Война и мир. Наше время

      К назначенным семи часам в доме Анатоля оказались лишь Пьер (пунктуальность и расчётливость у него в крови), сам Анатоль и Элен. С последней Безухов-младший столкнулся в дверях подъезда: угрюмый теплоход дёрнул тяжёлую дверь, распахнул её, и уже был готов сманеврировать в открывшийся шлюз, но его оттолкнула обратно нёсшаяся на скоростях /не на спидах, мы все за зож/ чему-то обрадованная яхта. Она быстро пролетела в проём, так же быстро извинилась (в голосе не было ни капли смущения, лишь моложавый задор). Пьер узнал этот голос сразу, но кричать в след не стал — гордость не позволяла. Поздороваться с ней всё же пришлось, — она ведь не деда съела.       — Как жизнь? Что нового? — поинтересовалась Элен не столько для того, чтобы действительно это узнать, сколько по ответу понять, насколько по шкале от 1 до Чернобыля в 1986 ей не стоит к нему приближаться.       — Жизнь. Да нормально. Стабильно, — он старался держать тень безразличия на освещаемом обидой лице. Тело его было полуразвёрнуто, но от собеседницы, — Нового ничего — всё так же учусь, — и отвёл взгляд к окну.       Пытаться заговорить с ним заново было бессмысленно. Да никому особо и не нужно. Своим позиционированием он особо не привлекал более взрослых людей, так как был им неинтересен этим фарсом, а тех, что моложе — отталкивал сам. Но до такой степени рефлексии он не дошёл, а причину Наташиного предложения расстаться он не захотел и знать. «Больше заёбов — меньше жизни. Меньше жизни — больше заёбов». Примерно с таким кредо жёг он безвозвратно свою молодость и, надо признать, красоту. Его всегда неаккуратно уложенные кудри, касающиеся пухлых, но с выступающими скулами, щёк вызывали желание взъерошить их, запустить пальцы в это облако света и сидеть так до скончанья лет. Но чем взрослее становился Пьер, тем больше людей пугало то, что таилось в глубине хитросплетений трубочек серого вещества, спрятанных в такую светлую оболочку.       Он сидел всё так же отвернувшись к окну на краю проваливавшегося, как пух, дивана молочного цвета в большой светлой гостиной. Казалось, всё, что окружало юношу, излучало благородство: миниатюрный столик перед диваном, бра, люстры, тропические цветы в кашпо, развешенные вдоль кофейных стен, рельефный коричный паркет. Даже не верилось, что это место превращалось по выходным практически в квартиры на одну ночь в доходных домах Питера времён Достоевского. Ещё больше не укладывалось в голове, как хрупкой сотруднице клининговой компании Ане удавалось превратить то пристанище обратно в ухоженную квартирку всего за три часа. Вероятно, там нанимают нелегалов, приехавших на поиск работы прямиком с факультетов прикладной магии.       Брат с сестрой делились новостями из жизни, сидя на кухне, Элен попутно писала пост о любви к поездкам, вдохновленный собственным опытом:       «Порой сама атмосфера поездки подталкивает нас что-то менять. В литературе мотив дороги используется уже очень давно, и всё с одной целью — показать развитие героя. В кино есть жанр road movie — с помощью поездки герои также находят себя.       В пути, который мы проделываем одни, легче абстрагироваться от отвлекающих в обычное время разговоров…»       — Эй, Эль, ты с нами или против нас? — прервал мысль ставший внезапно слишком громким голос брата. — Как хочешь, конечно, но там, кажется, Федерал пришёл. Пойду открою.       — Ага, — ответила Элен машинально, цепляясь за чуть не покинувшую ее мысль и, обратившись вновь к экрану, продолжила: «…и уделить время своим мыслям, найти решение, не приходившее из-за суматохи вокруг и невозможности посмотреть на проблему со стороны»       Дальнейшие события так медленно тянулись, что не отложились в памяти Элен. Выходные в этой квартире, проводимые Анатолем, до этого всегда были жесточайшими рейвами. Обычно сестра не присутствовала на этих поэтических, как отзывался о них сам организатор, встречах, и братва уходила в отрыв, врубая самый мощный бас на деревне. Сейчас их сковывало это инородное тело в привычной заводи, и всё было не так: треки, которые раньше могли стоять на повторе хоть всю ночь, переключали, не дослушав до конца; из закупленных 7 бутылок красного была допита лишь одна; что говорить — ни одна пара за 2 часа не ушла в спальню.       Элен совершенно справедливо чувствовала себя не там и не тут и всё думала, под каким предлогом можно будет не особо заметно смотаться. Тут её осенило — свой вечер ещё можно спасти. Она написала в директ уже известной нам особе, убедилась, что та сможет встретиться через час в центре, около выхода из метро «Маяковская», быстро собралась, обняла на прощание брата и, словно нацепив крылья, выпорхнула из тяготившей квартиры, бодрым шагом прорезаясь сквозь улицы к месту встречи. В голове сами собой появились строки:       «Покатаемся по городу,       Отвези меня пожалуйста к мосту.       Ближе, ближе, здесь       Я дышу» и мелодия блюза. «Если бы я была уличным музыкантом, то по вечерам играла только это. Надо же, как совпали настроения песни и города»