Пасть не дам во тьме ночной

— Он самый, — легко кивает, а на лице скользит едва уловимая, надломленная улыбка – по-другому он попросту не умеет; казалось, что вообще разучился улыбаться за этих три года, проведённые наедине со своими самыми худшими кошмарами, один за другим которые постепенно оживали, становясь беспощадной явью. Даже с этим он научился (привык, скорее) жить, если так можно было это назвать. Хватает ещё нескольких секунд то ли простого молчания — все несказанные слова как-то вдруг застряли в горле — то ли пришедшего осознания, прежде чем Неро делает первый шаг навстречу, без особых усилий сокращая дистанцию между ними (как жаль, что подобно этому нельзя вернуть разрушенное вдребезги доверие и былую чистоту души), заключая стоящего впереди брюнета в свои крепкие объятия — ничуть не изменился; на несколько мгновений Ви даже кажется, что он вновь попал в беззаботное детство, где они делили красочный, совсем отдельный от настоящего мир лишь на двоих, между собой. До тех пор, пока воспоминания-иглы не вонзаются в кожу давно не существующей, пусть и не менее острой болью, что должна была остаться позади, в прошлом, но отчего-то преследует его, проживая свою собственную жизнь где-то глубоко под кожей. Цепкая хватка сгребла его в своенравное подобие объятий — слишком долго, слишком крепко, чтобы действительно являться ими — сдавив рёбра; кажется, ещё немного и хрупкие кости, не выдержав подобного натиска, рассыпались бы прямо в руках. Чтобы вдохнуть, приходилось приложить усилий, из-за чего с груди временами вырывалось тихое хрипение. Тяжёлые оковы страха медленно обматывались вокруг, точно огромные змеи, поднимаясь к шеё, чтобы не сильно сдавить, только ухудшив ситуацию; к горлу поднялся ком, мешая сглотнуть. Собственная беспомощность и слабость сейчас ощущалась гораздо отчётливее, чем когда-либо. Грубые холодные ладони подобрались к талии, хватку не ослабив, наоборот, хотя, казалось, куда сильнее; постепенно теряясь в захлёстывающей панике, заметил, как сильно сжали запястья над головой только тогда, когда несильные отголоски боли прошлись по телу, не предвещая совершенно ничего хорошего — ситуация явно не склонна ему в пользу. Смотрит в затуманенные дымкой тёмно-синие, почти что на грани с чёрными глаза (совсем не такие, как у Неро — светлые, напоминающие безоблачное, чистое небо), точно как у зверя пред неповинной ни в чём жертвой; страх с новой силой прошёлся по коже неприятными покалываниями и холодной дрожью. У него не было ни единого шанса против взрослого человека. — Отпустите меня, — вместо уверенного, угрожающего получилось хриплое, почти что отчаянное; в очередной раз проклинает свою физическую слабость, предприняв ещё одну попытку достучаться к здравому уму мужчины, с треском провалившуюся. Надо было звать на помощь, бежать, только если бы не неравные силы и страх, вставший посреди горла, удушающе сжавший лёгкие, не позволяющий даже спокойно вдохнуть. Брюнет содрогается в чужих объятиях — Неро чувствует и с едва слышным извинением, унесённым порывом ветра куда-то вдаль, ощутимо ослабляет хватку — пока Ви мягко отстраняется, слишком очевидно стремясь вывернуться, скрыться из-под чужих прикосновений, что парень ему без тени сомнений сразу же позволяет, не смотря на скользнувшее в голубых глазах непонимание. Разглядывает друга, пытаясь найти то, что ещё не изменилось: ни следа не осталось от белоснежных волос — пряди чёрные, словно сама ночь; от сероватого, с едва заметным бледно-фиолетовым, оттёнка глаз — цвет смешанный, но определённо тёмный, напоминающий смесь зелёного и янтарно-жёлтого; даже бледная кожа покрыта россыпью тёмных узоров, словно те дорожки, ведущие в скрытую неизвестность. Вглядывается в глаза напротив, пытаясь найти ответы на возникающие друг за другом вопросы, которые пока вслух задать не решается; понять, что произошло за всё это время, причину столь резких изменений, но натыкается лишь на ответный взор тёмных глаз — будто само воплощение сокрытой посреди их глубин тайны. Блондин ступает шаг назад, окончательно отстранившись, но не решаясь отвести взгляда — создаётся впечатление, что прерви он зрительный контакт, вдруг пробудившееся и зашелестевшее отлуние былого доверия резко прервётся и они более никогда не увидятся, разойдясь, будто чужие. Эта мысль рассыпает по телу отдающую прохладой дрожь, поэтому Неро старается сразу же забыть её, прогоняя в небытие. Ви вглядывается в ответ, пытаясь найти хоть малейший намёк на то, чего надо было бы опасаться; то, к чему за эти три года привык: похоть, желание причинить боль, огоньки недоброго азарта, припятавшиеся в зрачках. Но натыкается лишь на предельно честный, чистый взгляд с капелькой подобравшегося беспокойства — от давно забытого проблеска заботы, словно он этого действительно стоит, что-то безболезненно щемит внутри. Кажется, что ему — порочному, омрачнённому, заклеймённому — вовсе нет места рядом с Неро — само воплощение света; то самое сияющее солнце, что и раньше, никогда не угасающее (Ви даже готов заново пережить тех адских три года, если бы это значило, что блондин точно никогда и ни за что не поменяется). — Пойдём, — едва слышное, вопросительное, явно простое предложение, но в то же время настойчивое (чтобы попытаться возразить, надо было бы долговато спорить, но не то, что перечить этому возникало какое-либо желание); Неро боится спугнуть, боится зацепить то, что кроется где-то посреди тьмы, неотрывно следуя за брюнетом по пятам, но не может не предложить помощь. Вернее, упорно настаивает, точно как в детстве, хоть и сейчас спорить с ним никто и не пытается, не пренебрегая лишним напоминанием, что те времена давно прошли, почти бесследно погребённые посреди безжалостного хода времени. Брюнет следует за парнем, отстранённо смотря себе куда-то под ноги — всё равно деваться некуда; проводить бессонные ночи в прохладном парке далеко не являлось лучшим вариантом. Да и, честно говоря, рядом с другом быть хотелось, не смотря на всё прошедшее время; манит, словно крошечного мотылька на яркий испепеляющий свет — Неро и впрямь яркий свет, только не обжигающий, напротив, уютно согревающий. Тепло он едва ли чувствует, когда повсюду вокруг припрятаны призраки недавнего прошлого; паника так и норовит захлестнуть в очередном приступе, лишь пока не находит подходящего момента — обязательно найдёт вскоре. Всё это — бой, с которым он просто обязан столкнуться, никак иначе. Заострённое лезвие трости, сталкиваясь с небольшими камушками по дороге, издаёт тихий стук, но Неро терпеливо молчит, пока что не задавая никаких вопросов. Остальная дорога проходит также — в молчании, пусть и определённо не напряжённом, почти что граничащим с приятным. Дом, представший пред ними впереди — само воплощение давно позабытых времён счастливого детства; что-то в груди сжимается при виде не тронутого, но всё также в хорошем состоянии помещения, таившего в себе столько мгновений, при которых казалось, что всё всегда будет так — правильно, лёгко на душе, спокойно и рядом с одним-единственным. Тихо шелестят похороненные громоздким слоем пыли воспоминания, напоминая и о своём существовании — в противовес вечной призрачной боли, ухитрившейся закрасться под саму кожу; начинают отзываться громче, когда друг приглашает пройти внутрь здания (поменялось там, разве что, несколько другое размещение вещей и их замена). Почти всё здесь отдаёт приятной старинностью и, даже не заметив, как на лице мелькнула тень улыбки, Ви бережно стирает слой пыли с одной из полок — видимо, Неро потрудился протереть лишь нужные, на которых уже стояли новые вещи, или вовсе их не протирал. — Чаю? — предлагает блондин, отбросив школьный рюкзак куда-то в сторону – всё равно впереди предстояли выходные – и скрывшись за незамысловатой аркой, ведущей как раз к кухне. — Не откажусь, — звучит в ответ; парень кивает сам себе в подтверждение собственных слов, пусть и заметить этот жест некому. Буквально через несколько минут раздаётся пронзительный свист старого чайника, сообщая об окончании процесса, прежде, чем Неро выключает его, чтобы бережно разлить горячую воду в две не столь больших кружки, с уже положенными туда пакетиками ранее купленного ягодного чая. Парень заходит в гостиную как раз вовремя, чтобы застать лёгко улыбающегося брюнета — несколько прядей непослушно спадают на лицо, пока тот рассматривает те вещи, что так и остались нетронутыми ещё с их детства; словно проходится кончиками пальцев по устарелым воспоминаниям, напоминая, каковы они на вкус и ощупь (совсем иные от ставших уже привычными). Хватило ещё несколько мгновений, чтобы Неро поставил чашки с тёплым напитком на небольшой столик, присев на старый диван, что отзывается недовольным скрипом, а затем вновь затихает. Прослеживает взглядом небесно-голубых глаз, как Ви садится в компактное кресло напротив, поймав встречный взор тёмных глаз на себе. — Рассказывай, — невольный вздох слетает с губ сам, когда светловолосый, не отводя взгляда, вопросительно прищуривается в ожидании ответов. Ему действительно важно знать, что произошло с другом за всё это время и повлекло за собой столь множество изменений, не считая при этом внешних.