Мезальянс.

      Часы на площади пятого района показывали двадцать один - шестнадцать. Малолюдные компании бродили повсюду, но, как и всегда в этом месте, им вряд ли было до чего-либо дело. Они проглядели бы и начало апокалипсиса, если только он не коснётся их.       Район был тихий. Здесь не было ни военных действий, ни сильных эпидемий, ни стихийных бедствий, ни масштабых преступлений. На то, что происходило в других районах жители обращали внимание неохотно, как по принуждению. Но какой переполох случался у них, если, к примеру, в соседнем дворе угоняли велик или пропадала пара гулящих подростков! Это была такая встряска для жителей, что жаже после того, как велосипед и подростки находились, буря в стакане воды не утихала, и округа судачила об этом очень долго.       Мужчина в военной форме не привлёк никакого внимания - народ был поглощён своими делами. Те же немногие, кто уделил незнакомцу внимание, были твёрдо уверены, что это мираж или им показалось - субтильный силуэт почти немедленно растворялся в черноте переулка или скрывался за ближайшим поворотом. Могли ещё, конечно, посудачить ещё об этом происшествии, но тут кто-нибудь вспоминал о недавно прочитанной им книге, о новинках кинопроката, о симпатичной соседке, о пропавшем велосипеде - и все с жаром набрасывались на эту тему.       Это обстоятельство играло Старскриму на руку. Для здешних людей он был как призрак. И никого не смущали ни его трясущиеся руки, ни горящие безумием глаза. Вот если бы он полез на фонарный столб и выкрутил лампу из плафона, люди бы всполошились. А так: идёт себе, да и пусть идёт.       Старскрим шёл по уютно обустроенным улочкам и слушал шум воды в фонтанах, шум от чужих шагов и многое другое, становясь подчас невольным свидетелем окружающих событий. Вон в том маленьком домишке с цветами на подоконнике заплакал маленький ребёнок. Тут же раздался шелест тапок и женский голос - наверное, мать убаюкивала дитя. А в другом доме - с покосившейся крышей девушка играла на рояле. В конце же улицы были слышны звон бутылок, хохот и незатейливая музыка - там открыли питейное заведение. Старскрим же шёл мимо и, слушая всё это, чувствовал себя если не призраком, то хотя бы безмолвным зрителем кино. Этот мир был для него чужим и непонятным. Больше всего он думал о том, как изменится здесь жизнь, если ему всё удастся.       Он свернул направо и пошёл дальше. Казалось бы, ничего не случилось, но тогда отчего ему так погано? Отчего он себя презирает? И почему, если уже понял свою неправоту, всё равно идёт вперёд, сгорбившись и понурив голову, как на каторгу? Отчего не повернётся и не пойдёт домой? Хотя он прекрасно знал, что идёт туда потому, что не может иначе. Дело должно быть сделано.       Старскрим остановился у старого, ещё кирпичного дома с обтрескавшейся и облупившейся штукатуркой на стенах. Дом был пятиэтажный и, судя по всему, всё ещё жилой. На фоне других домов этот смотрелся как чахоточная дурнушка среди цветущих красавиц. Вот в этом самом доме коротал свои дни Штрейм Файр.       Старскрим обошёл дом и, найдя вход в подъезд прошмыгнул в внутрь - какие-то невнимательные разгильдяи оставили дверь открытой. Он тихо, слегка пошатываясь и опираясь на стену, как ослабевший больной человек, поднялся по старой, цельноблочной лестнице на второй этаж. Ему повезло - четвёртая квартира оказалась именно на втором (спасибо проектировщикам, сделавшим по три квартиры на этаж). Лампочки мигали, был полумрак.       Стены здесь были выкрашены в тошнотворный болотисто-зелёный цвет и уже частично потрескались. Прямо под номером этажа кто-то написал «А+И=любовь», ещё ниже какой-то мизантроп называл людей «полнейшими недоумками, недоносками, тварями, выродками в одном флаконе»...       Дверь в четыёртую квартиру была огромная и толстая, сделанная из металла - такую быстро не захлопнешь. Косяк вокруг неё сливался со стеной, а сама дверь блестела чёрной краской, видимо была недавно покрашена. В стене торчал старинный вид звонка - кнопка. Под кнопкой на стену повесили записку, на которой корявым почерком вывел: «Звонок не пашет, стучите.»       Ну, стучать, так стучать. Старскрим как можно ниже натянул фуражку на глаза и постучал. Звук был похож на грохот от ударов о медный таз. С другой стороны послышались приглушённые шлёпающие шаги. - Кого там черти носят?- прогремел полузаспанный голос Штрейма из-за двери. Мужчина подошёл к двери, заглянул в глазок и выругался.- Темно как у негра в подмышке! Опять свет полетел! Руки оторвать бы электрикам! - Экспресс доставка,- прогнусавил Старскрим, пользуясь моментом. Почему-то идея о доставке показалась ему самой что ни на есть подходящей: редкий человек не пользовался доставкой, но телепорт - удовольствие недешевое, простой работяга не осилит. - Аааа...- протянули из-за двери. Раздалось щёлканье затвора и звон цепочки.- Наконец-то, хавка приползла. Моя девушка оценит. Линя любит эту хрень с рисом,- добавил он невзначай, даже не понимая, что Старскрим, уже передумавший и хотевший уйти, загорелся ненавистью с новой, почти безумной силой.       Штрейм распахнул дверь. Он не успел даже рта раскрыть, как Старскрим ловко запрыгнул ему на грудь. Раздался грохот падающего тела. Штрейм ничего не видел в темноте и не мог понять ни кто напал на него, ни как это нечто спихнуть. Старскрим же вцепился в мужика мёртвой хваткой. В очередной раз мотнув головой, Штрейм ударился обо что-то головой и обмяк.       Лампочка вновь зажглась. Старскрим увидел покошенный пол и стойку для обуви. Он посмотрел на обмякшее тело Штрейма, обёрнутое в дешёвый халат, и понял, что надо немедленно действовать, пока не вмешались любопытные соседи.       Старскрим слез с тела мужика и аккуратно втащил его в прихожую, потом закрыл дверь и вновь занялся телом. Штрейм был габаритным парнем, поэтому комендант протащил его за ноги по коридору. Налево была кухня, направо - гостиная, а ещё дальше - ванная.       Вообще, можно было протащить Штрейма в ванную, положить его туда, а потом, взяв ножи на кухне, пойти да и расчленить парня в ванной. Заодно и следы крови замыть легче. Но Старскрим инстинктивно почувствовал, что на сей раз не выдержит кровавой процедуры - его просто вырвет, а потом случится обморок - частый гость при потере гемоглобина. Убивать парня нужно было бескровно, чтобы не стало плохо. По рвотным массам можно добыть ДНК, а если найдут тело без сознания, то всё становится слишком очевидно.       Старскрим втащил тело парня в гостиную и, кое-как всунул тело на диван. Подушку искать было бесполезно - в горах хлама в гостиной вообще найти что-либо было бесполезно. Сил коменданта, даже при полном здравии, не хватило бы сжать такую мощную шею, не то что теперь. А время поджимало - верзила мог вот-вот очнуться.       Взгляд Старскрима упал на его собственный ремень - чёрная лента с пряжкой в виде черепа. В голове всё тут же сложилось.       Старскрим вытащил ремень из брюк, перекинул ленту через шею Штрейма и, сделав большую петлю, схватился правой рукой за левый конец с пряжкой а левой - за правый конец ремня и, собрав все свои силы, потянул концы в разные стороны.       Штрейм, ещё не успевший очнуться, начал инстинктивно хватать ртом воздух. Его распахнувшиеся глаза чуть не вылезали из орбит. Лицо парня покраснело от нехватки кислорода.       Старскрим начал стягивать ремень ещё туже - Штрейм вновь обмяк. Он даже не услышал за собственным хрипящим дыханием стук двери и шум шагов. Кто-то вошёл в комнату и пошёл на шум странной возни. - Штрейм?- раздался грудной голос от дверного проёма.       Старскрим поднял голову и увидел замершую в дверях Лин. В глазах женщины был... Не страх, а скорее какое-то странное удивление. Руки коменданта машинально разжались, поток воздуха снова хлынул Штрейму в лёгкие. - Старскрим?- неуверенно произнесла девушка, глядя на растрёпанного блондина в надвинутой на глаза фуражке.