Часть твоего мира

      Утро оказалось смешанным. С одной стороны, люди Пингвина посодействовали тому, чтоб полиция Готэма успела перехватить Айви Пеппер, которая стремилась добраться до своего токсина, который прятал Люциус Фокс. В связи с этим, Джим был в полном подчинении у Освальда из-за выполненной с его стороны услуги. Гордон направил нужные органы на поиски Архитектора, чем немного успокоил Кобблпота.       С другой стороны, мужчину ожидала не самая приятная встреча с новым человеком, который будет проживать у него дома на период выполнения своей работы. Это было главное условие Освальда — никаких разъездов. Брюнет любезно предоставлял одну из гостевых комнат всем мастерам живописи и портрета, которые пытались исполнить мечту заказчика. Уходя с карманами, полными денег, они оставляли свою работу у Пингвина, а сам Пингвин с ненавистью разглядывал результат многодневных, а иногда и многонедельных работ. Некоторые из них он отправил в мир уничтоженных предметов искусств, какие-то пылились на чердаке дома.       Больше всего Освальда раздражало то, каким образом каждый мастер изображал его. У каждого из собранного десятка художников была одна и та же ошибка. То ли от страха перед заказчиком, то ли от того, что Кобблпот и правда был такой, от работ, что выходили из-под их кисти, пахло морозом. Удушающий холод, который словно отравлял все вокруг себя, заставляя навсегда засохнуть. Наиболее важным для Освальда было то, чтоб его портрет оказался более, чем подходящим под те, что висят в гостиной. Находиться в одной линейке со своими родителями, чтоб ощущать хотя бы эту связь между ними и собой. А использовать какой-то убийственный образ, чтоб поместить его прямо возле самых любимых людей — нонсенс.       Пока Абернати ползал под столом и гонял из стороны в сторону один из стеклянных шаров, которые так ему полюбились, Освальд затягивал галстук на своей шее. Услышав русский мат прямо за стенкой, Пингвин улыбнулся и немного осуждающе взглянул на Абби, который тут же начал вилять своим хвостиком, осознавая свою вину.       — Где эта птица?! , — закричала Ольга, громко стуча пятками по деревянному полу. Освальд тут же помахал малышу-альбиносу, чтоб тот спрятался за него, что он и сделал. Когда женщина с тряпкой в руке вбежала в комнату, она наблюдала перед собой двух пингвинов, которых хотелось отшлепать этой самой тряпкой.       — Он не хотел! , — тут же принялся защищать своего «сына» Освальд, продолжая прятать Абернати.       — Посмотрите, мне даже говорить ничего не пришлось. Он разворотил подушку и раскидал перья по всей гостиной! , — возмущалась Ольга, на руке у которой были прилипшие перышки. Абби выполз из-за своего хозяина и, хлопая себя по бокам белыми крылышками, осторожно подошел к Ольге. Женщина не подавала виду, что она уже не обижается на этого шкодливого малыша, но смывать с лица строгость и возмущение она не планировала, такова уж ее натура. Освальд спокойно выдохнул и, проверив устойчивость своей фактически неживой нижней конечности, направился в прихожую. Ольга снова скрылась в стенах гостиной, продолжая одаривать стены дома нецензурной бранью родной страны, которую Освальд уже успел выучить за годы проживания с ней, хотя чаще всего он просто старался не вникать в смысл этих слов, кротко улыбаясь от забавного вида ситуации.       — Куда хоть поедете сегодня? , — спросила Ольга с драной подушкой в руке.       — В Аркхэм. Я не могу спокойно существовать, если не увижу в этих больных глазах хотя бы намек на то, что они с Айви не сотрудничают, — грубо ответил Освальд, пытаясь застегнуть последнюю пуговицу на черном пальто. Поправив шарф так, чтоб лицо показывалось на люди меньше всего, он наклонился к птичке, что с вопросительным взглядом смотрела на каждое его движение.       — Веди себя хорошо, Абби. Тогда я устрою тебе внеочередную кормежку самыми свежими сардинами. Договорились? , — улыбнулся Освальд, получив в ответ коротенькую песню из звуков, похожие на трещотку. Кобблпот четко знал, что белотелый пингвин точно не станет себя ограничивать и продолжит хозяйничать в стенах дома, но это никак не отменяло баловство, что устраивал ему Освальд изо дня в день.       Официальной целью нахождения в таких заведениях, как психиатрические больницы является лечение пациентов, либо простая изоляция душевнобольных неизлечимых преступников, как в данном случае, чтоб их нога больше никогда не ступала на улицы города с нормальным людям, если их так можно назвать. Скорее всего, те, кто все еще бродит по городу, просто не попались на своих отклонениях.       Лечебница Аркхэм — это огромный сейф, стены которых удерживают таких безумцев, как Джером Валеска, Ядовитый Плющ, Пугало, Двуликий… Список может быть бесконечным. Но так же это место выполняет роль инициатора многих болезней. Сама обстановка давит на психику, словно огромный пресс, от которого ты пытаешься убежать и скрыться, но этот пресс является полноценным потолком. Древние технологии лечения болезней, которые только раздражают и еще больше возбуждают психов к их любимым действиям, а так же слухи о подпольных экспериментах и работе над трупами «ненужных» пациентов, «прелестное» соседство с бедняками Нэрроуз, множество подкупленного персонала — эти минусы были бы минусами, если бы не являлись нормой этих мест.       Освальд проходил сквозь узкие темные коридоры лечебницы, испытывая чувство непередаваемого ужаса. Кобблпот имел опыт знакомства с местными способами лечения, хоть и пробыл мужчина тут около недели, но по большей части этого хватает для того, чтоб начать чувствовать себя амёбой. Крики пациентов, то ли от простого развлечения, то ли от адской боли, запах лекарств и настоек смешивается с чем-то, похожее на аромат трупного гниения. Проходя через древние стены, в которых впиталась кровь самих основателей, Кобблпот думал только о том, чью смерть видит в своих самых сладких снах.       Отдав охране немаленькую сумму денег, Пингвин-таки добился встречи с рыжим ужасом Готэма. Мужчина расположился в комнате для личных встреч, оставив своих людей за решетками по личным просьбам медиков. Освальд расстегнул пальто, чтоб сквозняк, который пробегает по лечебнице сквозь немаленькие щели в стенах, смог охладить тело мужчины, который и правда начал нервничать. Через небольшой промежуток времени он дождался того, что особый отряд с оружием и шприцами на перевес привел Джерома Валеску. Когда тот увидел, что это самое «свидание» запросил тот, кого он точно не ожидал увидеть, он громко рассмеялся, после чего получил смачный пинок под зад. Закрепив руки наручниками к столу, а само тело к стулу кожаными ремнями, санитары встали на пару метров подальше, ближе к углам. Кобблпот понимал, что давать взятку этим работягам, чтоб они оставили его наедине с опасным убийцей очень небезопасно не только для него самого, поэтому просто выдохнул, стараясь не выдавать свой невроз.       — Оззи — Оззи — Оззи… — ухмылялся Джером своей огромной убийственной улыбкой. На первый взгляд может показаться, что шрамы от его «старого-нового» лица начинают зарастать, но область у уголков губ словно расширялась и расширялась, оставляя кровавые шрамы.       — Ага… День добрый, мистер Валеска, — Освальд чувствовал, как шрам возле правого глаза начинал невообразимо болеть под слоем тонального крема, который его скрывал, а правая культя руки неистово ныла от воспоминаний о том дне, когда кисть была зверски отрублена этим самым маньяком.       — Так официально, да ты прям комплимент мне сделал, — ехидничал Джером, пытаясь почесаться о ремни, которые сдавливали его тело.       — Ты связан с Айви Пеппер? , — без лишних игр и лабиринтов спросил Пингвин. Джером широко раскрыл свой рот и зеленые глаза. Ассиметричная гримаса увеличивала уровень омерзительности, а если начать всматриваться в весьма заметные шрамы вокруг глаз и по всему периметру лица, создается ощущение, что оно прямо сейчас сползет вниз и громко шлепнется на пол, брызнув на окружающее алой кровью. Освальд помнит, как во время той ночи он видел подобную картину, когда Джером не взирая на адскую боль от дождя, который капал на голые мышцы его лица, продолжал испытывать Освальда своим безумием.       — А-а-айви… Прекрасная роза на теле серого и вонючего Аркхэма. Я был бы рад быть с ней связан, если бы мог дотронуться до нее без страха быть отравленным, — захихикал Джером, пока Кобблпот морщился и терпел, — с первого дня, как я увидел, что те люди в защитных костюмах ведут ее в особый отсек лечебницы, я мечтал идти с ней плечом к плечу, но она мне грубо отказала, — артистично опечалился Валеска, опустив края губ вниз.       — Потому что ты — скверный маньяк, к которому никто не хочет иметь отношения, — ухмыльнулся Пингвин.       — Да неужели. Не смотря ни на что, ты пришел именно ко мне, Пингвиненок, — улыбнулся Джером, проговаривая слоги бархатным голосом.       — Кретин, — не выдержал Кобблпот, приняв решение выйти из этих стен.       — Знаешь, никогда не думал, что сочетание сумасшедшей птички, что так любит блестящие вещи и королевы зелёного мира будет таким… возбуждающим, — Джером играл на нервах Кобблпота, словно на струнах, полосуя их поролоном. Освальд почти встал, чтоб уйти, но рыжий психопат смог заинтересовать его на долю времени.       — Ты это о ком? , — спросил Освальд, пытаясь понять, о чем говорит его собеседник.       — Ну явно не о тебе. У тебя ведь никого нет, да, Освальд? Ты же у нас асексуальная птичка, да и блестящее не так любишь, — вибрирующий тон голоса был наполнен остротой, — а вот наблюдать, как красавица Плющ и миниатюрная вороватая птичка Сорока совершают акт любви… Боже, Освальд, тебе бы очень понравилось.       Как только Джером начал описывать всё, что наблюдал, Кобблпот вскочил и демонстративно покинул помещение, хлопнув дверью. Валеска провожал его громким хохотом, не прекращая свой рассказ. Пингвин несся, сломя голову, не обращая внимания на адскую боль, которую испытывал. Завернув за угол, он столкнулся с комиссаром, в руках которого он заметил дело Айви Пеппер.       — Так, а ты что тут делаешь?! , — рассердился Джим и схватил Освальда за плечо. Кобблпоту было далеко не до разговоров, оправданий и объяснений, поэтому он просто махнул рукой и попытался уйти от полицейского.       — Я сам у себя сейчас хочу это спросить. Хотел узнать, связан ли Джером с Айви, а в итоге узнал о лесбийских играх, — сконфуженно заявил Пингвин, когда Джим не успел проронить и слова в ответ. Услышанное его повергло в некий шок.       — В каком смысле? , — поинтересовался Джеймс, погладив друга по плечу.       — Сходи к нему и переспроси, может расскажет еще раз! , — яростно заорал Освальд. Сбитое дыхание и покрасневшее лицо — примерно так выглядел Кобблпот, если не осматривать его сжатую в кулак руку.       — О ком он говорил? , — голос Джима был серьезным, а значит увиливать от ответа простыми истериками не получится.       — Он сказал, что Айви и Сорока в … определенных отношениях, — еле выговорил Пингвин, попытаясь проглотить слюну, хотя горло не позволяло этого.       — А вот за это спасибо, потому что ты — первый, от кого я это услышал, — поблагодарил Джим смущенного друга, после чего они оба покинули здание через черный ход, чтоб не раздражать местный персонал еще больше. Джеймс приоткрыл дверь своего авто, а Освальд отзвонился шоферу, чтоб к месту его расположения подогнали транспорт. Лимузин остановился недалеко от машины полиции, оба мужчины стояли симметрично по отношению друг к другу, тихо попрощавшись. Освальду уже прикрыли дверь, как шофер пал намертво, проехавшись всей тушей по двери. Освальд только успел открыть рот, как за стенками его бронированного транспорта началась перестрелка. Гордон даже не успел скрыться внутри автомобиля, но маневренно перекочевал за один из баков у выхода. Пингвин переполз к двери на другой стороне и незаметно прополз к заду машины.       — Освальд, уезжай! , — кричал Джим, не выходя из перестрелки.       — Ни за что! , — Кобблпот высунул нос, чтоб подстрелить неизвестных в количестве — трое. Один и правда отхватил пулю в правое плечо. Брюнет тут же вжался в автомобиль, чтоб ответный удар его не коснулся. Джеймс следом сделал следующий выстрел, перебежав на сторону Освальда. Последний снова высунулся наружу, пока троица пыталась скрыться, ухватив раненного с двух сторон. Кобблпот не желал терять их после подобного хамства, поэтому тут же решил добить хотя бы одного. Джим грубо обхватил мужчину за талию, чтоб утащить обратно за импровизированные баррикады, после чего Пингвин резко закричал. Его крик чуть приглушил звук байков, вернее — одного байка, на котором один из стрелков увозил травмированного.       — Освальд, дыши! Просто дыши! , — Джим приоткрыл пальто, что продырявила пуля. Левое предплечье было задето пулей, глубокая и немного рваная рана, из которой текла алая кровь — именно этим одарили стрелки осмелевшего Кобблпота.       — Я убью их! Пусти меня! , — в жилах Пингвина бурлил адреналин, чем сильно ударил в мозг и способность логично мыслить утратилась. Щипающая за нервные окончания боль от пули, которая валялась где-то недалеко доставляла неимоверный дискомфорт. Сравнить эти ощущения с теми разрывными чувствами, когда ему обрубили кисть руки, или же когда в колено вошел ржавый железный штырь — сравнение бессмысленно. Однако, это не отменяет болезненность и того, что ему придется испытать в ближайшее время.       — Давай, поднимайся! , — Джим поднял Освальда с земли и помог добраться до его служебного транспорта, усадив сзади. Сам полицейский направился к трупу, в голову которого попал Кобблпот прямо перед ранением. Блюститель порядка говорил по телефону, вероятно, с Буллоком, а Пингвин раздвигал порванную ткань еще сильнее, чтоб увидеть увечье в полном его виде. Он сорвал со своей рубашки рукав и порвал на полоски, связав вместе. Перевязав область плеча посильнее, чтоб снизить скорость кровопотери, он едва сдерживался, чтоб не закричать. Правый глаз начинал нервно дергаться, Освальд попытался позвонить кому-то из своих, но Джеймс прервал его попытку отобрав мобильный. Неподалеку послышалась сирена от других полицейских, они приближались к месту убийства.       — Я отвезу тебя в больницу, — властно заявил комиссар и завел машину.       — В клуб, — пробормотал Освальд, перехватив с переднего сидения свой телефон.       — В смысле? Какой клуб, Кобблпот?!       Джеймс возмущался недолго, ведь Освальд умел уговаривать, или же Джим имел в себе силы слушать его просьбы или приказы.       — Как считаешь, кто это мог быть? , — спросил Пингвин, глядя в одну точку, представляя, как разрывает рот того кретина, который нанес ему вред.       — Я узнал того, кого ты пристрелил. Он работал на Дента, когда тот был на свободе, — Джим говорил это с неохотой. Харви Дент, а ныне — Двуликий, это один из мафиозных боссов, который проводит сегодняшние дни в лечебнице среди других психов. На протяжении многих лет Дент был окружным прокурором, который мог сравниться по своей добропорядочности только с Джеймсом. Однако, несчастный случай изменил его жизнь навсегда, половина его лица была изуродована, а рассудок утерян навсегда.       Возле клуба стоял Тарквин. Освальд позвонил ему несколько минут назад. Он обеспокоенно оглядывал все закоулки вокруг, чтоб точно видеть, откуда поедет его начальник. Администратор клуба покорно ожидал хозяина Айсберга. Из-за угла, через переулок ехала полицейская машина. Резко притормозив возле черного хода этого злачного заведения, Гордон махнул рукой назад, чтоб Штеймель помог выйти Кобблпоту. Брюнет быстро попрощался с полицейским, окончив разговор на «созвонимся». Блондин держал дверь и хотел было помочь мужчине, который крепко держался за пострадавшую руку, но получил прямо по ладошкам за свое своеволие.       Тарквин привык, что Кобблпот часто ведет себя подобным образом. Только избранные удостаиваются чести быть чем-то вроде друга для Пингвина. Хотя, в глубине души он все еще верил, что однажды у него получится заработать подобный статус. Освальд словно не замечал никого, кто обитал вокруг, а персонал лишь продолжал свою работу, стараясь не смотреть на то, что же случилось с Пингвином. Таковы были правила — что бы не происходило, если не было приказа, отвлекаться от работы нельзя. Одна из официанток все же обронила бокал, который протирала в зале, а после тут же принялась убирать осколки голыми руками, чтоб не злить хозяина заведения. Освальд стиснул зубы и прошипел что-то вроде: «Помоги ей убрать»       Пингвин был добродушен к тем, кто совестливо относился к своей деятельности. К тем, кто не мешался на пути, кто не имел наглости в глаза смеяться над пернатым. К сожалению, из-за подобных мелочей персонал меняется слишком часто, отчего Кобблпот просто не запоминает тех или иных личностей.       Тарквин нервно закивал головой и ринулся на помощь к девушке. В гробовой тишине слышался голос блондина, что-то по поводу того, что Пингвину стоит вызвать врача, или же добраться до кого-то рукастого в этой сфере. Брюнет скинул с себя одежды, которые только мешали. Рука истекала кровью от рваной раны. Мужчина нецензурно выразился на весь кабинет и принялся искать аптечку на такой вот случай. Из-за агонии, которую он испытывал, время потерялось в пространстве. Освальд и не заметил, как к нему вновь вернулся Тарквин, притащив ту самую аптечку.       — Вот, мистер Пингвин, — он протянул металлическую коробку в его сторону. Спустя мгновение, она громко грохотнула на весь клуб прямо о стол. Пингвин выпустил всю злобу в этот невиновный предмет, оставив вмятину как на аптечке, так и на столе. Хотя, на столе была скорее царапина. Пингвин стянул с себя рубашку и остался в одной майке. Перебирая протезированными пальцами по предметам внутри коробки, он искал иглу, которую никак не мог найти. На фоне слышался шум. Да, Кобблпот был терпелив к боли, но лишь снаружи. Внутри пылал огонь, а в ушах будто образовались огромные пробки, которые заглушали звуки. Его предплечье аккуратно обхватили мужские руки. Пингвин рефлекторно прошелся кулаком по лицу сердобольного добровольца, а после продолжил искать иглу. Когда тот, кто получил далеко не самый слабый удар по лицу, в один заход достал иглу и принялся привлекать к себе внимание, Освальд начал успокаиваться, если так можно было бы выразиться. Хотя бы, к нему вернулась доля концентрации.       — Мистер Пингвин, успокойтесь! Я могу помочь. Знакомый голос, знакомое лицо. Кажется, именно сейчас должна была состояться встреча с тем художником, который Эдвард Нигма. Дерзящий, но точно имеющий голову на плечах. Освальд и правда устал от болевых ощущений, поэтому вверил себя любимого в руки новенького лица в этих стенах. Как Освальд, так и Тарквин смотрели на Нигму с подозрительностью, пока Эд готовился прижечь каким-нибудь спиртом рану, т.к. кровь была остановлена. Единственное, на что смог наткнуться любитель живописи — алкоголь. Крепкий алкоголь. Этого оказалось достаточно, чтоб провести какую-никакую дезинфекцию. Освальд крепки стиснул зубы, чтоб не взвыть от ощутимой боли.       — Тише, мистер Пингвин. Бежать к источнику воды у нас явно нет времени, придется только так, — комментировал Эд, протирая инструменты тем же «спиртом». Когда игла после всех необходимых процедур проникала в кожу, проходя насквозь и проводя за собой тонкую нить, через всё тело по тонюсеньким дорожкам из нервов пробегала легкая чесотка, которая позже сопровождалась болью.       Неизвестно, сколько же времени прошло за весь этот инцидент, начиная с короткой перестрелки. Мужчина, который заделался под врача, наложил повязку поверх швов и отстранился, словно всем этим только что занимался вовсе не он. Освальд схватил бутылку, что стояла прямо напротив него, загораживая царапину на гладком столе. Заглотнув столько, сколько позволил организм, Пингвин хотел было скинуть сосуд в дальний угол, но застыл в необычной позе замаха после нестандартного комментария.       — Не стоит, мистер Пингвин. Бутылка крепкая, даже не треснет, а вот пол вы попортите. Такое покрытие нельзя дешево реставрировать, — Эдвард был похож на учителя математики в каком-то элитном лицее для особо одаренных. Вот только Кобблпот видел в нем одаренность в немного грубом смысле этого слова. Слишком наивные детские глаза, пальцы, что недавно мастерски выполнили работу хирурга были настолько длинными, что, возможно, именно нечто такое называют «пальцы пианиста». На мужчине было зеленое клетчатое пальто, а возле ног стоял небольшой портфель из темной, едва отдающей зеленым оттенком, кожей. Очки с аккуратной оправой дополняли этот профессорский образ, но его юное лицо словно переворачивало первое впечатление с ног на голову. Эдвард вызывал самые неожиданные эмоции, чем сильно раздражал Освальда.       — Тарквин, унеси это безобразие и попроси, чтоб тут помыли полы. Ненавижу, когда в помещении стоит запах крови, — Освальд натянул на себя окровавленную и, уже точно, испорченную рубашку и медленно застегивал пуговицы. Штеймель медленно выполнил приказ и вышел из помещения, продолжая коситься на Эдварда, чье лицо неизменно сияло.       — Могу задать вопрос? , — поинтересовался Освальд, закрепляя запонки в манжет.       — Вы его уже задали… — шатен встретился с далеко не самым веселым выражением лица Освальда, -… технически. Да. Конечно, можете задать. Вы ведь тут — босс, верно? Эдвард выглядел очень неуверенно, хоть и не смывал с лица естественную улыбку. Пареньку всего лишь двадцать пять лет, но его навыкам и кругозору действительно можно позавидовать. Во всяком случае, об этом говорила характеристика. Освальд остался доволен тем, что Эд не просто работает — а живет тем, что делает. Его моментальные решения тех или иных задач — это именно то, что выделяет начальник с его базы в старом Готэме. Освальд махнул рукой на стул, что стоял напротив, дабы «хирург» уселся для более менее складного разговора.       — Спрошу прямо, — Освальд ритмично поиграл бровями и хитро улыбнулся, — с каких пор и по каким причинам ты меня рисовал?       Кобблпот не мог ответить на вопрос — почему его раздражал тот факт, что его кто-то рисовал без его ведома. Возможно, его напрягала живость исполнения… или же его просто бесил автор. Но стоит отдать должное — Эдвард единственный, чья манера ему точно понравилась. Нигма совсем не знал Освальда, они никогда лично не виделись, а если и виделись — то односторонне. Эдвард видел Кобблпота и отдавался музе, а сам Кобблпот приходил для проверок, не досаждая себя разглядыванием шестерок. Этим занимаются другие, а раз никто не вызывает подозрений и проблем — всё просто замечательно.       — «Истинное произведение искусства — это лишь тень божественного совершенства», — гордо процитировал Эдвард, уходя далеко в густые темные облака Готэма. Его лицо напоминало маленькое солнышко, которое сияло прямо посреди серых улиц города. Освальда все больше раздражал его гость. Его рана безумно ныла, от боли конечность начинала неметь. Эдвард только сравнил его с божественным совершенством? Или попытался поиздеваться? Кобблпот громко кашлянул, чем вывел Эдварда из его равновесия. Юный художник сильно покраснел и нервно стал поправлять свои очки, которые сползали по носу.       — Не смотрите на меня так, мистер Пингвин. Это очень напрягает, — сделал замечание Эдвард, а после попытался прикрыть свой рот ладонью, но едва коснулся губ парой пальцев.       — Ч-что? Это я тебя напря… Боже, храни мои нервные клетки! Парень, ты сейчас жив только благодаря своему таланту, — Освальд откинулся назад, поудобнее расположившись в кресле. Протезированной ладонью он держался за шов, чуть касаясь конечности. Он сильно пыхтел то ли от боли, то ли от злобы, то ли от недоумения. Эдвард же не имел понятия, что он кого-то смущает или раздражает, поэтому продолжал нагло разглядывать Кобблпота.       — Что ж, я продолжу. Как бы меня не поражала твоя наглость в подобных высказываниях, мне хотелось бы тебя нанять, как художника и…       — … Подвижная сфера зрачков, в изумруде текучем сужаясь,       Расширяясь, сливает безмолвно привлеченную душу с душой… — ритмично шептал Эдвард. Он всматривался в саму глубь бледных зеленых глаз Пингвина. Его веки дрожали от каждого слова, что произносил Нигма, а в жилах кипела агрессия. Нигма совсем не планировал останавливаться и будто не слушал. Совсем не слушал. Лишь продолжал шептать…       —…В глубоких зрачках искушенья, во влаге зеленой качаясь,       Как будто бы манят, внушают: …       — Заткнись! , — Освальд вскочил и треснул по испорченному столу больной рукой, не дав закончить с последней строкой. Последующая агония отразилась на его взгляде, а так же здравости мыслей. Эдвард замолчал и, похоже, вернулся в реальный мир. Обеспокоенно схватив Освальда за руку в попытках взглянуть на швы, Эд приподнял рубашку, приоткрыв манжет. Шов был в порядке, как бы странно это ни звучало. Освальд дрожал от поступающей рези сквозь кожу. Он быстро отмахнулся от Эдварда и закончил данный разговор своими условиями, на которые Нигма быстро согласился. Оплата, некоторые правила и просьба — никогда не читать стихи. Всё это было обговорено, а Эдвард покинул клуб, пожав Освальду руку. Эдвард не мог уйти просто так, поэтому дал несколько советов по уходу за раной. Кобблпот искусственно улыбнулся, но поблагодарил Эдварда за помощь.       Раннее утро. Нигма уже стоял со всеми принадлежностями, которые могут понадобиться художнику в ближайшее время. Позвонив в дверной звонок, Нигма продолжал крепко держать разобранный мольберт подмышкой. Парень часто оглядывался на ели, с которых соскальзывали огромные пласты влажного снега. Сегодня время года больше похоже на весну, не достает только пения птиц, как в других городах, ведь в Готэме поют лишь бездомные в подворотне и оперные певицы в дорогих одеждах. Он услышал скрип двери. Перед Эдвардом стояла Ольга, а в ее руках был пустой поднос. Женщина осмотрела юношу и задала нужные вопросы, не отвлекаясь от своего акцента. Нигма подтвердил свою личность и бодро шагнул в поместье Пингвина. Внутри пахло стариной. От самого выхода виднелась целая аллея из очень старых портретов, что датированы еще самим основанием Готэма. Нигма снял с себя котелок, который укрывал его шевелюру и шагал дальше, схватившись за ручку чемодана с минимальным набором вещей.       Ольга молча увела мужчину в его спальню. Его местом пребывания была спальня прямо возле комнаты самой гувернантки. Именно тут парень может проводить ночи, если их сеансы вдруг затянутся. Эдвард еще в клубе сообщил, что они точно могут оказаться затянутыми из-за миллиона причин и обстоятельств, поэтому хоть какая-то раскладушка для не многочасового сна ему необходима. Ольга же отварила для него небольшую комнатушку с аккуратно застеленной односпальной постелью, огромным окном с видом на лес и пространством под инструменты Эдварда. Когда художник заметил накрытый палас в углу, он сразу понял, что тут он точно не первый творец. Вероятно, и не последний, раз Кобблпот настолько привередлив. Женщина, чей акцент раздражал уши, а проедающий насквозь взгляд заставлял тело гореть, скрылась и точно спустилась на первый этаж. Нигма стянул с себя лишнюю одежду, чтоб не было так жарко, а так же переодел свою обувь на более домашнюю и мягкую.       —… Мпф, Ольга… Закрой штору, — бурчал Освальд, укутывая себя под пушистый мягкий плед. Яркий дневной свет быстро разбудил как его, так и Абби, который тут же убежал из освещенного помещения в коридоры дома, хлопая лапками.       — Когда ты сказал, что этот Эдвард похож на хорька, я представляла его иначе, — Ольга спокойно одевала перепуганного Освальда. Мужчина не планировал просыпать, а блондинка лишь дала брюнету время для передышки после полученного ранения. Когда его внешний вид был приведен в более мене порядочное состояние, Пингвин занялся волосами на своей голове. Безумное количество лака создало огромное облако, из-за которого гувернантка тихо чихнула и покинула спальню, чтоб ее хозяин уже сам заканчивал со всем марафетом. Когда она прикрыла дверь комнаты и повернулась передом к проходу в столовую, ее ждала невероятно забавная картина.       — Прекрати! , — вскрикивал Эдвард, отпрыгивая от Абернати. Птица сильно щипала его за ноги, касаясь пяток и оставляя яркие красные пятна. Когда альбинос поднял крылья и раскрыл клюв, чтоб громко заявить о своем превосходстве в этом доме, Ольга громко топнула по полу. Белоперый властелин поместья замолчал, но окинул гостя неодобрительным взглядом. Розоватые лапки захлопали по полу, а переваливающаяся фигурка зашла за стену, оставив шатена в покое.       — С-спасибо. Что ж, это было неприятно, — Эдвард тёр свои стопы после нападения, а Ольга поведала ему один простой факт о том, что Абернати не просто птица — а полноправный владелец дома и прилежащей территории. Дав наставление, чтоб подобного больше не повторялось, Ольга вновь оглянулась в сторону спальни и предложила Эдварду присесть в кресло, пока господин продолжает пытаться выйти наружу. Брюнет уложил челку достаточно плотно к своему правому глазу, чтоб скрыть свой шрам на лице. Осмотрев свою одежду на предмет неприятных складок или зацепок, мужчина ухватился за трость, с которой расхаживает по дому, и вышел из своей сонной цитадели. На горизонте никого не было, лишь на втором этаже были слышны шаги Ольги, которые Кобблпот не перепутает ни с чьими. Когда брюнет продолжил свой путь в сторону лестницы, у прохода к норе Абернати слышался тихий скрип.       Кобблпот прекрасно знал, как Абби строптив. Принятие новых личностей рано или поздно заканчивается травмой для последних, но в первый же день пингвиненок никогда не бушевал так сильно, как сегодня. Птичка грозно отбирала тапок, сдирая его прямо с ноги Эдварда. Сам художник пытался аккуратно достать из клюва свою собственность, но помочь смогла только указка самого Пингвина. Освальд отдал домашнюю обувь Эдварду, а Абернати Пингвин взял в руки, после чего птица укуталась в складки его домашней рубашки и утихла, напевая свою пингвинью песнь.       Эдвард и Освальд вели беседу за чашкой ароматного чая, в котором точно были какие-то особые травы. Оба замолкали во время разговора только для того, чтоб сделать глоток. И еще один, для остроты ощущений. На счет остроты — это вовсе не шутка, напиток и правда имел перечный эффект.       Эдвард начал свою работу с постоянного наблюдения за Освальдом. Мужчина скрипел карандашом по бумаге своего блокнота не переставая. Прервавшись лишь на поход в туалет или перекуску булочками, что пекла Ольга, Нигма вновь устраивался под определенным углом и вырисовывал лицо и фигуру Пингвина. Даже о его друге, который только что покусал несчастного художника, он не забывал. Работ оказалось непростительно много, а сам брюнет едва терпел навязчивого творца. Сводя все на то, что именно это стоит вытерпеть ради идеального портрета, Освальд продолжал свои дела, включая писанину в кабинете или же разговоры по телефону.       Вечер Освальд провел тихо и спокойно. Настолько спокойно, что его веки сами смыкались от желания выспаться, потому что боль от новой раны в его теле не давала ему доброго сна в течение прошлой ночи.       Эдвард лежал на полу и ловил динамичные ракурсы. Рука Освальда была спущена на пол с дивана, чтоб Абернати мог ощущать своего хозяина и не тесниться на мебели. Когда брюнет засопел, а Ольга увела деятеля искусств, чтоб тот прервался на чашку чая перед сном, день казался удивительным.