Сложная жизнь непростых детективов

В маленькой кухне на протяжении вот уже 10 минут звуки издает только старенький холодильник. Люстра над круглым столом пару раз нервно мигает и возвращается в спокойное состояние. Коннор и Найнс сидят друг напротив друга. Первый сидит неподвижно. Карие глаза устало смотрят в стол, под ними — тёмные круги от недосыпа. Его пальцы подрагивают рядом с кружкой кофе, давно уже похолодевшим. По лицу второго нельзя сказать, устал он или нет, но основная его эмоция ясна как небо. Недоволен. Он начинает отбивать ритм концом ручки по деревянной столешнице. Ритм строгий и звучит как беспрерывный, но упорядоченный поток холодных мыслей в его голове. В какой-то момент ручка замирает. Найнс отводит серый взгляд от разбитого телефона, расположившегося на середине большого стола, и смотрит на Коннора. — Как давно? Коннор отвечает не сразу. Сказывается эффект, ниспосланный бессонными ночами. И прочим. — Первое письмо пришло три… две… около двух недель назад. Найнс помнит, что две недели назад всё было в порядке. Следующие слова Коннора подтверждают это: — Я не воспринял его всерьёз. Не было времени. Тогда они подошли вплотную к раскрытию дела об убийстве сразу двух семей. Времени действительно не было. Справа от Найнса находится небольшая стопка раскрытых писем. Он уже прочитал их. Сейчас он берет то, которое лежит на самом верху, расправляет и проходится глазами по единственной строчке: «Бог услышал их возглас». Найнс смотрит на Коннора, Коннор смотрит в стол. Он аккуратно откладывает письмо в сторону и раскрывает следующее. Бумага приятно шелестит в его руках. — Что насчёт второго письма? Ты прочёл его? Вяло кивает. «Вы в ответе за их страдания». И не один раз, да, Коннор? — Я отнес оба письма в лабораторию. Отпечатков не нашли. Найнс снова кладет письмо и берет небольшую белую коробочку, лежащую рядом с кружкой. Он перекатывает её, бегло читая состав препарата. — Ты знаешь, что в последнее время я испытываю некоторые проблемы со сном, — комментирует Коннор. — Я надеюсь, ты обратился к специалисту, прежде чем покупать— — Конечно, Найнс. Удовлетворившись ответом, он оставляет белую коробочку в покое и больше к ней не возвращается. Стул под Найнсом тихо поскрипывает, когда тот откидывается на его спинку. На кухне очень спокойно, и Коннор этому несказанно рад. Найнс, как ни странно, способствует сохранению умиротворенной атмосферы. Преднамеренно или нет, Коннор благодарен ему в любом случае. Тем временем карие глаза медленно закрываются под шелест следующего письма. «Твоё безразличие породило монстра. Твоё безразличие его уничтожило. В ответ я уничтожу тебя». Найнс неторопливо складывает все письма в аккуратную стопку. Под подошвой его туфель что-то громко хрустит. Это заставляет Коннора открыть глаза. —Всё в порядке, — заверяет его Найнс. Коннор слабо кивает, цепляясь мутным взглядом за размеренное движение его рук, облаченных в чёрные перчатки. Кто-то стучит в дверь кухни и зовёт Найнса. Прежде чем уйти, он достаёт откуда-то маленький листок для заметок, кладет его перед Коннором вместе с ручкой и просит написать имя специалиста, к которому он обращался, его номер телефона и адрес офиса. Обещает связаться с ним и сгладить некоторые неровности. — Не торопись. За дверью Найнса ждёт судмедэксперт, несколько полицейских, пара медиков и Лейтенант. — Чёрт возьми, Найнс, ты серьёзно устроил ему допрос с пристрастием?! На это Найнс безлико отвечает: — Кто-то должен был. Вместо этого Хэнк услышал: «кто как ни я» и мало удивился. В то время как Найнс похолодевшим взглядом осматривает хорошо знакомую ему гостиную Хэнк, успокоившись, объясняет: — Этот хрен забрался через заднюю дверь. Вырезал стекло, поддел замок изнутри и готово. Вышел через нее же. Найнс кивает. Один из полицейских ведёт его к большому двустворчатому шкафу. Дверца открыты, и в гуще весящих на вешалках вещей Коннора можно увидеть, что многие из них сильно помяты, а на самом дне шкафа — следы обуви, рядом желтый маркер с номером. — Преступник выжидал здесь. Из разговора с Коннором Найнс помнит, что тот выходил из спальни. Ему что-то послышалось, и он решил проверить. Немного осмотревшись в гостиной, он вернулся в кровать и провалился в сон на несколько минут. Второй полицейский проводит их в спальню под щелканье фотоаппаратов. Лейтенант морщится, взглянув на косяк с размазанным следом крови. Женщина-судмедэксперт, Роза, профессионально подмечает: — Принадлежит жертве. Полицейский указывает на прикроватную тумбочку, затем на окно. — Пока жертва спала, преступник проник внутрь и вышвырнул пистолет, лежавший на прикроватной тумбочке, за окно. — Он знал его адрес, знал, чем занимается и где держит оружие, — бормочет про себя лейтенант. — Зачем выбросил? Мог просто застрелить? — хмурится своим словам. Найнс слушает заключения судмедэксперта, одновременно обводя комнату ледяным расчетливым взглядом. Он смотрит на сбитое синее одеяло, на белую разрезанную подушку. Всё забрызгано кровью. Её немного, но достаточно для того, чтобы чёрная резиновая перчатка на его руке натянулась и неприятно заскрипела. — Удары наносились режущим оружием. Судя по всему, преступник забрал его с собой, — Роза наклоняется над кроватью и цепкими пальцами цепляется за что-то неуловимо тонкое. — Блондин, возможно носит парик. Пробьем, — короткий волосок отправляется в пластиковый пакет для вещественных доказательств. Кто-то зовёт её из гостиной, и она быстро удаляется. Под взором внимательных глаз лейтенанта Найнс поднимает с пола закатившуюся под кровать баночку. Тоже снотворное. — Найнс, ты понимаешь, что здесь происходит? Потому что я ни хрена не понимаю. Найнс ставит банку на тумбочку и кидает задумчивое: — Догадываюсь. — Ты сказал он не помнит лица преступника. Как Коннор может не запомнить лица преступника? Как один из лучших детективов может так обделаться?! Найнс выглядывает в окно, заложив руки за спину. Там при свете фонариков кружат несколько полицейских вокруг лежащего в высокой траве пистолета. — Вы спрашивали, зачем он выбросил пистолет. Помимо того, что он не хотел встретить сопротивления со стороны Коннора и создавать лишний шум, он также не желал убивать… быстро. Вы читали письма. В них прослеживается религиозный подтекст, мысль. И если бы этот человек не имел ввиду то, что писал, мы бы сейчас с вами здесь не стояли. Он не руководствуется мыслью «убийство ради убийства». Ему больше подходит «убийство во имя замысла». А значит, в его интересах действовать осторожно. В противном случае он рискует потерять возможность воплотить свою задумку в жизнь. Он не просто увидел Коннора на улице и решил… избавиться от него. Напротив, он долго присматривался к нему, а подбирался еще дольше. Завершив свою длинную речь, он останавливается рядом с кроватью и какое-то время стоит там совершенно неподвижно. Только полы плаща развеваются от сквозняка. Хэнк давно перестал обращать на это внимание, а потом и опускать комментарии по типу: «что, сломался, калькулятор недоделанный?». Бесполезное это дело — провокация не провоцируемых. В это же время Коннор бросает последний взгляд на листочек перед ним с красиво выведенными буквами и цифрами. Он откладывает ручку в сторону, и тишина перестаёт быть для него другом. Коннор чувствует, как лёгкий холодок пробирается под его футболку. Он ощущал тоже самое, когда лежал в кровати, находясь в коротком беспокойном сне. Это дал о себе знать ночной ветер, ворвавшийся в приоткрытое преступником окно. Раздается скрежет стекла о паркет. Он снес несколько тарелок со стола пока искал, чем бы подпереть дверь, и разбил несколько кружек. Трет глаза ладонью, но резко убирает руку от лица, когда свет вдруг щелкает, погружая кухню в синеватую тьму. Хлопает окно. Темно-красные шторы, раздуваемые внезапным порывом ветра, невесомо касаются его спины. Он пытается собрать себя в руки, но все равно вздрагивает, когда дверь дрожит под чьим-то злым натиском. Кто-то ломится с той стороны. Коннор прислоняет ладони к вискам, жмурясь. Окно хлопает, хлопает, хлопает. Бьётся посуда, летят чашки. Экран телефона, лежащего на середине большого стола, резко загорается и громко вибрирует, ярко светясь в синеватом мраке. Дверь открывается. Пастельно-голубая шторка безжизненно повисает на карнизе; телефон в один момент обрывает всю свою активность; лампочка тихо жужжит, усердно освещая небольшое пространство. В проеме появляется Найнс. — Подойди. Коннор слушается, ему кажется он минует кухню уверенными шагами, но Найнс просто хранит молчание, когда тот на своём пути упирается в стол. Найнс кладет руку на его плечо, становясь для него некой опорой. Он говорит тихо, но Коннор понимает его очень хорошо для человека, оправляющегося от галлюцинаций. Он спрашивает: — Опять? В глазах двоится. Коннор кивает. — Как считаешь, сможешь ответить на ещё один мой вопрос? Снова кивает. — Как давно ты начал принимать снотворное? Ответ приходит сразу. Если не принимать во внимание тот факт, что Найнс терпеливо дожидается его около двух минут. — Ч-т-… две недели… назад? — и он смотрит на Найнса так, будто тот точно знает: назад или вперед, четыре или три, дня или недели. — Препарат тебе выписал специалист, верно? Коннор медленно кивает. — Мне, — отвечает невпопад, затем запоздало нахмурившись, спрашивает. — Н-Найнс? Ты… ты сказал, что вопрос будет, — он замолкает на несколько секунд, вспоминая, — д- один. Найнс смиряет его нечитаемым взглядом. Нельзя точно сказать, что он значит. Наверняка можно сказать только одно — он определённо обеспокоен всей этой ситуацией. Может быть, этого не видно под серьёзным выражением его лица и ясными глазами, холодно оценивающими обстановку, но те немногие, которые так или иначе знакомы с ним, могут с уверенностью сказать, что его поведение сейчас и его поведение в обычных условиях разительно отличаются друг от друга. И что самое интересное, если бы кто-нибудь спросил любого из них: «А что именно с ним не так?», даже лейтенант не смог бы дать на это однозначный ответ: «Да всё с ним не так». Все это время он буквально разрезал воздух, передвигаясь между комнатами, анализируя одну улику за другой. Педантично складывал факты в голове в ровную изящную последовательность. Но это типичное для него поведение. Он всегда ведёт себя отстраненно на местах преступления. Ему некогда делиться мыслями — он работает. Наверное, поэтому их с Коннором тандем всё ещё действителен и довольно эффективен. Они оба себе на уме и делают, что должны, не терзая себя лишним. — Коннор. Ты со мной? Что до твоего вопроса, считай, я просто плох в математике— Коннор тихо смеётся в его плечо, медленно приходя в более или менее стабильное состояние. — Я, может быть, невм… меняем, но не думай, что ты можешь так просто… обвести меня вокруг пальца. Спустя долгие минуты Найнс добивается от Коннора всех ответов, в которых нуждался. Он узнает, что тот посещал доктора не один раз, а два. Первое посещение состоялось две недели назад, второе — за три дня до происшествия, под предлогом «корректирования курса лечения», в процессе которого один препарат был заменен другим. После этих слов Найнс долго смотрит на Коннора, а последний упорно избегает его взгляда. Между ними повисает гнетущее молчание. — Ты никогда не оставляешь пистолет на виду. — … — Ты знал. Коннор даже не пытается оправдаться. Да и не то чтобы это так легко сделать, когда перед глазами не один Найнс, а целых два. — Во время приема. Тогда ты понял, что с ним что-то не так? — Когда я был у него в последний раз… Я увидел…— хмурит брови, вспоминая. — Под его бумагами… там были исписанные листы. Прочитал, что смог. Было трудно пробираться сквозь религиозные термины, но основную мысль я понял. А сейчас, если ты не против, мне бы хотелось подышать— Найнс не настолько глуп и наивен, чтобы дать Коннору увильнуть от последствий так просто. Он, конечно, не может в таком состоянии сесть в машину и уехать или элементарно дойти до автобусной остановки, но он вполне способен сесть в машину и уснуть там или даже притвориться спящим, а может и запереться. Это в его духе, а для Найнса это пройденный этап. — О чем говорилось в записях? Коннор вздыхает и устало лепечет: —… он презирает нас, Найнс. Презирает общество. Писал… писал, что общество воспитывает преступников и само же его… «карает». Он не мог смириться с этим— с таким— с такой несправедливостью. На миг Найнс перестаёт выглядеть так, словно готов съесть Коннора со всеми потрохами. Но только на миг. — Ты знал, что в последний раз он прописал тебе очень… сильный препарат? — Я могу сказать только одно… когда принимаешь снотворное, сознание начинает— — Притупляться. Я заметил, — любезно заканчивает Найнс. Рука на плече Коннора, ранее лежавшая там мертвым грузом, приобрела лёгкость. Пальцы, обтянутые чёрным, теперь неторопливо постукивают. Думает. — Знаешь, что с тобой сделает лейтенант, если я расскажу ему— — Найнс— — Он от тебя мокрого места не оставит. Коннор никогда не узнает, было ли это воздействие лекарства, или Найнс действительно улыбнулся в тот момент, но в одном он точно убедился — вступив в отношения с этим парнем, он подписал себе приговор. И ни капли не жалеет.