***
Оставшиеся две недели февраля я постигал ебаный дзен: носил проклятый пояс верности, пил свои таблетки по часам, занимался с репетиторами и ходил в школу без пропусков. Корнееву мы, конечно, отомстили, и его шестёрки от нас отстали, но всё равно в школе было неспокойно: чаты то и дело взрывались какими-нибудь «удивительными» подробностями наших с Вовой отношений (выдуманными кем-то из девчонок из младших классов, как я подозревал), в рюкзаке я периодически находил дебильные записки, а некоторые всё ещё крестились и читали молитвы при моём приближении, следуя заданной Лиходеевым моде, хотя агрессию я старался не проявлять. Нет, несмотря на всё то, что кипело во мне, я собирал волю в кулак и заигрывал в ответ на любые подъёбы. Лиходеев – тоже он латентный, что ли? – прихуел и притих к концу первой недели. Корнеев и Сотова старались не попадаться мне на глаза. Анька, вопреки здравому смыслу, набивалась ко мне в друзья, но я держал разумную дистанцию. Общение с моими ребятами шло как раньше, Вова ко мне даже ещё больше потеплел после мести Корнееву. Но напряжение висело в воздухе, и, похоже, жизнь будет такой до конца мая как минимум. Я твердил себе, что осталось три месяца и шесть экзаменов ЕГЭ – и я свободен, у меня будет новая жизнь, тогда я перееду к Валентину Валентиновичу, поступлю на бюджет в университет, в который хочу. А в сентябре этого года Эльза (сука-сука-тварь, подсказала мне прекрасную идею, но не рассказала о последствиях) приглашала нас с Вэлом на Folsom Street Fair в Сан-Франциско, или в следующем июне на Прайд-парад. Может, хоть там я почувствую себя своим. Здесь же мне и Вове всё ещё прилетало просто за то, кто мы есть. Мы, с одной стороны, не прятались, не орали, что всё было ошибкой и мы натуралы, а с другой – не афишировали вслух и то, что геи, хотя я флиртовал вполне очевидно в качестве самозащиты. Но чёрт, кому, блять, какая вообще разница, пихаю я свой член в девчонок, или член пихают в меня? Дайте аттестат и экзамены сдать. Блядские экзамены никого, кроме меня, не волновали. Никого не волновало, что я всё ещё пишу историю и обществознание меньше семидесяти баллов, всем было насрать на мою учёбу, их больше волновали мои стычки с окружающими, слухи и розовые рубашки. Один раз меня даже вызвал к себе директор. Ну чего вот тебе надо, Илюха? – Юрий, – Илья Петрович сложил руки в замок. А я сидел перед ним и думал, что хочу быть оттраханным на вот таком большом начальническом столе тёмно-вишнёвого цвета – причём конкретным человеком. И хочу уже подрочить и дотронуться до члена. Ещё минет хочу от Валентиныча. И на мальчишник хочу бухать и в баню. – До меня дошли слухи, что вы с Вовой… – Слухи, – отрезал я. Его я не боялся. Я больше никого из взрослых не боялся. Не перегнёт же он меня через колено и не отшлёпает? – Просто беспардонные выдумки, потому что всё, что было – вы уже видели на том видео. Больше ничего не было. – А то, что пишут, что вы с ним за гаражами… – На заборе тоже пишут. – Я смотрел прямо, не допуская возражений. Я знал, что прав, блять. – Это уже слухи пошли. – Но ты сам их провоцируешь. Называешь парней «сладкий», «милый», «иди поцелую». Не отпирайся, я всё слышал. Это что за поведение? – Ничего вы не слышали! Потому что если бы слышали весь разговор, то знали бы, что я так отбиваюсь от слов «пидор», «гомосек» и фразы «пизда отросла». Потому что это для меня единственный способ не бить морды. – Нечаев, что за выражения! – он ударил кончиком ручки по столу. Меня не впечатлило. – Ты сам в этом виноват. После такого видео – и одеваешься чёрт знает как, цвета эти девчачьи, волосы отрастил, вон, в глаза лезут. Ведёшь себя неподобающе, на провокации отвечаешь, только слухи подтверждаешь своим поведением! Я очень сомневался, что дело было в цветных рубашках и отросшей чёлке, но Петрович уже кричал, конфликт разгорался, и я применил тактику, которой меня учил Валентин Валентинович: – Хорошо, Илья Петрович, а что мне тогда делать? – Одеваться нормально, не отвечать и не говорить открыто про свою ориентацию. – И что, прятаться всю жизнь?! – Я вскочил. Илья Петрович помолчал, осмотрел меня снизу вверх, вздохнул. Потом вдруг взглянул совсем иначе, участливо: – Да, Юр. Игнорировать обидчиков. Сидеть в уголке и делать своё дело, не отсвечивать. Иначе у тебя по жизни будут проблемы. Николаев, вон, научился. Валентин Леонов научился. И ты научишься. – Валентин Валентинович… Леонов? Он – гей?! – Я очень, очень старался изобразить удивление. Можно мне диплом ВГИКа уже, и я пойду? – Не придуривайся, как будто ты не знаешь, вы же дружите с ним. – Ладно. – Я сел. Не светит мне ВГИК. – И как вы его взяли на работу такого? – Ну, взял, чего не взять. – Он покатал ручку по столу. – Потому что он не отсвечивает, в дресс-код вписывается. И учитель он хороший, профессионал. – А не побоялись, что он у вас учеников совращать начнёт? Я знал, что хожу по грани, но почему-то мне казалось, что Илья Петрович уже или знает обо всём, или догадывается. Но он всего лишь махнул рукой: – Да ну, брось ты свои фантазии. Больше вероятность, что учитель-натурал к старшеклассницам будет приставать. Леонов не дурак и не извращенец, да и за работу держится. К его адекватности у меня вопросов нет. А вот к твоей – есть. Вау, вот как, значит. Может, и про то, что я с Валентинычем сплю, знает, но прямо не говорит, специально ставит его в пример. Я охренел, прекратил генерировать возражения и пути отступления, а директор продолжал: – Нечаев, ты взрослый парень, и поэтому я скажу тебе, как взрослому: мне плевать, какой ты ориентации, но показывать это в школе не надо. Не потому что я так хочу, а потому что в мире таком живём. Мне не нужны проблемы с мамашками типа Корнеевой. Я даже защитить тебя от них не смогу, если буря поднимется, как в тот раз. Так что сядь и не отсвечивай. Мир не прогнётся под тебя. – Да я знаю, что не прогнётся… – я потупился и как-то сдулся сразу. Не потому, что он строго говорил, а потому, что он был прав, и это было ужасно обидно. Таких Корнеевых ещё уйма, не смогу же я всем и каждому палец в жопу запихать на видео. И не все они латентные, есть и просто ублюдки. – Ну а что тогда делать? – Не отвечать обидчикам. Перестать провоцировать. Постричься и перестать носить бабские вещи. Так все быстрее забудут. – Но Валентинычу же можно? – Леонов восемь лет у нас работает. Он просто эксцентричный учитель английского, на нём это просто яркие цвета. И на тебе тоже были. А теперь это символ, клеймо, генератор слухов. Ты это знаешь – и специально идёшь против системы, показываешь им всем, что тебе плевать на осуждение. Но Юр, у нас геев не просто унижают – у нас их сажают, избивают, а то и убивают, – в голосе проскальзывало искреннее волнение и что-то ещё, глубоко личное. Сам директор не был похож на гея, у него жена и дочки. Старшая, кажется, в Финляндии живёт. Петрович продолжал: – Пока не поменяется общество, ты только подставляешь под удар себя. Я не хочу, чтобы слухи потянулись за тобой в университет. Никто не должен знать. Поверь мне. Я впервые в жизни соглашался со взрослым человеком вот так, без долгих пререканий, зная, что он, сука, говорит мне в лицо горькую правду. Может, и правда уже пора заканчивать с этим цирком и продолжать жить, как будто ничего и не было. Прятаться, как всегда, потому что жизнь-то дороже. Я не готов страдать за толерантность и менять общество, подавая пример. – Хорошо, – ответил я просто. – Вот и ладненько. – Он убрал ручку в подставку. – Можешь идти. – Илья Петрович, – я протянул ему руку, – вы хороший мужик. Он усмехнулся странной похвале, но пожал мою руку. – Ты молодец, что уладил ситуацию с Корнеевыми, – вспомнил он. – Спасибо. – Пожалуйста. Выйдя за пределы кабинета директора, я еле удерживался, чтобы не бежать вприпрыжку по школьным коридорам. От разговора осталось неожиданно приятное впечатление, как будто не всё потеряно, и мир, где меня не будут ненавидеть, возможен. Когда-нибудь он наполнится такими людьми, как мои друзья, моя мама, валины братья и вот теперь – как директор школы. Только вот в двух вещах он оказался неправ: мой Валентин Валентинович – чёртов соблазнитель, извращенец и дурак, который повёлся на мои наглые подкатывания и до сих пор носил цветные рубашки как символ. А ещё он охренительный любовник, доминант и садист. Садист не только в физическом смысле, но и в психологическом. За последние две недели Валентин извёл меня, довёл до состояния, когда я только о сексе и думал. Все остальные проблемы, от обзывательств до вызова к директору, меня почти не волновали, я справлялся с ними на автомате, думая только на поверхностном уровне. Подарком для Мастера оказалась не сессия со стимуляцией простаты, а шанс наказать меня длительным воздержанием. В принципе, на меня это действовало благотворно: я стал лучше спать, не отвлекаясь на три-четыре раунда дрочки после полуночи, и перестал париться о том, что у меня встанет в неподходящий момент – как бывало при взгляде на Вову, Макса, Корнеева или просто от какой-нибудь непрошеной мысли при виде школьной указки в руках историка или красивой пряжки ремня одноклассника. Вернее, вставать-то у меня вставал, только теперь это было менее заметно, член был всегда аккуратно упакован. Чтобы хоть как-то уйти от невозможности до себя дотронуться, я ударился в учёбу – это я умел, хотя и не сказать, чтобы мне это особенно легко давалось. Я постоянно, блять, учился. А ещё теперь я и возбуждён был постоянно. Загвоздка в этом наказании была в том, что Валентин Валентинович запретил мне кончать на протяжении всего наказания, утверждая, что он поймёт, если я ему совру. Я ему не верил, конечно, но лгать Мастеру не хотел и честно воздерживался от любой мастурбации, хоть и мог кончить только от анальной стимуляции. Но желание было настолько сильно, что я этой стимуляции всё равно жаждал и искал. Я безумно хотел любого сексуального взаимодействия, тело было как наэлектризованное, каждое прикосновение было искрой, разжигающей ритуальный огонь. Это было пламя ритуала, в котором мой Мастер брал меня, а я отдавался, получая наслаждение исключительно от того, что он безжалостно дерёт меня в зад и не позволяет мне ни капли собственного удовольствия. Я физически чувствовал, как привязываюсь к нему всё сильнее с каждым разом, когда он отказывает мне в оргазме. Это походило на сладкую зависимость, неудержимую манию, неконтролируемое влечение. Хорошо, ладно, контролируемое, но едва-едва. Я быстрым шагом прошёл по пустым коридорам, взлетел вверх по лестнице, захлопнул дверь кабинета английского. Ничего не объясняя, взял со стола ключ и закрыл её, затем закрыл все жалюзи в кабинете. Валентин смотрел весело, with mild amusement. – Ты чего это? Мы же условились, что в школе – ни-ни. – Я шёл и смотрел по сторонам, меня никто не видел. – Ты эссе-то написал? – Он позволил мне залезть себе на колени. Хорошее начало. – Написал. Вот, – я положил на стол три двойных листа. – Три штуки, с разными аргументами. Никак не могу понять, какие именно аргументы лучше подходят, проверь, скажешь потом. – Работы мне прибавить решил? Много – тоже плохо. – Он уже оглаживал мою спину, спускался на ягодицы, мимолётно потрогал пах. Я подавался ему навстречу всем телом. – Да. Накажешь меня за это? Выебешь? Он улыбнулся, но просьбу проигнорировал. Запустил руку в волосы: – Тебя бы постричь, оброс. – Мне нравится, как ты меня за волосы тянешь, когда в задницу ебёшь. А чем длиннее – тебе удобнее, – объяснился я. – Ну так трахнешь меня? – Ты же вчера ко мне приходил. И завтра ещё занятие. Куда тебе столько? – Валь, пожалуйста, please, por favor, per favore, bitte, сильвупле, блять! – Даже s'il-vous-plaît. – Он закрутил языком что-то такое, от чего я чуть не кончил. Если этот чёрт ещё и по-французски сейчас начнёт говорить, я просто умру от возбуждения. – Юра, это очень мило, но нет. Хватит тебе пока. Ведёшь себя, как блядь. Я тёрся задницей о его стояк, думая не столько о том, что хочу кончить, сколько о том, что хочу его член внутри, чтоб он давил на простату, чтоб я ощущал, как он натирает анус фрикциями, чтобы он был сверху. И плевать я хотел, что я веду себя, как блядь, шлюха и течная сучка. С ним я могу себя так вести. – Я и есть блядь, Мастер, для тебя – всегда такой, в любое время. Пожалуйста, очень хочу твой член, со вчера ещё всё растянуто, можно даже просто по слюне, I’m fucking begging you! – голос дрожал, я чуть не задыхался. Мне нужно было хоть что-то, хоть какая-то стимуляция, чтобы пережить этот месяц. – You can beg me some more. Мне нравится. – Трахни меня, растяни меня, раздолбай мою дырочку, умоляю… Но словами было слишком неубедительно. Я всё же встал, стянул штаны до лодыжек, лёг животом на его стол прямо перед ним, на раскрытый журнал десятого класса. Раздвинул ягодицы руками как можно шире, пальцами почти касаясь растянутого вчера входа. Я надеялся, что воспаление ещё не спало, что там всё ещё было красное, что дырка ещё не стянулась до конца. Если в начале я просил его о сексе пусть и нагло, но с опаской, то теперь я предлагал себя бесстыдно и без оглядки. – Прошу, очень хочу твой член в очко, Валентин Валентинович, Мастер! – умолял я тихо, выгибая спину, чтобы предоставить ему лучший обзор. – Я не понял, а чего ты на столе разлёгся? Ещё журнал мне запачкаешь чем-нибудь, – возмутился он притворно. Я намёк понял и опустился на пол у его ног, в похожую позу, только стоя раком. Лёг щекой на пыльный пол, руками всё ещё держал попу раскрытой. – Валентин Валентинович… – только на это и хватило сил. Он посмеялся, задел носком туфли бесполезно болтающийся между ног член в клетке, оттолкнул одну мою руку и оттянул ягодицу сам, коснувшись голой кожи всей подошвой. Я пал низко, ниже некуда, но здесь мне было очень хорошо. – Шире. Он оттянул левую ягодицу подошвой туфли, а я потянул правую в сторону ещё сильнее. Кожа у входа натянулась. Я сжимал и разжимал анус усилием воли, устраивал ему шоу. – Выеби меня, пожалуйста, – попросил я в очередной раз. – Не-а. Потерпишь до мальчишника. Трахну тебя пьяного и похотливого, но только если будешь хорошо себя вести. – А я плохо себя веду? – Сейчас – да. Договаривались же, что в школе не будем. – Он опустил ногу. – Там нет никого. Мы тихо. – Нет, говорю. – Мастер. – Я развернулся на четвереньках и решил попробовать другую тактику. Поцеловал его ладонь, лежащую на подлокотнике кресла, потом бедра, колени, голени, лодыжки в красных носках, а потом и носы его начищенных школьных туфель. Штаны у меня всё ещё были спущены, и задницу я специально выставлял. Он не устоит. – Пожалуйста, я очень вас хочу. Можно хотя бы отсосать вам? Он похихикал себе под нос, поднял меня к себе за волосы, поцеловал и прошептал: – Нет. И завтра нет. На мальчишнике в субботу. Терпи, сучка. И не смей дрочить сам. Я чуть не заплакал, когда он меня оттолкнул. Хуже всего было то, что его жестокость возбуждала меня ещё больше. – Cопли подбери. Вставай, одевайся. Английский завтра у тебя в шесть, когда твоя мама с работы придёт, чтобы без соблазнов. – Так точно, Мастер. – Я встал, натянул штаны и смахнул непрошеную слезу. Марафон продолжался.***
К мальчишнику в субботу мне даже пить не надо было. Я и без этого был в кондиции и на взводе, готов был лечь и раздвинуть ноги где угодно. Валентин как будто знал об этом и не дотрагивался до меня лишний раз. Я явился к нему при параде, постриженный и отглаженный – готовый просто пережить эту вечеринку, чтобы он трахнул меня вечером. Плевать, что кончать мне нельзя, мне нужен был хоть какой-то секс. Жених должен был приехать сам, а мы поехали на машине с Валерием. Братья сели спереди и совсем по-девчачьи обсуждали всех бывших своего старшего брата, от Ленки-два-прохода до Инны из первого. Как я понял, с Валерой у моего Вали были чуть менее напряжённые отношения, они были погодки и много времени проводили вместе. Хотя взаимные подъёбы всё равно были в ходу: Валерий припоминал мальчишник перед своей свадьбой – как я понял, Валя напился и отжёг; Валентин вскользь упоминал кого-то из бывших брата по имени «Саша из клуба» – я только с третьего раза сообразил, что этот Саша мужского пола, что и веселило Валю больше всего. Он говорил, шутил, смеялся, улыбался, бросал взгляды на меня, а я только улавливал звуки и разглядывал его профиль: тёмные волнистые волосы, красиво уложенные по случаю, мягкий изгиб челюсти, нос с еле заметной горбинкой, внимательные ореховые глаза с длинными ресницами, переключающиеся с дороги на старшего брата и на меня – мне он иногда подмигивал. А я каждый раз с благоговейным ужасом осознавал, что я, кажется, влюбился. Не в свою фантазию о суровом верхнем в кожаной портупее и с плёткой, а вот в этого болтуна в мягкой серой толстовке, который держит в кармане джинсов крошечный ключик от пояса верности. Влюбился не в какой-то один аспект, а в него самого, в Валентина Валентиновича Леонова, со всеми его Эльзами, братьями, отцами и дурацкими старыми фотками в жутких нарядах; со всем его садизмом, издевательствами и наставлениями, которые были мне жизненно необходимы. Валентин был для меня всем и сразу, и я надеялся, что он чувствовал ко мне хотя бы что-то похожее. Странно, никогда не думал, что влюблюсь. Не верил даже, что так бывает. Я верил в тематические отношения, сексуальное удовлетворение, увлечение друг другом, даже в страстные отношения, в общем, верил. Но даже сквозь туман желания я понимал, что то, что я чувствую сейчас – самая настоящая первая влюблённость. Любовь, сука, существует, и она здесь! И у нас всё обязательно получится! Ещё бы четыре месяца назад я бы посмеялся над самим собой, а сегодня я строил планы на будущее с ним. Быть рядом, быть под ним, жить вместе, исследовать друг друга. А ещё где-то между всех этих занятий я хотел всему миру раструбить, что Валентин – мой, а я его. Я хотел бы входить в его кабинет без стука, брать его за руку на улице, целовать его на ступеньках эскалатора в метро, как те мразотные парочки, а ещё гордо носить его ошейник и спокойно стоять на коленях в его присутствии, называя его Мастером. Первые несколько пунктов возможны в других странах, а вот отношения доминанта и сабмиссива придётся прятать всегда. Ну да хотя бы за руку его подержать. – Да, там будет Сашок, ещё обещались приехать Марк, Костя, Коля… – Валь, – перебил я Валерия, – а про нас знают? Мы на этом мальчишнике в качестве кого? Он не ответил, посмотрел на брата. – В принципе, они все знают, что наш мелкий по мальчикам. Они и сами там… – сказал он, смотря на дорогу. – Так-то всё можно, но осторожно. – Говорить можно, касаться можно, целоваться не надо, – заключил Валентин. – Да так-то можно было бы, ребята все нормальные. Только вот был бы Юра чуть постарше. – Валера кинул быстрый взгляд в зеркало над лобовым стеклом. – Он взрослый. Ему восемнадцать. – Ничего подобного, он совсем ещё ребёнок, ты его просто тянешь в свою мразотную взрослую жизнь. В этом и есть прикол, да? Эльза тебя мелкого подобрала, теперь ты роль поменял, сам школоту совращаешь? Валерий говорил серьёзно, без подъёба, и я наконец-то понял разницу между пустыми препирательствами между братьями и взрослым разговором. Валентин помолчал, смотрел вдаль на простирающееся впереди шоссе. Потом просто ответил: – Наверное, да. В этом прикол, разница в возрасте и опыте. Но ничего противозаконного я не делаю. Я тоже отошёл от шока, тоже возмутился: – Да и не совращал он меня! Я сам влез! – Не влез бы, если бы он не позволил, – парировал Валерий. – Но это, Валь, аморально как-то всё равно. – Ты мне нотации решил почитать, тебя Серый заразил? Назови мне хоть одну ситуацию, когда мои половые пристрастия были «правильными»? Одним ярлыком больше, одним меньше – извращенец, как ни крути. – С Эльзой было бы лучше. Валентин сжал челюсти, выдохнул, сдерживая злость. Похоже, это не первый такой разговор. – Всем окружающим – да. А мне – нет. Мне с Юрием очень хорошо. – А ему с тобой? Я не выдержал, просунул голову между передних сидений: – А я вообще-то здесь, блять! И мне с Валей – замечательно. Люблю я этого извращенца! И у меня такой же фетиш на разницу в возрасте. Дальше что, а, Валерий? Он уловил только одно – «люблю». На этом слове он поменялся в лице, потом усмехнулся. Валентин смотрел на меня ровно так, как смотрел бы, если бы я напрямую признался ему в любви. – Больно же тебе будет падать, – ответил его старший брат. За поворотом виднелся посёлок. – Но признаю, таких отчаянных парней у Вальки ещё не было. – Иди ты в жопу уже, Валер, не твоё дело, – сказал Валя примирительно, закрывая тему. – Ты мне лучше расскажи, Костя там опять свою Бэху раздолбал? – Не он сам, – усмехнулся он. – Короче… Я снова откинулся назад, сдерживая желание залезть на переднее сиденье и сесть на колени перед Валентином. Я бы как раз поместился под приборной панелью, мог бы отсосать ему так. Мальчишник прошёл неожиданно спокойно, даже близко без таких криков и дебильных сплетен, как на моём Дне рождения. Всё было чинно, размеренно, в дружеской атмосфере. Гостей было человек тридцать. Все были разные, красивые и не очень, шумные и тихие, разных возрастов, от двадцати пяти до чуть ли не шестидесяти, почти все с работы Сергея, бортпроводники и пилоты. Хотя некоторые были какими-то школьными и университетскими друзьями, или общими друзьями братьев. Я потом понял, что те, что посимпатичнее – это как раз с работы. А из них те, что поухоженнее – двое молоденьких парней, кидающих на меня и Валентина очень заинтересованные взгляды. Вот перед ними-то я и рисовался, нашёл себе игру: при любой возможности дотрагивался до плеча и спины своего парня, присаживался на ручку его кресла, подливал ему красное вино, которое всё-таки оказалось на празднике. Сам я не пил, хотя врач не запрещал – просто я и так уже был в изменённом состоянии сознания и сам себе не доверял. Не наброситься бы на своего Мастера прямо здесь. Разговоры шли мимо меня, я участвовал на автомате: смеялся над шутками, пару раз рассказывал анекдоты, участвовал в викторине с призами, которую вёл Валерий, даже выиграл зажигалку. Валентину было весело, он тоже участвовал, хоть и не особо активно: подшучивал над чуть пьяным виновником торжества, помогал среднему с конкурсами, шашлыками и баней, поддерживал ничего не значащие светские беседы. Но по его чуть отсутствующему взгляду, прикосновениям и тому, как он медленно перекатывал в бокале вино, я понимал, что ему тоже не терпится, чтобы это всё закончилось, и началась последняя часть вечера, происходящая уже за закрытыми дверями. Баню наконец-то затопили, только когда уже стемнело, и подвыпившие гости стали группами по пять-шесть человек уходить париться, потому что больше помещение не вмещало. Когда в последний заход в баню отправились старшие братья, Валентин отмазался тем, что мне перегреваться нельзя, и утащил меня наверх, в спальню, в которой должны были разместиться я и трое Леоновых. Коттедж был трёхэтажный и с пятью спальнями, но почти все гости были пьяны и оставались на ночь, так что пришлось тесниться. То, что дом был полон народу, а времени было мало, Валентина, кажется, только сильнее заводило. Он затащил меня в самую большую спальню и тут же затянул меня на одно из кожаных кресел, усадил себе на колени. В комнате был камин, стена, модно отделанная под кирпич – типа лофт, все дела, – два кресла и кровать с пафосным чёрным балдахином. Я потянулся было к кровати, делая жест головой, но Валентин меня удержал, вовлёк в поцелуй. – А я заметил твои переглядки с теми двумя, – сказал он хитро, обхватывая мой пах ладонью, проверяя, на месте ли пояс. А куда он денется-то. – Ты бы видел, как они на тебя смотрели! Ты, блять, мой, пусть не лезут! – Ну да, они явно надеялись на повторение мальчишника Валеры, а твоё появление им всё обломало. – Та-ак, давай-ка с этого момента поподробнее. – Я откинулся, чтобы видеть его лицо. Я не был зол, мне было скорее интересно услышать о его приключениях. – Напился я, потянуло на подвиги. А эти два уни-пассива были со мной в одной комнате. Ну и… – Групповуха? Ну ты даёшь, Мастер, прям Казанова. – Было дело, – усмехнулся он. – Но что происходит на мальчишнике, то остаётся на мальчишнике. Да и ваниль для меня скучновата, даже жёсткая. Мне больше нравится пользовать личного раба, – с этими словами он вновь обхватил мой пах и бесцеремонно проскользнул ладонью дальше, между ягодиц. От его слов я возбуждался мгновенно, а теперь я ещё и представил его с этими двумя. Хотел бы я тоже быть там, прислуживать и помогать. Вылизать его член, помочь натянуть презерватив, раздвинуть для него ягодицы кого-нибудь из двух пассивов… Блять, меня сегодня даже ревность не берёт! Я готов был уже упасть перед ним на колени и расстегнуть, наконец, его ширинку, когда услышал голос от двери: – Геи все такие извращенцы, а? – спросил Валерий с усмешкой. Сергей маячил позади него, пьяный и не особо довольный. Я быстро перелез с колен Мастера на подлокотник кресла. Они, кажется, слышали последнюю фразу про раба. Да похуй. – Мы – да, – просто ответил Валентин, положив руку мне на колено. – За всех геев не отвечаю. – Вот из-за таких, как вы, и репутация у геев соответствующая. Потому вас и бьют, сами провоцируете. – Валерий сел на кровать. Сергей расположился на кресле напротив, поставил на стол бутылку виски и два бокала со льдом. – Ещё скажи, что девушек из-за коротких юбок насилуют, – фыркнул Валентин, прижимая меня к себе, стягивая с подлокотника. Я подумал вдруг, что я бы хотел идти по улице в короткой юбке, и чтобы меня изнасиловали. Но это должен быть строго мой Мастер, который потом меня пожалеет. – Бьют, потому что ублюдки, вот и всё. И хватит уже меня обвинять, ты сам хорош, латентный до невозможности. – Один раз – не пидорас! – изрёк Валерий с улыбкой, делая первый глоток виски. Он был пьян вдрызг, разве что чуть лучше Сергея. Валентин тихо заржал: – Да, только с Саньком не один раз у тебя был, он рассказывал. – А у тебя? – А с меня какой спрос? Я и не прячусь, от вас точно. Пидорас и извращенец, зато счастливее большинства. – Он притянул меня ещё ближе, прижался грудью к моей спине, положил подбородок на моё плечо. У меня бы встал, если б мог. – Вы мне лучше скажите, что с баней? – Остыла. Кто-то дверь не закрыл. Похуй, завтра днём сходим, – подал голос Сергей. Он звучал удивительно трезво, хотя глаза у него пьяно блестели, и он то и дело задерживался взглядом на мне, как будто пытался разглядеть, не стоит ли у меня. Мой член опасно дёргался и напрягался. – Завтра же Светка обещалась приехать. – Ой, Светик… – Серый вдруг заулыбался. – Как раз с ней схожу. Я вам рассказывал, как я её на свидание в аквапарк водил? Как она визжала на горках… Сергей рассказывал про свою невесту с такой же улыбкой, с какой Валентин смотрел иногда на меня: мягко, едва показывая зубы, он больше улыбался глазами и смотрел мечтательно на картину на стене. Улыбка ушла, но ласковый взгляд никуда не исчез, даже когда младшие братья принялись с пошлыми шуточками обсуждать преимущества свиданий в аквапарке и то, что всех бывших – которых было, кажется, много – Сергей водил во всякие странные места. – А вот Ленке-два-прохода в экскурсии по пещере понравилось, она говорила. Сказала, ты так быстро шёл, как будто «специалист по пещерам», – смеялся Валера. – Ой, бля, по пещерам он спец. Ленка иногда такие перлы выдавала, у меня девятиклассники так не пишут, – поддакивал Валя. – Ну чего вы её лажаете, нормальная девка была, – обиделся вдруг Серый. – Два прохода – это, между прочим, нормально. – Так-так, с этого момента поподробнее. – Валентин поудобнее расположился на кресле. – Ты так и не исследовал все её пещеры? Не давала? – В анал не давала, – резюмировал Валера, глядя на старшего. Тот махнул рукой: – Да и нахер это нужно, в задницу член совать? – Так у тебя никогда не было анала? Тебе сорокет скоро, а ты не пробовал? – Нет, конечно, – Серый пожал плечами, но уже менее уверенно. – Я всё равно девчонок каждый месяц менял в молодости, перепробовал многое. – Но не анальный секс? О-о-о, – протянул Валера, и к нему присоединился Валя. Средний и младший Леоновы переглянулись, улыбнулись понимающе. Даже я ухмыльнулся, вспоминая узкую задницу Валентина вокруг моего пальца – ох и поплатился же я за эту вольность, до сих пор расплачиваюсь. – Многое теряешь, Серый, – резюмировал Валентин. – Господи, да что я там теряю? Чем задница от письки отличается? – Ну как же, – Валентин вдруг совершенно неприлично провёл обеими ладонями от моих колен до бёдер, привлекая ко мне внимание. – Внутри уже, чем в вагине, стенки очень хорошо обхватывают член, сжимаются крепко. А если это парень, то это ещё и усиленный элемент доминации. – Извращенец, – улыбнулся Валера и пригубил ещё. Сергей не отрывал взгляда от меня, от моих ног и паха, и я, кажется, покраснел. – В этом у тебя прикол, да? В доминации? – Конечно. Никого не удивляет доминация мужчины над женщиной. Женщин, особенно у нас, воспитывают так, чтобы угождать мужчине. А вот с другим мужчиной вы с точки зрения общества как бы на равных, соперники – но в итоге более сильный трахает более слабого, пассивного партнёра, как бы опускает его. – Мастер всё сильнее гладил меня по бёдрам, совсем бесстыдно раздвигал мои ноги, а я ему позволял. Было стыдно и сладко, а взгляды братьев просто испепеляли. Валентин меня предлагал, хвастался мной. – Да ещё и в зад его ебёшь, против всей физиологии, по искусственной смазке. А пассив всё равно под тобой заводится, иногда даже против своей воли. Анальный секс с мужчиной – это про доминацию и потрясающие физические ощущения. – Валь, универсалы в любящих ванильных отношениях с тобой совершенно не согласны. Ты собрал какие-то мерзкие стереотипы и вписал в свою фантазию, – парировал Валерий, закидывая ногу на ногу. У него стоит. – Наверное, так. Я просто рассказал, как я это ощущаю, – Валентин пожал плечами. – А ты, Валер, или трусы надень, или крестик сними: то оправдываешь, что геев бьют, то против стереотипов и за ваниль. Саньку привет передавай, универсал ты наш. Валерий в кои-то веки не стал спорить, опустил взгляд в бокал с виски. Сергей сказал отрешённо: – Светка против такого. – И что, ты ей изменять не будешь? Ты ни одной юбки не пропускаешь, уломаешь одну на анал. – Мне скоро сорок, Валь. Нагулялся. Свету я люблю, и в браке ей изменять не буду. – Ты же ещё не женат, – вставил Валерий. – А что случается на мальчишнике… – Остаётся на мальчишнике, – закончил я. Валентин не удержался и поцеловал меня в шею, усмехаясь. – Погоди, Валь, ты же не… – начал Сергей. До него дошёл смысл происходящего. – Так ты хочешь попробовать анал, Серый? Один раз предлагаю. Сергей смотрел по сторонам, будто спрашивая у стен разрешения. Валерий наблюдал с интересом, глядя сквозь бокал. Валентин ждал ответа, а я ёрзал у него на коленях. Моя фантазия у меня на глазах превращалась в реальность: старшие братья были пьяные и уже разгорячённые видом меня на коленях у Мастера, а тот не ревновал – наоборот, предлагал меня им, как своего секс-раба. Твою мать, мне плевать, что это какой-то разврат и извращение, я хотел трахаться, лечь под всех троих Леоновых. Старший уже собирался что-то сказать, но Валентин перебил его, вставая и поднимая меня: – Мы сейчас. Он взял меня за руку и утянул за дверь. Провёл по коридору до санузла, захлопнул дверь, придавил меня к ней всем своим телом, поцеловал, обхватывая руками моё лицо. – Юр, уверен, что ты этого хочешь? Я могу сейчас перевести всё в шутку, эти бухарики наутро если что-то и вспомнят, то просто поржут надо мной, тебе ни слова не скажут. Фантазии – фантазиями, а в реальной жизни ложиться под бухого мужика по моей указке... – Ты ревнуешь? – я улыбнулся, притиснулся к нему пахом. – Немножко. Перестану ревновать, как только трахну тебя после. – Он подхватил меня под бёдра и приподнял, всё ещё прижимая спиной к двери. Демонстрировал, что он сильный и может меня удержать. Бля-ать… – Так точно хочешь? – Шутишь, что ли? Я на твоего Сергея уже сколько заглядываюсь, и Валерий ничего… Ты лучше всех, конечно, но под них я лягу без проблем. Хочу, да. – Ты не из-за пояса этого проклятого так говоришь? Если так хочется, могу снять его, трахнуть тебя по-быстрому, возбуждение пройдёт. You’ve been a very good boy today, – он провёл ладонью по моей щеке. – Не из-за пояса, – я покачал головой. – Давай. – Ладно, – кивнул он, расплываясь в своей пошленькой улыбке, которая всегда появлялась у него, когда он начинал свой dirty talk и какие-нибудь жестокие игры. Обожаю этого извращенца. – Но без-стоп слов. Не, не так выразился: любое твоё «нет», любое «больно», любой необычный звук или движение будет сегодня поводом остановиться, окей? – Хорошо, Мастер. – What in hell did I do to deserve you? – спросил он риторически, целуя ещё раз. Какой же он правильный. – Ладно, я сейчас, можешь меня снаружи подождать, вместе пойдём. Или можешь в комнату идти. Я оставил его в ванной одного, а сам решил пойти сразу в комнату. Сергей уже прикончил свой бокал с виски, Валерий почти лёг на кровати. Они оба окинули меня жадными оценивающими взглядами. Все трое Леоновых – хищники, но мне достался самый опасный и коварный, который собирается поделиться мной на один вечер. Почему-то показалось правильным лишний раз продемонстрировать, что я принадлежу своему Мастеру и подчиняться буду только ему. Я сел у кресла на колени во вторую позу, взгляд не отрывал от Сергея. Тот кивнул мне, а потом приблизился, наклонился: – Ты сам по себе такой развратный или настолько ему доверяешь? – Доверяю, конечно. Он мой Мастер, он волен делать со мной всё, что угодно. – Зря доверяешь, – пьяно заявил Валерий с кровати. – Очень зря. Валька чёртов натурал, просто выёбывается. Сергей проигнорировал его, нагнулся ниже, взял в руку мой подбородок точь-в-точь так, как делал это Валентин: – Он точно тебе ничем не угрожает? Или, может, задаривает тебя чем-то? – Нет, конечно. – Я поёрзал коленками по полу, устраиваясь поудобнее. – Он исполняет наши развратные фантазии. Конкретно эта так вообще моя. С этими словами я чуть приподнялся, дотянулся до лица Сергея и поцеловал его. Приятным открытием было то, что он мне отвечает. В этот момент и вошёл мой Мастер. Хорошо, что я стоял на коленях у его кресла. Поцелуй прервался сам собой, а Валентин не разозлился, лишь погладил меня по голове, а я привалился макушкой к его ноге. Ну чисто домашняя собачка, кайф. Быть у его ног – охуенно. Но это продолжалось недолго, он снова сел в кресло и затянул меня к себе на колени, лицом к братьям. Провёл по моему телу руками уже совсем развратно, приподнял кофту, залез одной рукой под пояс джинсов. – Ладно, про анал мы поняли, но почему всё-таки школьник? – спросил Валерий, похоже, зная, что Валентин способен часами говорить о своих пристрастиях и фантазиях. – Так получилось. – Он уже медленно расстегивал мою ширинку. – Он сам пришёл ко мне. Докопался, спросил про тот значок. А потом так и сказал: «Возьмите меня». Потом ещё: «Сделайте своим, держите меня». Как я мог отказать этому маленькому наглому сабмиссиву? Он пассивный на все сто, конченый мазохист, обожает боль, унижения и жесткий секс. Да, Юр? – он ударил меня по щеке, а я кивнул, задыхаясь от возбуждения. – А юность… Юность – дополнительный источник возбуждения. – Всё-таки это фетиш? – спросил Сергей. Он казался трезвее. Тем временем Валентин уже стягивал с меня джинсы. – Возможно. Когда партнёр такой юный, это даёт мне очевидно больше власти. Я старше, опытнее, я его учитель во всех смыслах. А он – прилежный ученик и послушный саб. Роли предопределены, он обречён быть снизу. Кстати, Юрий сам назвал меня Мастером. Он рождён для этого, и я готов его учить. Валентин и сам потерялся в своём вкрадчивом соблазнительном шёпоте: он толкнулся вставшим членом между моих ягодиц через свои джинсы и мои боксеры, через которые уже точно должно было быть видно пояс верности. Запустил руку в волосы и поцеловал в шею. Сергей, уже не стесняясь, провёл рукой по своему паху. Валерий пил и шумно глотал. – Видите, и так уже многому научил. Я сделал из него свою маленькую блядь, готовую подставляться под меня и под тех, под кого я его положу. И эта сучка обслужит – по высшему разряду. Умелый ротик, узкая задница – всё, о чём можно мечтать, всё моё. А сегодня и ваше. С этими словами он всё-таки стянул с меня трусы и, не дав мне опомниться, подхватил под коленками и задрал ноги вверх, раздвигая их, демонстрируя меня: член в поясе верности, стянувшуюся дырку и незажившие следы на заднице после очередной порки в прошлую субботу. Мне хотелось сбежать, но Мастер держал крепко, даже лицо мне не позволил повернуть, подтолкнул обратно одним пальцем. Меня успокаивало только тепло его тела подо мной. – Ого, такая дисциплина? – спросил Валерий, поднимаясь. Он подошёл, дотронулся до синяков на заднице, осторожно огладил член, которому уже было очень тесно в клетке. – Конечно, я же тот ещё воспитатель. Регулярная порка и пояс верности, чтобы помнил, что меня интересует только и исключительно его дырка. – Твою мать, – это подошёл Сергей, – всё и правда серьёзно. – Конечно, – протянул, почти пропел Валентин, передвигая руки на мою задницу и раздвигая ягодицы. – Ну как, тебе нравится? – Меня не возбуждает мужское тело, – сказал Сергей, вопреки своим словам кладя руку на свой пах. – Ну да, ну да, – голос у Вали был хитрый. – Тебя возбуждает то, что он мой, и мои слова. – Блять, Валь, что за намёки! Старший навис надо мной, но ладонь положил на горло Валентина. На секунду мне показалось, что сейчас я увижу или драку, или поцелуй между братьями. Бля, в этом тандеме мой Валентин точно снизу – сидит, ухмыляется, ждёт действий старшего. – Серый, руку убери, – сказал он наконец. – Потрогай лучше Юру. Искру затушили, какой-то старый конфликт вновь убрали на дальнюю полку. Сергей нехотя переложил ладонь на мою задницу, и ощущалось это лучше, чем рука Валерия. Я чувствовал себя всем тем, чем назвал меня Валентин: шлюхой, блядью, рабом. Конкретно его рабом, потому что я всё ещё лежал у него на коленках, и всё происходило по его указке. – Валер, у меня в рюкзаке смазка и презервативы, найди. – Всё ещё носишь этот старый рюкзак с универа? – средний отошёл в другой конец комнаты. – Он уже совсем всё. Ты сам как школьник с ним, несолидно. – Мне нравится, – отрезал Валентин. – Может, без презерватива можно? – спросил Сергей, высвобождаясь из штанов. – Не залетит же. – Нет, – ответили мы с Валентином хором. Мы оба сильно перепугались в тот раз с анализами. Мастер продолжил: – В него кончаю только я. Растягивал меня для старшего брата Валерий. Ему было в кайф, он не жалел смазки и осторожно раздвигал тесные стенки, восхищённо глядя на следы. Меня пробирало странное чувство гордости от того, что я помечен своим Мастером, и от того, что я и правда не кончал уже две недели, потому что он запретил. Я долго терпел – дольше, чем в первый раз. Расту, как сабмиссив. Валентин тем временем делал всё возможное, чтобы я кончил раньше времени: снял кофту, оставив меня обнажённым, выкрутил соски, целовал там, где мог дотянуться, и поддерживал время от времени съезжающие ноги. Наконец Сергей навис надо мной, сам надавил на моё бедро, раскрывая ещё больше, и, помогая себе другой рукой, резко протолкнулся внутрь. Глубоко не прошёл, я сжался, дёрнулся. Член у него и правда был огромный. – Расслабься, я здесь, я здесь, – шептал мне на ухо Мастер, поглаживая по торсу. – У тебя получится, сейчас привыкнешь, мой хороший. Вот, вот так. Всё хорошо, продолжаем? Он спрашивал у меня, и я знал, что это шанс остановить всё без последствий. Остановить этот ядовитый стыд и болезненное возбуждение, лечь спать, а уж с поясом разберёмся как-нибудь потом. – Продолжаем, – кивнул я Сергею. Тот прошёл глубже, Валерий подлил смазки. Я снова скрючился от боли, рефлекторно уходил от проникновения. – Валер, налей глоточек. Буквально капельку, метаболизм отличный, он быстро пьянеет и быстро трезвеет. – Мастер, я не… – Чуть-чуть, – Валентин поднёс бокал к моим губам, и я перестал сопротивляться. Мне нравилась идея, что он меня напоит и оттрахает, как в тот раз. Он прав, психика гибкая, и он может делать со мной что угодно. Рядом с ним я был согласен на воздержание, групповуху, алкоголь. Может, и на наркотики бы согласился, если бы Валентин подначивал. Не знаю, был ли это эффект плацебо, но после глотка спиртного мир сразу же чуть поплыл, и я расслабился, позволяя Сергею войти до конца. Простонал что-то про то, что члена в заднице я ждал целую неделю. Сергей смотрел нечитаемо и в основном на Валентина, а меня поддерживал под ноги и трахал ритмично, как фак-машина из порно. У меня бёдра сводило судорогами от усилий, которые я прилагал, чтобы не кончить случайно под ним. – Мастер, – голос дрожал, – спасибо. – «Спасибо» вокруг хуя не обернёшь, – ответил он философски и повернул мою голову в сторону, сразу же насаживая. Член у Валерия был поменьше, чем у двух других братьев, но и его природа не обделила. Я, к счастью, был тренированной блядью и смог заглотить до конца. – Блять, как же он хорошо сосёт, – восхитился Валерий. Похвала была предназначена моему Мастеру, не мне. Меня драли с двух сторон старшие Леоновы, а Мастер при этом предлагал меня и не отпускал ни на секунду. Он отдавал меня другим, но тем самым всё больше привязывал к себе. Братья переговаривались, но я не слышал: я подавался навстречу члену в заднице, буквально как животное, доведённое до крайней степени неудовлетворения. Мастеру приходилось удерживать меня, чтобы я не соскользнул, и он управлял мной так легко, что я и правда чувствовал себя куклой в его руках. Потом мы всё-таки переместились на кровать, братья поменялись, и вот уже я стою – едва-едва стою – раком, рот растягивает член Сергея, а в зад быстро имеет Валерий. Валентин лёг наискосок подо мной, подталкивал мою голову, гладил по груди и сжимал яйца, чтобы я не кончил раньше времени. – Не смей кончать, не смей, little slut. Только подо мной, – шептал он мне на ухо, как будто не понимая, что я могу кончить от его шёпота и от боли, которую причиняют мне его руки. Я не помню, куда кончали Сергей и Валерий – помню, что не на меня, Валентин запретил. Валерий, кажется, спустил в презерватив внутри меня, судя по стону, а вот как кончил Сергей, я не зарегистрировал. Старший брат вообще сдерживал себя, а вот средний, как и Валентин, не стеснялся в выражениях: – Блять, охуенный. Я теперь всё понял, Валь, я бы тоже завёл себе такую домашнюю шлюшку. – Валерий откинулся на кровати. Сергей сидел поодаль и наливал себе ещё бокал. Я, голый, растраханный двумя мужиками и не кончивший, жался к своему Мастеру. – Он больше, чем шлюшка, – Валентин обнял меня крепко, демонстративно, понюхал мои волосы, глубоко вдыхая. – Он мой партнёр, пусть и неравный. Сергей понимающе кивнул, застёгивая ширинку. Встал и жестом указал Валерию на дверь: – Пойдём, оставим голубков вдвоём, там ещё ребята внизу пьют. Спасибо, Валь. Валентин прижал меня ближе: – Пожалуйста. Едва за ними захлопнулась дверь, он принялся высвобождаться из собственной одежды. Прильнул ко мне, уложил сначала на живот, а потом перевернул на спину. – Хочу видеть твоё лицо. Нет, так не пойдёт, слишком трезвый взгляд. На, – он протянул мне ещё немного виски в бокале. Немного, на дне, но больше, чем в прошлый раз. – Мне же нельзя. Я не хочу, – начал было я. А потом понял, что время, когда любое моё «нет» означало «красный», закончилось. – Чуть-чуть можно. Ты бы видел, в какую блядь ты превращаешься. Или тебе нравится, когда я вливаю? Ну давай, могу так. – Мастер, я не… Но он уже запрокинул мою голову и вливал в меня алкоголь. Было в этом что-то совершенно неправильное – неразумное, небезопасное и не совсем добровольное. Но я расслабился в его руках после первого же глотка, и сил сопротивляться не осталось. Он отставил стакан и навалился сверху. – Понравилось тебе с моими братьями, маленькая ты шлюшка? – Ага. – Я подался ему навстречу, раздвинул ноги. – Сергей, правда, сухарь, я ожидал от него большего. Но вы… Мастер, вы на высоте. Вы меня просто им отдали, дали попользоваться, – я говорил это тихо и быстро, шёпотом, как говорил это он. – Серый был занят, он представлял на твоём месте меня, – усмехнулся Валентин, пристраиваясь. – Но ему не светит, моё сердце занято. – Он втолкнулся внутрь, вошёл легко, его член распирал меня изнутри. Может, он даже больше Сергея. – You’re the fucking best one I ever had, you know that? – Может «have ever had»? Перфектное же, нет? – Colloquial speech, baby, colloquial speech, – смеялся он. – Тебя ещё учить и учить, маленький мой. – Oh, teach me, Master. – Я потянулся за поцелуем. – Trust me, I will. I will. – Он проходился головкой по простате, уже набирал темп. Я обвил его ногами, чувствуя, как подкатывает долгожданный оргазм. – Блять, обожаю тебя. Хочу оставить тебя себе и никому больше не отдавать. Буду сам трахать, сам буду драть, сам буду воспитывать. Воспитаю из тебя юного сабмиссива, никому больше не достанешься, нет, нет, хочу только тебя. Буду первый и единственный… Люблю тебя, Юр. Шёпот у него сбивался, дыхание прерывалось: он тоже долго сдерживался, и теперь всё, что накопилось, выплёскивалось разом. Он вкладывал всю свою энергию в каждый толчок, брал быстро, жёстко и глубоко, словно стараясь вытрахать из меня все воспоминания о старших братьях. Я дотянулся до своего закованного в клетку члена, намекая, что тоже хочу кончить. – Нет, не сегодня. Я же сказал, после мальчишника. Терпи ещё, сучонок. Завтра приедем домой – сниму. – Я не могу. Не выдержу. Мастер, пожалуйста. Он убрал мои руки с члена, прижал запястья к кровати и принялся трахать ещё жёстче. – Нет, я сказал, после мальчишника, если не будет нареканий по твоему поведению. Не смей кончать сейчас, дрянь. Пока ещё нельзя, или будешь ходить в нём ещё неделю, до свадьбы. – Нет, Мастер, ну это жестоко! – я старался вырваться. Мелькали мысли о стоп-слове, но алкогольное опьянение здорово их заглушало. – Конечно, жестоко. Но ты же сам хотел быть просто дыркой, рабом, чьё мнение никого не интересует. Для братьев, для меня. Don’t you fucking dare come now. Нет. Я всё-таки кончил под ним: не коснувшись себя, в грёбаном поясе верности, без стояка, не кончавший две недели, пьяный и выебанный тремя мужиками. И теперь буду наказан ещё на неделю. Валентин Валентинович утягивал меня в свои извращения, тянул на самое дно – и я только рад был спускаться туда вместе с ним.