Мезальянс.

      Был уже поздний вечер, когда Лин вернулась домой. Она чувствовала себя уставшей. День выдался тяжёлым - впрочем, ничего нового. Такова цена настоящей жизни, а не жалкого существования, которое влачат социальные низы. И всё же даже теперь она, будь возможность вернуться к началу пути, выбрала бы этот путь. В конце концов, что значат все эти муки бедности, тяжёлый труд и усталость в сравнении с эйфорией, которую дарит ей лишь любимое занятие?       Лин разулась, повесила куртку на вбитый в стену крюк и рухнула на матрац. Тело наконец-то получило столь желанный отдых: она не спала уже двадцать два часа. Ноги перестали ныть мышцы расслабились. Оболочке стало легко и спокойно. Чего не сказать об измученной душе женщины, не чувствовавшей покоя уже столько лет.       Лин встала, превозмогая тяжесть и нежелания организма двигаться и подошла к тумбочке в другом углу. Женщина сняла с шеи верёвку с ключом - довольно старомодно, сейчас все больше по электронным картам специализируются. Её тёмные грубые пальцы сжимали чёрный, холодный, будто лёд, ключ. Женщина опустилась на колени и сунула ключ в замочную скважину. Раздался щелчок, и дверца открылась. Лин тут же сунула туда руки и зашарила пальцами в темноте тумбочки. Наконец, огрубелые подушечки коснулись холодного стекла и металлических рам.       Лин вытащила стопку фотографий в дешёвых рамах из чёрного металлолома. Она вновь закрыла дверцу и упала на матрац, сжимая фотографии и ключ, который почти сразу же вновь повесила себе на шею.       На фотографиях застыли мужчины. Здесь были: кокетливый мальчик-актёр в шляпке с бутафорскими перьями, молодой неформал с ирокезом, строгий товарищ учительской внешности, маленький флорист с карикатурно большими глазами... Всего фотографий было двенадцать.       Женщина останавливалась на каждой фотографии. Она медленно гладила стеклянные «барьеры», вглядывалась в улубчивые лица счастливых людей, и что-то вроде бесконечной ностальгирующей тоски: такой же болезненной, но всё же светлой, плескалось в её глазах.       Она вспоминала этих мужчин, и что-то в сердце ныло, будто не все ещё струны души были вырваны и сломаны, будто ещё осталось что-то чистое, не выжженное, не оборванное в ней. И вся эта светлая память разбивалась об одну-единственную мысль: их больше нет.       Да, все эти парни были мертвы. Они просто оказались слишком слабыми и хрупкими, не выдержали, сломались, сгорели, будто мотыльки, летевшие на огонь. Они все уходили, бросая её одну.       Навсегда одну. Как там говорилось: «всегда - невеста и никогда - жена»? Какой бы циник это не изрёк, он был дьявольски дальновиден.       Лин снова спрятала фотографии в тумбочку и, вновь оказавшись на матраце, закрыла глаза, провалилась в бред, который люди называют ночными снами и забылась.

***

      Эйрахнид сидела в комнате одна. Она чувствовала себя одинокой и покинутой. А как ещё может чувствовать себя женщина, которую почти бросил любимый мужчина?       Дредвинг уехал в очередной рейд. Если этот рейд удастся, то его переведут в другую часть на повышение - главой гарнизона на границу.       Женщина вспомнила, как офицер неумело объяснял ей, что должен будет уехать один и надолго, что им придётся расстаться. Сначала Эйрахнид не понимала, о чём говорит возлюбленный, а потом поняла - ей намекнули на то, что вскоре они будут каждый сам за себя. Конечно, она могла бы изредка приезжать к нему, но это было бы не то.       В конце концов, Дредвинг решил поставить точку в разговоре и оставить главное слово за собой. «Да что такое наша любовь - любая жалкая смертная любовь, в сравнении с Великим долгом перед Честью и Кодексом!» Честь и долг вообще были для него пунктиком, идеей, заради которой бросалось всё. А она-то надеялась, что к ней другое отношение... Какая же она была дура!       Раздался стук в дверь. Эйрахнид, накинув на себя чёрный халат, пошла открывать. На пороге стоял мрачный Брейкдаун и молчал, глядя в пол. - Что такое?- спросила она, глядя на неловкого великана.- Что случилось? Где... Где Дредвинг?       Женщина вдруг вспомнила, что Дредвинг отправился на задание вместе с Брейкдауном. И теперь здоровяк стоял один, без своего напарника. - Эйрахнид,- он посмотрел на неё исподлобья, как провинившийся мальчишка.- Эйрахнид, Дредвинг... Его... Он... Он не придёт. Несчастный случай.       Женщина замерла. Мир будто рухнул в её глазах. Быть может, она сумела бы уговорить Дредвинга, но теперь уже не сможет. Она больше не услышит его родных притч, не увидит этой скупой улыбки, не почувствует его объятий... Его больше нет. Она осталась одна...       Брейкдаун успел выставить руки и поймать Эйрахнид, потерявшую сознание. Он подхватил её, будто упавший цветок, и прижал к груди, к своему сердцу.       Судьба давала ему шанс вновь.