Духи говорят

      Мир потерял выдающегося атлета в лице до смерти перепуганной Аси, которая за считанные минуты вылетела из особняка, донеслась до автобусной остановки и тряслась, сидя на самых дальних от водителя местах. Пётр, который одной ногой уже находился у себя на другой стороне, взволнованно разглядывал Ситникову. Такой напуганной она была впервые, хотя и неудивительно. Но неужели никто, ну вот совсем никто не предупреждал её: в заброшенных зданиях всякое может произойти.       Вздохнув, Пётр мягко провёл по волосам Аси, но она в ужасе отшатнулась, зверем оглядываясь по сторонам. Спрашивать у маятника что-либо сейчас не имело смысла — в автобусе трясло. Князь Разумовский уселся рядом, продолжая разглядывать бледную как полотно Ситникову, которая что-то тыкала в смартфоне.       Соня.       Ну хоть до чего-то эта светлая голова дошла самостоятельно.       Иногда Пётр даже завидовал Софии Зиминой. Той, кого он тоже был готов назвать дочерью. Он помнил её совсем маленькой девочкой с двумя милыми тёмными косичками и внимательными глазами.       Ася была любопытным, но жутко стеснительным ребёнком, и Пётр не понимал, как она смогла с лёгкостью сойтись с двести лет как мёртвым князем, но никак — со сверстниками, даже просто заговорить! Её начинало трясти, и девочка пыталась убежать или спрятаться. Но при этом Ситникова тяжело переживала, что некого позвать на свой день рождения, который в её семье не особо-то и отмечался. Замкнутый круг, который разрывать пришлось Петру.       Пока Ася, сидя на скамейке, пыталась устроить куклу рядом, князь Разумовский оглядел площадку. Все дети играли в основном группами, но прямо напротив Ситниковой сидела девочка с двумя смешными косичками и читала книжку. Пётр подошёл к ней, улыбаясь так галантно, как только был способен, пусть и с трудом удерживая презентабельный вид.       Удавалось это с трудом: сквозь внешность образцового князя второй половины — конца восемнадцатого века проглядывалась та ненавистная сущность, в которой он впервые появился перед Асей. Пугать ещё одного ребёнка, особенно не лишённого некоторых… способностей — князь Разумовский, как и любой обитатель другой стороны, таких людей чувствовал — хотелось меньше всего.       Вообще людей, чувствительных к другой стороне было много, очень много. Иногда кто-то пытался докричаться до духов, потому что не смог отпустить близкого человека, ушедшего на ту, иную сторону, иногда кто-то пытался связаться с всё теми же близкими на этой.       Бывало, что неопытные духи пытались обратиться за помощью к людям, в которых слабо тлела связь с другим миром, но редко, когда из этого выходило что-то путное.       Более древние духи обращались за помощью к опытным «проводникам», к тем, кого считали способными. Пётр слышал, что так к кому-то заявился Александр Первый. Вроде бы… к какой-то девушке, в своё время написавшей доклад-выступление на школьном мероприятии с критикой российского императора. Уж чем закончилась эта история, князь Разумовский не знал, но, кажется, несчастный получил помощь, а бедная девушка — малахольного друга-мертвеца и связь с другим миром.       Но два мира неизбежно соприкасались друг с другом: сны, дежавю, видения, воспоминания, прошлые жизни, прорехи во времени и ещё много того, что люди иногда называли «странным ощущением».       И девочка, которая сидела на другом конце площадки, задумчиво подняла взгляд на «ощущение» в лице солидного князя Разумовского, который испытывал раздражающее напряжение от ожидания и усилий, потраченных на пресловутый приличный вид.       — Девочка, девочка, а почему ты сидишь одна? — вымученно улыбнулся Пётр.       — Дяденька, дяденька, а почему вы пристаёте к маленьким девочкам, которые сидят одни? — сощурилась она, закрывая пугающих размеров книжку.       Князь Разумовский даже присел на скамейку от такой наглости. Поразительно знакомой наглости.       — А ты мне определённо нравишься, мелочь, — усмехнулся Пётр. — Тоже бесстыжая. Но не скучно ли тебе сидеть одной и читать… «Мифы Древней Греции»? О Господи, и эта туда же… — Ася в последнее время тоже увлеклась мифами и жужжала про них в оба уха несчастному князю Разумовскому. И вот теперь, кажется, появился шанс спасти эти бедные уши. Тем более свои. Чужие князю было не жалко.       — Нет, — отрезала девочка.       — А не хочешь ли ты найти себе хорошего друга?       — Это вы про себя?       Взгляд, полный сомнения и даже разочарования, едва не разбил Петру сердце. Какие нынче дети пошли! Перед ними древний князь пляшет, а они… Тьфу!       — Я прилагаюсь, — с некоторым трудом, но всё же миролюбиво улыбнулся Пётр. — Как бонус. Две шоколадки по цене одной. — Это выражение он узнал, будучи с месяц назад с Асей в магазине, куда взяла её мама. Место было странное, но в целом неплохое — князю оно понравилось.       Девочка же с интересом посмотрела на Петра, осторожно, но деловито уточнила:       — А первая шоколадка кто?       — Узнаешь, если подойдёшь к девочке со светлыми волосами напротив и попросишь куклу, а сама предложишь книгу. Поверь, вам будет о чём поговорить.       Спрыгнув со скамейки, девочка взяла увесистую книгу под мышку и заковыляла в сторону Аси, у которой уже крутился князь Разумовский.       — Ух ты, а ты и так можешь! — удивлённо хлопала глазами она.       — Что не сделаешь ради любимого детёныша, — вздохнул Пётр.       — Ой, а это я? Это я?       — Ты, ты. Слушай внимательно, детёныш: сейчас к тебе подойдёт девочка с косичками и попросит куклу. И ты дашь ей куклу.       — А зачем?       — Не зачем, а почему. Хочешь, чтобы у тебя появился друг? Попробуй тоже что-то для этого сделать.       Примерно тогда эти два чудовища спелись настолько, что сначала была Соня или Ася соответственно, а потом только Князь. И то если в пылу разговора о нём вспоминали. Грустно!..       И всё-таки рассудительная Соня была единственным человеком, способным успокоить и привести в чувство эмоциональную и импульсивную Асю, истерика которой могла разгоняться за считанные секунды до вселенских масштабов. К счастью, за столько лет это научилась понимать и Ситникова, поэтому сейчас нервно тыкалась в смартфоне и путалась в мессенджерах.       Одним из выдающихся талантов (ну или почти талантов) Петра было чтение с экрана телефона и ноутбука и умение подслушивать чужие — в смысле Асины и Сонины — разговоры. Делал он это, конечно, только в критических случаях. Ну или когда тема была поразительно интересна.       — Да? — в динамике послышался расслабленный голос и шум моря — каждое лето Соня отдыхала у родни в Турции, и это не стало исключением.       — Короче, со мной приключился некоторый… — Ситникова осеклась, прекрасно понимая, что с ней сделают, если она закончит мысль так, как та звучала в голове. — Некоторое приключение. И я готова собрать вещи и приехать к тебе бедным родственником. Соня, я бою-юсь. Я глупый, глупый Ась.       — Ничего не глупый, — Зимина, кажется, пыталась прожевать какую-то сладость. — Но я внимательно тебя слушаю.       Тяжело вздохнув, Ася начала тихий, но до жути эмоциональный рассказ о приключениях Шпунтика, Торопуньки и какого-то непонятного мужика с рыжими волосами. Молчаливое раздражение Сони чувствовалось даже через крохотный динамик смартфона. Жаль, что через экран ударить нельзя — Зимина обязательно бы воспользовалась этой чудесной возможностью.       — У тебя есть меньше месяца, чтобы придумать достаточно убедительное оправдание и душещипательные извинения, если не хочешь вместо объятий получить по голове, — строго проговорила Соня, выслушав все подробности произошедшей встречи и прогулки в целом. — Я же тебя просила туда не лезть.       — Просила, — виновато буркнула Ася.       — А ты что сделала?       — Полезла.       На другом конце тяжело вздохнули.       — Ну вроде этот мужчина сказал, что не собирается меня трогать, — неуверенно проговорила Ситникова.       — А, ну конечно. Это ведь так работает.

***

      За использование своих скрытых и не очень талантов обитателям другой стороны приходилось неизменно платить. А Пётр, решив вспомнить, какой он сильный и способный князь, несколько позабыл о том, что другая сторона на его «силу» и «способности» смотрит с некоторой долей скептицизма, поэтому сейчас князь Разумовский находился в состоянии, близкому к варёному не один час овощу. Такой же разваливающийся и мягкий. Едва живой. Тут князь усмехнулся. Живой, ну да. Если бы... Но тут он вспомнил присказку про грибы и огород, осёкся. Не суть.       Убедившись, что с детёнышем всё в порядке и что ближайшие часов двенадцать ей ничего не грозит, Пётр просто заполз в свою квартиру на другой стороне и теперь лежал в комнате с приглушённым светом, тихо постанывая от нестерпимой головной боли. По ней как будто били кувалдой, били с поразительным усердием, заранее накрепко связав по рукам и ногам, чтобы жертва не могла даже лишнего движения сделать.       — Ну как ты? — жалобно протянула Ася, которая крутилась вокруг Петра с таким скорбным и виноватым видом, что тот сам начинал себя чувствовать провинившимся мальчишкой.       — Сказал бы, что умер, но это я уже очень давно успел.       — Ну прости-прости-прости. Может, тебе чай сделать?       — Сделай, — болезненно зажмурился князь Разумовский. — Только не вой.       Ситникова тихо сползла с края дивана и пошлёпала босыми ногами на кухню. Обитатели другой стороны предпочитали обосновываться в местах, похожих на их прежние дома. Или в точных их копиях. Конечно, были и те, кто жил там, где всегда мечтал или где душа обретала покой, но вот Пётр создал себе дом или скорее даже квартиру, до мельчайших подробностей похожую на квартиру Аси. Не хватало лишь соседа с вечным ремонтом и набором дрелей на любой вкус и цвет. Поэтому Ситникова ориентировалась у князя Разумовского даже лучше, чем дома. Хотя создай Пётр что-нибудь внешне отличающееся от квартиры Аси, она всё равно чувствовала бы себя на своём месте.       Или Пётр просто очень этого желал.       — Вот, держи, — Ситникова поставила на кофейный столик кружку, от которой исходил приятный травяной аромат.       Князь Разумовский с трудом сел, некоторое время просто моргал, пытаясь сфокусировать взгляд, и только потом потянулся за чаем. Некоторое время сидели в тишине, пока Пётр не решился заговорить: тихо, голосом умирающего лебедя, хотя чувствовал он себя уже сдохшим сусликом.       — Семнадцать лет, а мы назло Князю уши морозим, чтобы потом сидеть и плакать. В моё время в этом возрасте уже женились и замуж выходили.       Ася с раздражением посмотрела на него, устроилась под боком.       — Какое счастье, что мы не в твоё время живём, — беззлобно фыркнула она.       — Это точно. Я морально не готов отгонять от тебя ещё и ухажёров.       — Если только древних и мёртвых. Или вообще никогда не существовавших, — улыбнулась Ася, улеглась к Петру на колени.       — Поверь мне: уж лучше тебя у живых отбивать, чем у мёртвых. Мёртвых-то моей «призрачностью» не напугать.       — «Призрачностью» — нет. Тут просто достаточно одного твоего имени, и всех как ветром сдувает.       — Приятно быть мной, — насилу рассмеялся Петр.       Он осторожно провёл по волосам Аси, почесал, как котёнка. В некотором роде Ситникова и была им, маленьким котёнком, который очень любил, когда его чешут. Слишком контактная, стеснительная и неразумная. Семнадцать лет, выпускной класс, а нет, мы всё по заброшенным зданиям лазаем да собираем свиней и единорогов.       Хотя всё-таки свиньи и единороги были явно лучше французского ухажёра, отлично ориентирующегося в садах Версаля. А Асю интересовали давно мёртвые мужчины-смутьяны и просто выдуманные персонажи, с которыми всё-таки приходилось куда проще.       — Князь… — тихо проговорила Ситникова, приподнимаясь и щуря серо-голубые глаза. — А это кто вообще был? Ну там, в особняке. Я бы сказала, что он человек — он выглядел и вёл себя как человек, не очень нормальный, но человек. То есть это был человек. Только… он знал тебя.       Пётр вздрогнул, задумчиво нахмурился. Он этого безумца с красным шейным платком никогда не видел. Конечно, печальная и не очень слава на другой стороне шла настолько впереди князя Разумовского, что он иногда даже терялся. Но этот кадр… Ася в своих опасениях оказалась права, и это Петру нравилось ещё меньше.       Неожиданно мысль мелькнула яркой вспышкой, но до чего омерзительно противной, выбивающей землю из-под ног она была. Князь Разумовский нахмурился.       — А мы об этом так и будем молчать? — спросила Ася, как будто догадавшись о ходе мыслей князя Разумовского.       — Маленькая ещё для таких разговоров, — щёлкнул её по носу Пётр и тут же скривился — головная боль давала о себе знать.       — В твоё время в этом возрасте уже женились и замуж выходили, — ехидно напомнила Ситникова, но её взгляд выдавал волнение.       — Шибко умная ты стала, мелочь, — вздохнул князь, виновато посмотрел на неё. — Прости, я пока не готов об этом говорить. Потом как-нибудь… Надеюсь, что не в ближайшем будущем.       — Хорошо, я… мы с Соней всё понимаем, правда. Только не грусти, пожалуйста.       — А я и не грущу. Делать мне больше нечего, что ли?       Ася вздохнула, мягко вытирая слезу с удивлённого лица Петра. На секунду она замялась, но всё же обняла князя Разумовского, потёрлась носом.       Для Петра это оказалась странно и ново. О своей безвременной кончине он старался думать меньше всего, потому что когда всё это вспоминалось, то обязательно происходили какие-то… странности. Те странности, которые князь Разумовский не позволял себе показывать девочкам. Мало ли что происходило в его прошлой жизни. Теперь у него новая, бессмертная и всё-таки счастливая. Да и просто не стоит бередить раны прошлого — они ещё отзывались тупой болью.       — Тот ненормальный в рояле… — шумно вздохнул Пётр, пытаясь отвлечься от дурных мыслей. — Он правда знал меня. Только я его вспомнить никак не могу.       — Не волнуйся. Невозможно же знать всех. Я просто надеюсь, что мы больше не встретимся. Я слишком нежный цветок для таких приключений.       — Это я слишком нежный цветок для твоих приключений, — слабо улыбнулся князь Разумовский.       Он тяжело поднялся и, едва переставляя ноги, поплёлся на кухню. Даже с затуманенными взглядом и разумом Пётр чувствовал голодную возню у себя под боком. Ася обычно (за исключением походов в полный чудес Мак) ела как Дюймовочка, лишь по ночам превращаясь в паразита, жаждущего съесть все запасы Князя на другой стороне. И вроде жалко впустую спускать еду, а вроде и хорошо, что хоть ребёнок ест — всё равно духам не нужна ни еда, ни сон.       И лишь князь Разумовский не был против традиционно заесть стресс мороженым и завалиться спать на сутки. А лучше на двое. Только разве Ася, топающая за ним по пятам, даст?