Вернуться к началу

Гурд сидел за столом, подперев руками щеку и лениво болтал ногами. Перед ним лежала раскрытая книга, но он уже битых полчаса не переворачивал страницу. Ну их к черту лысому, эти уроки, — думал он. Ему хотелось снова пойти погулять, запускать воздушного змея, но вот незадача: во-первых, с утра шел проливной дождь, во-вторых, учитель, подлец такой, совсем разошелся и задал ему выучить целых три главы древней истории, и наконец, господин Ятив вот уже целое утро носа не кажет. Зато мать, чтоб ей пусто было, заявилась ни свет ни заря и начала причитать, что пора бы заняться государственными делами, советник Йагупоп торопит ее как можно скорее подписать смертный приговор каким-то недоумкам. Интересно, чего ей не терпится? Даже если эти ненормальные решили выгнать его маменьку, как говорится, на мороз и занять ее место… А что, это было бы забавно понаблюдать, как мамаше дали пинка под зад, и она вынуждена была скинуть свои шелковые наряды, вновь нарядиться в прежнее свое простенькое платьице в заплатах, столь же потрепанный передник и отправиться на кухню чистить кастрюли. Гурд плохо помнил прежние времена, так как был тогда еще слишком мал, но временами ему снилась крохотная каморка, где и одному-то было тесно, высокий худой человек с добрыми усталыми глазами, который улыбался ему, сажал на колени и говорил: «Ничего, сынок, ты не грусти, все у нас будет просто замечательно!» А вслед за этим раздраженный окрик матери: «Хватит забивать ребенку голову своими глупостями, к тому же весьма опасными. Неужели ты не понимаешь, Толом, что всех нас подведешь под монастырь?!» Правда, когда отец умер, а они с матерью переехали жить в королевский дворец, она запела по-иному. Теперь она считает себя самой красивой и мудрой правительницей и ведет себя так, словно родилась принцессой. Лицемерка! Гурд сердито сплюнул: наверное, это неправильно, может быть, даже жестоко, но… он не любил свою мать. Временами она была ему противна. Он терпеть не мог ее сюсюканья: при придворных она называла его милым мальчиком, ненаглядным сыночком и своим сокровищем, а когда оставалась с сыном один на один, дабы устроить выволочку за ту или иную провинность, обзывала выродком, сидящим у нее, несчастной страдалицы, на шее. А уж когда Гурд, не сдержавшись, в пылу ссоры назвал мать развратной бабенкой, которая обжимается по углам со всякими проходимцами, она отхлестала его по щекам и заявила, что он — копия своего батюшки. «Такой же тупой и грубый мужлан», — брезгливо глядя на него, крикнула она. Гурд иной раз просто не понимал, почему мать вообще вышла замуж за его отца, если он был всего-навсего бедным зеркальщиком, тогда как она мечтала о том, чтобы «покончить наконец со своим бедственным положением». Отцу это, правда, не нравилось, и он пару раз поставил матушке фингал, дабы она «не таскалась». Тогда Гурд, конечно же, не понял, что означали эти слова, а вот когда они перебрались жить во дворец, тут-то мать и разошлась. Она без стеснения начала, выражаясь словами отца, «таскаться». Ее фаворитами побывали и королевский повар, и учителя Гурда, и даже старший советник Йагупоп. Правда, насчет последнего Гурд до сих не был уверен, но очень уж этот недотепа услужлив, и всегда так угодливо улыбается мамочке, а она вся сияет, что твой начищенный пятак, стоит ей его увидеть… — Так я и знала, что ты сидишь без дела! — голос матери, раздавшийся прямо над ухом, заставил Гурда подскочить на месте. — Чем ты занят, скажи на милость? И где твой воспитатель? Гурд зевнул: — Слишком много вопросов, мама. — Не дерзи мне! — процедила она сквозь зубы. От очередного скандала, который вот-вот готов был разразиться, Гурда спас господин Ятив. Он торопливо вошел в комнату и проговорил срывающимся (кажется, во дворец он бежал бегом) голосом: — Ох… прошу простить меня, госпожа Аксал, господин Гурд… Опоздал! — Наконец-то вы пришли, господин Ятив, — просиял Гурд. — Мне нужно с вами поговорить, — Гурд взглянул своему воспитателю прямо в глаза, надеясь, что тот поймет намек. Ему до смерти хотелось, чтобы мать ушла и оставила его в покое. — Опаздывать — дурной тон, господин Ятив, — недовольно проворчала мать. Кажется, она и не думала уходить. — Впрочем, об этом, я думаю, мы поговорим с вами чуть позже. Сейчас же, сын мой, — она повернулась к сыну и вытащила из-за корсажа изрядно уже помятый свиток, — ты подпишешь вот это. — Что это? — скривился Гурд. — Так и знала, что ты все забыл! — всплеснула она руками. — Приговор негодяю Нушроку. — Давай сюда! — раздраженно тряхнул головой Гурд. Он развернул документ, швырнул его на стол, схватил перо и, обмакнув его в чернильницу, практически не глядя, подписал. — Вот и умница, — мать потрепала его по голове, заслужив тем самым еще один раздраженный и полный презрения взгляд. — Хороший мальчик! А сейчас — собирайся. Мы едем в башню смерти. — Зачем? — скривился, будто от зубной боли Гурд. — Затем, что таковы правила: заключенному зачитают приговор. А ты, как Верховный правитель, обязан там присутствовать. Боже мой, ну почему ты такой бестолочь?! Каждый раз, когда ты должен просто взять и исполнить свой долг, выполнить свои обязанности, начинается подобное! До смерти надоели твои капризы и нежелание вести себя так, как и подобает истинному правителю. — Я все понял, — вздохнул Гурд. — Когда ехать? — Сию же минуту! Сколько можно повторять одно и то же! Гурд нехотя поднялся из-за стола, захлопнул книгу: по крайней мере, скучные уроки можно отложить. — Позвольте и мне поехать с вами, госпожа! — подобострастно поклонился Виталий. — Слова вырвались у него непроизвольно, сами по себе. Но ему было уже все равно: нужно было действовать быстро, предпринять хоть что-то, дабы изменить ситуацию. Аксал удивленно приподняла брови: столь неожиданная просьба, мягко говоря, удивила ее. — Видите ли, — быстро проговорил Виталий, — я же иностранец, поэтому мне чрезвычайно интересна история вашего государства. А в частности — система правосудия. Я хотел бы проанализировать… сравнить с тем, как вершится правосудие у меня на родине. Может быть, я напишу книгу об этом… — Ах вот, в чем дело! — улыбнулась Аксал. — Что ж, я охотно удовлетворю вашу просьбу. Кроме того, Гурду пойдет на пользу, если вы будете рядом. — Хоть одно приличное лицо! — радостно хлопнув в ладоши, воскликнул Гурд. — Я уже и сам хотел предложить вам сопровождать меня, господин Ятив. — Не будем же попусту тратить время, господа, — подытожила Аксал. Всю дорогу, пока они ехали в карете (Гурд молчал, сосредоточенно глядя в окно, а госпожа Аксал дремала, склонив голову на плечо советника Йагупопа), Виталий размышлял о том, как раздобыть ключ, ведь слепок, который ему с такой легкостью удалось добыть, исчез без следа. Виталий вывернул карманы, перетряхнул платье, а заодно и все остальные свои вещи, на всякий случай. Увы, тщетно: слепок точно в воду канул. В ходе этого тщательного досмотра Виталий обнаружил в кармане сюртука небольшую дырку, очевидно, небольшой кусочек воска выпал по дороге домой. Виталий приуныл: отыскать его невозможно, а сделать новый… Кто знает, представится ли ему еще такая возможность. Значит, нужно действовать по тому плану, который он составил ранее. — Вы, главное, не грустите, — попытался он успокоить Анидаг, — ведь у нас же осталось снотворное, которым снабдила нас ваша служанка. Сегодня же вечером я угощу нашего дорогого Гурда чем-нибудь вкусным, а когда он уснет — сделаю новый слепок. И уж на этот раз буду беречь его, точно зеницу ока. — Благодарю вас, — Анидаг крепко пожала ему руку. — Я никогда не забуду того, что вы сделали для нас, господин Ятив! — Пока я еще ничего не сделал, — вздохнул он. — Знаете, — отозвалась Анидаг, — говорили, что существовал еще и второй ключ от Башни смерти. — Неужели? Анидаг кивнула: — Один хранился у короля Топседа. И ключом этим в свое время распоряжался… мой отец. — Вот как… — пораженно уставился на нее Виталий. — Ну да, — кивнула она, — ведь он же был главным министром короля… когда-то. А что касается второго ключа, то он был у… господина Абажа. Кажется, он изготовил себе точно такой же ключ, как у отца. Не хотел ему ни в чем уступать. — И где же теперь этот ключ? — спросил Виталий. — Вы не спрашивали об этом у младшего Абажа? В ответ Анидаг отрицательно покачала головой: — Нет. Признаться, я совсем позабыла об этом, и вспомнила только сейчас. Кроме того, сейчас я уже не настолько дружна с Абажем-младшим. И потом, я не знаю, каковы его истинные намерения. Вдруг он, как и его отец когда-то, точит зуб на моего отца? Тем более, у меня есть все основания подозревать именно это, учитывая то, что он мне сказал. — Пожалуй, вы правы, — вынужден был согласиться Виталий. — Даже если он и знает о ключе, даже если он у него в руках, все равно — у нас никаких гарантий, что Абаж отдаст его нам. То есть, вам. Что ж, попытаемся еще раз добыть ключ у Гурда. Если же не получится… — Тогда придется менять план и постараться разговорить Абажа, — закончила за него Анидаг. Виталий кивнул: хотелось верить, что у него получится украсть у Гурда ключ сегодня же вечером, потому что в противном случае (Анидаг он не решился сказать об этом напрямую), ничего не получится. Вряд ли они успеют узнать что-то о втором ключе и уж тем более — достать его. На это нужно время, а его нет: Нушрока и его сторонников казнят уже на днях… Так или иначе, сегодня Виталию предстоял не самый легкий день. Башня смерти производила гнетущее впечатление: она оказалась точно такой, какой ее описывала Оля. Это было мрачное сооружение, высокое настолько, что вершина ее терялась в облаках. Преодолеть множество ступеней оказалось не таким уж легким делом, Виталия мучила одышка, а сердце вот-вот готово было выскочить из груди. Однако же Аксал казалась по-прежнему бодрой и веселой, она лукаво подмигивала сопровождавшему их стражнику, мило щебетала о сегодняшнем ужине, спрашивала советника Йагупопа, какое вино он предпочитает, нравится ли ему чесночный соус, и не лучше ли будет подать к курице соус из ягод. — Вы лучше считайте ступеньки, господин Ятив, — шепнул ему Гурд. — Не слушайте ее! Виталий взглянул на него с благодарностью. Наконец, подъем был закончен и они вышли на верхнюю площадку Башни смерти. Виталий тут же поежился от пронизывающего ветра, после чего огляделся по сторонам. Посреди круглой площадки, у небольшого каменного выступа, прислонившись к нему спиной, сидел скованный по рукам и ногам Нушрок. — Встать! — гаркнул стражник, подойдя к нему. — А, вижу, ко мне наконец пожаловали гости, — усмехнулся он и, поморщившись, поднялся на ноги. — Счастлив приветствовать вас, господа! От Виталия не ускользнуло, что Нушрок быстро оглядел собравшихся и чуть вздрогнул, заметив его. — Здравствуй, — Аксал приблизилась к Нушроку, протянула руку и коснулась его щеки, отчего тот дернулся, будто от удара. — Ну-ну, дорогуша, я же не кусаюсь! — рассмеялась она. — Да я уж вижу, Аксал, — вновь усмехнулся Нушрок. — Ты, как всегда, в своем репертуаре. — Вы… вы бы, — советник Йагупоп почему-то принялся заикаться, — вели себя не так… словом, не забывайте о вежливости, господ… Нушрок, — проговорил он, старательно отводя глаза. — Давайте уже быстрей! — поежился Гурд. — Холодно же! Виталий, воспользовавшись моментом, пока Аксал, Гурд и Йагупоп препирались на тему, как должен вести себя почтительный сын по отношению к своей матери, а стражник отвернулся, чтобы ветер не дул ему прямо в лицо, еле заметно кивнул Нушроку. Он надеялся, тот догадается: его дочь не сидит сложа руки, и он, Виталий, на его стороне, он обязательно сделает все возможное, чтобы вытащить Нушрока из тюрьмы. В ответ Нушрок чуть прикрыл глаза. Виталий перевел дыхание: слава богу, кажется, Нушрок правильно его понял. — Итак, — возвестил тем временем Йагупоп, — мы здесь… чтобы зачитать приговор суда. — Ты обречен, милый мой Нушрок! — пропела Аксал. — И на сей раз тебя уже ничего не спасет. Через два дня состоится казнь. Прекрасное будет зрелище! — злорадно ухмыльнулась она. — Жаль, что я в свое время не доставил себе удовольствие насладиться подобным зрелищем, Аксал, — тихо проговорил Нушрок. — Тогда, когда ты была на моем месте. — Хватит! — взвизгнула она. — Начинайте же, Йагупоп! Чего вы ждете? Советник вздохнул и принялся зачитывать приговор, без конца запинаясь и сбиваясь. Нушрок слушал его с абсолютно безучастным видом, ни один мускул не дрогнул на его лице. Щеки Аксал же пылали, точно раскаленные угли; она, крепко сжимая кулаки, не сводила глаз с Нушрока. Гурд сердито сплюнул себе под ноги и отвернулся от матери. Виталий же недоуменно переводил взгляд с Аксал на Нушрока, потом — на Йагупопа и обратно. Что здесь происходит? Почему у него такое чувство, что этих троих связывает какой-то давний секрет, ну или по крайней мере, все трое явно знакомы и уже давно? И вполне возможно, что все эти тайны и привели к такой трагической развязке. А он сам попал в самую гущу, и теперь придется из кожи вон лезть, дабы распутать этот клубок.