***
Горький запах крепкого кофе становится первым, что она чувствует, как только открывает глаза в районе шести утра. Белый потолок, светло-серые ламбрекены, окно у её ног слишком большое для тех дешевых квартир, в которых она привыкла бывать. Немного жутко от мысли, что для осознания того, где ты находишься, необходимо прикладывать усилия, напрягать память. Дни смазаны и мельтешат перед глазами, будто сломанный кинескоп. Первая реакция — раздражение. Первое чувство — тоска. Она снова не дома, не в их маленькой квартире на Кони-Айленд, где и сейчас тикают наручные часы Лексы на тумбочке возле входной двери. Там всегда слышен звук грохота карусели из парка аттракционов, а по ночам огни колеса обозрения отражаются на стене их спальни. От этих воспоминаний ощущение тоски перестаёт быть тянущим, становясь резким, похожим укол. Кларк поднимает голову и видит сосредоточенное лицо отца, его угрюмый взгляд направлен в газету Гардиан. Идеально выглаженная голубая рубашка, часы Longines на запястье, где виднеются небольшие запонки из белого золота. Джейк замечает движение и переводит взгляд на неё. Его глаза моментально меняются, становятся мягче, он больше не увлечён чтивом, теперь смотрит только на неё, и хватает секунды для того, чтобы они улыбнулись друг другу. — Как спалось, приятель? Вместо ответа она шумно выдыхает, этот звук больше похож на стон, и уронив голову на подушку, Кларк собирает остатки своих сил в руки. Едва проснувшись минуту назад, она почувствовала усталость, это стало привычкой, но всё ещё не перестаёт действовать удручающе. — Кофе? — Боже, что угодно, только не кофе, — бормочет она в подушку и лицо Джейка становится растерянным, какое-то время он тратит на понимание того, что его дочь работает в кофейне и, скорее всего, имеет предубеждения по этому поводу. К счастью, по затянувшейся тишине, она понимает, что её отцу неловко и, вскинув взлохмаченную от сна копну волос, Кларк успокаивает его, говоря, что с радостью позавтракает с ним. — Месяц назад Лекса договорилась со своим другом и, на одной из его презентаций, он познакомил меня с Кейси Бо. Я была у него в мастерской, пап, он потрясающий! Мы болтали, и он сказал, что может договориться о моей практике у одного из кураторов Метрополитен! Представляешь? — Кейси… кто? — морщится Джейк, стараясь выглядеть невинно. — Бо. Он портретист. Его линии потрясающие, если бы только видел, этот человек войдёт в историю, — Кларк рассказывает с таким упоением, совершенно не замечая, как мама подкладывает в её тарелку омлет. Её лицо угрюмо, после безэмоционального «доброго утра», она проронила не больше двух слов, но всё это кажется её семье таким привычным, что никто не придаёт этому особого значения. Однако, косые взгляды Эбигейл заставляют Кларк чувствовать себя некомфортно. Казалось бы, куда уж больше, но и в этом её мать как всегда лучшая. — Ты собираешься вернуться в кампус? — её тон сильно отличается от восторженного лепета дочери, и обстановка за столом резко меняется, заставляя присутствующих почувствовать холод. — Вообще-то… нет. — Где ты собираешься жить? — В своей квартире. — В той, из которой тебя выселили? — Эбигейл бросает испепеляющий взгляд в глаза своей дочери и на мгновение Кларк чувствует болезненный укол в груди. Решающий раунд. Она должна правильно разыграть свои карты. Второго шанса не будет. — Я договорилась с домовладельцем, он даст мне отсрочку и небольшую скидку до конца года. — Что взамен? Станцуешь для него? — Эбби! — встревает отец, но это едва ли может спасти положение, потому что вопрос уже в воздухе и требует ответа. — Нет. Взамен я не сдам его полиции. Он балуется наркотиками. — Счастлива знать, что тебя окружаю достойные высоковоспитанные люди. Я хотела бы услышать твои планы по посещению занятий в колледже… как ты собираешься туда добираться? Слюна во рту становится горькой, ей стягивает челюсть от неприятного вкуса лжи, которая чувствуется во рту как огромный ком дерьма, сносящий на своём пути всё то лучшее, что в ней воспитали родители. — На самом деле… Вот он. Тот момент, когда лицо Кларк становится каменным, глаза стеклянными, циничность берет верх над её нежной и утонченной натурой. Внимательный взгляд Джейка, кажется, видит резкую перемену в мимике дочери, но переход настолько молниеносный, что он терпит крах, понимая, что упустил момент. — На самом деле, Лекса возила меня на учёбу всё это время, но теперь… я думаю… я думаю, что могла бы сама сесть за руль. Её слова не сбивают с толку, повисшая тишина не предвестник бури, а только пауза, которую берёт её мама для того, чтобы принять решение, оценить риски и выбрать правильную эмоцию. — Я думаю, это хорошая идея, — отец приходит на помощь как нельзя вовремя, но вместо ожидаемой радости, Кларк чувствует нарывающую боль от того, что на её ложь повёлся именно он. Она пытается улыбнуться. Слыша молчание матери, Кларк понимает, что этот раунд за ней, но уголки губ подрагивают и единственное, что её может спасти это глоток воды. Это желчь подступает к её горлу. Ком дерьма продолжает расти. — Ты уже выбрала что-то? Есть предпочтения? — папа старается разрядить обстановку, делая свой тон приветливым и будничным. Это не помогает. Почему он с таким энтузиазмом лезет в эту ловушку? Почему так сильно желает быть обманутым? Давай же, Кларк. Ты режешь хвост по кускам, сделай последний шаг, соверши поступок, за который будешь ненавидеть себя до конца своих дней. — Я бы хотела Камаро. Бровь Джейка немного изгибается — он молчалив, но совершенно точно удивлён. Выбор машины не похож на его дочь, все за столом это понимают. Она вообще не любит машины и всю жизнь предпочитала избегать вождения. А тут… спорт кар, большая и быстрая, с претензией на экстрим. — Камаро, — повторяет отец. — Что это за машина, я хочу увидеть, — Эбби не сильна в американском автопроме, впрочем… как и во всех остальных. Кларк делает пару кликов на экране смартфона, аккуратно увеличивая на нём фото так, чтобы обрезать улыбающуюся Лексу, которая упирается бедром о крыло машины. Прищурившись, Эбигейл изучает фото несколько долгих секунд… наверное, не меньше десяти, и Кларк чувствует резкий озноб, пробежавший по телу. Мама издаёт неопределенный звук… он не выражает эмоций, не несёт какого-либо смысла… просто равнодушное хмыканье. — Не думаю, что тебе это подходит, милая. «Милая» — слово, которое на губах нормальной матери должно быть как минимум предвестником нежности и любви, но Эбигейл использует его как секиру, обрубая возможные возражения своей дочери. Она делает глоток кофе из белоснежной чашки, после чего аккуратно ставит её на блюдце с характерным звоном. Её лицо непроницаемо. — Кларк, эта машина, действительно, может быть опасной, — аккуратно говорит Джейк. «Да, папа, если бы ты знал насколько» — Я хочу эту. Напряжение между ними становится осязаемым. Настойчивость Кларк выглядит как экзотика, всегда она была лишь тенью своих родителей, беспрекословно следующей их заветам. Теперь она настаивает. Внутри себя она балансирует на грани фола. Азарта нет, только мерзкое чувство отторжения собственной сущности. — Не думала, что общение с этой маргинальной личностью настолько сильно на тебя повлияет. — Как я уже сказала, мы больше не вместе. — Но на ковре всё ещё остаются следы, — бормочет Эбби, достаточно громко. «Следы дерьма» — хочет закончить Кларк и думает, что мама права на сто два процента. — Я думала, ты будешь рада нашему разрыву, — она чувствует, что слёзы начинают сдавливать её глотку. Это от чувства страха, что она может сейчас потерять единственную возможность найти деньги на адвоката для Лексы, но они выглядят как слёзы разбитого сердца и вполне могут сыграть ей на руку. — Ты бросила комнату в кампусе, Кларк, — внезапно закипает её мать, — выбрала конуру вместо цивилизованного жилища! Связалась с женщиной в конце концов! — Мы расстались! — Слава Богу! Молчание после повышенных тонов всегда кажется громче обычного. Джейк выглядит сконфуженно, когда обе женщины напротив похожи на два раскалённых куска металла. Её отец трус, они обе это знают. Решительность и тирания — не его качества. Он любящий и весьма понимающий, никогда не был против отношений Кларк… какими бы они ни были, но встать сейчас между молотом и наковальней, для него представлялось невозможным. Принимать решения — всегда означает нести ответственность. Ответственность — ведущая часто к непониманию и неприятию, возможно, даже неприязни. Принимать решение — значит быть плохим полицейским. Джейк хотел быть хорошим, поэтому все решения принимала Эбигейл. — Теперь ты хочешь спортивную машину. — Мне нужна машина для того, чтобы ездить в колледж! — Да, Кларк, но ты не выбираешь Киа Рио или девчачий жук! Ты хочешь машину, которую я вижу, как коробку смерти. — Ты видишь! — зло передёргивает Кларк. — Всегда, мам, твоё «я вижу это так!», ты никогда не спросишь меня, как я это вижу? Как папа это видит? Для тебя имеет значение только твоё мнение, твоя точка зрения над всеми нами! — Кларк. — Я пережила чёртов разрыв с человеком, которого любила как никого и никогда, я не прошу, чтобы ты спрашивала о том, как я прохожу через это, где я живу… ты даже не спросила, есть ли у меня крыша над головой! — Хорошо, Кларк, — обрывает Эбигейл, — хорошо. «Только не перегни, Кларк, и не выгляди, блять, довольной» — Хочешь машину? Хорошо. Но вопросы ремонта и обслуживания этой машины — это твоя ответственность. «Как и всегда. Моя ответственность» — Свяжись с продавцом и дай нам его контакты, — слова Эбби отрывисты, она будто открещивается от возможного разворота темы в сторону её заметного безразличия в отношении материнских обязанностей. Слова дочери касаются красной зоны и Эбигейл убегает даже от самой крошечной мысли о том, что её не интересует, каким образом Кларк справляется со своими проблемами и есть ли у неё кров. Так же, как и мать, Кларк не хочет дальше продолжать. Сегодня лекция в колледже и, всю дорогу до станции метро, Кларк думает о том, может ли чувство ликования от успеха принести с собой горечь. Будто ты победил в конкурсе на звание «мудак года». Линкольн отвечает почти сразу. Кларк поправляет сумку, прижимая телефон плечом к уху, слыша на том конце провода звуки тяжелых металлических ударов, и несложно догадаться, что Линкольн в мастерской. Их приветствия коротки и скомканы, она слышит, что его голос так же подавлен и расстроен, как и её, но время перейти к главному и Кларк решает больше не тянуть. — Я нашла покупателей на Камаро, за сколько можно его продать при хорошем раскладе? — Эм, — он мешкает, очевидно, вопрос сбил его с толку, — его реальная цена тысяч двенадцать, но если немного приукрасить, то четырнадцать… смотря кто покупает. — Я, — обрубает она, не позволяя Линкольну продолжить. — О… что? Подожди, я не совсем понимаю. Здание университетского корпуса отбрасывает тень на газон, по которому, не стесняясь, почти что бежит Кларк, опасаясь опоздать на лекцию профессора Пирсона. Дорога заняла больше времени, чем обычно, и опустевший двор университета подтверждает её мысли. — Я уговорила родителей купить мне машину. Именно эту машину. Ты будешь выступать в качестве продавца… просто подготовь документы и, Линкольн… Назови цену в пятнадцать тысяч. — Кларк, — пытается он перечить. — Ты меня слышал. Пятнадцать тысяч и ещё — они не должны знать, кому принадлежит машина, ни при каких условиях! Вместо ответа она слышит, как он обречённо выдыхает. Линкольн тоже знает, что вариантов немного, их на самом деле нет, если быть до конца честными. Адвокат Лексы даже не попытался подать апелляцию или добиться снижения залоговой суммы, заведомо дав понять, что дело не выгорит и нет смысла барахтаться. — Ладно, я всё устрою. — Ты сможешь подготовить документы, не упоминая её имя? — Да, — недовольно отвечает он, потому что это не тот навык, которым он может гордиться, как законопослушный гражданин. — Где ты этому научился? — Кларк на секунду отступает от темы, потому что действительно поражена. — Угадай, — раздражённо бормочет Линкольн, намекая на свою напарницу. — Она же из Джерси, — говорят они синхронно, заметно повеселевшими голосами, потому что это фраза Лексы. Она всегда так говорила, когда трудности одолевали и на любой вопрос, сможет ли она справится или сделать практически невозможное, Лекса отвечала «Конечно… я же из Джерси!», будто, глупо было даже сомневаться. — Я ведь правильно понимаю, Кларк, Лекса не должна знать об этом? — Ни в коем случае, — последнее, что говорит она перед тем, как попрощаться с Линкольном. Рейвен на второй линии, но Кларк уже возле аудитории, в которую собирается просочиться с минимальным количеством презрительного взгляда профессора на себе, поэтому она сбрасывает, обещая себе не забыть ей перезвонить по дороге на Кони-Айленд. В конце концов, пора разобраться с Максом насчет квартиры. Рейвен совершает ещё два безуспешных звонка, после чего коротким смс просит Кларк приехать в Атлантик. И это странно, потому что сегодня не их смена и последнее место, куда сегодня хотела отправиться Кларк — это Бордуолк. Эти несколько дней вышли слишком шумными, ей хочется побыть в тишине, привести свои мысли в порядок и это не то место, где будет легко отыскать покой. — Вы опоздали, — раздаётся строгий, с оттенком явного презрения, голос профессора. Пирсон был крутым специалистом, что было хорошо ему известно, но всё же это не давало ему права вести себя как заносчивая задница. — Без двух минут, — Кларк замирает, делая едва ли пару шагов вглубь аудитории. — Вы дерзите, — выплевывает профессор, — я в аудитории, значит, лекция уже началась. — Сэр, я… расписание ваших лекций висит на сайте факультета, и там написа... — Я знаю, что там написано!... Ваша фамилия! — Гриффин, сэр, — отвечает Кларк с вызовом. — Мисс Гриффин, покиньте аудиторию, вы опоздали. Сверля профессора напряжённым взглядом, Кларк слышит приглушённый гул своих однокурсников. Она знает, что большинство из них солидарно с ней относительно того, каким мудаком может быть Уильям Пирсон, но он лучший полевой археолог всех времен и народов. Иметь возможность слушать его курс лекций — это большая удача, поэтому никто не решается вступиться за Кларк, которая, очевидно, в данную минуту лишалась права их посещать. На секунду она чувствует стыд и вину — два дежурных чувства, с которыми она не расстаётся уже около двадцати лет. Какое бы дерьмо не происходило, ей всегда с успехом удавалось найти корень зла именно в себе, а не в причудливо выстроенных обстоятельствах и профессорах с комплексом Бога. Громкий хлопок двери за спиной, наконец, приводит Кларк в чувства. Это она так громко захлопнула аудиторию? Звук был похож на то, что кто-то толкнул дверь с недюжинной силой, прикладывая нечеловеческое количество гнева. Но рядом никого нет, она стоит одна посреди широкого коридора с огромными окнами. С каких пор она не держит себя в руках и дерзит преподавателям? Мама, конечно бы сказала, что это влияние «маргинальной личности» и, справедливости ради, нужно заметить, что была бы права. Лекса всегда учила её не давать себя в обиду, говорить то, что думаешь, и иметь смелость спорить, если чувствуешь свою правоту. Наконец-то её слова по-настоящему вошли в жизнь Кларк как некая догма, которой она и сама не была рада. Похоже, она слишком устала быть со всеми милой и приветливой, чёртовым людям пора понять, что у каждого есть душа и сердце. Вопрос квартиры всё ещё остаётся актуальным. Как минимум, внутри находятся их с Лексой вещи и если Макс решит воевать по-взрослому… что ж, она к этому готова. Пропущенные от Рейвен напоминают о себе красной стрелкой на экране смартфона. Кларк игнорирует их, усаживаясь на сиденье автобуса, который доставит её на центральную автостанцию Куинса. Есть полчаса побыть в тишине, Господи, ей так это нужно… если бы кто-нибудь мог только видеть, как мысли, словно пчёлы роятся в её голове хаотичными маршрутами! Перемешанные в плейлисте треки мелькают названиями на дисплее смартфона, сменяя друг друга едва ли начиная звучать. Кларк пролистывает их почти лихорадочно: одни слишком весёлые, другие наполнены воспоминаниями, которые способны разорвать её сердце в клочья. Как причудливо устроена память… лишь пара аккордов в наушниках способна сузить её мир до точки невозврата, когда их с Лексой ладони сплетались на капоте бежевого хэчбэка в её мастерской. Кларк всё ещё помнит тёплое дыхание на своей шее и то, как глотку обжигало от недостатка воздуха, заставляя её дышать всё чаще и чаще. Тягучий голос Джесси Разерфорда из шипящего радиоприёмника остаётся в памяти Кларк строчками, которые в последствии будут иметь единственную ассоциацию. Этот трек живёт в её телефоне уже восемь месяцев, вызывая самые нежные воспоминания, но даже он не спасает от серой меланхолии в глазах. Кажется, всё катится в бездну. Едва войдя в здание, Кларк слышит высокий, с оттенком истерики голос Макса. Парень никогда не отличался брутальностью и, по мнению Лексы, был фриком, который ни разу в жизни не прикасался к женщине. Всё общение с реальным миром ему заменила травка и клиническая зависимость от видеоигр. Жилой комплекс достался ему от деда и, когда мама в очередной раз выскочила замуж за новую любовь всей своей жизни, Макс в возрасте семнадцати лет остался на попечение самого себя. Поверхностное внимание близких сыграло в его судьбе решающую роль. Он не поступил в колледж, стал затворником, и только сердобольная Лаура из семьи итальянских эмигрантов изредка посещала его квартиру, чтобы разобраться с мусором, который мог стать причиной нежеланных гостей. Кларк медленно поднималась по лестнице, пытаясь разобрать голоса, которые убеждали Макса в том, что, судя по степени возмущения, явно его не устраивало. Разговор проходил в коридоре и, остановившись на лестничном пролёте, Кларк явно слышала, как к нему обращаются «сэр». Двое мужчин вынуждали его открыть какую-то из квартир, очевидно, не имея при этом каких-то специальных документов. В их перепалке она слышит номер своих апартаментов и в ту же секунду чувствует, как её ладони лихорадочно затрясло. Чёрт. Речь идёт об их с Лексой квартире… но, если это полицейские, то почему Макс не впускает их? У них нет ордера и это очередная подлая уловка копов? В одном из голосов, Кларк узнаёт следователя по делу Лексы. Мистер Мендес, с вечно завязанным набок галстуком и в несвежей на вид рубашке, грубо запугивает Макса уголовной ответственностью за сокрытие улик и противодействие следствию и это начинает работать, Кларк слышит нелепое молчание Макса, и это хорошо знакомый ей знак о том, что он сдастся через три, два… — О, чёрт, — поднявшись на свой этаж, Кларк роняет ключи прямо перед собой, привлекая внимание Мендеса и его помощника. Она поднимает связку и непринуждённо следует к своей двери под сконфуженное молчание троих мужчин. — Хэй, Макс, — легко бросает она в его сторону и начинает сосредоточенно копаться в сумке. Мендес всё ещё пристально смотрит на неё, пытаясь вспомнить, почему её лицо кажется знакомым. — Кларк! — пищит он, будто взывая к её поддержке. — Эм… здесь люди из полиции… и они хотят... — Добрый день, мисс Гриффин, — Мендес делает шаг ей навстречу, и его загорелое лицо в миг становится хищным. Помощник неотступно следует за ним до самой двери квартиры Кларк, Макс остаётся стоять на месте, наблюдая издалека. Конечно, Мендес узнал её… красивая блондинка на каблуках, раннее утро, полицейский участок. Кто угодно бы запомнил. Кларк не выглядит напуганной, она надевает маску безразличия и абсолютного бесстрашия, будто рыцарь опускает забрало перед схваткой. — Мистер Мендес, — холодно здоровается она, всё ещё перебирая в руках ключи, будто подбирая нужный. — Мисс Гриффин, мы бы хотели осмотреть квартиру, в которой проживала мисс Вудс. — Как я могу вам в этом помочь? — У них нет ордера, Кларк, — пищит Макс из дверного проёма своей квартиры и… Господи, она не станет врать, что это лучшее, что она могла бы сейчас услышать. Мендес заметно морщится, его губы кривятся, будто сцеживая слюну, он бросает раздраженный взгляд в сторону Макса и через секунду возвращает маску мнимого добродушия. Его помощник, словно невзначай отводит край своего пиджака, демонстрируя пистолет, торчащий из кобуры. Ей становится смешно от того, что этот парень явно пересмотрел «неприкасаемых». — Мисс Вудс под следствием и, как уполномоченный орган, я обязан… — Мистер Мендес, — Кларк делает шаг ему навстречу, будто бросая вызов. Из них двоих только ей известно, что ни один ключ в её связке не откроет эту дверь, потому что Макс сменил замок, — мисс Вудс давно не проживает по этому адресу. Чтобы в этом убедиться, вы можете запросить договор аренды у мистера Беннета, — кивает она в сторону Макса, от чего его плечи заметно поджимаются, — и увидеть там моё имя и подпись в графе «оплата» в течении полугода. Мы с Лексой состояли в отношениях, но она никогда здесь не жила. Борьба их взглядов продолжается не больше пяти секунд, но невольные зрители этой схватки боятся даже шевельнуть бровью. Мендес прекрасно понимает, что Кларк блефует, но в отсутствие ордера на обыск она разыгрывает свою партию как нельзя лучше, и ему остаётся только недовольно поджать губы. Кривая улыбка, предназначенная Кларк, даёт понять, что чёрта с два Мендес принимает это, как поражение. Игра только началась и теперь он точно знает слабое место Лексы. — Не смею вас больше задерживать, — бормочет он, направляясь к лестнице. Помощник семенит за ним мелкими шагами и это кажется несуразным, потому что он минимум на голову выше своего боса. Кларк выдыхает, только когда дверь парадной неприятно скрипит этажом ниже. Её плечи медленно расслабляются и к горлу накатывает тошнота, с которой едва можно справиться. К счастью, от назревающей истерики её отвлекает Макс. — Чёрт, — тянет он, — ты сделала этого легавого! Она переводит заторможенный взгляд на его в миг повеселевшее лицо, не понимая, почему кто-то может так радоваться тому, что ей пришлось нагло лгать копам. — Почему ты не открыл им? — вопрос звучит в лоб, потому что Кларк знает… отказ Макса открыть дверь их квартиры, не может иметь ничего общего с благородными побуждениями. Для таких, как он, нет своих или чужих, Кларк уверена в гнусности Макса и берет его клещами за рёбра. — Я... эм, — чешет он затылок.«Рейвен»: "Двигай в Атл. СЕЙЧАС ЖЕ!"
Кларк прячет телефон в сумку, снова поднимая на лицо Беннета испытывающий взгляд. — У меня нет на это времени, Макс, если тебе проще общаться об этом с Лексой, то пожалуйста. Прозвучавшее в воздухе имя имеет мгновенный эффект. Его глаза округляются и Макс протестующе машет ладонями. Отлично. Значит Мендес не сказал ему, что Лекса арестована и этим всё ещё можно пользоваться, как в былые времена. — Я кое-что спрятал у вас… немного. — Да ты блять серьёзно? Подкладываешь постояльцам наркоту? Ты вообще представляешь, что произошло, если бы они вошли в квартиру? — Чёрт, моя мама нагрянула ко мне, как снег на голову! Мне некуда было убрать товар, я и так спалился! — О, Господи, — выдыхает Кларк, потирая ладонью лоб. Чем только этот парень думает… насколько дерьмовый поворот могло бы иметь дело, если бы в их квартире нашли наркотики, — за это спишешь мне задолженность за два месяца. — Что? Кларк! Ты в своём уме? — О… я уверена, джентельмены ушли не так далеко, и я могу их ещё догнать. Твоя мама будет счастлива, когда сюда нагрянет отдел по борьбе с наркотиками. Давай же парень, мы оба знаем, что у тебя нет яиц, к чему этот блеф? Его веселье сменяется угрюмым раздражением за долю секунды, губы складываются в тонкую линию, ладони семенят по одежде в поиске воображаемых карманов. Макс надеется на её милосердие, потому что Кларк не создаёт впечатление бессердечной суки, но в какой-то момент она наклоняет голову в бок, делая взгляд более требовательным. — Ладно, — обреченно выдыхает он, — но ты ведь помнишь, что ваш долг больше, чем за два месяца? — Да,я помню, — она протягивает к нему ладонь, — я заплачу тебе в ближайшие несколько дней. Непонимающий взгляд Макса неотрывно следит за её рукой, он продолжает пялиться, даже когда она сгибает пальцы в призывном жесте. — Ключи, Макс. — Оу, — только сейчас до него доходит, что она блефовала копам, — ключи… да. Ключи. Как только дверь квартиры закрывается за её спиной, Кларк позволяет себе закрыть глаза и расслабленно вдохнуть. Запах её жилища, потрепанная временем мебель, зеркало в прихожей, джинсовая куртка Лексы… на какой-то момент настоящее уступает воспоминаниям и ей кажется, что она не была здесь целую вечность. Эти стены еще помнят их последнее утро вместе, их нежность, шепот их губ. В гостиной царит беспорядок, Кларк медленно поднимает разбросанные по полу вещи, всё ещё не пытаясь справится с нахлынувшими флэшбэками. Телефон снова звонит. Это Рейвен обрывает линию, скорее всего что-то действительно важное, но чёрт возьми, как тяжело возвращаться в реальный мир, когда родные стены настойчиво внушают покой. — Чёрт тебя дери, Гриффин! — Рейвен не дожидается приветствия и недовольно шипит в трубку. — Эм... что-то случилось? — Угадай, кто пришел проверить, уволил ли тебя шеф! — О, Господи, — устало выдыхает Кларк. — Нет, не он. Не знаю, что происходит подруга, но Честер едет сюда и лучше бы тебе тоже приехать, чтобы успеть разрулить дело в свою пользу. — Фил? — Да. Сидит с очень недовольным лицом, сказал, что готовит иск. — Что? — она вспыхивает. Это несусветная глупость. На камерах видно, что Фил сам опрокинул кофе. — Я скажу, что всё видела, Кларк. Я на твоей стороне… но лучше бы тебе поторопиться. — Дерьмо, — шипит она уже после того, как сбрасывает. Глупый мальчишка решил поиграть в серьёзного парня в ущерб её репутации. Как будто ей и без того не хватает дерьма в жизни. Возможно, Рейвен была права и стоило рассказать об этом Лексе ещё в самом начале? Планы принять душ и привести квартиру в порядок катятся в бездну. Кларк выбегает, размашисто хлопая дверью. Если только Честер решит пойти на поводу у Фила, это будет означать потерю её рабочего места с еженедельным доходом в несколько сотен баксов и явные проблемы с сильными мира сего. Шеф едет в кафе, а значит дело принимает серьёзный оборот. От этих мыслей Кларк мечтает, чтобы путь от дома до Атлантика занял больше времени, чем обычно, но её квартира всего в паре кварталов от кофейни, а это значит, что у неё есть не больше двадцати минут, чтобы успеть подготовиться к разговору.***
Прежде чем её рука опускается на ручку двери Атлантика, Кларк слышит оглушительный звон стекла. Много стекла. Войдя внутрь, её глазам предстаёт полностью разгромленное кафе, стулья валяются на полу, осколки хрустят под её ботинками от каждого шага. В эту секунду две мужские фигуры врезаются в барную стойку, неистово вцепившись друг в друга. Их лица искажены злостью, но в них несложно рассмотреть Честера и Фила. Хаотичные царапины и кровоподтеки, мелкие осколки, зацепившиеся за одежду, озлобленное бормотание обоих мужчин. Чес выше и старше Фила, его движения уверенные и кажется тщательно спланированные. Он умело валит соперника на спину, обрушивая увесистые удары на его лицо. Прежде чем Кларк успевает вцепится в предплечье Честера, Фил перестаёт сопротивляться. Его голова безвольно валится на бок, густая смесь окрашенной в кровь слюны свисает тонкой линией с его губ. — О чёрт! — Кларк отпускает руку Честера, мгновенно прижимаясь ухом к груди Фила. — Щенок просто хороший актёр, — Чес грубо хлопает его ладонью по лицу и будто по мановению чуда, Фил недовольно морщится, пытаясь избежать ударов. — Слезь с меня, чёртов засранец. Расцарапанным в кровь кулаком, Честер вытирает льющуюся из рассеченной брови кровь. Его черный гольф изрядно потрепан, воротник растянут, весь его вид говорит о произошедшем. Это непривычно — видеть его таким: тонкая морщина меж бровей, кулаки местами изранены, он всё ещё тяжело дышит, смахивая с одежды мелкие крупицы стекла. И если Чес всё ещё умудряется сохранить достоинство, даже в такой нетипичной ситуации, то Фил тут же нелепо бросается в перепалку, надеясь на присутствие Кларк. Пытаясь подняться, он скользит по испещрённому осколками полу и стонет, когда стекло врезается в его ладони. Кларк инстинктивно подаётся ему на помощь, боковым зрением замечая брезгливый взгляд своего босса. Она не успевает рассмотреть, кому он адресован, Честер опускается под барную стойку, через секунду выныривая оттуда с бутылкой бренди. — Я засужу тебя, даже не сомневайся, ублюдок! Я так этого не оставлю! — Фил давится ядом, кровь блестит на его губах, скапливаясь в уголке рта. — Что происходит? — Кларк думает, что самое время внести какую-то ясность, но мужчины не реагируют на её вопрос. Честер коротко ухмыляется, отпивая из чудом уцелевшего стакана, Фил пытается просеять свои волосы от битого стекла. — Думаешь, сможешь откупиться от этого дерьма? Думаешь, сверкаешь для неё доспехами, рискуя своей репутацией? Она всё равно не даст тебе, парень! Эта шлюха не спит с мужчинами! Всё, что успевает увидеть Кларк — это взмах руки Честера. Бренди разливается из стакана, когда он с недюжинным усилием бросает его в сторону Фила. Всё происходит так быстро, что она не успевает отступить в сторону или заслониться рукой, но к счастью, стакан пролетает мимо их с Филом голов, разбиваясь о кирпичную колонну позади. — Чертов псих! — успевает выкрикнуть Фил, прежде чем увидеть, как Честер перепрыгивает через барную стойку. Очевидно, драка имеет шансы получить продолжение, но через пару секунд дверь подсобки с грохотом открывается и в зале появляется Рейвен, триумфально неся перед собой огнетушитель. Она бежит на место предполагаемой драки, надеясь успеть предотвратить её развитие, но на половине пути её останавливает Кларк. Это похоже на сумасшествие, четверо взрослых людей уничтожают интерьер заведения, под заинтересованные взгляды случайных зевак с улицы. — Хватит, — выкрикивает Кларк, успевая предотвратить удар стулом. Фил замирает, удерживая его в нескольких дюймах от спины Честера. Три пары глаз направлены прямо на неё, шумное дыхание мужчин, пожалуй, единственный звук, наполняющий кафе. Напряжённая обстановка рассеивается, как только слышится звук затвора фотоаппарата. Только этого не хватало. Кларк кивает Рейвен, указывая в сторону «зрителей» снаружи кафе. «Снаружи» не совсем правильное слово, когда стеклянные витражи Атлантика рассыпаны мелкой крошкой по деревянному настилу Бордуолка. Рейвен на ходу всучивает огнетушитель в руки Кларк, бросаясь в сторону предполагаемого папарацци. Их шеф не слишком публичная персона, но такой снимок может нанести непоправимый ущерб его репутации в мире бизнеса. Кажется, Честеру нет до этого никакого дела и его можно понять. Неизвестно сколько времени они с Филом разносили Атлантик, доказывая друг другу правоту своим первобытным способом. Из коротких реплик, брошенных в момент драки, несложно догадаться, что причиной их ссоры была Кларк. Едва только мужчины пытаются приблизиться друг к другу, как она вскидывает огнетушитель в руках, привлекая внимание обоих. — Неа, — и Кларк не станет врать, если скажет, что сделает это, её взгляд решителен, он убеждает их отступить. Вместо ударов, они обмениваются взглядами. Они говорят друг с другом без слов. Фил сплевывает на пол кровь, после этого пытаясь нащупать языком сломанный зуб. Он морщится, понимая, что их может быть несколько. — Фил, пожалуйста, уходи. Он ухмыляется её просьбе, чувствуя себя псом, которого гонят грязной метлой. Он думает, что она предпочла более богатого и успешного, заставляя себя поверить, что причина только в этом. На самом деле, она просто пытается свести конфликт на ноль. — Мы ещё не закончили, — шаркающими шагами, он уходит в сторону двери, не оборачиваясь, покидает Атлантик под заинтересованные взгляды зевак. — Так всё, народ, шоу окончено! — Кларк машет руками, призывая прохожих идти своей дорогой. — Я сказала всё! — повторяет она для особо настойчивых. Чрезмерный эмоциональный всплеск приводит к тому, что теперь Честер выглядит заторможенным. Кларк уводит его в подсобку, мягко удерживая за руку, потому что одно лишнее движение может спровоцировать обратную реакцию. Сидя на стуле, он ждет, когда Кларк достанет из аптечки нужные ему медикаменты. Взглядом он скользит по её спине и что-то вспыхивает в его глазах, что-то дикое, но едва уловимое. — Что между вами произошло? — её голос хриплый, когда Кларк пытается говорить тихо. Она берет его лицо за подбородок, поворачивая к свету так, чтобы рассечение на брови было хорошо видно. — Придётся зашивать? Её немного раздражает то, что он уходит от темы и опускает недовольный взгляд в его глаза. Только один из них думает, что это самое минимальное расстояние, на котором находились их лица. — Лучше, если ты обратишься в больницу, — бормоча будничным тоном, она промывает царапины на его лице. В какой-то момент, Кларк чувствует, как ладони Честера мягко ложатся на обратную сторону её колен. Она не может быстро интерпретировать это… на самом деле, только сейчас понимая, в каком положении они находятся по отношению друг к другу, Кларк надеется, что Честер просто пытается удержаться за неё, чтобы не свалиться со стула. Её рука с ватным тампоном замирает над его лицом так же, как и её взгляд останавливается где-то на стене позади него. Ладони скользят выше и характер этого жеста становится более чем понятным, когда Чес едва заметно сжимает свои пальцы вокруг её бёдер. Когда он начинает говорить, Кларк слышит, как сильно сел его голос: — Почему ты не сказала мне? — Чес, — её тон совершенно другой. Он холодный и в нём сквозит раздражение, она ощущает, как хватка на её бёдрах становится крепче. — Почему не сказала, что он пристаёт? Что облил тебя кипятком, Кларк? — Честер, — она мягко упирается ладонями в его грудь, надеясь не спровоцировать этим более яркую жажду. Мужчины склонны принимать отказ за согласие. Она помнит об этом. Чем дальше она отстраняется, тем сильнее он притягивает её к себе. Кларк ощущает, как край стула больно упирается в её колени, инстинктивно она опускает взгляд на них и в этот момент их глаза невольно встречаются. Честер ошибочно толкует это, как знак с её стороны и подаётся навстречу. Они борются за каждый сантиметр, но для каждого это совершенно разная битва. — Если понадобится, я убью за тебя, я убью его, Кларк. Ладони притягивают сильнее. Он льнёт к ней, в эйфории не замечая, как она бьется словно птица, пойманная в ловушку. Его разум затуманен, он опьянён, дыхание сдавленно. Накрыв ладонью затылок Кларк, он прижимает её губы к своим, шумно вдыхая от переизбытка чувств. —Чтоб я сдохла, — стоя в дверном проёме, Рейвен роняет один из немногих уцелевших бокалов Атлантика.