Меня теперь не обижают

      Бортник был рад вернуться к работе после столь долгого отпуска, даже несмотря на то, что «боевое» ранение продолжало побаливать. Шура показал чертёж энергетического оружия, который завершил за мужчину, и голубоглазый отметил, что тот претерпел не так уж много изменений. Теперь кареглазый большую часть времени проводил с Егором, изредка отлучаясь по важным делам, вместе они начали разрабатывать новый проект. Как оказалось, Лёву втянули в один космический проект, как главного, и единственного, разработчика энергетического оружия, так подходящего для исследования других планет. Да уж, Уман постарался, прибавив ему ещё ответственности за то, что он делает.       Нэпман начал стрелять сигареты у длинноволосого, поэтому в минуты отдыха они оба курили, стоя на улице или в специально отведённом для этого месте, обсуждая разные темы. Шура, в течении всей недели, каждый вечер на своём мотоцикле отвозил голубоглазого к его дому, потом они подолгу стояли на пустой улице и обнимались. Редкий прохожий всё равно не обращал на них никакого внимания. Иногда кареглазый заходил в дом, ужинал со всей большой семьёй Лёвы. Он им однозначно нравился, и даже когда Умана не было рядом, о нём говорили всё только самое хорошее. Мужская часть относились к нему с уважением, а дамы были не прочь даже пофлиртовать с ним, правда, безуспешно.       Во время очередного перекура, Шуре позвонили. На том конце линии был явно какой-то неприятный человек, потому что мужчина скривился, увидев высветившийся на экране телефона номер. Он оставил Бортника одного докуривать и удалился куда-то. Закончив, Лёва пошёл к своей мастерской и вернулся к чертежу, но из мыслей всё не выходило выражение лица старшего. Что-то неладное, что-то плохое надвигается.       Егор заканчивал работать сегодня раньше и надеялся, что они с Уманом куда-нибудь съездят, но, видимо, не получится. Мужчина выключил оборудование и, закрыв мастерскую, собирался пойти на улицу, но остановился. «Может, стоит зайти к нему?» — подумал он, стоя в широком коридоре, мимо него проходили другие сотрудники, с некоторыми из них голубоглазый, коим-то образом, успел познакомиться. Он просто смотрел в сторону кабинета старшего. В любом случае, можно просто сходить и узнать у его секретарши, не занят ли её начальник. Через несколько минут, Лёва уже ожидал, пока эта дама, соизволит снизойти до него — простого смертного, недостойного её внимания. Он по многим причинам сам никогда не приходил к Уману в кабинет и его секретарша входила в данный список «почему».       — У Александра Николаевича никого нет. По крайней мере, мне не поступало приказов не пускать к нему.       Бортник прошёл по коридору к кабинету и застыл. Дверь оказалась приоткрытой, мужчина был у себя, но точно не один.       — … Шура, но так нельзя! — Егор не хотел подслушивать разговор, однако, напрягся, услышав, что кто-то ещё называет так его Умана.       — Твоего мнения, я не спрашивал, Варвара, и мне на него абсолютно наплевать. — кареглазый говорил с девушкой на довольно повышенном тоне. — Что нельзя, а что можно — я привык за себя решать!       Наступила резкая тишина, Бортник чуть больше приоткрыл дверь и увидел то, чего бы видеть не хотел. Эти двое стояли посередине кабинета и целовались, Шура не сопротивлялся. Внутри голубоглазого разбушевалась настоящая пурга, всё похолодело, защемило, кажется, и земля под ногами стала какой-то нетвёрдой, вязкой, как болото. Переборов себя, мужчина развернулся и ушёл.       С чего бы такая расстроенность, Егор Михалыч? Разве Уман что-то ему должен или обязан? Или у них какие-то… романтические отношения? Они встречаются и только что произошла измена? Нет. Шура — свободный мужчина, почему бы ему не начать встречаться с этой Варварой. И всё же Бортник чувствовал себя просто отвратительно, от чего-то ему казалось, что его предали. Обидно? Да, но Егор шёл к выходу из здания, с видом совершенно отрешённым, не показывая своих чувств. Он доехал на такси до дома и закрылся у себя в комнате. Усевшись на пол, мужчина только сейчас понял, что по его щекам стекают горячие слёзы. Странно, ведь внутри у него всё похолодело.       Телефон сначала зазвонил, потом завибрировал, сообщая о новых уведомлениях. Негнущимися пальцами голубоглазый взял гаджет в руки и прочитал сообщения, капая слезами на экран:             Котёнок, ты уже дома?             Я пытался позвонить тебе             Возьми телефон             Лёва, всё в порядке? Я начинаю волноваться       Нет, блять, ничего не в порядке. Сидеть на полу и плакать из-за измены, которой даже таковой-то по сути и не было, это не нормально. Пришло новое сообщение:             Я сегодня занят, но если я узнаю, что ты опять совершил что-то опасно-глупое, тебе несдобровать, Егор Михайлович!!!             Ладно, проведи остаток дня с пользой, котёнок       Чёртов, блять, Уман, с его чёртовыми, блять, сообщениями.       Бортник как всегда погрузился в работу с головой так, что даже и не заметил только что пришедшего мужчину. Наблюдать за ним в такие моменты, так интересно, и несмотря на то, что Уман и так уже успел запомнить все морщинки, родинки на лице младшего, он не уставал продолжать изучать его. Длинноволосый подошёл к нему со спины и обнял, прижавшись к тёплому, уже такому родному, телу. Егор вздрогнул и убрал чужие руки от себя.       — Что случилось, котёнок? — удивился такой холодности Шура, обычно всё было не так.       — А-александр Николаевич, я… я думаю, что не надо так делать… так будет лучше для тебя… — Бортник бормотал, не в силах сказать что-то более связное, он и так кое-как сдерживал подступившие слёзы. — У тебя… Вас своя личная жизнь, мне в ней нет места…       — Что за бред ты несёшь, Лёва?! — воскликнул мужчина, совершенно не понимая, что происходит с его Лёвчиком. Вчера эта стерва — Варвара — вновь пришла к нему, пытаясь вернуть отношения, которые сама и разрушила; сегодня с младшим происходило что-то странное.       — У тебя есть девушка, Шура! — Бортник не сдержался, и пара крупных капель упали на стол, — Я видел вчера, как вы целовались… — Егор не хотел упоминать, что нечаянно стал свидетелем данного действия, но уже как-то всё равно, что о нём подумают, — Нахуя тебе я? Не мучай меня, я уже столько натерпелся…       Уман молчал, смотря на спину мужчины перед ним, четно пытавшегося утереть слёзы. Развернув его к себе резким движением, он обнял его, несмотря на все попытки сопротивления.       — Егор Михалыч, ты, блять… ты… идиот. — кинул он, зарываясь носом в густые волосы голубоглазого. — Ты идиот, но только мой. Мой и ничей больше. Как ты вообще додумался до такого? Я тобой поражаюсь… — Шура взял лицо Бортника в свои руки и, притянув, поцеловал. Нежно, аккуратно и так тепло, что Лёва тут же растаял, обмяк в руках мужчины. Нехотя разорвав поцелуй, кареглазый посмотрел в милое заплаканное лицо, покрасневшие от слёз, красивые голубые глаза. — В этот момент, в этой жизни, в этой, блять, вселенной, мне кроме тебя никто не нужен. Я люблю тебя. — сказал Уман, утягивая мужчину в новый поцелуй. Он спустил свои руки на бёдра младшего, Егор вцепился в воротник чужой рубашки, не желая, чтобы этот момент заканчивался.       Не разрывая объятий, голубоглазый стал шептать, касаясь кончиком носа тёплой щеки старшего:       — Я тоже. Я тоже люблю тебя, Шура. — Лёве буквально сносило крышу от нахлынувших новых чувств, такого он ещё никогда не испытывал. — Шура… Шура, пообещай, что будешь со мной, только со мной, никогда не предашь…       — Обещаю, мой котёнок. — улыбнулся кареглазый, какой же всё-таки ласковый и нежный нэпман ему достался. Просто невероятный. — Ты так прекрасен, моя любовь…