Они приехали во дворец уже поздним утром. Первым желанием было прийти к Эмили, увидеть её, лично удостовериться, что всё хорошо… Но он — император, а императору нужно в первую очередь беспокоиться о государстве. Но даже государство сейчас было не так важно, как состояние его Первого рыцаря.
«Да уж, Возмущение Гефион это не шутки…»
«Возмущение Гефион» — это одна из разработок Ракшаты, учёного из ОЧР. Эту занимательную вещь разработали ещё тогда, когда Лелуш ви Британия носил маску Зеро. Возмущение Гефион нарушает химические и механические реакции в сакурадайте, используемом в найтмерах, а также внутренних механизмах и компьютерах, которые действуют на основе сакурадайта, и будто этого мало, поле блокирует движение адронов, микроволн и радиоволн. Короче говоря, неприятная такая вещь для пилота найтмера — Возмущение Гефион фактически отключает робота. А если учесть, что Джеремия — киборг, механическая часть которого держится на том самом сакурадайте, то нетрудно представить, что происходило с рыцарем… и как тот ещё держится? Лелуш внезапно вспомнил сцену его встречи с Готтвальдом в торговом центре, и как он тогда использовал на Джеремии эту вещь. Человек в золотой маске не мог двигаться, вернее мог, но с большим усилием, и это стоило ему жуткой боли. Из-под его золотой маски шла кровь, левая рука также была в крови, очевидно, там было наибольшее количество механизмов. У каждого есть свои слабости, не бывает всесильных, люди могут казаться таковыми, но на деле они всего лишь хорошо скрывают от посторонних глаз нежелательную информацию. Взять хотя бы его. Станет он сейчас рассказывать Эмили о его отношении к ней? Нет, конечно, эта строптивая наверняка тут же придумает, как сделать ему больно, и не важно, какой ценой.
Вот и сейчас вылезший из Тараниса Первый рыцарь выглядел не лучше. В ангаре их уже ждали медики и… Виктория Готтвальд.
— Миссис Готтвальд? — спросил император, смотря на блондинку, которую видел только на фото в досье от Винезенса.
— Ах… Джери! Боже мой! — начала разводить панику женщина.
— Мама, всё в порядке… — сказал убитым голос рыцарь.
— В порядке? Ты весь в крови! — начала возмущаться мать.
— Да уж, Джеремия, миссис Готтвальд права. Я прошу Вас, — он повернулся к женщине, — зайдите к Джеремии позже, не отвлекайте врачей.
— Ах, мой сын… — начала она, но затем отвлеклась на ви Британию. — Ну ладно, не будем о плохом, уверена, Джери вылечат. А что насчёт тебя? — фамильярно обратилась к Лелушу Виктория, но тот не обратил на это внимание — она со всеми так говорила, по словам Готтвальда (им сообщили, что она приехала во дворец), и тот просил не обижаться на неё за это.
— В каком смысле? — не понял правитель, который видел эту женщину вообще впервые.
— Ты себе жену нашёл? — спросила она, когда они поднимались из ангара.
— Это сейчас так важно? — недоумевал Лелуш.
— Конечно. А что будет с Британией в будущем без наследника?
— А если я, скажем, собираюсь жить вечно? — предположил ви Британия.
— Ничто не вечно. Даже Британия, она меняется. Так что насчёт наследника?
— Вы так беспокоитесь об империи? — император изогнул бровь, посмотрев на женщину.
«Почему я с ней говорю об этом? Кто она такая? Мать Джеремии, но не больше… Мать» — понял брюнет.
— И об империи, и о тебе.
«Ну да… это ведь сущность матери… беспокоиться о ребёнке, и не важно, что это не её ребёнок, и видит она его впервые».
Он был очарован ею. Всё же он был недолюбленным ребёнком, и где-то там, в глубине его весьма тёмной и изрезанной души — всё же для любви была необходима была эта самая душа — был тот маленький мальчик, который таил обиду на отца за его презрение и на мать за её ненастоящую любовь, а по факту за равнодушие. Да, он всё же хотел быть любимым. Лелуш видел, что этой женщине и впрямь небезразлична его судьба, не безразлична в самом хорошем смысле.
Ви Британия не знал, что так же как он очарован этой женщиной в возрасте, точно так же и она была очарована им. Виктория принадлежала к тому типу женщин, которые могли безошибочно определить, чего конкретно не хватает мужчине в жизни. Миссис Готтвальд до жути в глубине души хотела поделиться с кем-то своей материнской любовью, раз уж её сын не любил такие проявления чувств.
И так уж вышло, что их сокровенные желания совпали. И потому разговор вёлся так, словно они были не просто знакомы, но словно они были не меньше, как близкие родственники.
— Я работаю над этим… — задумчиво произнес император, когда они шли по светлым коридорам.
— Работаешь?
— Да… Так уж вышло, что… — он замялся, — меня угораздило… в общем она меня ненавидит, ненавидит всей душой.
— А ты? — поинтересовалась блондинка.
— А что я? Я… — он снова замялся.
Тут он увидел невыспавшегося Винзенса, который стоял возле его кабинета с отчётом.
— Миссис Готтвальд, продолжим наш разговор позже. Мне ещё надо расспросить господина Стаффорда, пока он не грохнулся под дверьми. Вас проводят в Вашу комнату. До свидания, — уже спокойно сказал Лелуш.
— До встречи, — ответила улыбающаяся женщина, которая только лишь покачала головой.
«Всем вам, мужчинам, так трудно это сказать…» — думала она.
— Здравствуй, Винзенс, — поздоровался с главой Тайной канцелярии император.
— Ваше Величество, — блондин опустил голову в знак приветствия.
Они вошли в кабинет.
— Давай сразу всё по существу и иди спать.
— Хорошо. Париж стёрт с лица земли. Наши войска продолжают продвигаться на восток, герцог ди Рейзел уже отослал в Европу около миллиона найтмеров.
— Париж совсем стёрт? А Версальский дворец?
— Тоже, — ответил глава.
— Ясно. Жаль… Я хотел там пожить… А что на этот счёт говорят наши «друзья»?
— Они в шоке… даже в ужасе… Акция устрашения удалась. Сэр Веллингтон хорошо постарался. Кстати, он сейчас летит в Британию, я так и не понял зачем… Наши войска в России уже почти подошли к границе с Китаем. Возле Японии тоже была битва. Мы одержали победу. Как выразился сэр Куруруги, он к Вам приедет с трофеем.
— Значит, ему всё же удалось победить Кодзуки… Да, всё-таки найтмер десятого поколения это не шутки.
— Ещё в Токио серия убийств высокопоставленных лиц. Я так полагаю, Вы что-то знаете?
— Разумеется. Их местная мафия оказалась очень полезной, а всех собак они повесят на «Священный глас», который тут, разумеется, тоже приложил руку…
— Да, я знаю про мафию. Хотел удостовериться, что это не случайность. Ненавижу случайности.
— Что в Британии?
— Люди рады победам, — Винзенс развёл руками и пожал плечами, поджав губы, будто всё происходящее — само собой разумеющееся.
— Нам нужно поскорее захватить Японию — там больше всего сакурадайта… Ещё, Винзенс, у нас в перспективе крупные проблемы.
— Какие?
— Джеремия сражался с найтмерами восьмого поколения во Франции, так вот, найтмеры были оснащены Возмущением Гефион. Надеюсь, ты знаешь что это? — император изогнул бровь.
— Разумеется. Я как раз говорил с Ллойдом на эту тему вчера… Он сказал, что пока без понятия, как противостоять Возмущению Гефион… разве что поставить на наши найтмеры такое же, но с увеличенным радиусом действия. Хотя это глупо. Поле ведь будет действовать и на наши найтмеры в таком случае…
— Готтвальд сказал, что когда те найтмеры включили Возмущение, то оно подействовало и на них. Короче, выключили они и свои найтмеры, и Таранис, и Джеремию… Джеремия отключился позже. Он рассказал, что когда поле включилось, то найтмеры начали на полной скорости падать в океан и пилоты запаниковали, очевидно, им не объяснили нормально, что это за вещь. Отключили они Возмущение — и включили найтмеры, Джеремия, кстати, тоже, а затем отправил в них фрею, после чего блаженно вырубился и упал в океан… Разве что только так можно бороться с этим. А можно ли задать Возмущению направление?
— Думаю можно, но Возмущение всё равно будет действовать на наших, пусть и в уменьшенных дозах. А вообще, я не инженер… это надо у Ллойда и его шайки спрашивать. В любом случае я знаю прекрасную возможность противостоять этому — саботаж. Предоставьте это мне. Возвращаясь к вопросу о войне. Франция выбыла из игры — стоит нашим войскам появиться в каком-нибудь поселении, как французы тут же вывешивают белый флаг.
— Странно… Я думал, что уничтожении столицы, должно подействовать наоборот.
— Это бы случилось, если бы вместо них были, скажем, русские, но это же французы… Возможно, когда-то они и были такими, но за последние сто лет потеряли этот дух. Скоро мы достигнем Пруссии, это уже может быть проблематично…
— Мы всегда можем ударить по ним фреей, — император пожал плечами, — и дело с концом.
— Почему тогда бы нам просто не бить всех фреями?
— Если я буду так делать, то что останется? Чем я буду править?
— Логично… — Стаффорд зевнул, мозги которого уже начали отказывать — он задал вопрос, ответ на который был бы ему очевиден в нормальном состоянии, вернее, пусть так думают, удостовериться в адекватности императора — прекрасная идея, Лелуш не хочет быть императором пепла, уже хорошо.
— Ладно, иди отдыхай, — произнёс ви Британия — и Винзенс почтительно склонившись, вышел.
А Кровавый император остался наедине со своими мыслями и… с документами. Лелуш тяжело вздохнул и стал разбирать накопившиеся бумаги.
Отчёт от министра финансов, отчёт от военного министра, отчёт от премьер-министра… законы, поданные ему на рассмотрение… бумаги, составленные очередным секретарём за время его отсутствия. Он читал текст предложенных законов, подчёркивал то, что его не устраивало, а иногда и вовсе перечёркивал весь текст.
Сколько часов потратил на это император, он не знал, но обед уже точно прошёл, и дело даже шло к вечеру. Он зашторил окна (в темноте ему лучше думалось) и откинулся на спинку кресла, а затем принялся размышлять, сидя в кромешной тьме.
»…я откажусь от политики социал-дарвинизма, и равными будут все граждане Британии: и британцы, и нет», — вспомнил он свои слова, произнесённые когда-то Валентайну.
И он раз за разом прокручивал их у себя в голове. Лелуш был лучше Шнайзеля тем, что принц пусть и был какое-то время премьер-министром (при Чарльзе и Нанналли) и даже очень успешным, но Кровавый император запомнился британцам и всему миру куда сильнее, он стал символом мощи Британии. Пусть Чарльз правил долгие десятилетия, в течении которых завоёвывались новые территории, но именно при Лелуше, который в отличие от Чарльза сам вёл войска в бой, Британия подчинила себе мир. Именно Лелуш произнёс роковые слова: «Мир, покорись мне», — и мир покорился ему. Британцы ощутили себя абсолютными властителями. И кто знает, что бы было дальше, если бы не Зеро… Сколько не приводи доводов, всегда будет один единственно истинный, важный, ибо даже символ императора-завоевателя меркнет рядом с одной простой истиной: Шнайзель не Лелуш; позволил бы Шнайзелю делать, что вздумается, он бы не сидел на троне. Шнайзель не он. Сколько не отрицай, а человеческая натура побеждает. Как хищник, что не сможет отказаться от человечины, лишь раз вкусив её, так и человек с властью. Он всегда хотел власти, иначе бы гиасс у него был иной.
«Если я это сделаю, то британцы меня не поймут, их боевой дух может упасть, а война может закончиться раньше… Война».
Нет, это была не война, а скорее избиение младенца. Он мог в любой момент закончить эту войну, запустив фреи или оказавшись в мире Си, вырвать сознания всех высокопоставленных людей и подчинить тех своим гиассом.
Так почему он не закончит эту войну? По одной из таких же эгоистичных причин, которые заставили его равнодушно смотреть на гибнущий новый, лучший мир, который он создал жертвами миллионов людей и своей собственной. Ему было скучно. Ему просто плевать на людей, пусть дохнут, они муравьи под его ногами, всё равно умрут когда-нибудь, так какая разница, когда? Он хотел иного мира, где у него будет всё, что только может иметь человек, и даже больше. Он хотел получить то, что заслужил. Вот и всё. Он стал тем, кого раньше презирал, но…
»…человеку становится банально скучно, и это скука толкает его на нечто новое, он начинает пробовать всё; в конечном итоге ему перестаёт быть жаль кого бы то ни было, ведь главное для него — собственное развлечение», — эхом разнеслись в его голове собственные слова.
Да, тому прежнему Лелушу было противно это делать, было бы… но тот человек если не умер, то крепко спал, лишь изредка просыпаясь… В конце концов, это же этот самый мир его поменял, это коллективное бессознательное его мучило, превращая в такого вот безжалостного монстра, люди, мир так его ненавидели. Ну вот, что сотворила их ненависть, что сотворил с ним мир — старый и новый — пусть же смотрят и наслаждаются своим совершенным творением.
А Кровавый император… Кровавый император только этим и жил, да, он жил войной и страданиями.
Он понимал это, но не испытывал ни малейшего угрызения совести. Кровавый император Лелуш ви Британия был дьяволом во плоти, но позиционировал он себя как Бога. А Богу законы не писаны, как и мораль, он находится за гранью добра и зла.
Но это были мысли Кровавого императора.
Лелуш вспомнил про Эмили и мечтательно улыбнулся, она одна вызывало тепло в районе сердца. Он перевёл свой взгляд на зеркало, что стояло возле белого рояля, и по-настоящему впервые за свою новую жизнь испугался. Из огромного напольного шикарного зеркала на него смотрел ОН. Кровавый император. Кровавого цвета, горящие проклятой силой прищуренные глаза, губы, перекошенные в злобной высокомерной усмешке. Его собственное лицо, как он ощущал, переменилось, приняв выражение испуга, но отражение… оно осталось таким же. Он подорвался с кресла, но отражение не повторило его действий в точности, оно просто величественно встало. Брюнет стал подходить к зеркалу — и отражение повторило его действие, но с неизменным величием и грациозностью. Он смотрел на своё отражение, искажённое отражение, странное альтер эго, что преследовало его всю жизнь и вырвалось наружу лишь тогда, когда терять уже было нечего, двойник с его ужасными и тёмными, но боже, такими хроническими не желаниями, но болезнями человека.
— Это… я? — неверяще спросил Лелуш.
Да, он не хотел верить в то, что это он. В конце концов, он ведь не может быть таким, нет, это шутка. Он не может быть таким чудовищем. Он не может быть таким потому, что его действия ВСЕГДА были единственными верными действиями, которые только были возможны. Он ведь всегда делает всё как можно лучше для всех…
«Да что отрицать… это я, и всегда им был», — признал Лелуш.
Брюнет протянул руку к зеркалу — и та прошла сквозь него. Отражение внезапно схватило его за руку и потянуло за собой.
И он проснулся…
В руке император чувствовал боль, и причиной этой боли была его вторая рука, которая с силой сжимала первую. Он тяжело дышал, а тело начало болеть от неудобной позы. Впрочем с этим поможет справиться код…
— Идиотский сон… — пробормотал он, включил свет, и налив себе красного вина, начал его пить, он поморщился, алкоголь не приносил спокойствия, градус просто не действовал на мозг бессмертного, по крайней мере в маленьком объёме.
Ви Британия посмотрел на часы — и те показывали девять часов вечера. Нет, делами он сегодня заниматься не будет, надо разобраться с самим собой. Этот сон может быть просто плодом его воображения, а может и… А плевать.
Император вышел из кабинета и прошёл к своим покоям. Стоило ему только открыть дверь и войти в комнату, как в него прилетело всё, что только можно: и одежда, и подушки, и одеяла… причём сопровождалось всё это неистовым визгом, криками, среди которых Лелуш смог разобрать лишь «извращенец».
— Отвернитесь! — кричала Эмили.
И мужчина отвернулся, решив, что себе дороже спорить.
— А в чём, собственно говоря, проблема? — не понял он, смотря в дверь.
— Я голая… — смущённо пробормотала девушка.
— Вы даже не представляете, с каким искушением я сейчас борюсь, — протянул Лелуш, улыбаясь и уже смотря на шкаф с зеркальными вставками. — Вы мне хоть скажете, когда я могу повернуться?
— Нет. Будете стоять там до скончания времён, — сказала девушка, которая уже переоделась и ложилась в кровать.
— Я так понимаю, что уже всё… — император повернулся и увидел недовольное лицо Эмили. — Мисс Рузенкрейц, нельзя быть всегда такой недовольной, так ведь жить невозможно, ещё нервы себе испортите, морщины появятся…
— Почти все во дворце думают, что я — Ваша любовница, — прошипела Эмили.
— И что Вам не нравится? — искренне не понимал ви Британия.
— Да то, что это не так! Это идиотские слухи! С этим надо что-то делать!
— Боюсь, что эту проблему можно решить лишь одним способом… — протянул Лелуш.
— И каким же? — поинтересовалась девушка.
— Претворить эти слухи в реальность.
Брюнет весело улыбался, наблюдая за пыхтящей от злости русоволосой, которая сейчас кидала в него очередную подушку.
— Нет! Вы реально извращенец!
Подушка из рук императора полетела в сторону девушки и приземлилась возле синеглазой, ровно на то место, где она была.
— Почему? Что тут такого? Вы — женщина, я — мужчина… по-моему, это естественно… — говорил он, расстёгивая белоснежную рубашку.
— Вы что это сейчас делаете? — беспокойно спросила Рузенкрейц, на всякий случай отодвигаясь на другой край кровати, поближе к окну.
— Успокойтесь. Я ванну, по-вашему, буду в одежде принимать? — спросил он, скидывая рубашку.
— Могли бы и в ванной переодеться… — пробормотала смущённая и отвернувшаяся девушка.
— Вы тоже могли это сделать, но почему-то предпочли спальню, — заметил император. — К тому же, это моя комната, — по звуку Эмили поняла, что тот снял брюки.
— Так что я в таком случае тут делаю? — возмутилась синеглазая, которая всё так же не смотрела на мужчину.
— Находитесь, — коротко ответил брюнет и ушёл в ванную комнату.
Эмили злым взглядом сверлила дверь в ванную комнату.
— Сволочь… — констатировала она общеизвестный факт.
— Я всё слышу! — донеслось из комнаты.
Спустя десять минут он вышел из комнаты в одном белом махровом полотенце, повязанном на бёдрах.
— Господи! Да Вы не могли переодеться в ванной? — девушка снова отвернулась.
— Мы, кажется, это уже обсуждали… — протянул император, роясь в шкафу. — Можете поворачиваться.
Рузенкрейц повернулась и увидела ви Британию в самых обычных чёрных пижамных штанах, белую рубашку он сейчас как раз надевал. В глаза бросался уродливый огромный шрам прямо на груди.
— Это?.. — синеглазая неотрывно смотрела на след от удара мечом.
Лелуш проследил за её взглядом и уже смотрел на напоминание о «Реквиеме по Зеро». Брюнет грустно улыбнулся
— Да… Он иногда болит… или это не он… не знаю, — он закончил застёгивать рубашку.
— А было больно? — задала Эмили вопрос, ответ на который был ну уж совсем очевидным.
— Да… — его взгляд резко стал отрешённым. — А ещё страшно. Умирать всегда страшно, — проговорил он, ложась на кровать и открывая книгу, которая до этого лежала на прикроватной тумбочке.
— Почему… почему Вы были Зеро? Не удивляйтесь, мне господин ди Рейзел рассказал, — тихо проговорила девушка, стараясь не смотреть на мужчину.
— Почему? По той же причине, почему я стал Кровавым императором, почему умер…
— Вы сами себя так называете? — усмехнулась синеглазая.
— А отчего не называть? Это правда, я это признаю… — проговорил брюнет, листая страницы книги.
— Так в чём причина?
— В любви, — коротко ответил мужчина.
— А поподробнее? — девушка взглянула в его холодные глаза, освещающиеся лишь жёлтым светом ночника.
— Нет.
— То есть господину Сато Вы написали, а мне не можете рассказать? Я что, по-Вашему, не достойна?
Холодные глаза цвета аметиста встретились с глазами девушки насыщенного тёмно-синего цвета. Ви Британия вздохнул и отложил книгу.
— Хорошо. Полагаю, мне всё равно пришлось бы рассказать Вам об этом. Что конкретно Вы хотите знать? — он продолжал смотреть в глаза Рузенкрейц.
— Ради кого Вы стали Зеро, ради кого убивали? Как вообще так вышло?
— Ради Нанналли. Да… не удивляйтесь… я её любил, любил больше, чем что-либо, — задумчиво проговорил император, отводя взгляд.
— Вы её на плаху повели… — пробормотала Эмили.
— Да. Но ведь убили-то меня…
— Вы знали, что Вас убьют? — не поняла Рузенкрейц.
— Да. Более того, я сам приказал убить меня, — спокойно ответил ви Британия.
— Но… почему?
— Я же сказал, я любил и из-за этой любви менял мир. А мир можно было изменить только так… но люди не оценили моего подарка… — он усмехнулся.
— Как Вы выжили? — спросила русоволосая.
— Я не выжил. Я умер. Потом воскрес.
— Воскресли? Разве это возможно? И как Вам это тогда удалось.
— Мне, мисс Рузенкрейц? Это у Вас надо спросить, — его взгляд резко сделался весёлым, а лицо озарилось самодовольной улыбкой.
— Я-то тут при чём? — не понимала Эмили.
— Ну, не я же коленом по механизму попадаю и сам себя пробуждаю… — император улыбнулся ещё шире и посмотрел на шокированное лицо синеглазой, рот которой то открывался, то закрывался. — Да, не удивляйтесь. Видимо, это судьба… Я пришёл в академию и встретил Вас… и опять же, Вы первая ко мне пристали! — он показал указательным пальцем в потолок. — Я не злился же, что Вы на моём месте сидели, а вот Вы…
— И моя природная чуйка меня не подвела! — воскликнула девушка и отвернулась от брюнета.
Он расхохотался.
— Какая ещё чуйка? У Вас же её вообще нет, уж не обижайтесь… — он подлез к молчавшей и всё также отвернувшейся Рузенкрейц и притянул её к себе.
Эмили завизжала.
— Да успокойтесь Вы! — повысил голос мужчина. — Я же ничего с Вами не делаю. Нет, я правда не понимаю, что Вам не нравится?
— Что не нравится?! Вы убили мою семью! Вы обманывали меня! Вы похитили меня! Из-за ВАШЕГО рыцаря, возможно, погиб Сергей! Он был мне другом… — она лишь сильнее сжалась в клубок.
— Не смейте рыдать. Почему Вы не спросили у Винзенса о… — Лелуш скривился, — Соколовском? Насколько я знаю, он был этой ночью здесь.
— Я… просто мы разговаривали о другом…
— Насчёт Вашей семьи… — он вздохнул, всё так же продолжая прижимать её к себе. — Я понимаю, какое горе Вам пришлось пережить — я сам терял близких людей, потерял почти всех… Вы должны понять, что помимо того что я — человек, я ещё и император… и как император я обязан заботиться о стабильности в своей стране, и мои желания не всегда совпадают с нуждами Британии. Так уж вышло, что я должен ставить интересы страны выше своих собственных. Поверьте, мне безумно жаль и Вас, и в особенности Вашу младшую сестру, но у меня не было выбора.
— Выбор есть всегда! — воскликнула девушка.
— Нет, не всегда, — отрезал мужчина. — У меня не было выбора. Если бы я не расправлялся с мятежниками с особой жестокостью, то Британия бы лежала в руинах, а власть императора ничего не значила бы.
Она повернулась на другой бок и посмотрела на императора.
— А ведь… — она судорожно вздохнула, — Ваш верный рыцарь не такой… уж и верный… — в голосе послышалась усмешка.
— Вы про Джеремию? Да, я знаю, что он сохранил Вам жизнь. Может, я должен злиться на него, но я ему благодарен… — тихо произнёс Лелуш.
— Благодарны?
— Да. Только ему об этом не говорите…. Ну всё-всё, успокойтесь, — он зарылся рукой в её тёмно-русые волосы. — Мисс Рузенкрейц, нельзя… — он не договорил.
— Что нельзя? — не поняла она.
— Нельзя быть такой красивой… — его глаза блеснули безумием, но синеглазая этого не заметила. — Вы красивая, до жути красивая… Особенно глаза… Я в своей жизни видел много красивых женщин, но их красота ничто…
«Это что сейчас было?» — прозрела Эмили.
***
Нулевой рыцарь шёл по холодным коридорам тюрьмы, в которых не хватало свежего воздуха. На лице ни одной эмоции. Стук каблуков его чёрных сапог звучал слишком громко, даже оглушающе в той мертвой тишине, которая стояла в тюрьме. Он подошёл к лифту — единственному входу на самый нижний этаж тюрьмы. Стража, стоявшая у лифта, разошлась в стороны — и он стал вводить девятизначный код, меняющийся каждый день. Мгновение — и двери лифта распахиваются. Он спускается на нижний этаж.
Он снова идёт по серым невзрачным коридорам. По периметру коридора стоят подчинённые гиасу Лелуша охранники. Пустые взгляды, ни одной эмоции. Куруруги подошёл к камере, что находилась в конце коридора, прямо напротив лифта. Сузаку несколько секунд осматривал тяжёлую металлическую дверь, закрытую на несколько замков.
— Откройте, — приказывает Нулевой рыцарь.
Минута — и он входит в серую холодную камеру.
Руки пленницы были прикованы цепями, крепящимися к стене. Цепи были недостаточно длинными для того, чтобы достать до зеленоглазого. А потому рванувшаяся к рыцарю аловолосая девушка не смогла достать до него.
Шатен лишь злорадно улыбнулся.
— Зря стараешься, Кодзуки.
— Подонок! Ублюдок! — кричала Карен.
— Фи, как некультурно… — он присел на стул.
— Как ты мог?! Ненавижу! Предатель! — продолжала девушка, пытаясь достать до мужчины.
Злость с новой силой заиграла в нём. Это он предатель? Да, он предавал Лелуша. Но это всё в прошлом. Ви Британию предавал Седьмой рыцарь Круга, но тот был мёртв. Куруруги уже давно забыл все те обиды на своего лучшего друга.
Сузаку подорвался со стула и буквально подлетел к пленнице, и с силой схватив ту за подбородок, гневно прошептал:
— И кого я предал? Кого? Я поклялся служить Лелушу и исполняю эту клятву, я не клялся миру в верности. Ну, а ты? Ты ведь клялась в верности Зеро? Так почему два года назад ты предала его? А?!
В ответ был лишь преисполненный ненавистью взгляд аловолосой.
— Прекрати на меня так смотреть. Ты всё равно уже ничего не сможешь сделать. Ты проиграла, Кодзуки. Я оказался сильнее тебя… — с усмешкой проговорил Нулевой рыцарь, не отпуская Карен. — Лелуш сказал не калечить тебя… ты ещё нам пригодишься…
— Что? — не поняла Кодзуки.
— Ты будешь воевать за Британию, — весело протянул шатен.
— Нет!
— А тебя никто и не спрашивает, — отрезал мужчина.
Джеремия должен был применить антигиас на девушке, после чего император подчинил бы ту своей воле. Но из-за непредвиденных обстоятельств план немного поменял временные рамки.
— И самое забавное… ты будешь убивать всех своих друзей, близких… ты сделаешь Японию колонией Священной Британской империи… Разве не прекрасно? — продолжал веселиться рыцарь, смотря в голубые глаза девушки, в которых было видно лишь одно — обречённость. — Достойное наказание для предательницы, не так ли? Так о чём это я? Ах да… — он залез в карман. — Лелуш сказал тебя не калечить, но вот про боль ничего не говорил… — он достал электрошокер и, включив тот на достаточную мощность, прислонил к девушке.
Карен закричала от боли, но Куруруги всё никак не выключал прибор, любуясь искажённым лицом своего извечного врага, с которым он столько раз сталкивался на боле боя. Наконец он отвёл электрошокер от девушки, которая упала на колени.
— Больно? — спросил он с фальшивой заботой. — Запомни, Кодзуки, — он присел на корточки, — Я сильнейший рыцарь, и никто, слышишь меня, НИКТО не может мне противостоять. Тем более какая-то террористка.
Карен видела ту тьму в его глазах, которую не видела никогда. Значит, он мастерски скрывал от всех эту тьму, и сейчас та вырвалась наружу. Но она не хотела верить в то, что Сузаку мог быть такой сволочью… да, он когда-то даже чуть не вколол ей рефрен (наркотик, вызывающий галлюцинации в виде воспоминаний, на него легко подсесть, достаточно, один раз вколоть, многие японцы баловались подобным в следствие обречённости своего существования), но всё-таки не смог этого сделать и раскаивался за это, но сейчас… Нет, образ добродушного весёлого парня из студсовета не вылазил из её головы.
— Это не ты… — прокашлялась девушка.
В ответ глаза Нулевого рыцаря ещё сильнее потемнели от злости и он ещё раз ударил пилота-аса ОЧР током, только теперь увеличив мощность на максимум.
И снова крик.
— Ты мне надоела… С тобой скучно… — протянул он и вышел из камеры.
Да, Нулевому рыцарю быстро надоедали его развлечения.
***
Эмили непонимающе смотрела на ви Британию.
— Что? — осипшим голосом спросила девушка.
— Вы очень красивая, — произнес брюнет. — У Вас, должно быть, было много кавалеров…
— Что? Н-нет. Не было у меня… — Рузенкрейц покраснела.
— Совсем? Нет, такого не может быть. Не могут же все быть такими… слепыми. К тому же… Вы не глупая, как эта Элла, — он презрительно выговорил имя рыжеволосой.
— Прекратите, — тихо сказала девушка.
— Тогда объясните, как так вышло… Нет, я ещё могу понять, когда Вы были дворянкой… впрочем, Вы и сейчас дворянка, кровь… Да, кровь — великое дело…— протянул Лелуш. — Объясните же, я от Вас не отстану.
— Когда я пришла в академию, мне как-то не до этого было… конечно, лезли, но я говорила «Нет»… А когда Вы пришли, так ко мне вообще больше никто не подходил…
— Кроме Соколовского… Да, он был самым настырным. Надо было сразу его ударить. Эти русские ничего кроме как языка силы и не понимают, — император весело улыбнулся.
— Так это Вы их отогнали? — спросила синеглазая.
— Да.
— Зачем?
Ви Британия пожал плечами и ещё шире улыбнулся. Эмили поняла, что ответа она не добьётся. Ух, если бы это был не Кровавый император, не Лелуш ви Британия, то ответ бы казался ей очевидным, но она не верила, что этот монстр в оболочке человека может испытывать хоть что-то, отдалённо напоминающее любовь. А потому решила вернуться к прежнему разговору:
— Вы так и не ответили, каким образом Вам удалось выжить.
— Это длинная история.
— Я вроде никуда не тороплюсь. Я хочу услышать эту историю с самого начала. Разве у меня нет на это права?
— У Вас на это больше всего прав, мисс Рузенкрейц. Но я не могу Вам этого рассказать. Не знаю почему, но мне трудно это рассказывать именно Вам.
Да, ему было трудно это вспоминать, когда она была рядом. Трудно потому, что Кровавый император отступал — и прежний человек оживал рядом с ней, а тому было больно от всех этих воспоминаний. Вся та прежняя жизнь пропиталась смесью боли, обречённости, обиды, ненависти. И пить снова этот смертельный яд ему не хотелось. В прошлый раз он мало что оставил от него, а в этот раз… не останется ничего.
***
Джеремия прижимал к себе свою маленькую жену, которая лишь сейчас, когда они остались одни, позволила себе выплакаться.
— Аня… — прошептал он, — ну хватит… я же жив.
Девушка не отвечала и лишь сильнее зарыдала, обнимая мужчину.
— А что бы… я-я делала… без теб-бя?! — еле выговорила розоволосая.
— О Господи…
— Я… т-так исп-пугалась… дум-мала, что н-никогда больше не… увижу т-тебя… — говорила она, пытаясь справиться с рыданиями.
— Да, куда я от тебя денусь? Знаешь… когда я был без сознания… я видел тебя, — тихо проговорил Джеремия, глядя в шокированные глаза Ани, которая сейчас, кажется, перестала дышать. — Я не так уж и часто говорю тебе это, но… Аня, я люблю тебя, — он поцеловал её в губы и попытался встать, но голова загудела, не щадя своего носителя.
— Лежи! — прошипела девушка, резко пришедшая в себя. — Тебе отдых нужен. Ещё откинься тут! Я тебе устрою, если не будешь соблюдать рекомендации врача! — продолжала шипеть Третий рыцарь.
— Всё-всё… — примирительно проговорил Джеремия, закрывая глаза и засыпая.
Аня улыбнулась, вспоминая, как миссис Готтвальд штурмовала палату, как храбрые медики не позволяли той проникнуть в комнату. Да, мало было людей, которые осмелились бы противостоять матери Джеремии… Одним из таких людей был Алестеир. Хуже упрямой Виктории Готтвальд был только злой королевский лекарь, которому мешали работать…
***
Куруруги шёл по длинным коридорам дворца, и что-то не давало ему покоя. В груди противно ныло. Нет, не просто ныло, а сжималось, причём с каждой секундой всё сильнее. Он остановился и судорожно вдохнул. Стало немного легче. Хотелось на свежий воздух.
Все его мысли крутились вокруг Кодзуки. Он старался не думать о ней, но память в ответ на каждую такую попытку подбрасывала недавнюю сцену, где он причинял девушке боль. И именно в этот момент становилось хуже всего.
Мысль, почему же он так поступил, не давала ему покоя. Куруруги не думал, что будет испытывать такую ненависть к аловолосой.
Он вновь и вновь прокручивал сцену, и с каждым разом становилось противнее от самого себя.
Шатен буквально вылетел на улицу и жадно вдохнул свежий ночной воздух.
Он поднял голову к небу и обомлел: чёрное полотно с россыпью драгоценных камней обволакивало мир. Высокое тёмное и необъятное небо завораживало его.
Такое спокойствие… Спокойствие воцарилось в мире — и мир, кажется, замер, как замер и Нулевой рыцарь, испытывавший то же спокойствие. В груди больше ничего не сжималось.
«Какое величие… Нет, всё остальное ничто…»
Всё казалось ему таким мелочным и не стоящим внимания: и Британия, и внезапная ненависть к Карен, и мирская суета, и он сам…
Весь мир исчез для Сузаку. Было лишь таинственное и величественное небо.
***
Кареглазая низенькая девушка с чёрными волосами ехала в сером автомобиле по направлению к императорскому дворцу.
Моримото Мизуки всё-таки успела попасть в Британию до того, как Лелуш вновь сел на престол. Но позвонила она ему только вчера — сомневалась.
Она не знала, поступает ли правильно — всё-таки Лелуш рассказал ей о своих мотивах, целях… Но вдруг тот обманывал? Да, он ведь Кровавый император. А что, если нет? Нет, по крайней мере, от того человека, про которого рассказывал брюнет, не осталось ничего, иначе бы ви Британия не позволил умереть Нанналли, начаться войне.
Она обязана его остановить. Лелуша нельзя заточить нигде — никакие оковы его не сдержат. Остаётся лишь одни вариант: убить его. И у неё есть оружие для этого.
Правый глаз девушки сверкнул огнём гиасса.
Вот только императору совсем не обязательно знать ни о её гиассе, ни о её намерении.
Автомобиль проехал за ворота и остановился. Моримото вышла из машины и увидела Нулевого рыцаря, который стоял на месте, не двигаясь, кажется, даже не дыша. Поражённое лицо Куруруги, обращённое к небу, освещалось лишь светом луны. Мизуки не поняла, что такого нашёл шатен в этом небе, когда посмотрела вверх.
— Сэр Куруруги? — решила обратить на себя внимание девушка.
И то величественное, таинственное небо, которое видел Куруруги, внезапно пропало. Пропало и то спокойствие, и понимание того, что всё происходящее в мире мелочно по сравнению с этим небом. Мысли Нулевого рыцаря вновь вертелись вокруг того, что буквально мгновение назад казалось ему таким неважным, вокруг мирского.
— А? — он быстро повернулся. — Вы — Моримото Мизуки? Его Величество говорил мне о Вас… да, говорил… — протянул Сузаку.
Шатен смотрел на девушку неопределённым взглядом. Да, его лучший друг рассказал про Моримото, про то, как рассказал той всю историю, и как та собирается убить императора.
«Значит, у тебя есть гиасс, Мизуки… Да, ты можешь быть полезной, осталось только подчинить тебя… — раздумывал рыцарь. — Думаешь, Лелуш не знает? Он всё знает… и я знаю… Мы ведь не идиоты. Будет интересно понаблюдать за твоей игрой, но долго эта игра не продлится — у Лелуша на тебя планы, а значит, скоро ты потеряешь свою волю… Разве ты не знаешь, какой Лелуш великий лжец? Знаешь, но ты всё равно пришла. Как глупо и как ожидаемо».
Зеленоглазый устало вздохнул. В груди опять что-то начало сжиматься. До сих пор шла борьба, неужели он не может просто погубить в себя того прежнего человека?
