Последний побег

Она не слышала, как он подходил. Сидела у костра с опущенной головой. Может быть, думала о чём-то своём. Рассматривая её со спины, он ощущал себя точно так же, как в тот день, когда ткнул её дулом «Стечкина» в затылок. Сейчас он тоже смотрел в прицел. Нужно было принять решение. Дозорные у костра подняли глаза, удивлённые и обеспокоенные. Бригадир так и не надел шлем, задумался по дороге. Они не привыкли видеть его лицо. Он сел рядом с девчонкой, потрепал её по плечу. Ванда встрепенулась, напуганная, и тут же смущённо заулыбалась. — Сегодня не твоя смена. — Я просто… — она зачем-то начала оправдываться. — Ничего. Сиди. Через пятнадцать минут иду проверять Нахимовский, можешь пойти со мной. — Хорошо, — она снова улыбнулась, потупила взгляд. Затем повернулась к нему и обомлела. Он смотрел на неё с тоской, со странной теплотой во взгляде. Не совсем ещё по-человечески, скорее, со звериной грустью. Ванда постаралась запомнить этот взгляд. Хантер повернулся к ней красивой стороной лица, ядовитое безумие больше не выплёскивалось из его глаз. Кто знает, посмотрит ли он так на неё снова? Выждав время, она последовала за ним в темноту. Не доходя до Нахимовского, он остановился на путях. Девчонка насторожилась. — Что такое? — Нужно поговорить. За тобой пришли сегодня утром. Ванда не ответила. Молча уставилась на Хантера, стараясь сквозь сумрак разглядеть, понять заранее, что ей грозит. — Посол с Автозаводской требует выдать тебя в течение трёх суток. Говорит, ты шпионка Рейха. — Это не правда. Они боятся, что я выдам информацию об их станции кому-то из большого метро… — Я знаю, — Хантер перебил её. — Тебе есть куда уйти? Она застыла на секунду и со спокойной обречённостью ответила. — Спасибо, что веришь мне. Я пойду на поверхность. Умирать. «Умирать». Слово с острыми краями, сказанное мягким голосом. Мурчащее, нежное слово. Слишком громкое для такого случая. Больше подошло бы «доживать». Девчонка держалась за жизнь даже тогда, когда эта жизнь обещала быть мучительной и короткой. Хантер всегда знал, что смерть — не самое страшное. Он убедился в этом на собственном опыте. Но слово царапнуло его, задело за живое — если в нём это живое ещё оставалось. И тогда он принял решение. — Я не позволю тебе. Через два дня, утром, будь готова. Отведу тебя в безопасное место. Пока — делай что хочешь. В дозор не выходи, назначу других. Путь будет долгим, береги силы. — Хорошо, — она выдохнула, подкралась к нему по темноте, уткнулась лицом в кевларовый жилет, взяла в свои маленькие холодные руки его шершавую громадную ладонь. И сказала: — Веди меня куда хочешь. Я тебе теперь доверяю. Я видела твою душу. — Что? — он не повысил на неё голоса, но ощутимо напрягся. Ванда заторопилась, объясняя: — Когда я забирала твоё чудовище, я случайно увидела то, что от тебя осталось. Ты хороший человек, Хантер. Ты герой. Просто ты забыл… — Не понимаю, — низкий голос был всё таким же, обманчиво-спокойным. — Объясни. — У меня нет для этого слов. Я просто видела, и всё. Поняла про тебя многое. А как сказать — не знаю. Извини, — Ванда ещё помнила, что случилось, когда она отказалась отвечать на вопросы. Поэтому вдруг пожалела, что вообще начала разговор. Хантер ощутил, как задрожали её пальцы. — Успокойся, — он положил руку на плечо девчонки, прижал её к себе. — Только этого не надо. Не трону больше. Обещал. — Я помню, — Ванда подняла голову, посмотрела на него сквозь темноту. — По привычке боюсь. Не только тебя, а вообще всего подряд. Хантер как обычно помедлил с ответом. А потом тяжело проговорил: — Я чуть не убил тебя по привычке. И прогнал. По привычке… — помолчал немного и зло отрезал: — Нужно отвыкать. Убрал руку, отстранился и тут же сгинул во тьме. Ванда ещё с минуту постояла на путях, приходя в себя. Однажды, выходя на поверхность утром — в самое опасное для сталкеров время, она увидела солнце. Золотое, горячее, слепящее. Сейчас это солнце всходило в её груди, обжигало лёгкие, растекалось теплом по венам. Она тонула в этом искрящемся счастье, не смея пошевелиться, поверить в реальность происходящего. Хантер отвечал ей. Грубо и странно, на своём языке. Но он определённо отзывался на её неуместные, нелепые чувства. И вместе с этим он был готов спасти её снова. Подарить ей право на жизнь, в очередной раз. Право, которое она привыкла выгрызать и завоёвывать, заслуживать. Как такое могло случиться? Её никогда никто не берёг. Она всегда была просто расходным материалом. Женщиной Рейха, сталкером красных. Куском мяса, который бросали в глотку высших целей. И она не противилась этому, считая, что всё так и должно было быть. Никто не помогал ей, не заступался за неё. Она уже не ждала ничего хорошего от этого холодного и чужого мира. Но хорошее, всё же, произошло. Ванда подправила съехавший с плеча ремень винтовки и двинулась в сторону Севастопольской. Сейчас ей необходимо было вернуться на станцию, пусть и ненадолго. *** Старик по своему обыкновению корпел над газетными вырезками, когда в дверь постучали. Девушка зашла, не дожидаясь отклика. Одетая в мешковатую куртку с чужого плеча, вся обвешанная оружием, она протянула Гомеру рукопись и коротко сказала: «Спасибо. Было интересно». — Тебе правда понравилась моя история? — старик не смог сдержать любопытства. — Ты дочитала до конца? — Дочитала. Мне всё понравилось. Кроме одного, — её голос вдруг стал резким. — Вы написали, что чуму можно было излечить радиацией. И вы хотите дописать эту книгу и распространить её по метро? Вы ведь солгали. — Солгал? — старик замялся, подбирая слова. — Я скорее… Приукрасил действительность. Понимаешь, Ванда… — под её пронзительным, прямым взглядом старик начал оправдываться. — Ты ещё молода, тебе не чужд максимализм. В мире нет абсолютной правды или абсолютной лжи. Бывает и ложь во спасение… А я всего лишь хотел подарить людям надежду. — Надежду?! — вместо возмущения в её голосе блеснул холодный металл чистой агрессии. — Вы дарите её одним и отнимаете у других. Сомнений не оставалось, девушка его обвиняла. Гомер отказывался защищаться. Только задал вопрос: — И у кого же я отнимаю надежду? — У тех, кого вы выставили мясниками. У тех, кто сделал грязную работу, пока вы все боялись испачкать руки. Если бы не они, мы все были бы мертвы. — Ты думаешь, их интересует моё мнение? — Гомер был удивлён. Девушку волновали вещи, о которых он даже не задумывался. — Я видел их. Лично видел, что было на Тульской. Ванда, это страшные люди. Им не нужны ничьи оценки. Хантер говорил, им даже сны не снятся. — Ему снятся, — её голос стал чуть теплее, когда она вспомнила, как её возлюбленный вздрагивал во сне. — А чем остальные хуже него? Или в любой истории обязательно должны быть злодеи? У Гомера не нашлось ответа. Он положил рукопись в ящик стола, окинул девушку взглядом и спросил: — Ты идёшь в тоннели? Там что-то опасное? — Вроде того. У меня задание. Хантер в курсе, но я вам этого не говорила. Остальным знать не обязательно, — проговорив собственную ложь во спасение, Ванда бросила вежливое «до свидания» и спешно покинула квартиру старика, а затем и станцию. *** Открытые гермозатворы Коломенской манили и пугали одновременно. Ванда немного постояла, выглядывая из-за ржавой стены, полюбовалась вечерним багровым небом. Торопиться теперь было некуда. Её путь был далёк, он был проложен по дорогам искажённой памяти умирающего мутанта. Она не была уверена, что справится и вернётся. Но одно она знала точно — задачу не выполнит никто, кроме неё. Чёрных уже выжигали ракетами, но ни один человек не смог бы сразиться с ними в ближнем бою, не пожертвовав собственным разумом. Ванда никогда не умела по-настоящему читать чужую память, но когда ей попадались огромные фрагменты боли, она случайным образом натыкалась на бессистемные, обрывочные воспоминания. Судя по тому, что она смогла выудить из угасающих мозгов чёрного, пока пожирала его агонию, только ей удавалось сопротивляться телепатическому воздействию, искалечившему и убившему стольких людей. Если чёрные выживут и размножатся, значит всё было бесполезно. Люди будут снова в опасности. Это будет значить, что Хантер пострадал напрасно. Перед выходом она ещё раз пересчитала снаряжение, ощупала застёжки. В недавно нашитых на старую женскую куртку тканевых мешках-карманах были спрятаны гранаты, в правый карман она положила пистолет и патроны, через плечо перевесила винтовку, к поясу пристегнула новый тесак, ещё больше прежнего. Обменяла на него и старую одежду последний оставшийся хабар, в свою сумку положила только бинты, воду и спирт для промывки ран. Осторожной походкой Ванда прошла заросший квартал с разрушенными и давно разграбленными зданиями. Пригибаясь к земле, обогнула несколько пустых машин — пугающее зрелище: кто-то вытащил скелеты? Зачем? Вскоре она добралась до перекрёстка и под одним из ржавых остовов углядела мёртвое тело в продранном плаще и старом противогазе. «Прости, брат, тебе это больше не пригодится», — прошептала она дежурные слова и выудила из сумки мертвеца новенький фильтр. Оружия у молодого сталкера не было, рядом с ним валялся кусок арматуры. Ванда вспомнила, как когда-то ей пришлось сделать похожий выбор: либо пистолет, либо фильтры для противогаза. Она тогда надышалась радиоактивной пыли, кажется, на всю оставшуюся жизнь. Краем уха она уловила подозрительный звук и тут же ринулась под машину. Прямо над ней пролетел демон. Крылатое чудовище почему-то не издавало привычного шума, видимо, спикировало с очень большой высоты. Через несколько секунд послышалось постепенно утихающее хлопанье крыльев. Тварь улетала. Ванда выбралась из-под машины, оглядела тёмное небо. И бросилась бежать вперёд, к аллее, что вела к заброшенному парку. Мутант возвращался. Гулкое биение его исполинских крыльев раздалось в вышине, когда девушка споткнулась, растянувшись на неровном полотне потрескавшегося асфальта. Она перекатилась на спину, выстрелила очередью по серому брюху, по когтистым лапам, протянутым к ней и попала прямо в цель. Демон отпрянул. Взревел, обрушился на грузовик, стоящий на обочине, вцепился здоровой лапой в крышу и, продолжая падать, утянул груду металла за собой. Грузовик придавил его, и Ванда, воспользовавшись моментом, подбежала, метнула гранату под дёргающуюся тушу и тут же кинулась прятаться за двумя автомобилями, покорёженными аварией и сцепленными в единое целое. Раздался взрыв, посыпалось стекло, оцарапало осколками. Ванда разжала руки, возвращая себе слух, вытряхнула осколки из-за воротника. Выглянула из укрытия, осмотрела место взрыва. Раненный демон дёргался в агонии, из-под корпуса машины торчало драное крыло и тупая зубастая морда, истекающая алой пеной. Ванда достала пистолет, сделала несколько выстрелов в череп мутанта, и тот затих. *** Заросшая травой аллея встретила её тишиной и лёгким ветерком, ласкающим оцарапанную кожу рук. Ванда скрылась в тени деревьев, расстегнула куртку. Привалилась спиной к дереву и позволила себе перевести дух. Сквозь чёрные ветви и желтеющие листья она вновь увидела небо. Багровые тона заката сменялись сине-зелёными оттенками ночи. Девушке редко удавалось полюбоваться на этот изуродованный людьми опасный мир, и потому она жадно впивалась взглядом в каждую деталь, в каждую малозначимую, казалось бы, мелочь. Эти воспоминания она уносила с собой в сумрак тоннелей, чтобы перед сном представлять, воскрешать в своём сознании такие редкие и ценные для неё яркие краски. В метро их почти не было, там всё было серым и тусклым, тесным и душным. Но здесь ей дышалось легко даже сквозь фильтры противогаза. С заметным усилием она оторвала себя от дерева, вышла из укрытия и тихо направилась ко входу в парк, постоянно оглядываясь. Ворота были открыты. Ванда прошла мимо одноэтажного здания, очевидно, пустующего. Направилась вглубь парка, не питая особой надежды на то, что быстро найдёт что искала. Прошла по главной дороге, разгребая торчащие сквозь асфальт могучие сорняки. И, наконец, услышала. Низкий гул ветра пустых тоннелей смешался в её голове с шуршанием, напоминающим человеческий шёпот, пропущенный сквозь помехи рации. Чёрные были ещё далеко. Они переговаривались друг с другом на языке символов, среди которых Ванда пока не различала цельных смысловых структур. Следуя за звуком, она постепенно разбирала отдельные слова. «Дом». «Тепло». «Ребёнок». Мутанты не слышали её, пока не подозревали, кто пришёл за ними. И Ванда мысленным усилием абстрагировалась от их волн, закрыла разум. Надолго этого бы не хватило, сопротивляться им в полной мере было тяжело. В её мозгу скрежатали шестерни, опуская тяжёлую завесу, скрывая хрупкое сознание от ровных колебаний, испускаемых мутантами. Теперь она точно знала, куда идти. Обошла ещё одно пустующее строение с выцветшей вывеской «экскурсионное бюро». Прошла мимо фундамента неизвестного здания. И ускорила шаг, уже предчувствуя цель, сосредотачиваясь перед битвой. Деревянный домик стоял на отшибе, окна были темны. Ванда подошла ближе, отстегнула нож, ударила рукоятью по одному из маленьких стекол. И тут же бросила гранату в образовавшуюся дыру. Её снова осыпало осколками, а затем она услышала страшный, заунывный вой. Чёрные были ещё живы. Как минимум, двое. Из соседнего окна что-то вывалилось, проползло на четырёх лапах и бросилось бежать, оставляя за собой тёмный след. Ребёнок. Они выбросили его, а сами остались внутри. Надеются, что спасётся? Девушка бросилась к двери, уже не осторожничая и не скрываясь. «Уходи» — кто-то надрывно закричал. Ванда не сразу поняла: звук раздался прямо в её голове. «Не трогай нас» Она открыла дверь ногой, направила винтовку в проём и выстрелила наугад. Из темноты на неё надвигался мутант, будто и не чувствуя выстрелов. «Что мы тебе сделали?» Ванда выпалила очередь в голову чудовища, не успела отступить — чёрный схватился за её плечи и упал на колени, увлекая девушку за собой. «За что?» Ванда вырвалась, рубанула в грудь чудовища, размахнулась ещё раз и ударила по шее. Кровь хлынула на неё потоком, но мутант был ещё жив. «За Хантера. За всех, кто был слабее. За тех, кто не выдержал и убил себя». Чёрный отшатнулся, зажал рану передней лапой. Ванда поднялась на ноги, рубанула уже с другой стороны. Мутант снова завыл, оглушая. «Это не мы сделали. ТЕ уже мертвы!» «Мне плевать». Последним ударом она снесла голову твари, переступила через тело, заходя внутрь дома. Её лицо полоснуло острой, резкой болью. И тут мир перевернулся. Ванда повалилась на спину, хватаясь за порванный противогаз, срывая его с лица, отплёвываясь от собственной крови. Ударилась головой об пол. Когти мутанта впились в её ногу, она закричала, но не выронила нож. Чёрный потянул её на себя, подвесил вверх ногами. «Ты просто убийца. Не ищи себе оправданий. Мы должны уничтожать таких, как ты». Ванда повернулась всем корпусом, полоснула мутанта по ноге, ощущая, как его когти входят глубже в рану. Ещё один удар, головой об пол. Боль, слабость, туман. Только бы не потерять сознание. «Успокойся. Тебе не обязательно умирать. Пусти меня в своё сознание, я вылечу тебя от войны». «Иди нахуй!» Рванулась вверх, до мучительной боли в мышцах, до головокружения. Треск костей, вой чёрного, падение. Удалось вырваться. Ванда откатилась в сторону, не видя ничего перед собой. Поднялась, опираясь на здоровую ногу, коротко простонала. Чёрный облокотился о стену, из обрубка лапы фонтаном лилась кровь. Он слабел на глазах, оседал на пол. Ванда похромала к нему, занося тесак. «Подожди…» «Заткнись уже». «Оставь жизнь ребёнку. Пожалуйста. Он последний». «Ни за что». «Тогда смотри» , — мутант поднял голову. — «Я хочу показать тебе, как он мучился. Как все они мучились. Запомни это напоследок». Завеса в её сознании упала, освобождая путь. Ванда не услышала свой крик. Не заметила, как подогнулись колени. Она упала в кипящее море агонии и ужаса десятков людей. И боль затопила весь мир. *** Она не знала, как долго это длилось. Очнулась в холодном поту, попыталась вскочить на ноги и тут же рухнула на пол. В комнате было светло. Опираясь на локти, девушка привстала и огляделась. Всё вокруг было залито вязкой тёмной жидкостью. Два чёрных трупа лежали у окна, один с развороченным туловищем, другой — с оторванными конечностями. Повернула голову в сторону двери и увидела: ещё один мёртв. Отрубленная лапа валялась рядом с её ногой. «Чёрт!» Из горла вырвался только хрип. Кажется, она потеряла голос на ближайшие пару часов. Горло саднило. На плече Ванды по прежнему висела сумка с хабаром. Она достала бинт и склянку спирта, закатала штанину, пролила обжигающую жидкость на рану. И громко зашипела, скрежетая зубами. Попыталась ощупать лицо и тут же убрала руку. Достала из сумки воду, умылась. И потратила оставшийся спирт на тонкие полосы от когтей, протянутые по правой щеке. «Как же больно. Хорошо, что глаз не задет. Сколько времени прошло?» Накладывать повязку было уже чуть проще. Она всхлипнула, затягивая тугой узел, и дала себе ещё мгновенье отдыха. Затем нырнула в глубины своего сознания, выуживая запасы энергии, спрятанные на крайний случай. «Вот ты мне и пригодился. Чужеродный кусок повреждённой души. Нужно будет сказать Хантеру спасибо, если доберусь до Севастопольской». Ванда заставила себя подняться. Прилипая подошвами сапог к липкой тёмной грязи, разлитой по полу, она зашагала, хромая, к окну, от которого вглубь заросшего парка тянулся густой чёрный след. *** Как и прежде, он до утра просидел в темноте тоннеля, не смыкая глаз. И только в час подъема, когда уставшие дозорные начали разбредаться, сменяемые своими товарищами, из чрева тоннеля послышались тихие, осторожные шаги. Она шла, прихрамывая, останавливаясь каждую минуту, чтобы перевести дух. Тащила на себе что-то тяжёлое. Её очертания проступали из темноты, становясь всё отчётливее, реальнее. Ванда вошла в круг света от прожектора, вскинула подбородок, поглядела на Хантера. Вся вымазанная в мазуте и обсохшей грязи, покрытая этой коркой, словно панцирем. И только лицо её было чистым, а на нём, словно на испорченном белом холсте, виднелись два свежих глубоких пореза. «Вернулась», — подумал он. «Не могла не вернуться». Хантер прыгнул вниз, к ней, протянул руки, смыкая стальные объятия, но тут же отпрянул, словно обжёгшись. На ней была не грязь, а кровь. Чёрная. Запёкшаяся. Одной рукой приподняв мешок, она резанула по шву и высыпала к ногам бригадира изуродованные тёмные головы с пустыми глазницами. — Смотри! — её голос обрёл силу, звучал так, будто теперь она раздавала приказы. — Нет их больше. Пятеро оставалось. Последние! В её взгляде была гордость, смешанная с наслаждением. Гордость безумная и страшная. Он не стал смотреть. Только с досадой прохрипел: — Зачем?! — Знаю, что думаешь, — она кивнула, снова полоснула его взглядом, — Думаешь, они добра хотели. Людям помочь. Я это тоже слышала. Когда убивала того, первого. А вперемежку с этим знаешь что? Он мне тебя убить приказывал, и всех на этой станции, а начать — с дозорных, чтобы некому было Севастопольскую охранять. Убей их, говорит, как в Рейхе убивала, чтобы сбежать. Всё равно ты уродка, что для тех, что для других. Не ты убьёшь — тебя убьют, и не пожалеют. Избегать смертей, договариваться — только время тратить. Знакомые мысли, Хантер? Слышал подобное? — Она замолчала на секунду, пнула разорванный мешок. И продолжила, уже тише: — Думаешь, их бог послал, чтобы нам помочь? Тебе помогли уже, в зеркало смотри почаще — увидишь, как помогли. Пойми. Нет никакого бога, есть только люди и их враги. А твой враг — вот он. Гнить начал уже. Выбрось и забудь. — Забудь… — эхом повторил он за ней. А затем, уже громче: Забуду. Но… Ты уверена? Не ошиблась? — Уверена, — Ванда приблизилась к нему, заглянула под забрало шлема. На дне её мутных, уставших глаз он разглядел затянутую дымкой нежность. И боль. — Я видела, что они с тобой сделали. Намеренно, — она поморщилась, потупила взгляд. — Я уже тогда всё решила. Не жить им с нами на одной земле, не дышать одним воздухом. Либо мы, либо они. Нечего в этом мире делать тем, кто над людьми издевается. Разумный они вид или нет — неважно, мне плевать. Будь они хоть говорящие, хоть трижды на нас похожие, мы не должны им сдаваться. Они — враги. А врагов нужно уничтожать. Он слушал её и вспоминал. С каждой секундой вспоминал всё больше. «Я не скотина, которую ведут на убой.» «Я плюю в твою пропасть.» «Плевать. Я и не через такое проходил.» Слова, сказанные им когда-то давно, там, за пределами разлома, в который рухнула его жизнь после встречи с подлинным ужасом — они вновь обретали свой смысл. И никто уже не смог бы его отнять. Ванда договорила, опустила плечи, разжала кулаки. И медленно захромала в сторону подъёма на платформу. Отмываться от грязи, зализывать раны. У неё ещё оставалось время на отдых. У неё пока ещё не отняли дом. А дальше — какая разница, что будет дальше. Ведь она справилась. Уничтожила угрозу. Защитила всех, кто слабее. Отомстила. Победила.