Когда стираются границы

Середина сентября выдалась достаточно прохладной. На часах была половина пятого вечера, и стрелка часов и не думала останавливаться, а из-за пресловутого лондонского тумана создавалось ощущение, будто время замерло, и этот мрак задержится на улицах ещё очень надолго. Практически так оно и было. Азирафаэль вертел в руках первоиздание Артура Шопенгауэра «Мир как воля и представление». К огромному его сожалению, без автографа. А ведь ему импонировала философия немца. Хотя иногда он и перегибает палку, сравнивая мир с кругами Ада. Ангел ещё секунду раздумывал и поместил книгу рядом со вторым ее изданием, вышедшим спустя двадцать шесть лет. Размышлениям о порядке расстановки книг помешал стук в дверь. — Мы ещё не открыты, — отозвался Азирафаэль. — Мало волнует, — раздалось за дверью, и замок в ней щёлкнул. В новехонький книжный магазин прошел рыжеволосый мужчина в черном, как смоль, камзоле. Черные стекла очков приспущены на переносице, демонстрируя ангелу жёлтые радужки глаз. — А, друг мой, заходи! — обрадовался гостю Азирафаэль, отставляя книги в сторону. — Рад тебя видеть! Как тебе здесь? Кроули встал с пятки на носок, осматривая помещение. Небольшое, но уже уютное. Множество полок, практически доверху заставленные книгами. Несколько кресел с высокими изголовьями и подлокотниками. В помещении оказалось куда светлее, чем на улице, хотя конкретного источника света не наблюдалось. Будто свет идёт от стен, полок, книг. И их обладателя. — Вполне уютно, — ответил змей. — Здесь есть задняя комната? — Есть, но там я ещё не обустраивался, — сказал Азирафаэль. — Там небольшой бардак, да и… — Уже нет. — Демон махнул рукой в сторону и продемонстрировал бутылку с янтарно-коричневой жидкостью. — Предлагаю отпраздновать твое приобретение. Ангел слегка поморщился, разглядывая бутылку. — Виски? — Glenfarclas. Не жалуешь? — От чего же? Шотландцы знают толк в крепких напитках, не стану с ними спорить. Следующие два часа в небольшой комнатке за книжным магазином ангел и демон распивали алкоголь в колоссально большом количестве, время от времени трезвея и напиваясь снова. Любой пьянчужка мог позавидовать их умению возвращать спиртное в бутылки. Как удобно, ничего не пропадает зря! — И представь себе! — воскликнул спустя минуту тишины Азирафаэль. — Хозяин! Вл… Владелец! Какая удача… — Не понял… — Кроули мало что понимал из рассказа друга уже последние полчаса. — Я говорю, — Азирафаэль попытался вспомнить, о чем же таком важном он говорил. — Говорю… Я говорю… — О рабовладении? — предположил Кроули. — Нет! — скривился ангел, помахав перед лицом друга рукой. — Не говори. Это ваших рук дело! — Это был не я! Я не участвовал! Хотя нет, участвовал, но не косвенно! Можно сказать, я держал свечку… — Над кем? — спросил Азирафаэль, пытаясь разогнать шестерёнки в голове до хотя бы какой-то приличной скорости. — Над… Не важно! Там было много свечей. Я не участвовал. — Конечно, кто бы держал свечку? Все бы сгорело к чертям… Прости Господи… — Мы все ещё о рабстве? — Кроули осознал, что где-то потерялась нить разговора. — Магазин! Мы о магазине! Она знакома с хозяином! — стукнул себя по лбу ангел. — Кто? — Кроули нагнулся над столом, пытаясь вслушаться в его слова. — Она! Ну, помнишь? — Азирафаэль очертил в воздухе силуэт женской фигуры. — Ты же помнишь! — Я?! Погоди, ты хочешь сказать… — Кроули надпил из заляпанного бокала хороший глоток виски. — Хочешь сказать, ты с ней обедал? — Ты не явился! — Ангел вгляделся в стакан и всё-таки отставил его на стол. — Она узнала о моих планах, и… О-о-о, Азирафаэль, любезный, я же его знаю! Он уступит цену, мне он не… не откажет! — Как ты мог обедать с ней, а не со мной? — обиженно промямлил Кроули, допивая виски. — Ты совсем не ценишь наш уговор. — Уговор? — Ангел натужно пытался вспомнить содержание этого уговора. — Если мой друг будет грешить с какой-то земной чертовкой, я должен буду следить за качеством твоего гре… грехопа… Твою мать! Через несколько секунд кривляний бутылки на столе были наполовину полны. Азирафаэль последовал этому примеру. — Убери это, — жалостливо попросил ангел, махнув рукой в сторону уже полных бутылок. — Не могу видеть… Бутылки были спрятаны в закрома, и теперь диалог пошел внятнее. — Отец мисс Катон знаком со многими людьми в Лондоне, — медленно начал сначала Азирафаэль. — Как оказалось, и с хозяином этой лавки тоже. И юная Катон смогла уговорить его уступить мне цену! Он был достаточно груб в общении со мной, но, Господь всемогущий, как же он испугался при ее виде! Он, конечно, пытался остаться при своем мнении. Ума не приложу, чем таким занимается ее семья, что даже он слова лишнего не вымолвил! — Не могу поверить, — выслушав друга, сказал Кроули. — Ты ушел обедать с какой-то барышней без меня… — Ты меня вообще слушал? — обиженно воскликнул Азирафаэль. — Ладно, это не столь важно. Как она тебе? — Кто? Мисс Катон? Сейчас лицо ангела было как открытая книга. Смущение рисовало четкими буквами прямо на лбу: «влюблен». — Она… Достаточно умна. Приятная собеседница. — Да я не про это! — шикнул на него Кроули. — Что ты хочешь от меня услышать? — начинал сдаваться ангел. — Она хороша собой и не более! Мне по статусу не положено ценить в людях что-то более склада их ума! — По статусу, по статусу… Когда ты в последний раз делал что-то не по статусу? Послушай. — Кроули придвинулся ближе к краю диванчика, на котором сидел, и упер локти в колени. — Я знаю тебя ещё с сотворения. Ты действуешь «по статусу» лучше, чем чертов Гавриил. Так и с катушек слететь можно. Если ты считаешь, что за нами следят денно и нощно, спешу тебя уверить в обратном. Азирафаэль открыл было рот, чтобы возразить, но Кроули быстро пресек его попытку. — Мне до скрежета в зубах не нравится эта юная особа. Понятия не имею почему, может, я ревную? Но раз уж впервые за шесть тысячелетий моему другу приглянулась девушка… Что ж, век наш долог, а радости стоит брать пока дают. И, если ты будешь продолжать говорить только о своих книгах, Дьяволом клянусь, я не побоюсь бюрократии и увидишь ты меня только к Судному дню! Азирафаэль слушал его с приоткрытым ртом. Неужели его друг был готов пожертвовать их общением ради его ангельской слабости? Остаток вечера они провели за обсуждением сущности греха. Могут ли грешить ангелы? Или это привилегия только людей? А если ангел поступит грешно, как это называть? Каждый ли грех может отправить белокрылых в пешую прогулку к вратам Ада, или можно исчерпать какой-то лимит? А если наоборот? Сколько благих поступков должен совершить демон, чтобы ему вернули белые крылья? В конечном итоге они сошлись на мысли, что отмыться от клейма демона будет куда сложнее, чем записать свое имя в списки армии тьмы. Несправедливо как-то… Выходит, курс благих дел к злым равен примерно одному, а наоборот — бесконечности. И тут уже разговор пошел про банковское дело.

***

Прошло примерно полгода со дня знакомства Морин с таким приятным её сердцу Азирафаэлем. За это время она успела привыкнуть к Лондону и остаться здесь, как она думала, навсегда. Немного поспорив с отцом о новом месте своего проживания, он согласился оставить ее в покое, если она позволит ему снять для нее лучшие апартаменты на неопределенный срок. С этим Морин не могла не согласиться, ведь деньги за продажу новой книги будут ещё не скоро, а жить где-то надо. Мистер Азирафаэль часто (проще было бы сказать — ежедневно) приглашал ее в новомодный «Ритц», показывал места Лондона, в которых она ещё не бывала, и рассуждал о многих исторических вещах так, будто сам принимал в них непосредственное участие. Спустя какое-то время общения с ним Морин поняла, что определенно знала этого джентльмена. Но она так редко выбиралась из Барнета, так редко видела новые лица… Вряд ли она встречала его в этой жизни. Но она точно знала, этот белокурый мужчина уверенно покорял ее сердце. За окном стоял промозглый март. Почти каждый день шел мокрый снег, не давая расслабиться и надеть одежду хоть немного легче теплого пальто. Вчера утром в номер Морин доставили новое платье и меховую накидку, присланные ее отцом к прошедшему дню рождения. И сегодня, по случаю обеда в «Ритце» с мистером Азирафаэлем и его другом, девушка решила достать обновки. Отец знал, что она любит темные цвета. Ни к чему вычурность, это отвлекает от сути всего. Мужчины смотрят, но не слушают. Ей это определенно не нравилось. Платье цвета берлинской лазури, круглый вырез обшит черным кружевом, таким же как и на талии. Рукава длиной три четверти, манжеты обшиты темно-синими, почти черными камнями. Сверху прилагалась черная меховая накидка. Морин провела рукой по мягкой шерсти. В жизни она любила много вещей. Но больше всего ей нравилось видеть и прикасаться, как бы банально это не звучало. Она смотрела и подмечала. Рассматривала детали, видела суть. Многих ее ухажёров это бесило, ведь спустя несколько минут общения она понимала, когда ей неоправданно льстили, где врали, где пытались охмурить только ради завидного приданного. Их с головой выдавали глаза. Враньё можно умело завуалировать словами, но глаза спрятать невозможно. Она прикасалась и ощущала. Даже с закрытыми глазами она отличила бы чужие руки от родных. Ей нравилось ощущать босыми ногами жёсткую траву на заднем дворе их поместья. И мягкий ковер в гостиной. Ох, как же часто в детстве она получала выговоры за грязные пятки. Но это был тот случай, когда жизнь ничему не научила. В комнату постучались. — Войдите, — пригласила девушка. — Здравствуй, Флора. Служанка учтиво склонила голову. — Я вам нужна, мисс? — Да, помоги с корсетом. И обед сегодня не нужен. Распорядись на кухне. — Когда вас ждать, мисс? — пропищала служанка. — К ужину. И попроси растопить комнату к моему приходу. Ночь была холодной даже для меня. О, и найдите то тонкое ожерелье с сапфирами, сегодня оно будет кстати. Морин вышла из отеля к двум часам дня. Ей подали кэб, кучер осведомился о пункте их назначения, и они тронулись в путь. Со стороны казалось, будто эта воспитанная юная дама так рада своей обеденной поездке, что даже дыхание затаила от восторга. Но мы же говорили о том, что большинство людей смотрит, но не видит. Новый корсет был затянут до предела. Высшее общество требовало от всех женщин идеальной осанки и талии тоньше, чем у самой молодой ивы. Морин ненавидела корсеты всем сердцем. И турнюры. И чулки. И длинные, мешающие при ходьбе юбки. Громоздкие шляпки и узкие туфли. Ненавидела все то, что требовало от нее общество. Но кто она такая, чтобы спорить с большинством. Мать учила ее, что такова их женская доля — терпеть и подчиняться. Последний пункт она уже нарушила, идя наперекор родительским заветам. Но вот терпеть ее научили очень хорошо. Морин ещё раз вдохнула так глубоко, как ей позволяли жёсткие стальные вставки, и вышла из кэба напротив ресторана. Уже у входа в ресторан была слышна приятная музыка и голоса обедавших посетителей. Портье учтиво улыбнулся и открыл дверь перед дамой. В шумной толпе она без труда нашла светловолосую голову своего друга. А рядом с ним, вальяжно раскинувшись, сидел мистер Кроули. Он не на шутку пугал ее. Кроули встречал ее странной улыбкой, больше похожей на оскал, никогда не снимал своих темных очков, даже в помещении (высшая степень наглости). И даже сквозь их темные стекла Морин чувствовала, как ее осматривают с ног до головы. Но все же она пыталась быть приветливой даже с ним. — Добрый день, господа, — поприветствовала она ангела и демона. — Прошу прощения за задержку. — А-а-а, мисс Катон! — Азирафаэль подскочил с места и помог даме занять свое место за столом. — Мы вас заждались! — Накопилось много почты, не могла не ответить, — с улыбкой оправдывалась Морин. — Что вы, мы как раз обсуждали ваше творение, — не переставал улыбаться Азирафаэль. — И вы упомянули, что работаете над новым. Тоже детектив? Я был в восторге от присланного вами экземпляра! — Благодарю. — Щеки девушки порозовели. — Я придерживаюсь мнения, что не только мужчины могут писать серьезные произведения. Все же для этого не нужны какие-то особые умения, вроде грубой силы. — Но для этого необходим особый склад ума, — возразил Кроули. — А большинству женщин не достаёт и хоть какого-нибудь. — Кроули! — воскликнул Азирафаэль. — Мисс Катон только пришла, а ты уже успел ей нагрубить! — Ничего страшного. — Морин улыбнулась и накрыла руку ангела своей, отметив то, насколько та была теплой в сравнении с ее пальцами. — Думаю, мистер Кроули хотел сказать, что в этом деле нужен подход профессионала. Надеюсь, я смогу набраться опыта и утереть вам нос. Кроули не удержался от смешка. — Какова нахалка! Далеко пойдете, мисс! — Предлагаю за это и выпить, — поднял бокал Азирафаэль. — За то, чтобы мисс Катон смогла дойти так далеко, как не дошел ещё ни один мужчина! Они провели в ресторане весь обед и будто не собирались останавливаться. Когда тарелки пустели, наполнялись бокалы. Чем дольше они говорили, тем непринуждённее становилась беседа. И вот уже Кроули не казалось, что эта девчонка была большой проблемой. Она не лезла за словом в карман, была остра на язык и, как не горько ему было признавать, пару раз все-таки утерла ему нос. Азирафаэль несколько раз выпадал из их диалога, наблюдая со стороны за перепалкой двух упертых в свои убеждениях друзей. Он наблюдал за ней. Как горячо она отстаивала свою точку зрения, не шла на уступки. Как смеялась с их шуток и, время от времени, поглядывала на него своими пронзительными серо-голубыми глазами. За окном начало темнеть, и оставаться за столом становилось уже неприлично. В наилучшем расположении духа все трое вышли из ресторана. Шел густой снег. Белая стена была настолько плотной, что с трудом можно было рассмотреть противоположную сторону улицы. — Будто наколдовал кто! — воскликнула с восторгом Морин. — Твоих рук дело? — зашептал Кроули. — Я думал, это ты. Их небольшая компания двинулась в сторону парка. Фонари вяло освещали дорожки, где-то вдалеке слышались голоса редких прохожих. Дети высыпались на улицы, радуясь снегу. О такой погоде можно было бы только мечтать к Рождеству в Лондоне, но вместо снега дети получали грязь и слякоть. Спустя несколько минут прогулки Кроули тактично «вспомнил» о каких-то важных незаконченных делах, попрощался и быстро ушел в противоположную сторону. Но оставлять их совсем наедине он не намеревался. Такое демон не может пропустить! Он оставался на определенном расстоянии, позволявшем ему хоть что-то видеть. — Мисс Катон… — начал было ангел и на всякий случай заглушил свои слова небольшим чудом, дабы демон точно не смог их подслушать. — Морин. Право слово, я не знаю с чего начать, я новичок в таких вопросах. — В каких вопросах, мистер Азирафаэль? — захлопали ресницами девушка. — Просто Азирафаэль, если вы не против. Так вот, я хотел признаться вам в нескольких вещах. — Он попытался собрать все свое самообладание в одну кучу. — Видите ли, я не совсем… — Добрый вечер, господа. Грубый незнакомый голос нагло вторгся в их диалог. В темноте они не заметили, как к ним приблизился мужчина в старом грязном пальто и не с самыми дружелюбными намерениями. — Ну, чего он мешкает, — шипел себе под нос Кроули. Из-за плотной стены снега ему были видны только очертания фигур, но не более. Волнение все крепче цеплялось за его черную душу. — Чем могу быть вам полезен? — осведомился Азирафаэль, пытаясь спрятать девушку за своей спиной. — О, я невольно стал свидетелем вашей прогулки. Так трогательно, первые шаги всегда так важны в отношениях. — Мужчина сглотнул и потянулся ко внутреннему карману пиджака. — Но я вынужден прервать ваши признания и потребовать у вас бумажник. Он продемонстрировал черный револьвер. Азирафаэль вздохнул. Почему сейчас? Ну не мог он подойти к ним несколькими минутами позже? Он ведь только был готов сказать! — Вы уверены, что хотите взять такой грех на душу? — спросил ангел, стараясь максимально обходительно донести благие мысли. — Вы ведь… — Хорош трепаться, — рыкнул человек. — Давай бумажник, и вы продолжите ворковать. Как ему не хотелось решать этот конфликт чудом. Каждый раз после сотворения чуда в собственную пользу он ощущал неимоверные угрызения совести. Но можно ли считать это чудо в пользу другого человека? Азирафаэль протянул свой бумажник. Все равно завтра этот человек обнаружит, что все деньги, что там были, превратились в песок. — Теперь, разрешите нам… — Э нет, постойте. Мне кажется эта безделушка очень мешает вашей спутнице. Он указывал на сапфировое ожерелье. Морин дотронулась до шеи ладонью. — Это моей матери. Я не могу… — Милочка, ты не в том положении! Он оттолкнул Азирафаэля в сторону и схватился за тонкое, но, как оказалось, прочное украшение. Морин вскрикнула от неожиданности. — Да что вы!.. — Азирафаэль ухватил наглеца за руку и дёрнул. Раздался громкий хлопок, и все замерли. Было слышно, как в их сторону кто-то бежит. Грабитель отпустил руку и чуть ли не мгновенно испарился. Азирафаэль в недоумении глядел на девушку. — Что случилось? — спросил он. Морин резко побледнела и упала. Азирафаэль даже не успел понять, что произошло. Из темноты выскочил Кроули. — Какого Дьявола у вас тут происходит? — крикнул он. К ним со всей округи сбегались редкие прохожие. — Я не… Ангел стоял на коленях перед девушкой. Он дотронулся до ее руки. По белому мягкому снегу растекалась красная лужа. — Идиот! Почему ты не испарил его?! — Я не знаю… Я сейчас! Это не так страшно, я смогу помочь, — еле слышно зашептал Азирафаэль, прикладывая руки к тому месту, откуда растекалось алое пятно. — Нет! Стой! — Кроули попытался оттащить друга в сторону. — Это запрещено! Откуда-то в ангеле прибавилось сил. — Я могу помочь ей! Отпусти меня, сукин ты сын! Я могу помочь! — Тебя за это развоплотят! Нам нельзя воскрешать людей! Между ангелом и демоном завязалась драка. Для людей вокруг они несли какую-то чушь про чудеса и воскрешение. Конечно, потом им всем стерли память. А двум сверхъестественным существам сделали выговор за буйное поведение на глазах у людей. Это был последний раз, когда Азирафаэль пренебрегал своими возможностями. И последний раз, когда он позволил себе влюбиться.