***
В больших городах полным-полно минимаркетов с прозрачными названиями вроде «Покупай-ка», «Везунчик» или «Минимаркет». Магазин, в котором работала Сандэй был назван третьим вариантом. Именно в такие места вы забегаете, когда забыли купить корм для кота, кончились сигареты или захотели вкусить второсортного кофе. Сегодня ей досталась дневная смена. Собственно говоря, какого-то четкого графика у работников не было. Это плюс, ведь всегда можно было договориться с напарником о том, кто будет дежурить весь день у кассы под кондиционером, а кто раскинется на кровати в позе морской звезды и будет умолять вентилятор работать хоть немного быстрее. Всегда найдутся желающие поработать днём или ночью. И старшей по смене «Минимаркета» это было хорошо известно. — Ты не против поработать в воскресенье весь день, Сандэй? * Девушка заскрежетала зубами. Такие дурацкие обороты речи в ее адрес использовались достаточно часто, если не постоянно. Мысленно она ненавидела тот факт, что ее родители раньше плохо знали английский и решили, что имя Солнечный День будет как никогда подходить девочке. Только они не учли некоторые грамматические ошибки. Родители приехали, кажется, из Корфу. Она никогда не интересовалась подробнее, даже не знала, где это место. Но она точно знала, что ее отец был выходцем из Албании. Он рассказывал что-то о войне и как он от нее сбежал. В рассказе было что-то ещё про море, но она не была уверена. Отец умер, когда Дэй было одиннадцать, а дети в таком возрасте мало интересуются биографией родителей. — Мы ведь договаривались, что я завтра дома, — ответила Сандэй, не отвлекаясь от подсчёта сдачи для клиента. — Держите, всего доброго. — Она повернулась к старшей по смене. — Я уже третий день в первую. Неужели нельзя поставить Джинни? — Нет, нельзя. Старшей была некая Мардж, которую по имени никто не называл. На работе так уж точно. Дэй всегда казалось, что женщины с такими именами рождаются в комплекте с персидским котом, а вместо первого крика в приказном тоне требуют предъявить врача его диплом и лицензию на акушерство. Эта конкретная Мардж была средних лет и гармонично сочетала в себе голос мамаши-наседки, внешность коренастого тролля из детской книжки и характер главной стервы квартала. По этой причине работники магазина чаще договаривались друг с другом, чем с ней. Но иногда бывали форс-мажорные обстоятельства, как например, сейчас. — Джинни не может оставить ребенка, — медовым голоском пропела старшая. — Он так капризничает, просто кошмар! И его ни в коем случае нельзя оставить с отцом, нет, нет, нет! Дэй изо всех сил продолжала обслуживать клиентов с улыбкой. Давалось ей это с трудом, поэтому демонстрировала он только напряжённую гримасу. — Джинни следовало бы держать ноги сдвинутыми… — пробубнила Дэй себе под нос именно с такой громкостью, чтобы старшая услышала ровно то, что требовалось. — Что, прости? — пискнула она. — Мне показалось? — Приятного дня! Я говорю, Джинни может выкроить один день на работу. Ночью тут штиль, а платят на полставки больше. Мне нужен всего один день, и… В кармане джинс присвистнул телефон. Не обращая внимания на замечание старшей о том, что мобильные телефоны отключают мозг современной молодежи, Дэй открыла сообщение. «Сегодня в шесть. Мост Миллениум. Надо кое с кем познакомить. Отказ не принимается.» Дэй обдумывала написанное до тех пор, пока очередной клиент не попросил сделать её кофе в третий раз. — Сегодня я уйду пораньше, — наконец сказала она, обращаясь к старшей. — Появились срочные дела. — Так не пойдет, дорогуша! Ещё работать не начала, а уже отпрашиваешься? — Да, — голос Дэй звучал холодно. — И завтра на смену выйдет Джинни. Кофемашина поперхнулась, выплевывая горький напиток, а затем издала набор звуков, состоящий из бульканья, всхлипов и чего-то похожего на мольбу о пощаде. — Я пожалуюсь директору! Тебе урежут зарплату! — надрывно пищала старшая. — Нельзя урезать то, чего нет. Так что? Вы позовете кого-то на подмену, или сами будете портить настроение клиентам своей физиономией? Старшая чуть не повторила судьбу кофемашины. Она открыла рот. И закрыла. Проделав эту процедуру несколько раз, она как можно более чувственно хмыкнула, развернулась на каблуках и засеменила к подсобке. Настроение Дэй немного улучшилось. Меньше чем за два месяца работы ей удавалось изводить старшую до грозного хмыканья по меньшей мере три раза в неделю. А этот был юбилейный, двадцатый. Девушка мысленно поставила галочку напротив своего достижения, улыбнулась и хлопнула ладонью по аппарату. Тот вмиг перестал плеваться и покорно выдал самый отвратительный кофе во всей округе. Остаток дня Сандэй провела, следя за секундной стрелкой часов, уговаривая ее ползти чуточку быстрее.***
Кроули и Азирафаэль проходили по мосту уже не первый круг. Вечер был теплый и безоблачный, и многие жители и гости города посчитали отличной идеей провести его рядом с Темзой. По иронии, теперь в этой толпе людей было достаточно сложно дышать. — Они опаздывают. — Кроули оперся руками о поручень и постукивал по нему пальцами. — Десять минут ещё не опоздание, — подметил Азирафаэль. — Ты ведь сам не пунктуален. — Я придерживаюсь своего стиля. Шесть тысячелетий я его оттачивал не для того, чтобы какие-то девчонки пытались меня переиграть. — Ты срываешься на мне, потому что не хочешь посмотреть правде в глаза, — покачал головой Азирафаэль. — Правде? Ангел, если ты будешь постоянно макать меня в это носом как котенка, клянусь, я… — Прибереги свои проклятья. Жди здесь. Азирафаэль скрылся в толпе прохожих так быстро, что Кроули даже не успел понять, для чего же ему стоит беречь проклятья. Ведь их лимит неисчерпаемый! Через несколько секунд ангел вернулся, ведя под руку черноволосую девушку в бордовом деловом костюме свободного покроя. Кроули несколько удивился тому, что вместо аккуратных лодочек на каблуке или балеток на ее ногах были белые кроссовки на низкой подошве. — Вы не говорили, что будете с другом, — приветливо улыбнулась девушка. — Морин. — Она протянула руку. Не самое радужное настроение Кроули не позволяло ему обратить внимание на этот жест. — Не поверите, но я знаю о вас гораздо больше, чем вам кажется, мисс Катон. — Правда? А я вот о вас ничего не знаю. — Морин убрала руку и повернулась к Азирафаэлю. — Это вы что-то рассказали, так? — Ни в коем случае! Мой друг, знаете ли, очень… — Тебя сложно не заметить. Из толпы на них чуть ли не выпрыгнула миниатюрная девушка в клетчатой рубашке и не самых длинных шортах. Она похлопала по плечу рыжеволосого мужчину, но тот даже не обернулся, будто уже давно знал, что она тут. — Опаздывать неприлично, ты знала? — спросил Кроули. — Конечно. Но соблазн был слишком велик. Я — Сандэй. — Азирафаэль. — Он слегка поклонился. — А это Морин. Пожалуй, на это стоило посмотреть. Если бы взглядом можно было действительно прожигать, то руки девушек сейчас оказались бы обожжёнными. Ангел и демон ожидали чего угодно: от разряда тока между их ладонями, до сжатия Вселенной и схлопывания ее в сингулярность. Но… Ничего не произошло. Морин мило поинтересовалась о том, чье перо было вплетено в волосы Дэй. На что та ответила, что это был скорее всего голубь и вытащила маленькое чёрное перо из прически. Они двинулись вдоль моста, и поток людей расступался перед ними. Кроули думал, что это маленькое чудо Азирафаэля. Было бы ложью сказать, что Азирафаэль не думал так же о демоне. — Ну как? — Азирафаэль наклонился к другу, чтобы их разговор не был слышен немного увлекшимися девушкам. — Ты готов признать поражение? — Я не знаю, — едва шевеля губами ответил Кроули. — Но Морин точно та, ты был прав. — И Дэй… Тебе стоит узнать у своих. Вдруг это их рук дело? — У меня нет своих, забыл? — зашипел рыжеволосый. — И я не полезу туда добровольно. Это чревато последствиями для нас обоих! — Последствиями? — обернулась Морин. — Что-то случилось? Они шли по направлению к южному краю моста, все дальше от собора Святого Павла. Это несказанно радовало одного демона, ведь чем дальше — тем легче было дышать. Миллениум строили по небесной задумке. Его планировали как символ соединения двух тысячелетий. Наверху даже постарались, чтоб его открыли в нужный год, а не как это обычно происходит у людей. Но ангелы не были сильны в строительстве. А вот демоны, в силу своего желания что-нибудь испортить, слыли неплохими инженерами. Благодаря маленьким погрешностям в конструкции, мост пришлось открывать дважды. Будучи уже у самого края моста Морин вдруг остановилась и восторженно посмотрела на Азирафаэля. — Это… это «Глобус»? — спросила она. — Никогда здесь не была! Реконструкция шекспировского «Глобуса» привлекала внимания множества туристов. Возле кассы толпился народ, раскупая последние билеты. — Хочешь сходить? — поинтересовался Азирафаэль, даже не заметив того, как перешёл на «ты». — Конечно! Вы же с нами? — О, нет, — замотал головой Кроули. — Не перевариваю Шекспира. Уже… давно. — И я пас. — Дей засунула руки в карманы шорт. — Театр не совсем мое. Азирафаэль вздохнул и наклонился к уху Кроули. — Все равно ничего не вышло, верно? Морин взяла Азирафаэля под руку и потянула в сторону театра. Начинало понемногу темнеть. Раскалённый диск солнца цеплялся за края зданий, будто старался максимально продлить аналог пекла на земле. Над рекой воздух был не таким пыльным. Букет ароматов реки многолик. Чаще всего ее запах равен тому, что происходит на ней или рядом с ней. Сейчас над Темзой разносился запах тины, затхлости и мусора, оставленного тысячами туристов. Сандэй вдохнула полной грудью, будто и не заметив этого шлейфа, и направилась к северному краю моста. Они шли какое-то время молча. Кроули просто не знал с чего начать разговор. Это было похоже на первую встречу в живую после долгого общения в интернете. — Так… кхм… Ты тоже не любишь Шекспира? Дэй ухмыльнулась и не поворачивая головы ответила: — У меня нет претензий к Шекспиру. Это классика и все такое. Но он… — Скучный? — закончил Кроули. — Безумно! Я не верю, что его «Гамлет» мог так высоко подняться! Это же нудятина, — она высунула язык. — Да, без чуда не обошлось, — мечтательно улыбнулся Кроули. Они дошли примерно до середины моста и остановились. Сандэй облокотилась об поручень, и стала разглядывать приближающийся к мосту речной трамвайчик с туристами. Вода блестела рыжим в свете уходящего солнца. — Никогда не была тут, — проговорила Дэй. — Неужели за всю жизнь ты ни разу не гуляла по городу дальше клубов? Как давно ты в Лондоне? — Не знаю… — она задумалась, будто пыталась вспомнить, что ела на завтрак. — Кажется, три года? Я не уверена. Кроули показалось это странным. Ведь три года не такой уж большой срок, она должна была бы запомнить. — А твои родители? — спросил он. В прошлом его это почему-то совсем не интересовало, а она не рассказывала. — Они ведь тоже здесь? — Нет. Мама осталась… В общем, она не в Лондоне. А отец мертв, и он… К чему это? — немного раздраженным тоном спросила она. — Просто хочу побольше узнать. Откуда твои родители? — он пошел в наступление. — Из Корфу. Отец был из Албании, он рассказывал… — Не похоже, что в тебе есть балканская кровь, — перебил ее демон. — Я видел албанцев, и ты не похожа на них. — Ну и что? — растерялась Сандэй. — А то, что ты и на гречанку не похожа. Ты ещё что-то знаешь о своей семье? Над мостом собрался холодный воздух. Не приятный речной бриз, которым часто веет перед дождем. Это было больше похоже на промозглый запах земли и осенних листьев. — Я ничего не знаю, — растерянно посмотрела на мужчину Дэй. — Мне никогда не рассказывали. Это ведь не важно? — О нет, это очень важно, — Кроули сглотнул. Ему стало некомфортно от того, что он делал. — Ведь все должны знать свои корни. — Это опять какой-то допрос? Ты за этим меня сюда позвал? — она сменила растерянность на агрессию. — Кто ты такой? Кроули бросил беглый взгляд на реку. Вода пошла рябью, на ней больше не играли слепящие отблески. Только черная волнующая глубина смотрела на него снизу вверх. — Кто я — не столь важно, — проговорил он. — Тебе не казалось, что мы знакомы? Будто встречались в прошлой жизни? Дэй молча смотрела в его черные очки. Внутри сцепились между собой паника и злость, и пока никто не побеждал. Ей вдруг смертельно захотелось сорвать эти чёртовы очки и бросить их в воду. Кажется, ее принимали за дуру! Или сумасшедшую. Она всеми силами пыталась откопать в памяти чуть больше той информации о себе, чем она всем рассказывала. Но чем больше она копала, тем сильнее было впечатление, что ее жизни не существовало вовсе. Только ощущение дежавю, связанное с высоким рыжеволосым идиотом, постоянно долбило в висок. Прохладный воздух сменился ощутимым ветром. Прохожие заторопились убраться подальше, ведь несмотря на исправленные когда-то погрешности в конструкции, мост начал слегка ощутимо колебаться. С речного трамвайчика послышались встревоженные голоса. Кто-то просил поскорее добраться до берега, кажется, собирался шторм. — Может ты помнишь что-то кроме родителей? Что было до этого? До них? — Демон судорожно перебирал мысли в голове. Сандэй смотрела на него ошарашенными черными глазами. Кроули взял ее за плечи и наклонился к лицу. Мысли, что разъездали изнутри уже давно, рвались наружу. — Ты не должна быть здесь, ты знаешь? Тебя не должно быть! Я оплакивал тебя, убил из-за тебя. А ты вернулась и теперь делаешь вид, что ничего не знаешь? — Прекрати, ты делаешь мне больно! — пискнула девушка. Под пальцами демона ныли плечи. — Тебя вернули мне в наказание, да? Они считают это забавной шуткой? — проговорил Кроули, протягивая шипящие звуки словно змея. — Что я должен сделать? Что?! — Прекрати! — вдруг не своим голосом закричала Сандэй. Ветер с силой обрушился на мост. Теперь дрожь шла по нему ощутимыми волнами, будто по нему маршем шла сотня людей. Люди поддались панике и бежали с моста как крысы с тонущего «Титаника». Они обтекали демона и седоволосую девушку, даже не задевая их плечи. На маленьком судёнышке начиналось волнение. Кажется, они заглохли. Волны шатали катер, грозя уложить его на бок и залить борт водой. Кроули отпустил узкие плечи и отпрянул. Он никогда не поддавался эмоциям настолько сильно. Это не в его стиле. На лице Дэй смешался страх и злость в равных пропорциях. — Кто ты? — проговорила она одними губами. — Не важно… Не преследуй меня больше. Никогда. Она развернулась в сторону собора и быстрым шагом удалилась. Чем дальше она отходила, тем тише был ветер, и тем теплее становилось вокруг. Кроули не обратил на это внимания.***
Азирафаэль не был в «Глобусе» ещё со времён живого Шекспира. Он восхищался его ранним творчеством, способствовал продвижению его в массы. Раньше можно было найти поэта в каждом переулке по дюжине, но отыскать бриллиант среди них было достаточно сложно. Азирафаэль сделал свою ставку и не прогадал. Но сегодня Шекспира не ставили. Когда Морин радостно подбежала к кассе, для них осталась последняя пара билетов. — Данте. — Вернулась она к Азирафаэлю, победно демонстрируя вожделенные бумажки. — Чистилище. Звучит немного устрашающе. — Только одна часть? — удивлённо спросил ангел. Он незаметно щёлкнул пальцами, и в бумажник Морин вернулась полная стоимость билетов. Она не позволила ему оплатить это мероприятие, но совесть не давала ангелу покоя. — Платить за каждый акт полную стоимость билета… А они неплохие предприниматели! — засмеялась Морин. Они вошли на территорию театра. Он оказался таким же, как его помнил Азирафаэль, только людей оказалось гораздо больше. Самые быстрые успели занять места у сцены. Кто-то практически лег на нее, кто-то норовил залезть и, видимо, присоединиться к актерам. Но большинство оказалось вполне адекватным. Азирафаэль потратил ещё одно чудо, и толпа пропустила их ближе к месту действия. После некоторых события он не был намерен пренебрегать чудесами. — Ты читала «Божественную комедию»? — поинтересовался белокурый у своей спутницы. — Некоторые поддаются на упоминание комедии в названии, и жестоко обманываются. — Нет, не читала, — покачала головой Морин. Она будто хотела сказать ещё что-то важное, но быстро передумала. На сцену под редкие аплодисменты вышел актер в красных одеждах и с лавровым венком на голове. Он дождался, пока в зале стихнут все звуки, осмотрел свысока присутствующих, а затем звучным голосом начал. Люди на балконах перестали снимать действие на телефоны. Те, кто стояли на земле, больше не переминались с ноги на ногу. Все слушали баритон чтеца и старались не дышать.…И я второе царство воспою, Где души обретают очищенье И к вечному восходят бытию…
Морин перестала улыбаться. Она вслушивалась в каждое произнесённое слово. Азирафаэль, который сперва так же был погружен в размышления о поэзии, покосился на девушку. Она, подняв голову вверх, смотрела на чтеца таким серьезным взглядом, как смотрит на опоздавшего на урок школьника учитель. Ангелу польстил тот факт, что мисс Катон так серьезно прочувствовал слова старого мастера слога. Чтец восхвалял Каллиопу и шел за поэтом прямиком из Ада. Он описывал звёзды и созвездия так, будто сейчас в небе, освещенном уходящими лучами солнца, можно было рассмотреть каждое из них. Азирафаэль потянул за галстук бабочку, ослабляя его. Ему показалось, что стало немного жарко. В толпе людей почувствовалось шевеление. Кто-то обмахивался билетами. Кто-то расстегнул верхние пуговицы рубашки. Тут и до этого не было прохладно, но сейчас, если бы перед их глазами были термометры, они бы увидели, что температура поднялась на пару градусов.… И некий старец мне предстал пред очи, Исполненный почтенности такой, Какой для сына полон облик отчий…
Чтец запнулся. Если бы он не знал себя, ему бы показалось, что он забыл слова. Но он так часто читал эти строки, что даже ночью мог задекламировать их без единой ошибки. А сейчас его язык будто на какое-то время прилип к небу. Продолжить повествование стоило ему больших усилий. Морин слушала его и ей казалось, что этот идиот коверкает слова. Она никогда не слышала о Данте, но в ее душе закипала злоба к этому человеку. В этих стихах, как она думала, не было ни доли правды. Так бессовестно врать, ещё и оглашать это со сцены, мог только человек с мелким складом ума! Кто посмел пустить на сцену этого… — Морин? — дотронулся до ее руки Азирафаэль. — Все, а порядке? Ты бледная… — Я? Нет, все хорошо. — Тебе не нравится? Мы можем уйти, если хочешь, и придем в другой раз, когда… — Все в порядке, — процедила она сквозь зубы. — Я хочу дослушать. Человек в красном продолжал описание старца. Он описывал цвет волос и свет, падающий на его лицо от четырех светил. Повысив голос, он заговорил за старца. Выражение лица чтеца поменялось, ему было явно трудно передавать слова человека, которого он описывал.… Кто вывел вас? Где взяли вы лампаду, Чтоб выбраться из глубины земли Сквозь черноту, разлитую по Аду?..
В театре начало пустеть. Люди выходили раскрасневшиеся и с испариной на лбу. Кто-то кашлял, кто-то не мог толком вдохнуть от нагнетающей духоты. Те стойкие, что остались, опустились на пол и с остервенением махали билетами, что могло бы вполне вызвать небольшой ураган. Актер и сам был готов плюнуть на все и уйти за кулисы, лишь бы только снять душный балахон. Взгляд ангела метался от сцены к девушке, и обратно. В прошлом он никогда не видел, чтоб она была такой озлобленной. Она не стесняясь повышала голос на тех, кто ей врал, а ложь чувствовала за милю. Но сейчас она была в ярости. Серо-голубые глаза впервые показались Азирафаэлю дикими: любое неловкое движение, и можно было стать жертвой на столе у хищника.… Нельзя, глазами мглистыми взирая, Идти навстречу первому из слуг, Принадлежащих к светлым сонмам Рая…**
Жара резко вспыхнула с новой силой. Ещё немного, и можно было услышать как испаряется вода. Морин вдруг отпрянула от края сцены и выбежала из здания театра. В висках тупой болью отбивало барабанную дробь чувство дежавю. Все, что ей помнилось, вдруг показалось ненастоящим. Она прислонилась к стене и сползла на землю, держась за голову. Все, что на данный момент было настоящим, это чувство злости на какую-то ложь. Но на какую? Что-то в словах актера было неправдой. И из-за этого хотелось отправить его прямиком в пекло. Настоящим было чувство страха, которое зародилось вместе со злостью. Она никогда так не боялась. Морин боялась, что что-то пошло не так и теперь это невозможно исправить. А ещё настоящим было прикосновение теплой руки к ее плечу. Морин подпрыгнула от неожиданности. — Что случилось? — обеспокоенно спросил Азирафаэль. — Что это было? — Я не знаю, — хрипло произнесла она. Чувство усталости волной накатило на тело. Азирафаэль больше ничего не спрашивал. Только опустился на грязную землю рядом с ней и приобнял девушку за плечи. Он знал, что лишние вопросы ни к чему, они ничего не прояснят. Морин позволила себе опуститься ему в руки и постаралась убедить себя в том, что в голове не разносится настойчивая, как муха бьющаяся в окно, мысль: «И он настоящий».