Меня теперь не обижают

      — Ты покажешь мне то, над чем трудился вчера ночью? — спросил Уман, решившись снова навестить своего нового сотрудника. Он зашёл в мастерскую с чашкой кофе и сел на стул, который стоял рядом с Бортником. — Э-эй, Егор Михалыч? Приём!       — Я ещё не закончил, — пробормотал голубоглазый полностью погружённый в работу. — Будет готов хотя бы примерный чертёж и я… — он снова ушёл в дела, даже не договорив фразу. Шура бы мог оценить такую самоотдачу работе, но, казалось, что мужчина готов работать круглосуточно, на износ и совершенно не собирается себя хотя бы немного пожалеть. Да, в Малом круге это обычное дело, тем более для нэпманов, но если там это необходимость, то тут, это уже дурость.       Кареглазый взглянул на открытую часть чертежа, над которым сейчас так чах его сотрудник и понял, ровным счётом, — ничего. Теперь встал вопрос, кто из них глупец, а кто гений? Лёва виртуозно редактировал, удалял, добавлял, в то время, как Уман пытался изучить одну деталь, тот уже открывал следующую. Казалось, у голубоглазого всё хорошо, ведь он же понимает, что делает, и что хочет, но это было не так. Он запутался, а внутри него возрастала тревога, из-за страха, что Егор не сможет справиться с одним единственным заданием, которое дал ему работодатель. У Бортника начинали пересыхать глаза, потому что они уже просто прожигали ледяным пламенем этот чертёж к чёртовой матери, руки слегка тряслись, но он настойчиво продолжал нажимать на проекции. Уман, как завороженный, смотрел на всю эту картину и не мог отвести взгляда. Неужели мужчина так и не остановится? Или паника всё же когда-нибудь завладеет им достаточно сильно, чтобы он просто забросил работу? В любом случае, Шура не хотел узнавать ответы на эти вопросы, и доводить мужчину до срыва.       Кареглазый поставил кофе на рядом стоящую тумбочку и встал со стула, подойдя к работнику. Уман аккуратно взял Лёву за руку и отвёл её в сторону от проекции, не позволяя продолжать работать.       — Может, мне не стоило давать тебе такое задание? — Бортник вздрогнул от прикосновений и вопроса работодателя. Он наконец-таки отвлёкся. — Ты слишком много трудишься, Лёва, а особых трудов это не приносит. Знаешь почему? — голубоглазый отрицательно покачал головой, испугано смотря на мужчину. — Потому что ты совершенно не отдыхаешь. А толку мне от сотрудников, которые как овощи, ничего не соображают?       — Прости, — сказал Егор, сделав глубокий вдох и выдох и повернувшись спиной к чертежу.       — Ничего. — ответил длинноволосый, в очередной раз словив на себе взгляд голубых глаз, который Лёва старался кидать украдкой. Уман, до сих пор держащий мужчину за руку, подошёл неожиданно близко. Бортник почувствовал, как соприкасаются их тела и постарался отпрянуть, но сзади стоял стол. Шура поставил руки по бокам от Егора, пути к отступлению перекрыты. Поэтому он просто начал смотреть в сторону, не в силах делать ещё что-либо. — Если хочешь, можешь ударить меня, чтобы я отошёл. — и мужчина действительно мог это сделать, но не стал, и не потому что Шура здесь главный. — Посмотри на меня. — попросил почти шёпотом кареглазый, рукой приподнимая за подбородок лицо младшего. Лёва медленно перевёл взгляд и его зрачки моментально расширились, он рвано выдохнул. Уман улыбнулся уголками тонких губ, — Прости, что испугал тебя, просто стало интересно… неважно… — приятный баритон успокаивал. Уман вновь растрепал волосы мужчине и, отпрянув от него. Он собирался уходить, но, стоя в дверном проёме, добавил: — Чёрт возьми, Лёва, езжай сегодня домой пораньше и отдохни наконец!       Бортник потёр лоб ладонью, у него слегка закружилась голова. Господи! Неужели Шура действительно стоял так близко? Подтверждением этого момента было то, что Егор всё ещё продолжал чувствовать тепло чужого тела, которое ненадолго сохранилось в его одежде. Голубоглазый всё чаще стал ловить себя на мысли, что в Большом круге ему нравятся вещи, которые его пугают. Например, поездки на мотоцикле и фильмы ужасов, которые он смотрел дома. Или, например, Уман, в отношении которого он начинал таять.       Время летело как песок сквозь пальцы и уже наступал вечер. Лёва так и не выполнил указ старшего, уйти пораньше, потому что в его планы это не входило. Зато, он надумал остаться в мастерской с ночевкой, чтобы как можно дольше поработать над чертежом. И тем не менее, когда Уман зашёл вновь, чтобы забрать кружку, которую забыл на тумбочке, увидел спящего на диване мужчину. Укрыв его своей шубой, за которой кареглазый специально сходил к себе в кабинет, он сел перед ним на корточки и убрал локон волос с лица. Ближе к вечеру в мастерских обычно становилось достаточно прохладно, а Шура не хотел, чтобы Бортник снова начинал чувствовать это. Мужчина провёл тыльной стороной ладони по бледной, но тёплой щеке, прикоснулся тонкими губами к чужому лбу.       Уман вернулся в мастерскую около полуночи. И как же всё-таки часто он стал туда наведываться, но ничего не может с собой поделать. Ему хочется приходить вновь и вновь (а лучше и не уходить вообще), видеть, как работает Бортник (а лучше просто сидеть с ним рядом и ничего не делать), слышать его красивый голос, смотреть в холодные голубые глаза и чувствовать тепло внутри. Зайдя в мастерскую, Шура застал почти неизменную картину, Лёва трудился над чертежом. Но в этот раз он обернулся, когда мужчина зашёл и, улыбнувшись, сказал:       — Ты хотел посмотреть, что получается? — кареглазому не надо было второго приглашения и он с удовольствием присоединился рассматривать детали будущего оружия. Бортник улыбался, то и дело смотрел на работодателя, Уман это заметил и вопросительно посмотрел на мужчину. — Знаешь, что? Здесь нет пружины выбрасывателя. — длинноволосый оценил это замечание и не удержал смешок. — Можно будет сделать его на солнечных батареях или ещё на чём-нибудь. На топливе может?       — Посмотрим, что же будет дальше, это ведь всё равно ещё не готовый чертёж?       — Нет, конечно. Думаю сегодня ночью закончу…       — Не, Лёва, — Уман перебил младшего, — нихуя. Я сейчас же увезу тебя домой и ты будешь отдыхать. Ты меня понял?       Егор хотел было заспорить, но не стал, зато не сопротивляясь, сел на мотоцикл Умана. Ему нравилось ехать на большой скорости по ночному опустевшему городу и прижиматься к крепкой спине мужчины. А Шуре нравилось, как бледные руки обвивали его талию, поэтому сегодня он выбрал путь длинее прошлого. Когда они прибыли к конечной точке, кареглазый притянул к себе младшего и обнял на прощание. Было заметно, как он до сих пор дичился всего этого, пугался, но в эти моменты казался таким милым.