшую нить, способную влиять на твою жизнь, даже, если вероятность того, что он за неё дернет мала — всё равно не стоит. Коротко говоря — это могло быть опасно. Время близиться к десяти. Кларк и Рейвен решаются помочь девушкам из ночной смены, потому что вечерний наплыв людей, оставляет за собой горы грязной посуды и мусора по углам зала. Вчетвером они суетливо справляются и к тому моменту, как Кларк выходит из кафе, Рейвен за её спиной неожиданно для себя глубоко и протяжно зевает. — Предлагаю захватить по дороге тако и пару бутылок пива. — О... забыла сказать, я ужинаю сегодня с родителями. — Твои родители в городе? — удивляется Рейвен. — Да… — устало выдыхает Кларк, — мама позвонила как раз, когда я была в изоляторе. — Ауч. — Да… — Ты сказала ей? — Что Лекса в тюрьме? Нет. Что нас выселяют? Она сама узнала. — Что? Как? — Приехала к нам домой, представляешь? — она почти смеётся, вышагивая по тротуару рядом с едва плетущейся Рейвен. — Вот так визит вежливости. — Угу, — согласно мычит Кларк, будто мысленно отдаляясь. — Так тебя сегодня ждать? — Эм… завтра у меня лекция в Университете, мне удобнее будет поехать из их гостиницы. — Ты уверена? — Рейвен сомневается. Нестабильные отношения Кларк с матерью уже давно для неё не секрет и с тех пор, как Лекса поднялась в рейтинге приоритетов под номер один, лучше они от этого не стали. Это наталкивает её на мысль, что желание Кларк остаться на ночь в гостинице один на один со своими родителями, явно выглядит не чрезмерной тоской за материнской заботой. — Абсолютно, — выпаливает Кларк, — давай, я тебя подброшу! Она взмахивает рукой, привлекая внимание желтых кэбов, проносящихся вдоль широкой улицы. Рейвен смотрит на неё, будто на полоумную, и медленная улыбка начинает ползти по её лицу. Их взгляды встречаются. — Что? Мама сказала, оплатит моё такси. — Кларк, э… — Рейвен всё ещё ухмыляется, чувствуя настойчивую руку на своём плече, которая пытается затолкать её в салон такси. — Твой дом по пути. — Вообще-то… — Залезай уже. Гостиница Редфорд — это не помпезный вход в мир богатства и роскоши, не тёмно-бордовые торшеры на ножках резного дерева. Это лаконичный минималистический дизайн, выполненный в сбалансированной смеси стиля хай-тек и строгой нерушимой классики. Гостиницу выбирал отец, Кларк понимает это, едва переступив порог отеля. Скорее всего, это четыре, а может, даже, три звезды, поэтому мама скорее всего уже выпила пару бокалов вина, потому что не обнаружила в меню каре молодого ягненка под гранатовым соусом. Почему-то, представляя её на грани безумия, Кларк почувствовала, что ей смешно и злорадная улыбка преследует её до самого ресепшена. — Кларк! — голос звучит из глубины небольшого фойе, и она оборачивается на него, чувствуя эхо щемящей тоски. — Папа! — она вскрикивает, бросаясь ему на встречу, утыкаясь лицом в грудь, Кларк повисает на его шее, будто ей не… двадцать три, а снова двенадцать. Нос щекочет тот же парфюм, что и прежде, она привыкла его слышать на заднем сидении его бордового Форда. Легкая небритость царапает её висок, и она чувствует, как папа крепко обнимает её за плечи. — Ты ждал меня здесь? — Мама сказала, ты придешь после девяти, и я спустился, чтобы встретить тебя. Это кажется мелочью, но уголки её губ поддёргиваются, потому что часы в холле показывают без пятнадцати десять, а значит, отец провел здесь не меньше сорока минут. Всегда приятно, когда тебя где-то ждут. Эфемерное чувство принадлежности приносит ощущение наполненности, позволяя сердцу сбавить свой темп от того, что ты… уже везде успел. Они шагают по коридору пятого этажа, Джейк несёт её сумку и Кларк бросает на него косые взгляды, полные едва сдержанной радости. Она ему рада. Это заметно. Её светящееся радостью лицо замирает лишь на одно мгновение, после того, как мама открывает перед ними дверь гостиничного номера. Перемены внутри Кларк гораздо заметнее: её челюсть смыкается, губы на секунду становятся тоньше, и всё лицо будто высечено из камня. Но всё это лишь на секунду… в следующую она обнимает маму, получая объятия взамен. И это странно — ощущать любовь человека, который изводит тебя за каждое твоё решение, за каждый твой шаг. Пальцы её матери, сжимают куртку на спине чуть дольше, чем это кажется уместным, и не нужно угадывать дважды, для того чтобы понять… она скучает. — О! — Кларк бросает взгляд за спину матери, видя красиво сервированный стол на три персоны. — Ты голодна? Конечно, ты голодна! — она оглядывает дочь с макушки до ног, и недовольно качает головой. В этот момент Кларк понимает, что игра началась. — Ты похудела… плохо питаешься? Джейк усмехается, украдкой бросая утешающий взгляд дочери, и они обмениваются улыбками, пока Эбби на секунду отворачивается, чтобы поправить прическу у зеркала. Кажется, всё неплохо, Кларк чувствует себя почти что спокойно, призрачное чувство тревоги отступает под воздействием белого вина. Его было не так много, но с её уровнем усталости каждый глоток может стать критичным, и вот, уже через полчаса Кларк чувствует острую тоску по объятиям Лексы и желание уснуть, вдыхая запах её духов. В какой-то момент она чувствует потрясение, которое можно сравнить с ударом сковороды. Короткое замешательство, Кларк хватается за бокал с вином, пытаясь удержать своё самообладание в рамках приличия. Отец спрашивает о Лексе. Что именно он спросил? Его слова пронеслись будто вагон метро, громко тормозящий о ржавые рельсы подземки. — Что прости? — переспрашивает она, немного щурясь. — Мама сказала, что… ваша квартира, что вы больше не живёте в ней, и я спросил, как Лекса к этому относится? «Никак Лекса к этому относится, папа, а что Лекса собирается предпринимать...» Подтекст его вопросов читается легко, отец хочет знать, собирается ли Лекса позаботиться о его девочке. Вопрос вполне логичный и объяснимый, но Кларк слишком долго мешкает и это выдаёт её. Взгляд Джейка становится более задумчивым. — Вообще-то… я не знаю. Руки Эбигейл застывают прямо над филе шотландского лосося в её тарелке, нож царапает её и комнату наполняет неприятный скрежет. Кларк встречается с ней глазами и на секунду ей кажется, что она видит в них… тревогу. Нет. Этого не может быть. Мама терпеть не может даже саму концепцию их с Лексой отношений. — Лекса не собирается исправить это? — голос Эбби звучит выше обычного, но без обвинения, она будто поражена. — Я не знаю. Мы больше не вместе. Всё в комнате замирает. Кларк не может понять, хорошая это тишина ли плохая. Мама продолжает смотреть на неё, не отрывая взгляда. Со временем он становится тяжелым. Это ожидаемо. Но пора внести ясность, пока планета не начала вращаться в обратную сторону. — У Лексы возникли проблемы с законом… достаточно серьёзные. И ты права, мама, в будущем это может стать клеймом на моей репутации и убить мою карьеру в зародыше, — Кларк делает большой глоток вина из своего бокала будто это эликсир смелости, — Лекса в тюрьме, ей грозит срок, и я больше не собираюсь делать это частью своей жизни.