***
Кроули и Азирафаэль не виделись уже больше двух недель. Они напрочь забыли про то, что им обещали второй Армагеддон. К чему были эти мелочи? Сейчас мир расцветал новыми красками лета. Телефоны молчали, письма от начальства не приходили, а, значит, можно расслабиться и предаться всем доступным грехам. В маленьком книжном магазине в самом богемном районе Лондона все чаще появлялись новые книги по праву, журналистике и психологии. Морин стала появляться в этой обители жёлтых страниц и рыжих обложек ежедневно. Порой время пребывания в магазине превышало то время, что она проводила дома. Хотя работа и не давала ей забыться целиком. Главный редактор рвал и метал, отвергая все предложенные материалы, компьютеры висли от перенапряжения чаще обычного, а чертов Джеймс играл на ее нервах так искусно, что при каждом его виде Морин хотелось отправить его на все существующие матерные направления. Единственной отдушиной для нее стал белокурый мужчина в идеальном кремовом костюме и с дурацким галстуком бабочкой. Он встречал ее после работы с картонной чашкой крепкого кофе, билетами в кино или прочей романтической ерундой, что принята у всех уважающих себя влюбленных. Морин не признавалась себе в том, что позволила кому-то ухаживать за собой. Но почему-то именно от этого человека она чувствовала самые теплые эмоции. Будто они знали друг друга тысячи лет, просто не могли вспомнить откуда. Это был один из самых жарких дней тем летом. И как на зло, именно в этот день практически все кондиционеры офиса «Обозревателя» вышли из строя, машина ремонтников застряла в пробке, а бумажной работы навалилось столько, что ею вполне можно было заклеить все окна всех офисов мира, только чтоб не светило это проклятое солнце. Морин обмахивалась каким-то безумно важным документом и пыталась вникнуть в содержание последней статьи. Давалось ей это с трудом, так как мозг так же грозился выйти из строя. Телефон на столе мигнул, и на экране появилось сообщение. Сегодня всем было плевать на то, кто чем занимается, поэтому Морин без опаски взяла телефон в руки и прочла: «Есть планы на вечер? Планирую небольшой сюрприз. Тебе понравится». Морин улыбнулась и застучала пальцами по экрану. — Как дела, Катон? — Джеймс я очень занята, разве не видишь? — не отрываясь от телефона ответила девушка. — Конечно, вижу. Работа кипит полным ходом. — Что тебе нужно? — раздражённо спросила Морин. — О, у меня к тебе есть предложение, — начал Джеймс, по привычке присев на край стола. — Мне тут удалось урвать два билета на фестиваль польского кино. Ну, знаешь, малобюджетные фильмы с глубоким смыслом. Донна сегодня занята. А тебе пора развеяться и… — Очень великодушно с твоей стороны. — Морин смерила его взглядом. — Но, во-первых, я никуда не пойду с тобой ни сегодня, ни завтра, ни в любой другой день. Ты мне противен. А, во-вторых, ты врешь как дышишь. — Что? Я… я не вру! Вот, смотри. — Он помахал у нее перед носом двумя клочками бумаги. — Сегодня на семь! — Да я не про билеты! Ты не звал никакую Донну. А билетам уже неделя, ты готовился заранее. — Откуда ты знаешь? — Открыл от удивления рот парень. — Хотя, не важно. Чем это я тебе не угодил? Эти разговоры он заводил практически каждый раз, когда она ему отказывала. Кажется, если этот упертый баран поставит себе цель проломить головой бетонную стену — у стены нет шансов. — Ну, знаешь. — Морин поудобнее села на жёстком офисном стуле на колесиках. — Ты как заноза в заднице: чем старательнее пытаешься достать, тем глубже под кожу ты залезаешь. Ты бабник и брехло. Лезешь не в свое дело. И не понимаешь слова «нет». Какие ещё примеры тебе привести? По лицу Джеймса было понятно, что эта игра в завоевание его порядком утомила. — Знаешь что, — с ироничной улыбкой заметил он, — мне просто кажется, что ты завышаешь себе цену. Или ты считаешь, что богатый папочка сможет сосватать тебя очередному принцу? Хочешь быть сучкой при толстом кошельке? Хотя нет, это семейное! Ты же вся в мамочку, верно? Идёшь по ее стопам? Стул отлетел в сторону и с грохотом врезался в соседний стол. Весь офис перестал активно обмахивался журналами и внимательно наблюдал за тем, как черноволосая девушка схватила своего сверстника за рубашку и еле слышно шипела ему в лицо. — Ещё одно слово обо мне или моей семье и твой нос поздоровается с затылком. Я понятно выражаюсь? — Что здесь происходит? — послышался строгий голос. Секретарша с прилизанными волосами выбежала из своего стеклянного убежища и теперь грозно осматривала практикантов. — Что за поведение? Мисс Катон, что вы себе позволяете?! — Прошу прощения, — процедила Морин сквозь зубы и отпустила рубашку Джеймса. — Это больше не повторится. — Конечно не повторится! Распускать руки непозволительно! Я немедленно сообщу об этом руководству. Морин наблюдала за тем, как секретарша закрыла за собой прозрачную дверь и скрылась в кабинете главного редактора. Джеймс, после того, как его рубашка получила свободу, мгновенно очутился за своим рабочим местом и активно создавал видимость работы. Все вокруг тоже вернулись к своим занятиям. Морин продолжала стоять и пялиться на стеклянную дверь. В голове закипала злоба к вопиющей несправедливости. А ладони горели огнем, и ей казалось, что это не метафора.***
Жара имеет свойство пробираться куда угодно. Она как ядовитый газ, запущенный в вентиляцию, заполняла собой все существующие пространства, давя на живых своим сухим, пыльным воздухом. Люди изобрели вентиляторы и кондиционеры, но техника имеет свойство ломаться. Люди справлялись с жарой с помощью льда в напитках и мороженого, но и это не вечно. Люди бросали вызов солнцу и ложились под его палящие лучи, называя это здоровым загаром, но в девяти случаях из десяти загар превращался в ожоги. Жара побеждала всегда. Ну, практически всегда. В роскошной квартире в одном из престижных районов Лондона не работал ни один кондиционер. Тут стояла такая прохлада, которая бывает, если оставить открытым окно на ночь в середине октября. Солнце, самую малость пробивающееся через щели, оставляемые жалюзи, и уперто выжигало полосы на черном полу. Безуспешно. И ни один его луч, как бы не старался, не мог добраться до глаз спящих. Рыжеволосый мужчина лежал на боку и не смел дышать. В утренней тишине кажется, что любой звук может разбудить спящего. А когда рядом с тобой лежит девушка, свернувшаяся под одеялом в клубок, будто кошка, создаётся впечатление, что любой писк теоретической мыши сможет мгновенно поднять ее на ноги. Одеяло мерно поднималось и опускалось под ее дыханием. Ее белые волосы заметно контрастировали на фоне черных шелковых простыней. Седые пряди змеями вились по подушке и лицу девушки, закрывая ее глаза и губы. Кроули как можно аккуратнее поправил ей волосы, и девушка смешно сморщила нос. За последние две недели Кроули испытал все стадии принятия неизбежного. Сперва он старался не замечать нового запаха в своей квартире, ещё одну кружку с кофе по утрам, ауры человеческой влюбленности, что впитывалась черными стенами. Отрицание. Чем больше он себе врал, тем больше в нем закипала злоба. Как он мог позволить ей чуть ли не поселиться здесь? Она дерзила и пререкалась, вела себя как инфантильный подросток и к тому же часто забывала турку с кофе на горячей плите, от чего по утрам на кухне пахло горелым. Она бесила его. И срывался он также на ней. В постели, разумеется. Гнев. В мыслях он все чаще обращался ко всем своим начальникам, нынешним и бывшим, предлагая что-то поменять. Может, будь он человеком, все было бы куда проще. Проще понять ее эмоции, чувства. Может, за шесть тысяч лет он настолько загрубел, что перестал понимать такое чувство, как любовь? Он принимал непосредственное участие в создании этого набора гормонов, но «создавать» и «испытывать» слова немного разные по смыслу. Может, стоило что-то поменять? Торг. Чувство эмоциональной выжатости не было знакомо демонам. Но когда на твои молитвы не отвечают ни словом ни действием, когда та, от кого голова шла кругом давала тебе такие мощные заряды разноплановых эмоций, когда внутри закипала его демонская натура и рычала по звериному в недоумении от того, что испытывала… Депрессия. Дэй шмыгнула носом и сонно потёрла глаза. — Я тебя разбудил? — спросил Кроули, уже без опаски проводя рукой по ее волосам. — Мне снилось, что мы сидели у реки и жарили на огне зефир, — пробормотала Дэй. — И шел дождь. Но на нас не попадал, хотя навеса не было. Кроули улыбался. Каждое утро она рассказывала о своих снах. Это была как отдельная вселенная. Ни один писатель не написал бы историй ярче, чем рассказывала Дэй по утрам. Вдруг она ойкнула и резко села на кровати. — Что случилось? — недоуменно спросил Кроули, приподнимаясь на локтях. — Время! Я опаздываю на работу! Меня убьют, если я снова опоздаю… Почему не сработал будильник? Кроули пожал плечами, умело скрывая тот факт, что он намеренно не прикасался к будильнику, несмотря на просьбы Дэй. Ему ужасно не хотелось рано вставать, терять седоволосую из виду на весь день и коротать время за осточертевшими искушениями. — Где мои вещи? Это ты опять куда-то их засунул? Прекрати улыбаться! Он и не скрывал наглой ухмылки. Наблюдать за тем, как растрёпанная девушка в одних трусах бегает по комнате, заглядывает под кровать и пытается достать из-за комода свою футболку было для него искренним удовольствием. Она натянула то, что смогла найти, и убежала на кухню. Через какое-то время в комнату просочился запах горелого кофе. Если бы демон не поленился поискать источник запаха повнимательнее, он обнаружил бы, что под злосчастным комодом красовалась новая пентаграмма, а в ее центре — запечатанный красным воском конверт. Возможно, он распечатал бы его и прочел хоть немного внимательнее обычного. И тогда он бы узнал, что первый страж уже готов посетить их. Но вместо этого он лежал и смотрел в потолок. Он слушал, как на кухне гремит посуда и как Дэй в самой нецензурной форме оскорбляет просыпанный сахар. Он принюхивался к запахам, что исходили от ее половины кровати (теперь ему приходилось мириться с тем, что у кровати появились половины). Он давно перестал отдавать себе отчёт в том, что ему по статусу запрещено любить. Просто сейчас его душе наконец было спокойно. Принятие.***
— Куда мы едем? — Ну, какой же это будет сюрприз, если я тебе заранее все расскажу? Таксисты обладают удивительной способностью быть незаметными. Все мы знаем, что автомобили не едут к пункту назначения сами по себе. Всегда есть посредник в виде водителя. Но почему-то все о них забывают и частенько не стесняясь рассказывают им о себе практически все в мельчайших интимных подробностях. Неосознанно, конечно. Болтая по телефону или с попутчиком. Набирая смс или записывая голосовое сообщение. Таксисты как ходячая энциклопедия человеческих жизней. — Мне стоит беспокоиться? — с улыбкой в голосе спросила девушка. — Неужели я так похож на маньяка? Сейчас налево и до тупика. Такси повернуло по указанному маршруту. Вдоль аллеи из высоких старых платанов, по которой они ехали, не стоял ни один фонарь, так что путь им освещали лишь фары, а ориентиром были белые вспышки в конце этого пути. Автомобиль остановился, таксист взял плату и, мысленно положив воспоминание об этой поездке на полку «романтика», поехал собирать истории дальше. Морин огляделась по сторонам. Аллея заканчивалась парком с огромной просторной поляной в центре. Там уже собралось немало народу. Кто-то разложил подстилку, кто-то сидел прям на траве. Парами, компанией и в одиночку. А на экране, что отображал те самые белые огни, показывали чёрно-белый фильм. Азирафаэль взял девушку за руку и повел к объекту всеобщего внимания. Он уже не мялся в нерешительности, и язык его не заплетался при каждом удобном случае. Он давно прошел все стадии принятия. Не так бурно, как его друг, разумеется. Но все же, по бушующим внутри эмоциям это было схоже с переменчивой погодой тропических островов: если сейчас светит солнце — это ещё не значит, что в следующую минуту небеса не извергнут на тебя шквальный дождь. Принятие его нового мира заключалось в осознании того, что книжную лавку теперь делила с ним самая настоящая девушка. Ангелам запрещалось влюбляться. Не создай себе кумира. Это было из этой области. Единственное существо, которого было дозволено любить сейчас затевало новую игру, схожую с партией в бридж, только игроков было не четверо. Но неужели Она не поняла бы? Ведь Она есть жизнь, а любовь — самое прекрасное ее проявление. Неуютный с первого вида букинистический магазин приобретал в себе все новые черты. Пыли больше не существовало в принципе. Она будто испарилась в тот момент, когда на горизонте появилась черноволосая девушка. Вместо библейской литературы на столах стали появляться учебники по журналистике. Комнаты наполнялись еле уловимым запахом цитрусов и альстромерий. Азирафаэль расстелил на траве клетчатое покрывало и помог девушке опуститься на него. На экране показывали «Эд Вуд». Как ни странно, большинство смотрящих не галдели, как это бывает на подобных мероприятиях. Только редкий шепот изредка доносился с разных сторон. — Люблю Бертона, — прошептала Морин. — Его почерк легко узнать. — Да, хотя бы по вездесущему Джонни Деппу. Они рассмеялись, чем вызвали множество неодобрительных взглядов со всех сторон. — Ты когда-нибудь наблюдала за звёздами? — тихо спросил Азирафаэль, когда внимание людей вернулось к экрану. — В городе их практически не видно. Так что, наверное, никогда, — пожала плечами Морин. — Тогда. — Азирафаэль положил ладонь ей на глаза. — Не смотри. Ложись. Морин немного смутилась, но послушалась ангела. Она опустилась на покрывало, и Азирафаэль невольно залюбовался тем, как немного вьющиеся волосы легли на клетчатую ткань, практически скрывая ее рисунок. — Закрыла глаза? — спросил Азирафаэль, а, когда получил утвердительный ответ, убрал руку от ее лица. — Хорошо. Итак… Еще немного… Да! Можешь смотреть. Морин раскрыла глаза и посмотрела в небо. Парк находился достаточно далеко за городом, чтоб его огни практически не мешали звёздам гореть в полном объеме. По крайней мере, это было лучшее, что можно было предложить в черте города. Миллионы, миллиарды крошечных огней на черном полотне неба. Далёкие солнца горели каждое в своей системе, грея своим жаром планеты. Но с Земли они кажутся только холодными недосягаемыми точками. Их свет будто дрожал, подмигивал смотрящим. В какой-то момент стали появляться новые точки. Они вспыхивали всего на секунду, чтобы потом упасть по небесному куполу, оставив после себя лишь тлеющий хвост. Морин ахнула от неожиданности. — Что это было? — восторженно проговорила она. — Метеорный поток, — ответил Азирафаэль. — Они сгорают в атмосфере, оставляя после себя раскалённый воздух, а с земли видно даже не десятую часть того, что происходит на самом деле. Но это все равно красиво. Морин с открытым ртом наблюдала за тем, как все новые и новые метеоры взрываются вспышками и рисуют в небе короткие линии из света. На их фоне обычные звёзды меркли. Они наблюдали за тем, как каменные глыбы умирали в атмосфере, а их хвосты, как остатки космических душ, всего секунду горели на иссиня-черном полотне неба. Люди вокруг были так увлечены просмотром фильма, что и не замечали происходящего действия. Этот прекрасный акт самоубийства оставался видимым только двоим. Она лежала. Он сидел. Оба обратили свои взоры вверх. Этот концерт был только для них. Вечер радовал теплотой, жара отступила, и позволяла людям на этом клочке земли вдохнуть летний воздух без угрозы получить ожог лёгких. Молодой Депп страстно вещал с экрана о своем желании снимать кино, молодые девушки, что собрались поглазеть на него, то и дело вздыхали, оставляя своих кавалеров без внимания. И всего двоих не интересовала эта постановка. Они наблюдали за смертью. Азирафаэль оторвался от неба и посмотрел на Морин. Даже в темноте можно было безошибочно определить, что цвет ее глаз напоминает вспышки хвостов метеоров, что сейчас сверкали в небе. Маленький острый нос, верхняя губа без характерной ямки. Она была похожа на ребенка, который впервые в жизни увидел снег. Ангелам запрещено любить. Но кого это интересовало? Он наклонился над ее лицом, уже мысленно готовясь получить отказ. Этого не последовало. Морин коснулась его шеи и притянула к себе. Если бы они были немного внимательнее, то услышали бы тихий щелчок всего в полуметре от их покрывала. На круге с выдержками из Каббалы лежал запечатанный красным воском конверт. Там было определенно что-то важное. Но Азирафаэля это не волновало. Он был готов стать падшим, да что там, стать человеком! Лишь бы «Эд Вуд» никогда не заканчивался, а метеорные потоки градом сыпались с небес. Это было его принятие.