Когда стираются границы

Если вам доводилось бывать у берега океана, вы наверняка запомнили бы это событие в тончайших подробностях. Океан воистину великолепен. Собирающиеся вдалеке волны клубятся белыми горами, а затем с грохотом обрушиваются на берег, поднимая в воздух запах морской соли, рыбы и чего-то ещё настолько тонкого, что человеческое обоняние не в силах уловить. Океан никогда не бывает спокойным. А если вам вдруг показалось, что волны больше не грозятся вас утопить, не спешите радоваться. Возможно, это всего лишь небольшое затишье перед большим штормом. Гора, возвышавшаяся посреди грозного океана, никогда не стачивалась. Ее никогда даже не пытались расколоть или покорить. Ей можно было только поддаться и позволить вести себя через боль и страдание к очищению. По крайней мере, так писали в некоторых старых книгах и рассказывали дряхлые бабки своим непоседливым правнукам. На самом же деле конец этой горы не упирался в небо и не заканчивался входом в Рай. Вершины не существовало в принципе. Все, что могла предложить гора посреди океана — бесконечный путь и надежду на его скорый конец. Вход в Чистилище всегда ревностно охранялся, не позволяя кающимся душам оглянуться и увидеть, что внизу тоже есть дорога. Хоть какой-то выбор должен присутствовать в любой ситуации. Но раз уж перед смертью человек раскаялся, что же, пусть доведет это до конца. И страж, покидавший свой пост всего дважды за всю историю, и то не по своей воле, в перечне своих обязанностей, имел пункт о дезертирах. Их не должно быть. Никогда. Катон понимала, что сейчас все правила отменены. Будто кто-то нажал на пресловутую красную кнопку с ироничной надписью под ней «не нажимать». И теперь души, что скопились на всех кругах, выходили из ворот и шли в океан, ко всем континентам мира. — Прошу прощения, — окликнул ее кто-то, и Катон обернулась. — А, собственно, что нам следует сделать? Душа какого-то длиннобородого старца с неподдельным интересом оглядывала толпы, идущие прямиком в волны. — Идите за всеми, Гвидо, — спокойно проговорила Катон, похлопывая своего собеседника по плечу. — Вы сами все поймёте, когда достигнете цели. — Но все же, я не понимаю, — покачал он головой. — Я сидел в огне, как обычно, и тут все вдруг встали и пошли, как заведенные! Я спрашивал, но мне только отвечали, что им всем ужасно хочется идти! — А вам? Вам хочется идти? Старец нахмурил брови, и посмотрел в вверх. — Небо сегодня необычайно красиво. Будто стало ярче, вам не кажется? Он учтиво кивнул и пошел вслед за остальными. Было очень сложно противиться этому чувству. Будто вот-вот свершится самое главное предназначение души, надо лишь пройти ещё немного. Девушка с иссиня-черными волосами плотнее укуталась в потрёпанные ветром ткани, обернутые на манер тоги, провожала его взглядом и едва заметно улыбалась. Однообразная работа. Встречать души, читать о их грехах, видеть, насколько искренне они раскаиваются, а затем отправлять на причитающийся им круг. И так из года в год. Столетия перетекали в тысячелетия, сменяя одно за другим быстрее, чем пролистывается любая из книг Буковски. И вот хоть какое-то новое действие! Катон это несказанно радовало. Тысячи лет одиночества с редкими разбавками земной жизнью наконец были окончены. — О, и ещё, — крикнул старец, оборачиваясь к девушке. — Кажется, вас тут ищут. Спотыкаясь о скалистый берег, к ней быстрым шагом направлялся ангел в своем естественном виде. Катон показалось его лицо отдаленно знакомым, но размашистые белые крылья немного сбивали с толку. Ее насторожил тот факт, что ангелы любого ранга появлялись тут достаточно редко и ещё реже с хорошими новостями. — Морин! Страж улыбнулась. Забавное имя. Так ее называли крайне редко. — Все идёт как надо, Азирафаэль, — проговорила она с холодным торжеством в голосе. — Все именно так и должно было закончиться. Ангел остановился в нескольких шагах от нее и испуганно посмотрел ей в глаза. В них играли спокойствие и радость, как у ребенка, которому подарили самую большую железную дорогу на Рождество. Ему было ужасно некомфортно здесь. Он только недавно вспомнил, как по долгу службы тысячелетия назад ему пришлось побывать здесь, дабы помочь в создании стражей. И ещё тогда он не пришел в восторг от стены, высотой с двадцатиэтажный дом, что опоясывала всю гору. Ему не пришлась по душе пожелтевшая сухая трава, пробивающаяся сквозь камни, серая пена, высыхавшая на берегу, привкус соли на губах и гулкий горячий ветер, хлеставший по щекам не хуже, чем в пустыне. Место призывало чувствовать себя максимально неуютно, и оно удачно справлялось с этой ролью. — Закончиться? — переспросил Азирафаэль. — Ты уверена, что все должно закончиться? Морин, остановись, прошу тебя! — Это не мое имя, — покачала она головой. — И никогда не было. — Но на Земле!.. — То, что происходило на Земле не имеет значения. — Она улыбнулась и дотронулась до его плеч. — Я там, где и должна быть. Ты разве не помнишь? О, он помнил, спустя столько времени он наконец это помнил. Он определенно знал, что она была создана исключительно для этого места. Ее задача — хранить огромные врата, отделяющие живых от мертвых. Но горсть угольков, сжатых в кулаке, не позволяла ему думать о худшем. — Послушай, — сказал Азирафаэль, — разве это того стоит? Ты ведь была на Земле, ты видела ее жизнь! Неужели ты готова все это стереть? — О, я видела достаточно. — Нахмурились она и убрала руки. — Я видела алчность и похоть. Я видела, как люди продавались за безделушки. Видела войну, голод и загрязнение. Мне этого вполне достаточно. А теперь уходи. Тебе надо быть с остальными. — Я не собираюсь возвращаться! — закричал Азирафаэль. Безжалостный ветер хлестал по крыльям и щекам, едкая соль жгла раскрасневшуюся кожу, и кто угодно уже давно сбежал бы при первой возможности. — Слушай, я хоть и ангел, но далеко не святой! И, раз уж такое дело, мне самое место здесь. Катон округлила глаза, а затем звучно рассмеялась. — Тебе? Тут?! Не неси ерунду. Мы должны выполнить свою работу. И чем дольше ты здесь, тем хуже! Уходи сейчас же! Из врат нескончаемым потоком выходили души. Если заглянуть внутрь, можно увидеть, как со всех семи кругов толпами идут все покаявшиеся за все шесть тысячелетий. Насколько хватало взора, мелькали бледные как полотно лица, покорно спускавшиеся вниз и уходившие в разверзнутую пасть океана. — Или что? Что со мной случится? Насколько здесь задерживаются ангелы? Она была удивлена и, возможно, немного рассержена. Тут ее главенство не смел оспаривать никто, а значит, указания выполнялись беспрекословно. Никто ведь не лезет в чужой коллектив со своим списком требований! Но, кажется, этот херувим и не собирался отступать. — Ангелы создали это место, а затем ушли, — ответила Катон. — Только в экстренных ситуациях они возвращались с новостями. Ещё никто не оставался тут так надолго. — С какими новостями? — Войны, крупные катаклизмы, эпидемии… Все, что влечет за собой массовые смерти. Мне лишь передавали бумаги, не более. — А потом? — не унимался Азирафаэль. — Что с ними случалось потом? — Они уходили! Или могли… — Катон запнулась на полуслове, обдумывая, стоит ли ей говорить дальше. — Что? Договаривай! Угли, в сжатом до побелевших костяшек кулаке, обжигали руку, и сквозь пальцы пробивался крошечный огонь. — Они могли потерять крылья… — О это не так страшно. Пожалуй, это надо было сделать давно, — ухмыльнулся Азирафаэль. Небо освещалось бордово-красными вспышками, четыре тусклых солнца горели в нем каждое своим оттенком жёлтого. Пожалуй, место по-своему красивое. Если не брать во внимание отсутствия маленьких ресторанчиков и публичных библиотек. Чем дальше шел разговор, тем яростнее хлестал ветер. Азирафаэлю казалось, что он потерял добрую половину перьев, крылья ныли от напряжения, а открытые участки кожи жгло солью. — Ты не понимаешь, — проговорила Катон, с тревогой оглядывая армию душ. — Ты не станешь падшим. — Морин, пойдем со мной! Просто давай это прекратим. Не обязательно уничтожать все живое, можно ведь просто… наблюдать, жить рядом со всем этим. Люди прекрасны, большинство из них, и… — Ты станешь человеком! — воскликнула девушка. — Такой объем не прощённых грехов сделает из тебя человека, и ты застрянешь здесь, с ними! Ещё немного, и боль от углей могла стать невыносимой. Но почему-то этого не происходило, огонь старательно не переходил границы болевого порога. — Тогда слушай, — сказал Азирафаэль, беря ее холодную белую руку в свою. — Я остаюсь… — Нет! — Послушай меня! Я остаюсь здесь. И даже если миру придёт конец, я согласен потерять то не столь важное для меня, что имею, если это позволит мне остаться с тобой. — Ты же понимаешь, что это была игра? Мы были на Земле именно для того, чтобы встретить вас! И на самом деле мы бы никогда не встретились, и… — Тогда почему ты плачешь? Морин удивлённо посмотрела на него. Она даже не заметила, как чувство причастности к чему-то великому улетучилось, оставляя за собой пустое место. Какой в этом был смысл? Все закончится сегодня, мир рухнет, а на его место придет… ничего. И она будет ничем. Какой смысл в стражах, если все границы были стерты и души вернулись в мир живых? Какой смысл продолжать стоять столетия за столетиями, смотреть за горизонт бескрайнего океана, если можно было вернуться и жить. И рядом будет жить тот, кого она, кажется, любит. — Ты должен уйти, — вытерла она слезы и попыталась говорить твердо. — У тебя есть не больше минуты. Посмотри… Азирафаэль поднял одно крыло, и оглядел его. Перья слетали при каждом порыве ветра, ещё немного, и то, что от них останется, просто испарится, будто главного ангельского символа никогда и не существовало. — Я сказал, что думаю. Человек так человек. Это не так уж и страшно. Поток душ вдруг остановился, и оглянулся на своего сторожа. Им будто дали команду «стоп», и оставалось только ждать новых указаний. Но они не поступали. Стража больше не было. Все, чем она жила последнее время, давало о себе знать. Она остро осознала, что абсолютно не хочет это терять. И единственное существо, которое напрямую отвечало за весь этот хаос, восседало где-то наверху, и наблюдало за этой увлекательной игрой. — Морин! Азирафаэль выронил из рук раскрасневшиеся угли, и успел подхватить падающее девичье тело над самой землей. Ему хватило последних ангельских сил, чтобы вернуться на Землю, где-то посреди Сент-Джеймсского парка. Ощущение надежды испарилось, как только они покинули Чистилище. Где Кроули? Что у них там происходит? Что ЗДЕСЬ происходит?! — Черт, Морин! — выкрикивал Азирафаэль, тряся за плечи полуживой тело. Она была жива, определенно. Но ни на что не реагировала. Только едва заметно дышала, а зрачки под закрытыми веками беспрерывно вращались во все стороны. Деревья над ними стремительно чернели и осыпались. Вокруг ни людей, ни животных или птиц. Только звенящая тишина, время от времени сменяющаяся гудением ветра. Азирафаэль положил голову девушки себе на колени, и попытался не думать. Надежда погасла где-то далеко от этого места. Где-то глубоко в его груди. Осталось только ждать.

***

Данте описывал Лимб крайне неоднозначно. Первый круг? Отдельная структура? Где конкретно это место? Возможно проблема этой путаницы крылась в немного забродившем виноградном соке, что так активно пили Алигьери и Кроули в вечер создания первых нескольких глав. В последствии демон пожалел, что не успел протрезветь вовремя. Когда лёгкие позволили ему вдохнуть, а ноги перестали подкашиваются от столь резкого перемещения, Кроули раскрыл глаза и огляделся. Толпы людских душ, окружающих его со всех сторон, даже не обратили внимание на демона с расправленными черными крыльями, что затерялся среди них. По обонянию сразу ударило речной тиной. Кроули пошатнулся, сбиваемый с ног невнимательными грешниками, и, не долго думая, двинулся против их движения. — Дэй! — закричал он, надрывая связки. — Я знаю ты здесь! Сандэй! Он шел туда, откуда был слышен шум бушующей реки. Чем ближе он пробирался, тем сильнее становился запах тины. — Твою мать, где ты?! Сандэй! — Чья-то душа с невидящим взглядом столкнулась с ним и, не сбавляя хода, потеснила демона в сторону, чтобы пройти. — Да разойдитесь вы! Огромные крылья несколько раз хлопнули в воздухе, поднимая с земли облака пыли. На него, наконец, обратили внимание. Теперь идти было немного легче. — Кроули? Он двинулся на голос. Сжатая в кулаке горсть углей будто встрепенулась, ожила, и сквозь пальцы стал виден пробивающийся огонь. — Что ты тут делаешь? Ты должен быть наверху! — О, заткнись. Пожалуйста, просто заткнись… Только завидев седоволосую голову на берегу реки, он растолкал несколько неспешных душ, и обнял девушку, будто стараясь вжать ее в себя. Кроули никогда и не замечал, что она на самом деле такая маленькая. Он мог спокойно положить подбородок ей на голову, охватить руками, поднять, и унести как можно дальше отсюда. — Кроули, на нас смотрят… — проговорила Дэй утыкаясь в пиджак. — Плевать. А теперь потрудись объяснить, — он немного отстранился, — что вы тут устроили? — Мне нравится это не больше, чем тебе, — вздохнула она. — Но я ничего не могу сделать. Все происходит… само. — В каком это смысле? Вы с твоей подружкой неплохо постарались! На Земле второй Армагеддон, ещё немного, и эти ребята, — он указал на армию из полупрозрачных существ, — все заполонят! Сандэй вздохнула и отвела взгляд. Они стояли посреди огромного сводчатого грота. Холодный влажный камень покрыт слоем мха и лишайника. Часть потолка и одной из стен отсутствовали, будто кто их разрушил. Души карабкались по поваленным камням, стремясь выбраться через образовавшуюся дыру, и идти как можно дальше отсюда. Небо над ними клубилось штормовыми тучами, грозно нависало над землёй, но не спешило окатить их дождем. — Я делаю то, что велено, — проговорила Дэй, и лицо ее стало серьезнее. — И мне велели их не сдерживать. — Кто? Кто этот идиот? Это был Хастур? Где этот чертов засранец? — Это был не Хастур, — покачала она головой и указала пальцем наверх. — Не важно! Давай просто уйдем! — Кроули взял ее за руку и потянул куда-то в сторону. — Ты ведь выполнила свою работу, верно? Пускай идут куда-то хотят. Заберём ангела и его подружку, и сбежим куда угодно, куда пожелаешь! Дэй мягко высвободила руку и на шаг отступила к реке. Вода захлестнула ее босые ноги. Сотни ледяных иголок будто пронзили кожу, но ей не было больно. Это было очень приятно, будто всю жизнь ей не хватало именно этого холода. Ткань тоги намокла, и теперь липла к лодыжкам. — Нет, я не могу, — улыбнулась она. — Тут мой дом, и ты это знаешь. Кроули заскрежетал зубами. Когда-то по его наставлению эту девушку сделали упёртой. Тогда ему казалось это забавным. — Мир рушится! — воскликнул он. — Сейчас уже ничего не важно! Если это не остановить… Ничего не будет как прежде. Ты проведешь свою вечность здесь. А меня, скорее всего, развоплотят. Теперь уже окончательно. Кажется, этот аргумент подействовал. Сандэй перестала отходить дальше к воде и переменилась в лице. Теперь она была действительно испугана. Ей было плевать на планету, на людей, на все, что касалось жизни на земле. Но чувство цепенящего восторга от всего происходящего быстро проходило, и в голове, как живучие одуванчики сквозь асфальт, пробивались воспоминания о ярких лучах солнца, подкрадывающихся по подушке к глазам, о пролитом кофе, о рыжеволосым мужчине, что так забавно посапывал по утрам. Ей было плевать на все, но никто не смел отбирать ее маленькие радости. Ее создали так же ревнивой к тому, что она любила. Всего лишь шутки ради. Сейчас эта шутка была как никогда кстати. — Ты имеешь в виду, — она встревоженно оглядела его. — Святая вода? Он ничего на это не ответил. Только крепче сжал угли, и вошёл в реку. Кроули притянул Дэй за талию и закрыл крыльями от любопытных глаз. Души замедлили ход, оглядываясь на своего сторожа. Не было никаких команд остановится. Но почему-то им не хотелось идти дальше. — Дэй, ты можешь все это прекратить, — тихо проговорил Кроули, запуская руки в ее мокрые волосы. — Мир прекрасен, если в нем разобраться. Да, всегда есть ложка дегтя, без этого никуда. Но от этого только лучше! Идеальность отвратительна. Каково было бы, если бы все в мире было чопорно-прилизанным? Скука! — он постарался улыбнуться. — Люди прекрасны, вместе с их недостатками, ошибками, грехами. Они могут творить! Такого воображения нет ни у одного демона, и я ни раз об этом говорил. Им не нужны ни ангелы, ни демоны, чтоб творить свою судьбу. Они и сами прекрасно справляются. Так и зачем что-то менять? И я предлагаю тебе жить рядом с ними и наблюдать за их историей. Поверь, зрелище того стоит. Дэй? Он отстранился и посмотрел в раскрасневшиеся от слез глаза. Угли покалывали ладонь, не давая забыть о себе. Река будто затихла, перестала хлестать по ногам и продолжала сбавлять свое течение. Кроули был практически уверен, что все вышло. Он боялся оглянуться и проверить, продолжают ли души карабкаться по камням. Но на лице Дэй промелькнула тень улыбки. А затем… Затем она вскрикнула и схватилась за голову. — Что случилось?! — В порядке, — проговорила она сквозь сцепленные зубы. Когда к боли можно было привыкнуть, она едва заметно улыбнулась. — Я в порядке. Просто… Я, кажется, знаю, кто может это остановить. Дэй посмотрела в небо, где серые тучи опускались все ниже, и где-то в далеке они наверняка сталкивались с багровыми облаками. — Ты же не собираешься?.. — не успел закончить Кроули, как девушка осела в его руках. — Стой, подожди! На ее лице застыла улыбка, глаза под закрытыми веками вращались во все стороны, будто пытались рассмотреть кого-то. Сердце аритмично колотилось в груди. Угли выпали из руки и с шипением утонули в воде. Кроули плотнее сомкнул шатер из крыльев, прижимая тело девушки к себе. В реку упали первые капли дождя.