***
Тод-младший сидел в огромной, тихой и слишком мрачной библиотеке, без особого интереса читая первую попавшуюся книгу. — Элайджа, — услышал он голос Стаффорда. Брюнет повернулся на звук. — Пойдём, Его Величество тебя зовёт. Это как какой-то сигнал. Зеленоглазый быстро встал с кресла, подошёл к стеллажу и поставил книгу на то место, где она стояла, в то же самое положение, никто бы и не догадался, что эту книгу кто-то брал, если бы не отсутствие пыли на ней. Затем Тод повернулся с той манерой, которую имеют только военные, и пошёл следом за главой Тайной канцелярии. Брюнет буквально пролетел по длинным и роскошным коридорам дворца, уже спустя несколько минут он стоял возле резной дубовой двери. — Доложите, Его Величеству, что Элайджа Тод пришёл, как он и велел, — обратился зеленоглазый к одному из стражников. Стражник тут же зашёл в кабинет и доложил, после слова императора «впустите» он вышел и пропустил Тода в комнату. — Здравствуй, Элайджа, — спокойно проговорил Лелуш, стоя спиной к парню с заложенными за спину руками. Император улыбнулся, осматривая своего рыцаря. Все мысли, что были до этого, исчезли, всё показалось неважным, совершенно чужим, был только ОН, были ОНИ. И они стоят друг напротив друга, как сидят за тем столом, устроив пир на костях, пожирая мир. Как два Зверь Апокалипсиса в двух ипостасях, стремящихся друг к другу, чувствующих родное, чувствую себя. — Ваше Величество, — почтительно ответил брюнет. — Скажи, Элайджа, ты знаешь, почему я тебя позвал? — Нет, Ваше Величество, могу лишь предположить, что, возможно, это связано с заговорщиками на юге и самозванцем… Конечно, знает. ОН знает, чего хочет Орёл, Орлу и самому бы хотелось на это взглянуть, но есть и иные дела… он посмотрит на это глазами своего Волка. Смерти, хочется смерти и крови, а потом пожарища, чтобы сгорели дотла. — Ну и кто тебе рассказал? — усмехнулся ви Британия и развернулся к собеседнику. — Ну, неважно… — вздохнул он. — Ты прав, заговорщики, очередная головная боль… Я хотел, чтобы их устранил Готтвальд, но ждать мне уже не хочется, да и какая разница? Раз уж ты в скором времени будешь посвящен в рыцари Круга, то ничего страшного, если это будешь ты. Они держатся нарочито формально, но чувствуют связь, друг друга. — Но ты, всё же будешь с Десятым рыцарем, всё равно ему пока заняться нечем. Отправляетесь вы завтра утром. Есть вопросы? — Убить всех? «Что за глупые вопросы ты задаёшь, к чему они, мой милый? — Орёл хмурится. — Ты же знаешь, чего я хочу». — Да. Заговорщиков и их семьи. Может это было и несправедливо: убивать, к примеру, маленьких детей, но зеленоглазый слишком хорошо знал историю и слишком хорошо знал чувство желания мести, а потому… Он слишком хорошо знал желания императора. — Вас понял, Ваше Величество, — брюнет склонил голову. — У меня ещё один вопрос. — Говори. Орёл знал, о чём его спросят, ОН любил поиздеваться. ОН любил быть смертью насмехающейся. — Стоит ли зачитывать приговор? Лелуш широко улыбнулся и тихо просмеялся. — Нет, это же не публичная казнь, мёртвым всё равно. Ну, если ты хочешь… — улыбка как появилась на лице, так и исчезла. Он представил картину, но он хотел увидеть её потом в сознании Тода, — зачитай, — едва ли не приказал. Губы Элайджи сами растянулись в улыбке, а глаза сверкнули зелёным пламенем. «Забавная у тебя фамилия, Элайджа. Знал ли ты, что и вправду станешь чьей-то смертью?» Тод всегда знал, чувствовал, что его судьба — служение Британии, ви Британии; знал, что всегда будет где-то там, наверху, что именно он будет одним из тех немногих, кто и будет вершить историю, среди тех, чьи имена навсегда войдут в историю. Он знал, что будет тем, кто будет защищать империю и императора, тем, кто льёт кровь. И ЕМУ это нравилось. Им это нравилось. Об этом знал и ОН. Волк был тем, кто ЕМУ и нужен. — Что-то ещё? — спросил император. — Самозванца доставить Вам? — Да. Свободен. Зеленоглазый ещё раз склонил голову и развернулся, подошёл к двери, как та внезапно распахнулась. В кабинет зашёл Нулевой рыцарь, а за ним показалась зеленоволосая девушка лет семнадцати. — С.С.? — удивился ви Британия. Это было последнее, что слышал вышедший из кабинета парень.***
— Здравствуй, Лелуш, — флегматично поздоровалась девушка. — Ну, что ты от меня хочешь? — спросил император. Куруруги решил выйти вслед за Тодом. — Скорее ты от меня. У нас с тобой контракт, Лелуш… — Я не собираюсь его выполнять, не моих интересах. — Ты забрал у меня контрактора, — нахмурилась зеленоволосая. — Какое огорчение, не правда ли? — усмехнулся ви Британия. — Мне не нравится та маска, которую ты надел… — Маска? — удивился мужчина. — С.С., мне осточертело носить маски, если тебе не нравится моё лицо, то это твои проблемы. Как она смеет усомниться в НЁМ?! Почему даже бессмертная ведьма так слепа? Потому что в мире есть только один зрячий, один достойный видеть. Но тот уходил — и Орёл засыпал. — У тебя не такое лицо, — возразила девушка. — Да? — протянул Кровавый император. — А я и не знал. — Ты был не таким, когда я смотрела память той девушки. Лелуш нахмурился и отвернулся. — Вчера я не смогла посмотреть, я не нашла её. — Значит, плохо искала, — пожал плечами Лелуш. — Насчёт контракта… — вздохнула девушка. — Я же сказал, я не… — начал ви Британия. — А кто сказал, что контракт будешь выполнять ты? — усмехнулась зеленоволосая. — От кода не избавиться, уж поверь мне, есть только один выход, но он тебе не подходит, верно? Но ты хочешь быть рядом, стало быть, у нас всего один вариант решения. — Ты пришла, чтобы умереть? — поинтересовался брюнет. — Да, — спокойно и чётко ответила С.С. — Ну и ну… И зачем? Почему передумала? — Я передумала умирать, когда поняла, что будет новый и счастливый мир. Я решила тогда, что буду жить в память о тебе. Но ты жив, а счастливого мира нет, опять войны… Лелуш, ты стал своим отцом и даже хуже, ты развязал войну из развлечения, где же тот человек, который мечтал покончить со всеми войнами и притеснением слабых? Ви Британия осторожно посмотрел на девушку через плечо, после чего вновь отвернулся и, нахмурившись, прошипел: — Не смей сравнивать меня с отцом. Вы все ищете того, чего нет. Когда-то и я искал справедливости и мира, но всем не угодить… Я восемь лет мечтал о мести отцу за погибшую мать, а потом что я вижу? Марианна жива! — воскликнул он. — Мой лучший друг, мой орден, который я создал, моя родная сестра, все предали меня, — говорил он с холодной яростью в голосе. — Я стерпел, оправдывал их, что они не знали, что у них был повод и даже право, как у Сузаку, и я решил устроить «Реквием…». Но подобно тому, как они отвергли меня, они отвергли и мой подарок, ради которого я пожертвовал своей жизнью и счастьем. Я зол, С.С., мне жутко обидно, я сам не хотел этого признавать, но это так. Я хотел построить лучший мир для всех, но что метать бисер перед свиньями? Теперь я строю лучший мир для себя. И если для этого надо будет сжечь весь мир, утопить его ещё больше в крови, то пусть будет так, я хочу быть счастливым, думаю, я этого заслужил. И, поверь, у меня есть ОН, тот, кто мне с радостью поможет, потому что он видит! С.С. молчала, она больше ничего не хотела говорить этому чужому человеку, который только внешне напоминал того доброго парня, которого она знала. — Вот как… — вздохнула золотоглазая. — Я хочу как можно быстрее избавиться от бремени, которое я несу уже шестьсот лет. — Придётся потерпеть. Лелуш знал, что ему не только придётся уговорить Эмили заключить контракт, который подразумевал убийство бессмертного в конечном итоге, но чёрт его знает, какой гиасс будет у русоволосой, если это будет что-то связанное со смертью, то это не есть хорошо — Эмили не убийца, он не хотел, чтобы она становилась им. Но он понимал, что ему придётся как минимум разрушить между ними ту стену, которая была и которую он сам иногда помогал строить, хоть и хотел её разрушить. Ну что ж, нет ничего невозможного, особенно для него, он добивается своих целей.***
Куруруги смотрел на блондина с необычными глазами, у него была гетерохромия: левый глаз был карим, правый — голубым. Карий был тёплым, доброжелательным, голубой — холодным и жестоким, он был даже больше похож на серый, напоминал сталь. И как не странно, именно правый показывал истинную сущность Десятого рыцаря. Грегори Миллер по праву унаследовал от своего предшественника — Лучиано Брэдли прозвище Британский Кровопийца. Вот только Миллер, по мнению Куруруги, был немного сдержаннее и умнее, но от этого не легче. Во всяком случае, Грегори прекрасно подходил на роль палача заговорщиков — он был предан короне. Зеленоглазый даже подумал, что это проклятие титула или Десятыми рыцарями становятся только ублюдки, он тихо рассмеялся. — Что тебя так рассмешило? — недовольно спросил Миллер. — Да так, размышления… Хоть Сузаку и был званием выше Десятого рыцаря, но все рыцари Круга обращались друг к другу на «ты», был лишь только Джеремия, к которому обращались всегда на «Вы» и который также «выкал» в ответ, исключением были его жена и мать. — Веди себя хорошо, Грегори, слушайся Элайджу, — решил позлить Миллера Куруруги. Рыцарь цокнул и зло прошипел: — Я пока что ещё выше его званием. — Скоро он станет Четвёртым рыцарем. — Или не станет, вдруг что-то случится, — зло усмехнулся Британский Кровопийца. — Только попробуй что-то сделать, — прошептал Нулевой рыцарь. — Император с тебя шкуру заживо сдерёт, а я ему помогу. Велика потеря будет, как думаешь? — зло усмехнулся Куруруги, а глаза его потемнели. На входе в ангар показалась фигура Тода. Брюнет в чёрном костюме пилота быстро приближался к рыцарям. — А вот и он. Элайджа! — улыбнулся Сузаку. Тода напрягало такое поведение Нулевого рыцаря, та доброжелательность, которую показывал Сузаку по отношению к нему. — Сэр Курурги, — кивок головы зеленоглазому, — сэр Миллер, — теперь кивок блондину. — Что ж, раз все в сборе, — Нулевой рыцарь посмотрел на личный отряд Грегори, состоящий из двадцати двух человек, которые стояли в стороне и напряжённо наблюдали за тихим диалогом рыцарей, как за пантомимой, — думаю, можно отправляться. — Вы поедете с нами? — не понял Элайджа. — Нет, я пришёл наставить сэр Миллера на путь истинный и благословить на дорожку, — улыбнулся Сузаку. — Шучу, просто решил зайти. Миллер зло смотрел на шатена, но молчал, после чего перевёл взгляд на Тода и приказным тоном сказал: — Пошли. Десятый рыцарь развернулся, а Элайджа изогнул бровь и посмотрел на Куруруги, тот ничего не ответил и лишь вздохнул, после чего тихо произнёс: — Постарайся не попадаться Грегори на глаза, когда у него будет автомат в руках. Тод не был глупым, он сразу всё понял.***
— Ваше Величество, — обратился к императору глава Тайной канцелярии, сидевший в удобном белом кресле личного кабинета Лелуша. — Что? — ви Британия оторвал взгляд сощуренных аметистовых глаз и перевёл тот на Винзенса. — Мне доложили, что Россия собирается в ближайшее время напасть на наши войска в Китае. Брюнет кивнул и перевёл взгляд на строчки документа. — Хотят напасть с тыла? — усмехнулся император. — Стали нашими союзниками, а теперь хотят войны… Ну их можно понять, они не хотят становится Британией, вот только слишком поздно поняли, что мы нападём при любом раскладе, — Лелуш встал с кресла и подошёл к чёрной шахматной доске. Белые уверенно теснили чёрных, однако не спешили заканчивать битву. Ви Британия взял белого короля и сделал ход. — Если ты закончил, то я тебя более не задерживаю, — император сел обратно в кресло, и закрыв глаза, откинулся на спинку чёрного кожаного офисного кресла. Винзенс вышел.***
Алексей вновь находился в странном мире с жёлтым небом. — Я разочарован, честно признаться, — услышал русский красивый бархатный голос. Романов испуганно обернулся и увидел Кровавого императора, который равнодушно и даже без какого-либо интереса смотрел на русского. Голубоглазый напрягся и зло, даже с высокомерием посмотрела на брюнета. — Главная ошибка всех проигравших мне, это их неподчинение и предательство. Я не прощаю такого… Терпеть не могу, когда мне мешают играть, — прошептал британец. — Играть? — Конечно, или ты думал, — Кровавый император, — что я всерьёз бьюсь с вами? — он расхохотался. — Я могу убить вас всех в любой момент, стоит только захотеть. — И почему же ты этого не сделал раньше? — Мне скучно, вот причина начала войны, причина того, что она затянулась, причина того, что вы ещё живы, были живы, этот счастливый мир был слишком скучным. Мне просто хочется видеть его таким, объятым хаосом. Сожжённым и облитым кровью, его же кровью. — Что? — голос русского императора осип. — Какое право ты имеешь вот так распоряжаться жизнями других?! — Один ваш русский писатель писал: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Так вот, я тот самый право имеющий, я сам взял это право, потому что я сильнее. Потому что он — Кровавый Орёл, а рядом есть его верный Волк из Пепла. — Однажды найдётся тот, кто сделает и тебя «тварью дрожащей», — прошипел русский. — Не найдётся, — улыбнулся император. — Уже был, я его убил, я их всех убил. — Правду говорят, у вас там в императорской семье одни ублюдки и рождаются, — выплюнул русский, — одна Нанналли нормальной, хорошей была. О нет… Алексей не знал всей истины, не знал, что по сравнению с НИМ даже Чарльз был адекватным. — Да, в семье не без урода, как говорится, — ви Британия расхохотался. — Думаешь, я таким родился? Нет. Меня таким сделали: отец, война, жажда мести, а потом и посмертие… последнее в особенности. И ОН. — Ещё скажи, что ты хороший! — Нет. Я худший из худших, наверное. Я тебя позвал не для того, чтобы дискуссии обо мне разводить. Кампания, которую ты собираешься начать, бессмысленна, расточительна и глупа. Я в первый и последний раз говорю тебе, передумай. Иначе я буду делать то, что умею: приказывать, — глаза мужчины окрасились в багровые тона. — Итак? Учти, я даю тебе возможность самому выбрать, а это большая редкость. — Наглый мальчишка, — прошипел русский. Ви Британия снисходительно посмотрел на собеседника. — Я жду. Британский император всем своим видом показывал, что он не просто хочет, но услышит нужный ему ответ. Алые, неестественные и жуткие глаза Лелуша притягивали к себе взгляд, заставляя впасть в транс — и Романов старался не смотреть в них. От брюнета шла та самая аура властности, которой не обладал русский император, да и вряд ли мог бы когда-нибудь обладать, ви Британия буквально подавлял на моральном уровне голубоглазого. — В прошлый раз я видел здесь будущее, ты сказал мне, что это было оно… Но всё случилось не так, как должно было… — прошептал Алексей. — Да, — Лелуш сжал губы и нахмурился, отводя взгляд. — Будущее изменчиво. — Я не хочу войны, но её хочешь ты, ты о ней мечтаешь. Что изменится, если я изменю решение? — Романов печально посмотрел на брюнета. — Мечтаю? — усмехнулся человек с горящими проклятой силой глазами, за которыми не было видно души. — Мечтать нужно не о таком, а о более великом. Если ты отзовёшь войска, то мы ограничимся мирным разрешением конфликта. Хотя ОН мечтал, ОНИ мечтали... Но порой нужно пренебрегать чем-то ради другого. Если бы рядом был ОН, то плюнул бы на всё, сжёг и эту империю, заставил их захлебнуться кровью. — И Россия станет очередной колонией Британии? — презрительно выплюнул русский. — А разве могло быть иначе? Решай Алексей, передумаешь ли ты сам или по моему приказу, — спокойно проговорил британец. — На мне страна не заканчивается, даже если я и приму твоё предложение, то мои генералы могут и не одобрить… — быстро проговорил император, пытаясь найти хоть какое-то оправдание. — Если только в этом проблема, — брюнет в костюме-тройке прошёлся к краю платформы к одному из чёрных потоков, в которых виднелись очертания человеческих фигур. Разумеется, брюнет знал, что этот упрямый Романов не примет мира, хотя бы потому что тот, хотел показать, какой он самостоятельный и какой он император… Романов следующие несколько минут мог наблюдать, как возле него появляется весь его штат из министров и генералов. Те удивлённо осматривали странное место, в которое попали, а также самого Алексея, после чего заметили фигуру Кровавого императора. Лелуш вырвал руку из чёрного потока и неторопливо повернулся к гостям мира Си. Глаза императора сейчас были такими, какими ещё не были никогда: была проклятая сила, но белки глаз и зрачки заволокло золотистым сиянием. Снова. Снова он уже не слышал мыслей людей, но чувствовал. Плохо было сейчас не столько от того, что он чувствовал то, что чувствуют люди по всему миру, сколько то, что он именно чувствовал. Если бы глаза Лелуша сейчас были обычными, аметистового цвета, то в них можно было увидеть непривычную растерянность. Но Лелуш ви Британия не был бы собой, если бы не мог взять себя в руки так быстро, что ни один человек никогда бы не мог понять, что он только что чувствовал, да и ему самому иногда было сложно, так быстро и искусно он прятался от самого себя. Это заглушило ЕГО. Лелуш взглядом сощуренных глаз осматривал каждого русского. Каждый ждал действий со стороны ви Британии, слов, и они не заставили себя ждать… Алая вспышка, чёткий приказ, реальный мир.***
Она шла по пустыне, серый песок, серое небо, затянутое тучами, из-за которых солнце, казалось, было белым, да и нельзя было достоверно определить, где это самое солнце находится. Не было больше ничего, ни малейшего дуновения ветра, ни намёка на какую-либо жизнь, сплошная смерть и она. Ничего. Поэтому она просто брела, не знала куда, зачем, просто шла, почему-то не уставая, и сколько это продолжалось, неизвестно. Девушка была уверенна, что прошло много времени, но ничего в окружающей обстановке не изменилось, словно время остановилось или его не было вовсе. А может, она здесь не так уж и давно, просто ей кажется? В дали показались люди, и приглядевшись, она увидела свою семью, снова, как тогда… Тогда она чуть не умерла. «Я умираю?» — не понимала она. — Эмили… — услышала она чей-то мужской, смутно знакомый голос. — Эмили, не смей умирать. Эмили, ты нужна живым, ты нужна Лелушу. Мираж семьи рассеялся серым песком. Наконец-то она вспомнила последние мгновения до того, как оказалась здесь: взбешённый император, сильная хватка за горло и удар о стену, а после… эта странная серая пустыня. — Кто ты?! — крикнула она в пустоту. — Если ты погибнешь, то погибнет и он, и все мы. А я обязан спасать жизни, слышишь? Я буду очень зол, если ты станешь первой, кого я не спас, а за тобой пойдут и другие, думаешь, ЕГО будет волновать хоть что-то? У Рузенкрейц заболела голова, жутко заболела, словно по ней били чем-то тяжёлым и с каждым разом удар был всё сильнее, девушка рухнула на колени, затем завалилась на бок, и внезапно боль прекратилась. Она открыла глаза и оказалась в каком-то саду. — Пендрагон? — быстро поняла русоволосая. Да, это был сад императорского дворца разрушенной ныне столицы Священной Британской империи. В глаза бросился силуэт девочки в красном красивом платье, сидящей на лавочке, вдали от императорского приёма и всех гостей. Это была она… в детстве. Эмили помнит этот приём, до определённого момента, она помнит то, как села на лавочку, кто-то подошёл, но потом провал в памяти. — Эй! — крикнула девушка, но её никто не услышал. Рузенкрейц увидела, как к младшей копии её подошёл какой-то мальчик-брюнет в белом фраке и с необычными глазами цвета аметиста. — Скучаете? — усмехнулся мальчишка, приподнимая левый уголок губ чуть выше. Только по это улыбке она могла сказать кто это, даже на необычные глаза не надо было смотреть, да и на всё лицо тоже. — Лелуш… — прошептала Рузенкрейц. — Ваше Высочество? — удивилась младшая копия. — Решили сбежать с приёма? — Да. Они все слишком скучные, серые… — Словно неживые, — согласилась девочка. — Да. Они уже мертвы. Все уже друг друга в своих мыслях убили и умерли в чужих… из-за власти, все хотят одного и того же, ну и скука… — вздохнул наследник престола и сел на лавочку рядом с девочкой. Восьмилетняя Эмили немного удивлённо, но с пониманием смотрела на принца. Да, это были странные слова для детей, но детьми они уже и не были, аристократы быстро теряют своё детство, особенно принцы, особенно если они принадлежат к монаршему роду Британии. — Дети ровняются на родителей, когда-то, возможно, и эти мертвецы рассуждали также… — впервые в своей жизни Эмили говорила что-то подобное. — Не хочу становиться одним из таких мертвецов: полным ненависти, презрения, желания власти и бесполезным для общества, — пробормотал ви Британия. Эмили, словно зачарованная, наблюдала за детьми. Неужели это она, ОНА, в свои восемь лет говорила такое? — Ваше Высочество, Вы не боитесь такое говорить? — спросила девочка. Мальчишка пожал плечами и грустно улыбнулся, после чего произнёс: — Пусть знают, что я думаю о них. В будущем, когда я стану императором, все они будут беспокоиться о том, как они выглядят в моих глазах… они недостойные… — прошептал брюнет, глаза его были ледяными. Да, уже в таком маленьком возрасте в Лелуше жил тот самый Кровавый император, уже тогда эти глаза казались ледяными, жестокими, уже тогда он улыбался, как истинный Дьявол, уже тогда был император Священной Британской империи. В нём жил ОН, но не пробудился, ещё не понял своих желаний. — Сейчас Вы ничем не отличаетесь от них, — спокойно произнесла Эмили. Принц нахмурился. Рузенкрейц, продолжавшая наблюдать за детьми, улыбнулась, да, Лелуш — лицемер, но при этом он умудряется быть добрым к некоторым, поразительно. — Когда мы вырастем, то нас женят и выдадут замуж за таких же мертвецов, и мы сами станем такими же, — констатировала факт девочка. — Отец сказал мне, что я смогу выбрать, на ком жениться, — задумчиво произнёс брюнет и посмотрел на яркое голубое небо. — Я не хочу той участи, которую Вы только что предрекли, мисс Рузенкрейц, поэтому я собирался тщательно выбирать. — Собирались? — удивилась девочка. — Да, но я уже выбрал. Очень надеюсь, что мне не откажут, — улыбнулся принц, глаза его потеплели, — и что Юфи и Нели не будут сильно ругаться, я их люблю, но они мои сёстры, как ни как… — Не поделитесь секретом, кого выбрали? — в младшей копии Эмили заиграло любопытство. И в Эмили оно тоже заиграло, даже нечто большее, словно это была надежда. «Кто?» — бился вопрос в голове синеглазой. Принц встал, и посмотрев на девочку, ещё шире улыбнулся, тяня интригу, но, наконец, разорвал напряжённую тишину одним единственным словом, которое сейчас значило слишком много: — Вы. Он ушёл, не сказав больше ни слова. Через месяц принца и его сестру вышлют в Японию. Сад пропал — и была пустота. Рузенкрейц не знала, помнит ли сейчас Лелуш об этом обещании, но точно знала, что уже тогда им было суждено встретиться хотя бы один раз, чтобы расставить все точки над i, они до сих пор этого не сделали до конца, а значит… Она осмотрелась. В темноте был... какой-то тёмный сгусток материи с красным прожилками. Она смогла различить его благодаря небольшому сгустку света, который переливался из белого в голубой и наоборот. Этот тёмный сгусток бушевал, он то заполнял собой всё пространство, то сжимался в крошечную точку, то грозился вонзить свои щупальца в первозданный свет, поглотить его полностью. Эмили вдруг поняла, что должна сделать. Она непременно должна спасти этот свет, заградить собой. От её действий решается судьба не только Лелуша, но и всего мира. Потому что вот ОН - Кровавый император, ОН стремился пожрать свет. Но словно чего-то не хватало ЕМУ, не было чего-то, что давало бы силы на это. И свет из последних сил отбивался. «Что мы говорим смерти?» — прозвучали слова матери в голове. — Не сегодня, — чётко произнесла девушка.***
Готтвальд ехал в машине по ночному Авалону, внутри всё трепетало от ожидания. Скоро, очень скоро он увидится с семьёй, по которой он очень соскучился, но это будет после доклада императору, который уже ждёт его в своём кабинете и наверняка смотрит в окно, наблюдая за ночной столицей самой могущественной империи мира, возможно, Лелуш хочет различить среди всех этих мигающих огней свет от фар автомобиля Готтвальда. Джеремия нажал на педаль газа — и машина уже летела по широким и запутанным дорогам столицы, не обращая внимания на сирены позади себя. Он ехал на самой обычной машине, немудрено, что его хотят остановить. В голову внезапно пришла идея остановиться и посмотреть на реакцию полиции, но хотелось как можно скорее увидеться с семьёй. Серая легковушка продолжала петлять по столице, на слишком высокой скорости, впрочем, для Джеремии машина ехала слишком медленно — его найтмер гораздо быстрее. Первый рыцарь империи уже собирался быстро проскочить через длинный проспект прямо на улицу, которая вела к императорскому дворцу, но внезапно увидел, что на дороге стоят полицейские машины. «Что за?..» — не понял Джеремия, который намеревался сократить пусть и которого такой исход событий совсем не устраивал. Готтвальд уже собирался поехать по другой дороге, но любопытство победило… Серый автомобиль остановился возле машин полиции, которые огородили проспект. Из-за автомобилей вышел какой-то офицер, который вытянул руку вперёд, приказывая остановиться. Первый рыцарь вышел из машины и посмотрел на шокированного офицера. — Сэр Готтвальд? — удивился офицер. — Что у вас тут произошло? — прозвучал вопрос Джеремии. — Террористы, сэр Готтвальд, оккупировали верхние этажи здания, — собеседник посмотрел на верх небоскрёба. — Ждём прибытия военных. Первый рыцарь задумчиво посмотрел на небоскрёб, его единственный оранжевый глаз в жёлтом свете фонарей словно загорелся пламенем, тени, плясавшие на его лице, делали то каким-то неживым, неестественным, золотая маска сверкала и переливалась от оранжевых огней фонарей. Джеремия сейчас выглядел так, что любой затаив дыхание смотрел бы на него, сейчас так похожего не на человека, но на какого-нибудь демона. — Вы пытались с ними поговорить? — спросил Готтвальд. — Да, они потребовали… — начал было офицер, но его перебили. — Я не спрашиваю, чего они потребовали, — раздражённо и холодно произнёс рыцарь. — Они собираются убивать заложников? — он увидел, как почти на краю крыши стояли двое, один из людей толкал второго к краю, угрожая автоматом. Уже спустя несколько секунд в нескольких шагах от человека в золотой маске с характерным звуком упало тело какого-то паренька. Джеремия холодно и отстранённо посмотрел на тело, отчего офицеру стало жутко, после рыцарь поднял взгляд на крышу и таким же взглядом посмотрел на фигуру террориста. Огоньки, отражающиеся в маске рыцаря, ярко блеснули оранжевым и алым. Вот так просто уйти он не может, он же Первый рыцарь империи, в конце концов, значит, придётся платить за своё любопытство. — Видимо, придётся мне с ними поболтать… — вздохнул Готтвальд и направился ко входу в небоскрёб, и заметив, как за ним последовали несколько полицейских, холодно произнёс: — Вам умереть охота? Я пойду сам. Уже через три минуты открылись двери скоростного лифта с характерным пиканьем. Готтвальд посмотрел на пятерых террористов, которые пытались скрыть свой испуг за уверенностью и которые навели на него автоматы, готовые в любой момент выстрелить в Первого рыцаря. — Ну надо же, сам Первый рыцарь пришёл! — воскликнул кто-то из-за спин пятерых. Джеремия увидел какого-то русоволосого мужчину с карими глазами лет сорока, национальность, к сожалению, рыцарь определить не смог. — Добрый вечер, — равнодушно пробасил Готтвальд, устало смотря на террористов. — Чем мы можем быть полезны? — улыбнулся русоволосый. — Ну, можете сказать, из какой организации, это было бы очень полезно для отчёта Его Величеству, а ещё можете назвать ваше точное количество, а то мне всех убитых считать лень, — произнёс спокойно рыцарь, и это не выглядело так, словно тот хотел покрасоваться, это было само собой разумеющееся. — Правда, я сомневаюсь, что вы ответите. — Ты ещё не понял, ублюдок? Не будет никакого отчёта! — завопил русоволосый. — Убейте его. — Как предсказуемо… — пробормотал Джеремия, после чего раздались автоматные очереди, но пули не впивались в тело, разрывая плоть человека, нет, они просто отскакивали, потому что Готтвальд человеком-то до конца и не был. — Ну что же, теперь мой черёд, — ухмыльнулся Первый рыцарь, хотя взгляд его до сих пор оставался равнодушным. Мгновение — и в правой руке Джеремии пистолет. Раздались выстрелы, пятеро тел упали на пол. Последний, русоволосый, шокировано смотрел на рыцаря. — Ч-что ты т-такое?! — закричал террорист, отходя назад и вертя головой в поиске спасения. — А я думал, ты знаешь, — Готтвальд уверенно подходит к мужчине. — Я Первый рыцарь Священной Британской империи. Он рыцарь Круглого стола, тем более Первый, ему положено отличаться от других людей, быть совершеннее, чтобы защитить империю и императора, когда этого потребует долг. Человек в золотой маске хватает террориста за шею и поднимает над землёй, начиная душить. В такие моменты в Джеремии просыпалось всё то, что, казалось, давно в нём погибло, просыпался маркграф Готтвальд, презирающий всех, в чьи жилах не течёт чистая британская кровь, презирающий несогласных с имперским режимом и желающий уничтожить их всех. Взгляд Готтвальда на мгновение стал каким-то затуманенным, словно он был в состоянии аффекта, но уже в следующий миг Первый рыцарь с силой швырнул о стенку террориста, и печально посмотрев на испачканный костюм, вздохнул и пошёл дальше, убедившись перед этим, что русоволосый всего лишь в отключке, должен же он выведать, кто эти террористы вообще такие?***
Элайджа смотрел на Миллера, который выглядел, мягко говоря, невменяемо. Тод увидел за спиной рыцаря вход в комнату, в которой стояла испуганная молодая девушка. Грегори облизнулся, сощурил глаза, и развернувшись, зашёл в комнату. — Не забудьте убить её, — бросил Тод и пошёл прочь. Едва двери комнаты захлопнулись, как послышались женские крики и мольбы о пощаде. Зеленоглазому не доставляло никакого удовольствия слушать это, а потому он поспешил выйти из поместья. Он вышел во двор. «У Уилтшера дочка есть, — послышались в голове недавние слова Миллера. — Она немного похожа на ту, которая во дворце…» — на этом моменте Грегори тогда как-то странно смотрел куда-то в пустоту и улыбался. Тод растерянно смотрел вперед себя. «Эмили, как же тебе повезло, что есть Его Величество», — подумал Элайджа. Даже во дворе он слышал крики. «Интересно, как долго это будет продолжаться?» — Тод посмотрел на окно той комнаты, откуда исходили крики. Элайджа надеялся, что не долго, ему слишком сильно хотелось посмотреть на того самозванца, который посмел пойти против девяносто девятого императора.***
От света не исходило тепло, лишь холодное свечение. Она протянула руку к нему. «После такого обычно что-то происходит… Надеюсь, что в этот раз я никакое древнее зло не пробужу», — усмехнулась Рузенкрейц и коснулась огонька. Хотя "древнее зло" как раз таки пыталось уничтожать первородный свет. Она словно видела чужими глазами, но не могла контролировать тело. Заходящее солнце дарило прощальные лучи Японии. Пахло чем-то горелым, справа догорало чьё-то тело. — Сузаку, — Эмили слышит детский мальчишеский голос. — Сузаку, я уничтожу Британию! Да, принц ненавидел ту страну, которой правил его отец, он ненавидел отца. Как он мог?! Сделать собственных детей разменной монетой, а затем без зазрения совести начать войну, в которой они могут погибнут? Мои родители меня ненавидели... Она стоит на каком-то стадионе, наблюдая за миром из-под маски Зеро. Вокруг трупы, впереди Юфимия ли Британия. Лелуш направляет пистолет на девушку, готовясь выстрелить. Он тяжело дышит. Всё его вина. Рука трясётся, он должен, и больше с этим ничего не сделаешь. — Прощай, Юфи. Ты была моей первой любовью, — бормочет парень и стреляет. Алая кровь пачкает разорванное платье внезапно обезумевшей принцессы, это его гиасс сделал с ней, это он. «Цель оправдывает средство, так?» — задаёт он сам себе вопрос. Оправдывает ведь?! Поздно жалеть о чём-либо, слишком поздно. Партия уже давно началась и он не может сдаться. Уже в следующее мгновение перед ней стоял зеленоглазый шатен, Куруруги, с направленным к ней пистолетом. Она, кажется, также держала пистолет. — Ты убил Юфи, — шипит Куруруги. Оба человека выстрелили и оба промазали. Затем сильный удар со стороны зеленоглазого и темнота. Следующая картинка: человека, глазами которого она смотрит заставляют стоять на коленях, прижимая голову к полу. Перед ней на троне восседает император Чарльз зи Британия. — Бывший семнадцатый наследник престола, — эхом разносился грубый голос императора, — Лелуш ви Британия. Прошло много времени, сын мой, — в голосе слышится насмешка. Эмили чувствует ту ненависть, которую испытывает сейчас будущий император, и кажется, это её собственная ненависть, а не его. — Ах ты… — будущий император пытается поднять взгляд на Чарльза, но тот, кто его держит лишь, сильнее придавливает его к полу. — Я не позволю тебе использовать гиасс, — Эмили слышит раздражённый, полный ненависти голос Куруруги. Весь тронный зал пропитан ненавистью, эта ненависть была сильнее её собственной, Эмили никогда так не ненавидела Лелуша, как тот ненавидел своего отца и друга, а те, должно быть, его. — Ваше Величество, прошу Вас об одолжении, — обратился Сузаку к Чарльзу. — Введите меня в число двенадцати лучших рыцарей империи, рыцарей Круга. — Ты просишь это как вознаграждение за поимку Зеро? — императора всё это явно веселит. Мои родители меня ненавидели... — Ты?!.. — у ви Британии нет слов. Меня все в конечном итоге предавали... — Я тебе уже говорил, Лелуш, я хочу изменить этот мир изнутри, — всё так же с еле скрываемой ненавистью говорит Куруруги. — Продавая своего друга за повышение? — это уже даже не возмущение, это больше, больше чем обида, больше чем ненависть. Чарльз молчит, ожидая ответа Сузаку. — Именно, — холодно говорит будущий Седьмой рыцарь. — Прекрасно, — протягивает зи Британия. — Твой ответ мне нравится. Тогда приказываю тебе, рыцарь Круга, прикрыть левый глаз Зеро, — громадная фигура императора встаёт с трона. — Слушаюсь, Ваше Величество, — Куруруги исполняет приказ, а правому глазу Лелуша он не даёт закрыться. «Ненавижу!» — отчаянно кричит про себя в мыслях ви Британия. Ненавижу! — Ты был принцем, недостойный глупец, и ты поднял против меня восстание. Но даже сейчас я нахожу в тебе выгоду. — Что? — не понимает Лелуш. Глаза императора загораются алым. «Гиасс», — вторит мыслям Лелуша Эмили. — Я перепишу твои воспоминания о том, что ты был Зеро, о Марианне и о Нанналли, — Чарльз явно наслаждается своей властью над беззащитным сейчас сыном. Сейчас не было Зеро, был только тот маленький десятилетний мальчик, который обвинил императора в бездействии после смерти матери и который поклялся отомстить. И этот мальчик, Эмили не сомневалась, отомстит, отомстит так, как Чарльз не мог даже представить. — Гиасс, не может быть! — наконец-то говорит брюнет. — Забудь обо всём и стань обычным человеком, — протягивает мужчина. — Остановись! — кричит ви Британия. — Ты не можешь снова у меня всё забрать! — он вырывается, пытается закрыть глаз. — Маму и даже Нанналли! И Эмили чувствует всё то отчаяние, которое чувствовал Лелуш. — Да запечатлится волей Чальза зи Британии… — Нет! — орёт будущий император. — В твоей памяти другие, ложные воспоминания. И темнота. Словно исчез ТОТ Лелуш, а вместо него был ненастоящий человек. Эмили стоит возле белого сгустка света. Она тяжело дышит. — Так это… твои воспоминания… — понимает она. Но это было лишь одно из воспоминаний, весьма болезненное, надо сказать. Даже ей, ненавидящей Лелуша, вдруг стало его безумно жаль, она внезапно сама возненавидела Чарльза. Искушение увидеть больше слишком велико, а человек слаб и падок на подобное, а потому… Она протянула руку к свету ещё раз. Девушка вновь была в сознании будущего императора. Над ночным Токио шла битва, в голове звучали одни и те же мысли Лелуша: «Добраться и забрать Нанналли из дворца». Розовая вспышка озарила ночной небосвод, ослепляя и уничтожая губернаторский дворец в Токио, в котором сейчас была сестра ви Британии. «Неужели это фрея?» — спросила себя Эмили. — Нанналли… — пробормотал тихо Лелуш, глядя на огромную яму вместо дворца, оставшуюся после розовой вспышки. Опустошенность. Единственное чувство, которое было сейчас в душе брюнета и которое сейчас также ощущала девушка. Пустота была и в следующем воспоминании Лелуша: предательство ОЧР, чувства разбудила лишь смерть поддельного брата — Ролло… удивительно, намереваясь использовать мальчика, ви Британия невероятно сильно привязался к нему. Вот Лелуш стоит на каком-то обрыве и подобно тому, как восемь лет назад клялся уничтожить Британию, он готовится отомстить отцу, разобраться в смерти матери и окончить дело своей жизни. Слишком многие погибли ради этого, останавливаться больше нельзя. Она глазами Лелуша видит летающий флагман, Авалон, в котором наверняка сейчас находится заклятый враг будущего императора. И следующее воспоминание — это тот мир Си, в котором она сама несколько раз оказывалась, а может, она и сейчас в нём? — Я запечатал вход в мир, — самодовольно говорит Лелуш, глядя на шокированное и злое лицо императора. — Теперь, вместе со мной, у нас будет вечность, чтобы познать муки раскаяния! — в своём желании знать правду и желании мести он безумен. Эмили чувствует то, как ви Британия хочет отомстить отцу за мать, за Юфимию, за ту рыжеволосую девушку, чьё спокойное бледное лицо на мгновение мелькнуло в воспоминаниях, за Нанналли, за Ролло, за СЕБЯ. Последнего он хочет больше всего. Он так долго этого ждал. Сейчас Лелуш упивался моментом. Настал его черёд, время платить по счетам. И какое же недоумение они оба — Лелуш и Эмили — испытывают, когда видят живую Марианну. «Жива? Была жива всё это время? Всё было зря?! — ненависть закипает в парне с новой силой. — Предала, и она предала!» — он еле сдерживается и ни одной мышцей лица не показывает, что находится в опасной близости от истерики, он, в конце концов, принц, и никто этого не сможет отрицать, хоть Чарльз и сказал Лелушу, что он недостойный глупец, но в действительности единственным недостойный глупцом был сам зи Британия. Рузенкрейц чувствует, как эмоции Лелуша поглощают её саму, она чувствует эту ненависть, которая с каждой секундой всё сильнее перебивает обиду, отчаяние, в которой ви Британия уже захлёбывается. Раньше Эмили думала, что она ненавидела, но нет, то было просто ничто по сравнению с ненавистью брюнета. Отец и мать Лелуша говорят о сосуществовании мёртвых с живыми, мире без лжи, Эмили слышит, как возражает им будущий император, говоря, что в мире без лжи не будет прогресса, потому что люди лгут, чтобы к чему-то стремиться, и она согласна с этим. — Это невозможно! Подчинить Бога… — злится Чарльз. Ви Британия подымает взор к огромной планете, похожей на Юпитер и называет ту Коллективным бессознательным. — Это не приказ, это желание! Бог, Коллективное бессознательное, не останавливай ход времени! Это было самым сильным его желанием. Желанием, которое совпало с желанием всего мира. На мгновение в правом глазу брюнета щиплет, и в следующую секунду на планете появляется огромный символ летящей птицы, подобный тому, который Эмили видела в глазах Лелуша. Чарльз и Марианна начинают растворяться. Злоба, ненависть, торжество. Наконец-то! Наконец-то они заплатили за всё! Она чувствует эту жуткую смесь из чувств, которые с каждой секундой накатывают всё сильнее на Лелуша. В следующий момент она в теле ви Британии уже сидит в удобном кресле Авалона и смотрит на живую Нанналли. «Снова предали… и снова та, которую я любил…» — печально осознаёт девяносто девятый император Британии и снова ненависть, причем, не понятно к кому: к Шнайзелю, который использует сестру; к судьбе, которая так несправедлива с ним; или же к сестре, которая предала того, кто, словно преданный пёс, выполнял то желание, которое она однажды невзначай сказала: строил счастливый мир, топя мир в крови и сжигая тот в войне. Любовь есть погибель, погибель всего. Злоба быстро проходит, уступая место некоторой отстранённости. Вот он стоит в командном центре Дамокла, только что он объявил всему миру, что тот более не может противиться его диктатуре, а иначе он использует фрею. Он смог. О сделал то, что не смог никто! Осталась лишь последняя стадия плана — и ви Британия хмурится. Эмили чувствует то сомнение, которое царило сейчас в душе императора.В командный центр заходит Куруруги. Лелуш ненавидел Нулевого рыцаря, ненавидел за предательство, за то, что тот разделил его с сестрой, и за то, что он будет жить в том счастливом мире рядом с Нанналли, пусть и под маской Зеро, но Сузаку будет жить, а что он? Покоиться в гробу, всеми ненавидимый и презираемый. Ви Британия целится в Куруруги, он уже почти нажал на курок, всего один выстрел и… Он борется с искушением. И что ему выбрать? Власть над всем миром, жизнь самого могущественного человека в мире или же смерть в угоду плану ради предавшей сестры?! Выбор был очевиден, но только не для Лелуша. Слишком уж сильно он любил Нели. Император усмехается. — Не волнуйся, я не предаю, — говорит он в укор Сузаку и зло улыбается. Только сейчас Эмили поняла, что умирать Лелушу не было страшно, ему было обидно… Девушка думала, что следующим воспоминанием будет казнь, но нет, лишь краткий обрывок — её собственное заплаканное лицо с тёмными синими глазами. Любовь есть спасение, спасение целого мира. Сидящий за партой «Кадис» внезапно интересуется одной вещью, которая за две недели совсем его не интересовала: а сработал ли «Реквием…»? И хочется верить, что да, что его старания, жертва не напрасны, но он всё больше сомневается в этом. В комнате лишь один человек по-настоящему ненавидит его — Эмили Рузенкрейц. Ви Британия кривится, вспоминая о наглой девчонке, а затем осознаёт одну вещь: она его раздражала и злила, а раздражения и злость — это чувства, он хотел вернуть чувства, и они, кажется, начали возвращаться. «Наглая девчонка?! — возмущается русоволосая. — Сам не лучше…» Вот они сидят в классе биологии, играя в свою единственную партию шахмат. И Лелуш понимает, что где-то видел девушку, но вспомнить он не может. И лишь спустя несколько месяцев, на фестивале, когда он оказался в объятиях, когда впервые за долгое время забилось его сердце, когда он ПОЧУВСТВОВАЛ по-настоящему, как чувствует любой человек, а не нечто отдалённо похожее, когда он понял, что привязался к ней, когда стало тепло внутри, лишь тогда он вспомнил, где он видел эти синие глаза… тогда она плакала. Рузенкрейц смешно от того, что всё, что с ней происходило, фактически её рук дело: она пробудила Лелуша ото сна. Любовь есть возрождение, пробуждение. В следующем воспоминании он уже точно одержимый. Мужчина крепко обнимает спящую девушку, саму Эмили. Синеглазой было так странно видеть саму себя со стороны, хотя не страннее, чем всё остальное, что уже успело с ней произойти. Он осторожно гладит её по щеке, умиляясь умиротворённым красивым личиком Рузенкрейц. От радости, от счастья хочется кричать, пищать, прыгать, но он просто притягивает её к себе, прижимается носом к её макушке и жадно втягивает носом воздух. Она пахнет мёдом: терпкий и одновременно сладкий запах. Его это всё сводит с ума. — Ты будешь моей… Я что угодно сделаю ради этого, — шепчет он. Впервые за долгое время он чувствует тепло, это тепло чувствует и она. Эмили боялась увидеть следующее воспоминание, что-то ей подсказывало, что оно вряд ли будет таким уж и счастливым, впрочем, вся жизнь Лелуша — сплошная драма… и несчастья. Она смотрит его глазами на своё заплаканное лицо, на то, как она же кричит Лелушу: — Я знаю чего ты хочешь: власти, и чтобы тебя любили. НЕЛЬЗЯ любить того, кто сам никого не любит, — ему словно вновь режут сердце. Не любит? Это он-то не любит? — Ты не умеешь прощать, — да, он не умеет, он разучился, ему не позволяли прощать кого бы то ни было, — не умеешь быть милосердным, — умеет, но что другим до его милосердия? — А ведь я почти поверила, что ты можешь быть таким, что ты такой и есть… — неужели он и вправду обречён навеки быть Дьяволом, быть один? — Ты не достоин ни любви, ни прощения, ни даже ненависти, лишь жалости в купе с презрением. Ты приносишь людям лишь страдания, вот бы ты сам хоть раз прочувствовал это… — прошептала она. Гнев подымается с новой силой. И снова одни и те же грабли: он слишком сильно любит человека, готов сделать что угодно ради него, и что ему в ответ? Предательство. Опять. Как же ему это осточертело! «Пусть будет одиночество, зато не больно», — слышит Рузенкрейц мысли Лелуша, его поглощает та тьма, которую она видела, эта тьма нашёптывает ему. Его, кажется, никто и никогда не понимал. Он пережил настоящие ужасы, как кто-то может судить его? Все думают, что им больно, но они не знают настоящую боль. — Вон, — это единственное на что хватает ви Британию. А дальше всё как в тумане. Что-то проясняется только тогда, когда он видит Эмили, которая отстранённым, стеклянным взглядом смотрит куда-то, не дышит, пульса нет. — Эмили! — отчаянно кричит он. Вот опять. Он сам виноват в смерти тех, кого любит. Так было всегда. Может, ему лучше никого и не любить? Алестеир появляется по звонку Лелуша в комнате слишком быстро. — Отойдите. Не мешайте, — шипит Тод-старший на императора. Ви Британия на ровных ногах отходит к окну, голова кружится. Он бездумно смотрит на подоконник, не зная, сколько времени прошло. Весь мир куда-то исчез. И Эмили понимает, что Лелуш поддаётся Кровавому императору, позволяет поглотить себя полностью и раствориться в вечной тьме. Он уходит из комнаты, даже не интересуясь состоянием Рузенкрейц. И в голове бьётся один навязчивый вопрос: «А любил ли его хоть кто-нибудь?». Эмили чувствует, что у того чёрного сгустка тоже есть память, но даже смотреть на него страшно. Впрочем, эта тьма спряталась куда-то, словно ожил свет и его воспоминания.***
Ви Британия положил голову на холодный стол из красного дерева, голова жутко болела, словно ему её заживо вскрывали, но это было ещё полбеды. Воспоминания. Воспоминания, которые он прятал на самые дальние задворки своего сознания, крутились у него в голове, вызывая не просто боль, но заставляя чувствовать то же, что и тогда: любовь к матери, сестрам, настоящую ненависть к отцу, Британии, словом всё то, что он чувствовал в той жизни. Но что хуже, это не проходило. — Нанналли… — прохрипел Лелуш, судорожно хватаясь за край стола, словно это могло спасти от той боли, которую он чувствовал. ОН убил её. «Карен», — говорит он про себя. И снова она погибла из-за НЕГО. Зеро. Новый, счастливый мир… ОН, он один всё уничтожил, а ведь мог спасти, сохранить. — Лелуш, Лелуш что случилось? — слышит он голос Куруруги, который уже хватает его за голову и смотрит в глаза. — Сузаку, — вздыхает брюнет и прижимается к плечу Нулевого рыцаря. — Я убил их… — бормочет он и содрогается, — Карен, Нанналли! Эми… Шатен кладёт ладно на его макушку. Одна рука Лелуша хватает Куруруги за плечо, другая сжимает голову, после мнёт рубашку на груди. — Сузаку? — ви Британия искренне не понимает, почему его друг молчит. «Скажи же хоть что-нибудь!» — кричит в мыслях брюнет. А зеленоглазый продолжает молча смотреть куда-то в сторону нахмурившись. И Лелуш ждёт, ждёт, когда его друг хоть что-то скажет, когда пройдёт эта боль и всё будет, как прежде, не будет этого идиотского чувства вины. Куруруги сам бы никогда не подумал, что скажет нечто подобное, но он не задумывался особо над тем, что говорит, говорил то, что первым пришло в голову, а это, как известно, обычно истинные мысли и чувства человека: — Да, убил. Ну и что с того? Когда-то и Лелуш в мире Си сказал подобные слова Сузаку, когда тот в очередной раз заговорил о том, как принц убил Юфимию. Брюнет застывает в полном недоумении. Действительно, и что с того? Разве его внезапное раскаяние, которое, впрочем, кажется, стало уходить, как-то изменит прошлое? Всё произошло именно так, как и должно быть. Все предатели наказаны, а главный из них, главная помеха, теперь безоговорочно на его стороне. Он был не просто рождён в императорской семье, он был рождён не для того, чтобы носить титул принца и умереть в жестокой борьбе за трон… нет, он был рождён, чтобы побеждать и самому идти по головам, если этого потребует цель, он был не просто рождён для того, чтобы однажды стать императором, он уже был рождён императором Священной Британской империи. Как бы судьба не складывалась, всё происходило именно так, как должно было быть, всё вело к одному, даже его гиасс тому подтверждение. И Нанналли, и Карен, и Юфи, даже его отец-император были всего лишь ступеньками, по которым он поднимался к своей цели. Сузаку был помехой, которую Лелуш так долго сносил, а теперь рыцарь сам очищает путь Кровавого императора. Но кем была Эмили? Ступенькой или целью? Если всё же ступенькой, то это меняет всё, потому что через ступеньку можно переступить и даже через не одну. «Ты продолжаешь гореть? — Сузаку смотрит на Лелуша с некоторым сожалением.— Неужели там ещё осталось, чему гореть? Я, вот, кажется, сгорел уже…» Ви Британия подорвался и хмуро посмотрел в пустоту. Куруруги вновь увидел ту решимость, которая была присуща не просто Лелушу, но Кровавому императору, в этой решимости была даже какая-то ярость. Это… воодушевляло почему-то. — Твоя Эмили жива, так что успокойся. Ей-богу, мог бы за два дня хотя бы поинтересоваться её состоянием, а не истерику тут начинать на пустом месте, — недовольно пробурчал Куруруги. — И? — Что и? Она до сих пор без сознания. Если ты за неё так переживаешь и так её любишь, то почему до сих пор она без сознания? Ты, как мне кажется, можешь вернуть её, это ведь, в конце концов, манипуляции с сознанием, а ты у нас тут профи в этом… — Сузаку усмехнулся и посмотрел в окну, заложив руки за спину. — Я не хочу её видеть. — Да ну? Ты хоть себе-то не лги. Почему она всё ещё спит? Нулевой рыцарь уже понял, почему, это была не просто догадка, это была правда. Лелуш боялся. Вот и всё. Он так боялся осуждения в её глазах, что позволил ей посмотреть свои воспоминания. А ещё... ОН куда-то пропал.***
— Честно говоря, — начал Элайджа, сидевший в найтмере, говоря по личному каналу с Миллером, — я думал, Вы подольше там будете, — Тод улыбнулся. — Ах ты!.. — Грегори не мог выразить своего возмущения словами, вернее словами цензурными, мало того его белый с чёрными вставками найтмер — Персиваль — внезапно полетел в сторону Тода, едва не задев того, но зеленоглазый успел увернуться. — Ну полно Вам, я неудачно пошутил, — спокойно проговорил брюнет. — Как думаете, есть в этом Гэбриэле что-то особенное? — Ага, яйца стальные, — хмыкнул рыцарь. — Он слишком самоуверенный идиот или чокнутый. — Звучит одинаково, — зеленоглазый улыбнулся. — Ну, что правда, то правда, вавка у него точно в голове есть — против Его Величества только умалишенные и идут. Послушай, Элайджа, а вдруг он и вправду настоящий сын Чарльза? — Десятый рыцарь нахмурился. — Даже если и так, то что с того? Его Величество вполне честно получил власть, если в этом деле вообще имеет место быть честности: он убил прошлого императора, а, как известно, убийца, если он наследник, получает престол в обход всем правилам престолонаследия. К тому же, кто этот Гэбриэль вообще такой? Почему за него вдруг должен пойти народ? Я понимаю, почему я служу Лелушу ви Британии, почему я всегда буду ему служить, но кто этот самозванец такой? Десятый рыцарь улыбнулся и хмыкул: — Теперь всё понятно. Ты прав. Грегори как разозлился на Элайджу, так быстро и сменил гнев на милость. — Он, наверное, грезит троном, мечтает о том, как ему будут все присягать на верность, — протянул Миллер. — Мечты опасны. Да, мечтать опасно. Опасно вдвойне, если к тебе в голову может кто-то залезть, а ты этого не узнаешь. Почему-то у Грегори уже несколько месяцев было чувство, что кто-то именно так и делает. И подозрение падало на Лелуша. Откуда ви Британия мог знать то, что Миллер попросту не говорил не то, что ему, вообще никому не говорил и никуда не записывал? Он до сих пор помнит, как самодовольно смотрел на него Лелуш, как он шокированный не мог вымолвить и слова. Людям часто приходится следить за языком и за мимикой, жестами, Десятом рыцарю же приходилось следить и за мыслями тоже. Он боялся Кровавого императора, он не казался ему человеком, он был кем-то, чем-то большим. Миллер помнит, какой трепет он испытывал перед девяносто восьмым императором, но это просто ничто по сравнению с тем, что испытываешь порой, находясь рядом с ви Британией. Лелушу нельзя было не подчиняться, поэтому в глазах Грегори все повстанцы, все противники Британии были безумцами, которых постигнет одна и та же участь. Миллер никогда не считал себя трусом, но рядом с брюнетом ему казалось, что всё было именно так — какая-то непонятная слишком сильная, подавляющая аура властности, решимости, жестокости и жуткого холода пополам со жгучим огнём исходила от действующего монарха единственной в мире сверхдержавы. Но блондин также и восхищался обладателем необычных ледяных глаз цвета аметиста, которые иногда на тысячные доли секунды словно вспыхивали адским пламенем, не восхищаться им было нельзя. Одним словом, Лелуш ви Британия был идеальным правителем для Миллера. — Что будет делать с самозванцем Его Величество? — Ну, восстание ещё не успело вспыхнуть, так что… сомневаюсь, что он будет даже с ним разговаривать, просто отдаст на растерзание Винзенсу. — А если Его Величество всё-таки решит поговорить с самозванцем, то что он скажет тому? — Это тайна за семью печатями. Сколько бы мы не предполагали, всё равно не окажемся правы. Его Величество порой уж слишком непредсказуем. Но думаю, этого не случится, хотя… — Тод хмыкнул. — Кажется, мы подлетаем. — А я уж думал, что все должны были свалить отсюда. Этот самозванец и вправду больной.***
Готтвальд устало вздохнул и выстрелил в последнего террориста. Уже в сотый раз он корил себя за любопытство, а ведь мог уже быть со своей семьей, так нет, он торчит в центре Авалона в каком-то небоскребе и убивает противников имперского режима. Джеремия хоть и был деятельной натурой, но желание увидеться с семьёй было настолько жгучим, что перебивало всё остальное… кроме чувства долга. В голове Первого рыцаря внезапно проскользнула мысль: «А знает ли вообще император о теракте?» Хотя, причём тут вообще Лелуш? Готтвальд первый вышел из здания, зло смотря на командира только что прибывшего военного отряда. — Почему так долго? — спросил рыцарь. И только командир собирался объясняться, как Джеремия его перебил. — Составите отчёт, и пусть его принесут лично мне, — Первый рыцарь прошёл к обычному автомобилю и сел в тот. Его господин, должно быть, уже заждался Готтвальда и начал злиться, но продолжает ждать, в этом был весь девяносто девятый император. И какого же было удивление Первого рыцаря, когда в кабинете Его Величества не оказалось…***
— Как вы смеете? Я законный император Священной… — начал говорить молодой человек лет двадцати пяти со странными зеленоватыми волосами и такими же глазами. Элайджу подобное бесило, как кто-то смеет называться ИМ. Тод уже зачитал приговор, в общем-то теперь этот недоимператор и бесился, дескать, кто смел назваться императором и приказать убить его монаршую тушку? — Ты придурок, — перебил самозванца Грегори и выстрелил тому в колено, молодой человек заорал от боли. — Его Величество приказал доставить тебя во дворец, даже не знаю, хорошо ли это: так бы ты просто умер, а теперь тебя как минимум будет Стаффорд пытать, а фантазия у него богатая, — Миллер улыбнулся, а в глазах у него сверкнул недобрый огонёк, — очень богатая. — Смешно будет, если это кому-то однажды понравится, — улыбнулся Тод. — Это будет первое поражение Стаффорда, — расхохотался блондин. — Ну тут с какой стороны посмотреть. — Молчи уже, — продолжал смеяться Десятый рыцарь и хищно посмотрел на корчившегося от боли в ноге самозванца. — Так что, Гэбриэль как-тебя-там, не завидую я твоей судьбе. Ты очень глуп, и хотя бы поэтому ты никогда не смог бы сесть на престол по-настоящему, будь ты хоть единственным наследником, настоящим наследником. — Я и есть настоящий! — закричал молодой человек. В комнату зашли три солдата из личного отряда Миллера. — Свяжите его и рот заткните, а то голова и так болит… — Грегори нахмурился. Трое кинулись исполнять приказ. — Наконец-то закончили, — зевнул Тод.***
Брюнет зашёл в роскошную спальню, освещённую последними лучами заходящего солнца. В глаза сразу же бросилась большая, явно удобная кровать, на которой лежала красивая русоволосая спящая девушка. Мужчина закрыл глаза и рвано выдохнул, отворачиваясь в сторону. Он уже было готов развернуться и выйти прочь, куда, не важно, лишь бы подальше от НЕЁ. Он снова почувствовал вину, которая съедала его изнутри, которую он старался заглушить и не показывать кому-либо. На ровных ногах он подошёл к краю кровати, тяжело уселся на неё и посмотрел уже ближе на спящую спокойную девушку. Он протянул руку и осторожно кончиками пальцев провёл по тёплой щеке Эмили, от прикосновения ви Британию словно током ударило. — Ты уже так второй день спишь, — тихо и хрипло проговорил мужчина. — Так долго спишь, что мне страшно, что ты уже никогда не проснёшься… Страшно? Да, ему впервые за новую жизнь было страшно, по-настоящему. — Ты меня всё равно не услышишь… поэтому, я скажу кое-что… Все эти два года я причинял тебе сплошные страдания, даже если ты когда-нибудь будешь это отрицать, а ты не будешь, то я тебе не поверю. Я видел, как тебе было больно от того, что я фактически сделал тебя убийцей, но я не знаю до конца, насколько больно я сделал тебе своими остальными действиями, пусть я и могу смотреть воспоминания, проживать их, но я всё равно уверен, что не прочувствовал этого до конца. Знаешь, Эмили, мы хоть на первый взгляд совершенно разные, но всё-таки что-то общее у нас есть, хоть я и не уверен, что знаю, в чём наше сходство… — он долго молчал. — Когда-то мне сказали, что я добрый человек, не смотря ни на что, представь себе, я добрый человек, — он хмыкнул и улыбнулся, но глаза оставались грустными, словно готовые заплакать. — Может быть, это и было так, но из меня сделали чудовище… нет, я сам из себя его сделал, в той жизни меня всё-таки не смогли превратить в монстра, сколько бы боли мне не причиняли, а в этой… Но виноват ли я в том, что у меня отняли чувства и эмоции, что я не смог их вернуть, лишь получил новые? — мужчина вздохнул. — Чудовища появляются из несчастных людей… или ими рождаются. И раз уж ты несчастна здесь во дворце, то есть только один выход, чтобы ты осталась собой. Долго же до меня доходило… — усмехнулся он и встал. Его трясло, жутко трясло, горло жгло от обиды и нежелания принимать действительность. Лелуш прикоснулся к ручке двери и даже нажал на неё, как вдруг. — И это всё, что ты хотел мне сказать, Лелуш ви Британия? — злой голос Эмили заставил его замереть. «Она слышала, всё слышала», — с ужасом понял он. — Неужели только на эти слова тебя и хватает, я разочарована, думала, Кровавый император не такой трус. Он упёрся лбом о стену и закусил губу, понимая, что-либо сейчас, либо никогда более, что иначе всё было зря. — А что ты хочешь услышать, Эмили Рузенкрейц? — он слегка повернул голову и посмотрел точно в её синие злые глаза своими болезненными. — Что я чуть с ума не сошёл, думая, что убил тебя? — он резко развернулся и стал медленно подходить к девушке. — Или быть может, ты хочешь знать, что ты разбудила меня? Ты хочешь знать, что заставила меня чувствовать? Наверное, ты хочешь знать, что там, после смерти я видел твои глаза… — казалось, он специально медлит с главными словами. — Или же ты хочешь знать, что я обманывал тебя только потому, чтобы быть с тобой, чтобы видеть, как ты улыбаешься, хочешь знать, почему я похитил тебя? Я сделал это потому, что мне слишком холодно и темно без тебя, потому что только рядом с тобой я жив по-настоящему, — он был уже слишком близко к ней, уже наклонился и смотрел точно ей в глаза. — Я влюбился и даже люблю тебя, — он прикрыл глаза, стараясь скрыть слёзы, — но ты никогда не… — он не договорил. Ви Британия открыл глаза и обнаружил, что его целуют, причём кто! Эмили Рузенкрейц! Это было уже за гранью добра и зла, хотя, наверное, не хуже, чем влюбившийся Кровавый император, причём в кого? В Эмили Рузенкрейц! Угораздило же… Он почувствовал аккуратные прикосновения к затылку. Мужчина закрыл глаза, навалившись на Эмили. — Вижу, я тебя сильно ударил, — прошептал он ей в губы и продолжил терзать те. — Я видела воспоминания, твои воспоминания, — заплакала девушка. Он знает это. Но... только теперь понимает, почему он не чувствует ЕГО. — Я… — она запинается, — прости. Он долго хмуро смотрит на неё, ей становится страшно. И внезапно он говорит: — Да наплевать. К чёрту всё, — брюнет целует её. — Лелуш, — ей непривычно называть его по имени, а ему слышать. — Я… Внутри мужчины всё словно сжалось в одну точку от волнения. — Я есть хочу, — живот Эмили согласно поёт. А ви Британия с недоумением смотрит на неё. — Мда… Не таких трёх заветных слов я ожидал, но аппетит — это тоже неплохо.