Добавь в свои воспоминания память обо мне

      Стрелки на часах в коридоре, на которые Юнги пристально смотрел последние тридцать минут, предательски останавливаются на невидимой границе. Парень просидел под дверьми его кабинета, плотно обхватив коленки, все эти полчаса, которые так сильно ему были нужны… Для чего? Спастись? Подумать? Смириться и пойти мазать жопу вазелином? Он готов биться головой о стену из-за своего трусливого характера. Чего он хотел добиться отсрочкой своей гибели? — Нет, хватит себя утешать. Эта жизнь — полное дерьмо, ты думал, что хуже уже быть не может? Ты даже не представляешь, в который раз ты ошибаешься, Мин Юнги, — шепотом бубнит он себе под нос.       Со стороны кажется, будто он не в себе. Докатился, уже сам с собой разговаривает и считает это вполне нормальным. Мин горько усмехается собственным мыслям о самом простом выходе из ситуации, но резко подскакивает на ноги, чтобы их отогнать. Ведь выход из жизни — хоть и простой, но не лучший. Он снова чуть не помешался, но вовремя пришел в себя, с силой залепив себе пощечину. В эту же секунду где-то в кабинете Сокджин вздрогнул от внезапного хлопка за дверью, и уже хотел было встать проверить, как к нему с ноги ворвался этот уличный мальчишка. С алой щекой и глазами навыкат, словно он вот-вот разревется. Джин, конечно, строгий и иногда деспатичный, но он никакой не монстр и сострадание у него еще осталось. И, почему-то, смотря в темные, почти пустые глаза Юнги, он вдруг думает, что этому парню он отдал бы все свои оставшиеся эмоции. — Ты… Только что вынес мою дверь ногой, идиот.       Юнги глупо хлопает ресницами, стоит как вкопанный у порога и, кажется, уже почти проваливается сквозь землю в самую пучину ада. Ведь, судя по ярости во взгляде Сокджина, именно туда его невинное тело и закинут в скором времени.       Двое молча смотрят друг на друга в течение минуты, думая, что делать, но владелец заведения просто не выдерживает и заливается смехом. Юнги почему-то облегченно выдыхает и немного отпускает всю эту ситуацию. Он прикрывает дверь, на этот раз осторожно, и подходит ближе к Сокджину, все еще хихикающему за своим столом. — Так, что тебе дали эти полчаса? Хотел просто посидеть у меня под дверью? — как-то слишком по-доброму спрашивает мужчина. — Вспоминал всю свою нелепую жизнь перед смертью. — Забавно. Юнги, присядь, — Джин указывает жестом на диван.       Юнги молча повинуется, проваливаясь с разбега в кожаное кресло, и хмурится, потому что нихрена не понимает. Перед ним сидит Хозяин борделя, так зачем вся эта напускная вежливость, этикет и благородность? Или же мистер Сокджин действительно таким и является? Юнги фантазии не занимать, в его глазах он — воплощение зла, главарь мафиозной группировки и растлитель невинных тел. В красивом костюме и потрясающей внешностью, разумеется. — Итак, — тянет он, неожиданно присаживаясь напротив Юнги, который не скрывает своего удивления, — Не смотри на меня так, я просто хочу, чтобы ты чувствовал себя хоть немного наравне со мной. Так ведь проще разговаривать, верно? — При всем моем желании, которого нет, я бы не смог даже представить себя наравне с вами. Мистер Ким Сокджин, — фыркает он и руки на груди складывает.       У Джина из-за него просыпаются странные желания и фантазии, когда мальчик напротив дуется, словно ребенок. Хочется банально его покормить, дать посмотреть мультики и уложить спать, обнимая до самого утра. Ким никогда не считал себя бездушным и жестоким, но и проявлением чувств тоже не отличался. Поэтому сейчас все эти мысли о Юнги его слегка тревожат. И это забавно наблюдать и осознавать, ведь Ким Сокджин тоже никогда никого не любил. Но об этом не следует знать абсолютно никому. — Юнги, та моя фраза насчет работы в качестве проститута была несмешной шуткой. Захотелось немного проучить тебя за твой острый язык. И тем не менее, я хочу тебе помочь, поэтому вакансия стилиста все еще актуальна.       Мин думает, что все это какой-то развод. Жизнь просто в очередной раз решила дать ему поджопник, чтобы не расслаблялся сильно. В это действительно сложно поверить, ведь буквально десять дней назад Юнги был никем, ему даже спать было негде, чего уж там поесть. Неужели высшие силы над ним сжалились и позволили найти себе благодетеля? Сейчас Юнги смотрит на Сокджина и видит уже не страшного гангстера, а ангела, сошедшего с небес. Пусть и очень плохого в юморе, но не ему судить или выбирать. Раньше Юнги даже мысли не допускал о том, что есть такое понятие, как «выбор». Да, он часто принимал решения, от которых что-то в его жизни могло измениться, но никогда. Никогда за все свои двадцать лет ему не давали права выбора. Именно это закрепило в его голове мысль, что жизнь (если его никчемное подобие выживания можно так назвать) издевается над ним, зная, что ничего не изменится. И в какой-то момент Юнги начал в это верить. В то, что он недостоин чего-то большего.       Поэтому сейчас, слушая немного хриплый и глубокий голос Джина, ему вдруг стало чертовски трудно сдерживаться. Юнги с силой сжимает челюсть, когда ощущает поступающие слезы. Он даже не может вспомнить, когда в последний раз плакал или даже позволял себе подобные эмоции. Все, что он мог чувствовать последние тринадцать лет — это боль, голод и злость. Если уж совсем честно, то Юнги впервые сталкивается с проявлением доброты или заботы, пусть и такими сомнительным. Блики в чужих глазах не ускользают от внимательного взгляда Джина, поэтому тот решает немного разрядить обстановку. — Будь здоров! — с каменным лицом произносит Хозяин, совершенно не подозревая, что свою миссию по спасению слез Юнги он успешно выполнил.       Юнги думает, что, окажись он сейчас в сцене какого-то экшн-фильма, где жизнь главного героя зависит от одного нажатия на курок пистолета, взведенного в его сторону, на заднем фоне должны были бы пронестись сотни колючих перекати-поле, да ещё и со свистом. И на секунду Юнги даже почувствовал холодок по спине. Теперь вместо трепещущих ресниц и влажности в глазах, у Юнги на лице нескрываемо ахуевшее непонимание. Так неловко ему ещё никогда в жизни не было. Что ответить, как реагировать, он сейчас пошутил или что вообще?! У Юнги начинает нервно дёргаться бровь, и кажется, это начинает смешить самого Сокджина. — Какая абсурдная ситуация. Хотел развеселить тебя, а в итоге сам смеюсь с твоего забавного лица, — внезапно искренне хихикает мужчина. — По-моему, вы сейчас сами создали абсурдность. Нет, я бы сказал, вы и есть полный абсурд, — так же открыто отвечает Юнги.       И Сокджин почему-то смеётся ещё больше, громче, так, будто кто-то моет окна чистой тряпкой. Звук скрипучего смеха заполнил весь кабинет, а Юнги все ещё сидит напротив, стараясь не смеяться с чужого смеха, ведь… Это так глупо? Банально и почему-то с привкусом привыкания к человеку. А Юнги не хочет привыкать. Поэтому, собрав в себе все вдруг возникшие тёплые чувства, он запирает их так же глубоко, как и все остальные свои давно позабытые положительные эмоции, надевает на лицо маску безразличия и прерывает истерику собеседника. — Мистер Ким, мне казалось, вы посерьёзнее будете, — с вызовом проговаривает мальчишка.       Сокджин вмиг прекращает смеяться, но с лица его веселье не сходит. Он смотрит на Юнги, молчит какое-то время, о чем-то размышляя, и наконец начинает говорить. — Ладно, испытательный срок в две недели устроит? С косметикой и расческой управляться умеешь же? — Не профи, но все лучше, чем подставлять задницу кому попало. — Не дерзи, иначе действительно будешь её подставлять. И не кому-то там, а взрослым дяденькам-политикам, которые твою жизнь могут сломать. — Мою жизнь ещё больше уже не разрушить… — О, это ты очень даже ошибаешься, — без какой-либо агрессии говорит Хозяин, складывая руки на своих коленях.       Юнги промолчал в ответ, понимая, что он прав. И проверять это он как-то не особо хочет. Всегда есть куда упасть ещё ниже, это Юнги знает и давно зарубил себе на носу. Сокджин все ещё сидит напротив, смотрит пристально, пытаясь понять, что у этого ребёнка на уме, но с каждой новой мыслью об этом, почему-то, ему становится чересчур грустно. Удивительно, Джин ещё может чувствовать печаль и сожаление.       Юнги ловит чужой взгляд и решает, что это нечто вроде игры в гляделки. Кто первый из них отведет глаза в сторону, тот и проиграл. Мин ощущает на себе давление от этого, каждой чёртовой клеточкой тела, даже одежда вдруг стала тяжелее, но взгляд он не сводит с привлекательного мужчины. Будто либо ты задавишь противника, либо он тебя. А Юнги по натуре своей не любит проигрывать и в принципе очень азартен. Потому и не замечает, как их прямые и молчаливые взгляды плавно начинают перетекать в игривые, заинтересованные и неоднозначные. У Юнги глаза сами по себе похожи на лисьи, такие же хитрые, а потому кажутся сильнее в этой ситуации.       Они оба молчат, и от этого начинает накрывать непонятное и такое сильное чувство, и они оба это чувствуют. Напряжение, волнение, незащищённость. Юнги впервые смотрит кому-то в глаза, без злости, агрессии, а так, будто играет. И Сокджин ему отвечает! Да ещё как: с обворажительной ухмылкой, раслабленно, иногда постукивая длинными пальцами по тыльной стороне другой ладони. И он смотрел на юного Мина так, будто вот-вот сожрёт. Без остатка, сожалений и эмоций. Юнги от осознания этого одновременно и страшно до жути, и вместе с тем — нравится, это будоражит и завлекает. Сокджин для Юнги — опасная, но такая притягательная ловушка. Он бы сравнил его с венериной мухоловкой, если бы его спросили. Вот только единственное, что Юнги не устраивает в этой ситуации, это то, что сам он — муха. Получается ли, что он жертва? Юнги не знает, но в одном уверен. На второй минуте их молчания и уже ощутимых молний между ними, Юнги признает, что весь этот ураган эмоций, что обрушился на него, можно назвать просто. Сексуальное влечение. Сильно задумавшись об этом факте, Юнги сам не заметил, как начал бурчать себе под нос свои же мысли. — Неужели я все-таки гей…       Сокджин удивление свое не скрыл, но вмиг его взгляд стал ещё пристальнее, а его желание проверить это (или же доказать) можно было почувствовать в воздухе и даже потрогать руками. Юнги стало тяжело дышать, и щеки его безбожно покраснели. — Мило, — коротко отозвался Джин, и для Юнги это послужило отрезвляющей пощечиной.       Он подорвался с места, краснея ещё больше, и, стоя на месте, не знал, что делать дальше. Ведь ещё куча формальностей и деталей, которые он хотел бы узнать у своего нового начальника, но ему так сложно сказать сейчас хоть слово! Видно, что он мечется, хочет уйти, но и остаться тоже, поэтому Сокджин не выдерживает, позволяя бедному юноше наконец двинуться в сторону выхода. — Господи, не мучайся, ты можешь идти. Я попрошу Хосока тебе передать всю информацию. — С-спасибо…       И Юнги убегает прочь из этого давящего кабинета под насмешливый, но уже добрый взгляд Хозяина.       Он прячет горящее лицо в ладонях, пока старательно перебирает ногами по длинным коридорам, спускается по лестнице, заворачивает за угол, шатаясь от собственных эмоций как от опьянения. И сам не замечает, как кто-то появляется перед ним, и потому врезается со всего маху в незнакомца. Юнги падает, а его локоть принимает на себя весь удар. Парень начинает тихо поскуливать и скатываться в клубочек беспомощности. — Эй, ты в порядке, мальчик? — незнакомый парень навис над ним, ожидая, когда тот подаст признаки жизни. — Нормально, хуже быть не может уже… — О, поверь мне, может! — звонко хмыкнул парень, выпрямляясь. — Где-то я уже это слышал. — Понимаю, что не самое лучшее время для этого, но кто ты и откуда такой взялся здесь? — Я Мин Юнги, новый работник. Ой, нет, не подумай, я не проститутка! — вдруг начал оправдываться он. — Да мы все тут не такие, и вообще задницы у нас девственные, как природа в Антарктиде, — язвительно высказал он. — Я Пак Чимин, один из Пяти. — Кого? — Ты даже этого не знаешь? — Чимин закатил глаза и махнул рукой, будто от назойливой мухи избавился. Юнги дважды за день такое сравнение пережить не готов. — А ты лицо попроще сделай и объясни. — Какой строптивый… — на лице Чимина вдруг появился хищный оскал, и его шаги в сторону Мина не были хорошим знаком. — На кого коготки свои точишь, а, кошечка? — Ты бы поосторожнее слова подбирай, а то сосать легче станет, — Юнги сделал шаг вперёд, становясь прямо перед ним вплотную. — И как же это, — смеётся он, складывая руки на груди. — А ты, я смотрю, совсем недалекий. Когда поймёшь, что я имел в виду, тогда и заходи. Если что, тусуюсь я у Сокджина, — Юнги правда, правда не успел даже подумать, что он только что ляпнул.       Злость взяла над ним верх и в голове появилась идея о том, что такой покровитель, как Ким Сокджин, может поставить эту наглую сучку на место. И видимо, это сработало, потому что тот вздернул бровь в неверии, но на всякий случай отступил первый, смешно надув и без того пухлые губы. Похоже, имя их Хозяина — табу.       Чимин был ростом чуть выше Юнги, темноволосый, и прямо сейчас стоял перед ним в одном халате по колено, с лёгким макияжем и без украшений и модных причесок. Юнги отметил, что он красив, но красота его была своя, какая-то слишком милая и приторная: пухлые щеки, пышные чёрные ресницы и подведенные такими же чёрными линиями в форме стрелок. Сочный персиковый цвет бальзама на губах и тёмные, будто растопленный горький шоколад глаза сочетались в Чимине невероятной притягательностью и шармом. Он казался таким воздушным, хоть и дерзким. Он был похож на мягкую булочку цвета мороженого. И тут Юнги осенило. — Крем-брюле. Или персиковое?.. — задумался Юнги, какое описание больше подходит. — Не знаю, что ты пытаешься сказать, но я чувствую нотку оскорбления, — Чимин цокает языком и уходит вперёд, толкая Юнги плечом напоследок.       Юнги устало потирает плечо и больной локоть, понимая, что уже остыл после эмоциональной встряски в кабинете Ким Сокджина. Он и подзабыл уже, что злость отрезвляет.       Но, уже зайдя в комнату, которую ему выделили с самого начала, и закрыв за собой дверь, он вдруг обессиленно сползает по стене и прячется в собственном мире с головой. В помещении до сих пор пахнет лекарствами, бинтами и сладким запахом духов, которыми здесь наследил Хосок. Из открытого окна еле шелестит ветер, дергая дорогие занавески. И Юнги, наблюдая за этой атмосферой, думает, что, кажется, не так уж все ужасно на самом деле. Проблем дохрена и больше, жизнь справделивее не стала ни на грамм, но в голове — воспоминания о той жуткой аварии, затем доброта Хосока, красота Сокджина и наконец мерзкий характер Чимина. Всё это заставляет надеяться, что сейчас Юнги проходит через стадию искупления или чего-то в этом духе, он и сам не знает. Чувство, что всё, что было до встречи с Ким Сокджином — кануло в бездну, стерлось из жизни или упало с сердца мертвым грузом. Но это не так. Юнги прекрасно понимает, что не может просто взять и забыть, расслабиться в этом доме и с этими людьми. Юнги копошится в кармане джинс и, находя нужную вещь, вытаскивает её. Смотрит долго, а затем сжимает в руке маленький кусочек от когда-то целой подвески. — Нельзя забывать.       Ему остаётся лишь ждать утра, момента, когда он проснётся, и вся его жизнь окажется никчемной ошибкой в системе, все проблемы сами по себе станут незначительными и все дерьмо этого мира останется лишь отголоском его попыток жить. Может, Юнги в такие моменты слишком сантиментальный, слишком любит выпускать свои загоны и мысли наружу. А может он просто устал. Так или иначе, утро для него, вопреки ожиданиям, так и не наступило, потому что он так и не смог заснуть, всю ночь просидев на холодном полу и слушая пошлые стоны борделя.