И демон шепчет мне во мгле Что верности нет на земле
Придя в себя, ещё даже не открыв глаза, я обнаружил, что меня явно куда-то везли. И, скорее всего, внутри одной из фур. Немного трясло. Болела спина и шея. И задница, кажется, затекла. Я поморщился и с трудом открыл глаза. Из первых ощущений, кроме осознания, что я в явно двигающемся транспорте, я понял, что у меня адски болит голова и руки. Руки, которые были заломлены и завязаны позади стула. Я с трудом поднял голову, уперевшись взглядом в пять мужчин, сидевших по разные стороны кузова. Они все уставились на меня, как только я поднял голову. На меня уже не направляли оружие, видимо, решив, что вряд ли я смогу хоть что-нибудь выкинуть. — Как дела, ребятки? — я сказал это просто, чтобы сказать. В горле першило. Конечно мне никто не ответил, но не то чтобы я на это рассчитывал. Я проморгался и дернул руками. Запястья жутко натерли, а плечи болели. Вообще, вся верхняя часть тела болела. Скорее всего, я был в отключке до часа или больше. Я огляделся. Полностью осмотрел кузов. А потом замотал головой в два раза сильнее. Я хотел было уже облегченно выдохнуть, осознав, что тут не было Азирафеля, как мне сказали: — Твой дружок в другой машине. Кто-то встал со своего места и подошел ко мне. Я уставился на него. Пораженно моргнул. — Зачем он вам? — Взяли за компанию. Может, они что-нибудь интересное придумают. Вдруг даже бонусом что-то заплатят. — Стоп. В смысле, интересное? Я не понял, — мужик, назовем его, не знаю, объект а, усмехнулся и вздернул брови. Он повертел винтовку в своих руках. — Теперь понял. Это отвратительно. Он пожал плечами. Пазл в моей голове отчего-то складывался куда быстрее, чем обычно. — Так меня типа что, заказали? Вы от Юсуфа, что ли? — Кто такой Юсуф? — другой объект обратился к объекту а. Объект а пожал плечами, но его, видимо, не особо это и интересовало. — И... куда вы меня везете? — Ближе к западу. — Это вообще в другой стороне. — Ага, путь будет долгим. А у нас для тебя не рассчитано ни воды, ни еды. Все объекты засмеялись, а я просто уставился на объект а. Я пытался придумать, что мне можно сделать, но понял, что ничего. Я сижу привязанный в кучке мужиков с оружием. И в едущей фуре. Хер знает куда и к хер знает кому. Чудесно. Ещё и Азирафель непонятно где и что с ним. Я знал, что он умнее меня, и не будет выебываться, так что вряд ли с ним что-то сделают. По крайней мере, пока я не рядом с ним. Пока я не рядом он в безопасности. Так это работало всегда. Так, стоп-стоп, сейчас не то время для депрессивных мыслей. Пострадаю потом, сейчас нужно думать. Только хер знает, что мне думать, кроме того, что я в полной жопе. Лигур, наверное, по прибытии обнаружил только мой разбитый спорткар. Надеюсь, он сообщит Боссу. И надеюсь, что Босс, все-таки, больше любит меня, чем здоровой сон. Тьфу ты, с чего я вообще заладил про «люблю». Это просто тупая несмешная шутка. Я помотал головой. — Э, ладно, вопрос просто для проформы? Вы знаете, кто я? Ну, кроме имени. Кем я работаю. Объект а и другой объект уставились на меня, насмешливо изогнув бровь. Объект а сказал: — Не удивлюсь, если ты какой-нибудь вшивый актер в дамских сериальчиках. Он засмеялся. Я улыбнулся ему в ответ. — То есть вы, ребята, реально думаете, что вам заказали какого-то актера? Целую группировку на одного актера? Вам это сразу стремным не показалось, нет? Объект а и другие объекты не стали шутить шутки. Они переглянулись, нахмурились. Затянулась пауза. Кажется, они реально впервые задумались о масштабе работы. Объект а сказал: — Знаешь, что? Нам всем насрать. Нам заплатили бешеные бабки за твою тощую задницу, и мы... — Вы что, смотрели на мою задницу? Вам за это тоже заплатили? Объект а разозлился и уставил в меня винтовку. Он сказал: — Слушай ты, Джордж Карлин херов, если ты не заткнешься, то... — То что? Я догадываюсь, что с вами всеми могут сделать, если не дай Дьявол вы меня доставите мертвым. Люди никогда не платят большие деньги за перевозку трупа. Объект а с силой сжал ствол. Он вздернул бровь и раздраженно на меня посмотрел. Его челюсть была плотно сжата. Другие объекты смотрели то на меня, то на него. С интересом. Наблюдали, как за шоу. — А знаешь, за что со мной ничего не сделают? Вот за это. Если Вам интересно, то удар у объекта а поставленный. Мне показалось, что он мне вывихнул челюсть, но я подвигал ею и обнаружил, что всё нормально. Но это не означало, что она обещает мне быть целой, если к ней прилетит ещё пара ударов. Я посмотрел на объект а, он по-прежнему был злым, но руку опустил. Смотря на меня сверху вниз, видимо, он питал ко мне реальную ненависть. — Так кто меня заказал? Я спросил это, и он снова занес руку, но к нему подключился другой объект (назовем его единственный-у-кого-есть-мозги), и перехватил его руку. Объект единственный-у-кого-есть-мозги обратился к объекту а, покачав головой: — Не надо. Он прав. Не стали бы заказывать столько людей и платить столько денег ради... простого актера или вроде того. Да и, наверное, он хочет, чтобы этот парень был целым. Нам сказали доставить его в максимальной сохранности. Объект а вздернул верхнюю губу в отвращении, сбросил чужую руку со своего плеча и пошел в другой конец, подсев ближе к двери. Объект единственный-у-кого-есть-мозги сказал мне: — Кто бы тебя не заказал, у него к тебе очень много вопросов. И очень много денег. Так что вряд ли тебе понравится то, что с тобой сделают дальше. Объект единственный-у-кого-есть-мозги звучал достаточно уверенно и жестоко. Он смотрел на меня, как на будущего трупа, и мне даже стало не по себе. Мои руки побледнели и что-то опустилось в моей груди к самому низу живота. Какой-то сквозняк гулял по моей коже. Я догадывался, что, скорее всего, эти те же самые люди, кто делал заказ у Юсуфа. Наверное, у них лопнуло терпение. Могу представить их злобу, когда они поняли, что Голод им ничего не отработал, но при этом наверняка выкрутился так, что они хрен, что смогли бы вернуть из затраченных средства. Я подумал о том, что лучше бы я себя застрелил. Ещё я думал о том, что в таком случае не был бы причастен Азирафель. Его бы никто не трогал. Но его везли куда-то в другой машине. Какое-то время в кузове была мертвая тишина. Я периодически дергал руками, чтобы снизить боль, но нихрена. Я думал о том, успеют ли меня найти кто-то из моих или нет. Смогут ли они это сделать. Через какое-то количество времени новый объект с бородой (так его и назовем) встал и подошел к валяющемуся чемодану. Он пнул его ногой и заинтересованно рассмотрел. — Что в нем? — Деньги, — я пожал плечами. Объект с бородой вскинул бровь, поэтому я добавил: — да, чемодан, полный денег. Не шучу. Мне надо было выбить деньги как-то раз, и вот, остался валяться... Объект с бородой посмотрел на сидящих сзади других объектов. Они все переглянулись. И я понял, о чем они думают. Если они заберут этот чемодан с собой, то ничего страшного не случится. Никто не узнает. — Ты выбиваешь деньги? — спросил объект с бородой, сев перед чемоданом. — Я делаю все. — Кто ты? Я посмотрел на потолок, шморгнув носом. Откуда я знал, кто я. У этого нет названия. Нет такой профессии. Я хакер, киллер, взломщик, насильник, маньяк, психически больной, психопат, наркоман, алкоголик, депрессивный мудак и просто хуйло. Что из этого я должен назвать? В итоге я сказал: — Киллер. Я решил, что это звучит круче всего. Объект с бородой хмыкнул. Он спросил: — Какой у него код? Я пожал плечами. Откуда я, блять, знал, какой у него код? Я не помнил, я вообще не был уверен, что там реально были деньги. Это был другой чемодан. И все-таки, куда я дел чемодан с деньгами? Может, я просто переложил их в этот? Для безопасности? В моей голове промелькнуло что-то смутное, но не успело сформироваться, когда объект а (я передумал: теперь это объект доставучий-ублюдок) внезапно оказался рядом со мной, схватив за волосы, заставляя вскинуть голову, и он сказал: — У тебя спросили, если ты не слышал. — А если ты не слышал, то тебя попросили засунуть свою агрессию к себе в задницу. — Слушай, ты, ублюдок, ты в курсе, что я реально могу вышибить тебе мозги? Я сделал вывод, что объект а не очень умный. В смысле, окей, я сам очень импульсивный и у меня длинный язык и все такое, но не настолько. Теперь я понимаю: мне есть куда стремиться. — Да ладно, чувак, нам просто нужен код. Назови четыре цифры и все. Откуда я, блять, знал код? Я даже не знал, его ли я устанавливал. Может, я вообще спер этот чемодан. Я сказал: — Знаете, я понял, что не совсем уверен в том, что там деньги. Объект с бородой посмотрел на меня и презрительно усмехнулся, вскинув бровь. Объект доставучий-ублюдок сильнее сжал мои волосы и заставил откинуть голову назад. — Ты думаешь, что мы поверим в это? Хочешь отбрехаться? Думаешь, тебе понадобятся эти деньги? — Я не знаю кода. Ладно? — Не ладно. Он перекинул винтовку через плечо и обошел меня. Другие объекты косо глянули на него, кто-то даже резко встал (это был не объект единственный-у-кого-есть-мозги). Но объект доставучий-ублюдок сказал: — Спокойно, ребятки, если что, вся ответственность полностью на мне. Взбунтовавшийся объект сел на место. Я сказал: — Ты что, реально ему поверил? Я ощутил, что веревка на моих руках ослабла, но тут же меня подхватили, заломив руки за спину еще больнее, из-за чего я едва не скрутился пополам. Этот чувак стоял ко мне вплотную, и я едва не ощущал его дыхание на моем затылке. Дьявол, ну и мерзость. Объект с бородой заинтересованно таращился на то, как объект доставучий-ублюдок толкнул меня ближе к выходу. Он что-то нажал, и сзади нас послышался шум. Дверь открылась, и в лицо ударил холодный ветер. Я поморщился. На улице все ещё было темно, но я понял, что сейчас очень раннее утро. Он схватил меня за шею, повернув вполоборота. Все таращились на него, как на сумасшедшего, но почему-то ничего не пытались делать. И тут два варианта: а) либо они идиоты и не понимают, что если со мной реально что-то случится, то их всех застрелят; б) этот тип шизик, и он часто творит всякую хуйню, но потом успокаивается, так что все привыкли. Я надеялся на второе. Умирать я по-прежнему не хотел на зло Юсуфу. Вообще, жить становится многим проще, когда есть, кому гадить. Это мой личностный смысл жизни, как бы сказала Анафема. — Знаешь, что я с тобой сделаю, если ты не назовешь код? Выкину прямо из этой машины. Тебя это не убьет, но потреплет значительно. Я буду делать это до тех пор, пока ты не скажешь нам гребаный код. — Звучит... не очень приятно, — я поморщился и уставился на лица других объектов. Все они явно были не против его идеи. Даже объект единственный-у-кого-есть-мозги просто сидел и пялился в свой телефон. Мне показалось, что он просто заебался и решил, что здесь все бесполезно. Я в чем-то его понимал. Холодный ветер трепал волосы и пиджак. Было холодно. Чертовски холодно, и я снова посмотрел через плечо. Вообще, возможно, меня это и убьет. Ну, не с первого раза — но со второго более, чем возможно. Самое ужасное в этом было то, что я, блять, не знал гребаного пароля. — Окей, дай мне минутку, ладно? Я попытаюсь вспомнить? Мне не ответили и я уставился на этот чемодан. Я всё пытался вспомнить, откуда он и почему именно он. Откуда там код? Я все пытался заставить то смутное вспоминание, которое проскочило в моей голове, наконец, воссоздаться полностью. Я помнил, что это точно не тот чемодан. Так же я даже помнил, как сам устанавливал код. Но что там, в нем — я не знал. На лицо попали холодные кали дождя, и мне резко в голову врезалось то, что я сделал его для чего-то. В смысле, я сам что-то туда положил и у этого была какая-то цель. Я будто собирался куда-то поехать и кому-то начистить морду. К кому-то, кого я ненавидел всем своим сердцем. В мою голову лениво влазили воспоминания о том, как у меня дрожали руки от злости. Я положил туда что-то, что могло навредить этому человеку. Кого-то, кого я ненавидел и хотел убить. В голове щелкнуло окончательно и я едва подавил восторженную улыбку. Жажда до наживы их погубит. — Слушайте, я точно не помню код, но, мне кажется, вариантов не очень много. Давайте попробуем несколько комбинаций, ладно? — Если после десятой не случится чуда, я тебя выкину. Я понадеялся, что я смогу вспомнить его до десятой комбинации. Я ещё раз глянул через плечо и оценил расстояние. Он стоял за моей спиной, и был ближе к выходу. В случае чего, если получится не сломать себе ногу, то смогу убежать, скрывшись в лесу. Я сказал: — Один ноль один один. Мой День рождения. Объект с бородой ввел его и покачал головой. Я посмотрел вверх. Все они пялились на меня и это немного грузило. Ну, конечно, не так, как хватка доставучего-ублюдка на моих руках и осознание, что он может меня выкинуть. — Два пять девять шесть. Код одной из моей карточек, которой я пользуюсь чаще всего. Объект с бородой снова покачал головой. Блять, откуда мне знать, какой код я мог ввести на свою обдолбанную голову? Смешно будет, если это вообще ни с чем не связанный набор цифр. Я сказал: — Один два ноль три. Этот должен сработать. День рождения Азирафеля. Снова он покачал головой. Меня скоро от этого жеста стошнит, если он не перестанет. Мои руки мелко задрожали от напряжения, но я пытался успокоиться. Хватка на мне стала сильнее. — Не дыши мне так агрессивно в шею, я могу подумать не о том, — кинул я через плечо, и перед тем, как он успел что-то сказать, я продолжил: — один восемь ноль девять. День рождениие моего отца. Снова не то. Я прикрыл глаза. Меня самого это стало раздражать. Но я попытался снова: — Ноль пять один два. День рождение матери. Ничего. Я вышел из себя и просто выплюнул: — Четыре единицы. Нет, ну, слушайте, когда я злюсь, я реально начинаю нести всякий отчаянный бред, я не виноват. Объект борода удивленно вскинул брови и улыбнулся. Серьезно? Четыре единицы? О чем думал мой воспаленный наркотиками мозг? И снова этот миг. У меня было ровно несколько секунд. Доли секунд. Мои руки оледенили, ноги стали оловянными, я следил за движениями рук объекта с бородой так напряженно и с таким страхом, что еле стоял. Один миг. У меня есть всего один миг. Он открыл чемодан и на его лице отразилась ежесекундное дикое непонимание. Он выкрикнул: — Вот дерьмо! Это... Я оттолкнулся от пола, подавшись спиной назад. Объект доставучий-ублюдок заматерился, и мы выпрыгнули с кузова. Мы рухнули на асфальт, покатившись кубарем по мокрой дороге. Я ощутил, что прошелся со всей силой своими руками и спиной, но мне повезло, что я приземлился на этого мужика, так что, скорее всего, я себе ничего не сломал. И я даже не успел открыть глаза, как раздался взрыв. — Какого хуя?! — объект доставучий-ублюдок подскочил, встав с меня, держа винтовку дулом в мою сторону, ошалело смотря в сторону горящего кузова. Я тоже смотрел туда. Бешено улыбнувшись, я издал тихий смешок. Я засунул туда взрывчатый механизм, провод которого рвется при открытии чемодана. Я плохо помню, кому я смастерил этот презент, но ему явно повезло. — Новогодняя хлопушка. Я же говорил, что не уверен, что там деньги. Я посмотрел на него. Он нацелил на меня винтовку. Стоя прямо передо мной, он смотрел на меня, как испуганный зверь, целился в меня, явно намереваясь вышибить мне мозги. Он перенес вес на правую ногу, видимо, левую вывернул или еще чего. — Знаешь, я сейчас застрелю тебя, а потом запихну твой труп в это пожарище. И никто мне ничего не сделает. Я лежал на асфальте и смотрел на него в свете фонарей. Сердце билось у меня в висках, и я всё пялился на него. У меня бы никак не получилось выпрыгнуть без него. Никак. Я всё смотрел на него и видел, как дрожала его рука. Я откинул голову назад, ударившись затылком об асфальт и провел ладонью по лицу, ощутив, как щиплет кожа от того, что она была к черту стерта об асфальт. Пульс был бешеным. Все плыло перед глазами. Даже цвет фонаря расплывался. Я закрыл глаза. Я даже особо не расстроился. А потом раздался гудок машины и мимо меня промчался новенький БМВ с объектом доставучий-ублюдок на капоте. Я непонимающе поднял голову, пялясь на эту картину. Я следил за тем, как этот мужик сполз с капота и попытался встать снова. Машина дала задний ход и снова переехала его. Потом опять и опять. А я следил за этим ошалелыми глазами. Пауза. Машина остановилась. И повисла тишина. Только в нескольких метрах горела фура под мягкой моросью дождя. А я лежал на асфальте и пялился на новенькую блестящую тачку. Колеса мягко съехали с трупа, машина дала задний ход. Потом остановилась. Дверь открылась и я облегченно выдохнул. — Эй, крепкий орешек, так и будешь лежать? — Дьявол, Мирей, ты... что ты тут делаешь? О, черт возьми, я чуть в штаны не наложил, — я тяжело выдохнул, потерев лицо руками и тут же поморщившись. Я с трудом встал, ощущая, что отбил себе всю спину и плечи. Костюм намок. Я проверил телефон. Экран треснул, но, по крайней мере, работал. — Срочный вызов от твоего дружка. Знаешь, как он это назвал? — она оперлась локтем о крышу машины, усмехнувшись. — Спасение одного придурка только потому, что он — единственное наше развлечение, и мы просто сдохнем от скуки, если мы его потеряем. — Как мило, — я потер ушибленный локоть, а после резко осмотрелся. — Стой, а тут... Ох, блять, — я развернулся назад, потом снова посмотрел вперед. Только сейчас я понял, что не было никаких машин. Ничего не было. Не было другой фуры, в которой был бы Азирафель. Сердце упало в пятки. — Что такое? — Тут... блять, ты не видела ещё одной фуры? — А, да, она завернула двумя километрами ранее. Мы не знали, в какой ты точно, так что за ним поехал другой чувак, он меня и выдернул. Не помню, как его зовут. Тебя подвезти? — Да, спасибо, — я прошел к её машине, одергивая пиджак. Посмотрев на горящую машину, я сказал: — Надо вызывать пожарных, а то мало ли, нехорошо будет, если лес подожжется. Она пожала плечами, но достала телефон, прислушавшись к моему совету. Объехав труп, она повернула назад и мы поехали вперед. Я попытался дозвониться до Азирафеля, но мне сообщили, что абонент временно недоступен. Выругавшись, я поднял взгляд вверх. Три ночи. Могу представить, как далеко мы сейчас от изначального места нашей остановки. — Как вы меня нашли? — я посмотрел на Мирей, которая выглядела довольно расслабленной и, кажется, в приподнятом настроении. На самом деле у неё всегда такое настроение. Как правило потому, что ей каким-то образом всегда удается спровоцировать драку или что-то ещё более глобальное. Только что она задавила незнакомого ей мужика, и, готов поспорить, едва ли она от этого не кончила. — Твой телефон. — Да, мой телефон выглядит ужасно, я... А. Подождите, — я нахмурился, прикинув пару вариантов, и продолжил: — как-то выследили через телефон. — Люци установил туда жучок. Я уставился на свой телефон как на предателя, хотя, на самом деле, я просто удивился подобному раскладу. Вздернув брови, я снова посмотрел на Мирей. Она завернула. — У меня есть аптечка, нужно? — Почему вы тогда сразу не определили в какой конкретно я фуре? — Он бы показал разветвление дороги только через километр где-то, мы решили, что ждать нам дороже будет. И сам посуди, если бы мы ждали, то, скорее всего, он бы уже тебя застрелил. Почему ты не попытался вырвать оружие, кстати? Я посмотрел в окно и пожал плечами. Потому что я заебался и хотел сдохнуть — хотел сказать я, но, конечно, не сказал. Это будет звучать ужасно. По крайней мере, в её обществе. Машина неслась со скоростью сто десять километров в час, и через катастрофически быстрое время я уже заприметил издали перевернутую фуру. Я попытался вглядеться, хотя в этом не было необходимости, потому что Мирей во всяком случае доехала быстрее, чем я успел бы хоть что-то рассмотреть. Я увидел черную машину, но марку не разглядел из-за дождя и темноты. Выскочив из машины, я рванул вперед, и тут же облегченно выдохнул. Азирафель, даже почти целый, стоял и отряхивал свой пиджак. По правую сторону, на капоте машины, сидел Лигур и пытался закурить. Я кивнул ему и он махнул мне рукой. — О, Кроули! — Азирафель посмотрел на меня и улыбнулся, тут же потеряв всякий интерес к своему пиджаку. Лигур смотрел на нас исподлобья. Краем глаза я заметил, как Мирей вышла из машины и поморщилась из-за дождя. — Я смотрю, всё в порядке, да? — Не считая того, что ты снова влез в какую-то хуйню — да, — кивнул Лигур, отбросил так и не зажженную сигарету и встал, подойдя ко мне. — Что у тебя с лицом? — Ты про... — Про кожу. — А, — я кивнул. Изначально я подумал, что у меня что-то не так с выражением лица, что я не так смотрю на Азирафеля — а он, ну, помните, это он постоянно путал мои диалоги с Азирафелем с диалогами с какой-то там любимой женщиной. — Я упал. Лигур вскинул бровь. Я снова повернулся к Азирафелю, спросив: — И как вы... — я всмотрелся в вагон фуры и приподнял брови, — это что, трупы? Лигур и Азирафель синхронно пожали плечами. Мирей подошла к нам, все стараясь прикрыть свое лицо от дождя, чтобы он не испортил ей макияж. Я подумал о том, что её, наверное, выдернули ото сна. Итак, вопрос: она красилась в машине? Вместо вопроса я протянул ей свой пиджак и она кивнула, укрывшись им. Мне стало ещё холоднее, я стоял в одной рубашке и жилете. — Мне даже работать не пришлось. Кроули уладил почти все кроме того, что его чуть не застрелили. — В смысле? — Азирафель посмотрел сначала на меня, потом на Мирей. — Небольшой ночной Аллах Акбар, мне тоже почти ничего не пришлось делать. Они сами это выбрали, — сказал я, сложа руки на груди, в надежде согреться. — А вы... вы как с ними разобрались? — Менее радикальными методами, Кроули, — почти что с упреком сказал Азирафель, но едва ли это могло бы реальным упреком, потому что, так или иначе, результат один: они мертвы все. — Я прострелил колеса, а твой дружок помог мне с ними разобраться, — Лигур посмотрел на Азирафеля и резко сказал: — неплохо стреляешь. — Спасибо, это моя работа, — Лигур непонимающе вздернул бровь, и Азирафель спешно добавил, чтобы не выставлять себя в, как он мог думать, плохом свете: — я офицер полиции. Лигур ничего не ответил, но очень косо глянул на меня. Его взгляд на мне задержался и он, усмехнувшись, спросил: — Так ты что, я слышал, послал Юсуфа? Так ты передумал стрелять себе в голову? На меня одновременно уставились Азирафель и Мирей. Повисла пауза. Во взгляде Мирей можно было разглядеть явное удивление и отвращение, я посмотрел на Лигура. — Он пошутил. — Я не пошутил, — сказал Лигур, пожал плечами и пошел к машине, в то время как Мирей и Азирафель все пялились на меня этими взглядами, один из которых заставлял ощущать себя мерзким недоумком, а другой — предателем. Пауза. Я метался взглядом от Мирей к Азирафелю. Я сказал: — Это не... — В смысле, ты хотел умереть на полном серьезе? — спросил Азирафель, и его лицо вытянулось в искреннем недоумении, будто бы он до сих пор надеялся, что это окажется плохой шуткой. — То есть ты хотел это сделать? Реально? Просто кинуть все это? — Мирей в каком-то истинном отвращении сморщилась, глядя на меня. Она сказала то же, что я слышал от Лигура. — Слушайте, нет, там была такая ситуация, что... — Ситуация, требующая твоего суицида?! — Азирафель едва на месте не подскочил, задыхаясь от возмущения. Он понял, что я хотел его оставить. — Ну и мерзость. Я знала, что ты тот ещё ублюдок, но не думала о том, что ты... — Слушай, Мирей, я не... — Да, ты не. Недоумок, — сказал Азирафель, все ещё глядя на меня в истинном ужасе. И я готов поклясться, это продолжалось вечность. Я пытался что-то сказать, но меня снова прерывали и говорили что-то либо укоряющее, либо унижающее меня. Они просто стояли по обе стороны от меня, пялились в меня своими глазами, которые заставляли меня снова желать своей смерти и говорили. Но Мирей в один момент кто-то позвонил, и она сказала мне: — Вас подвезти? Мне нужно в город. Я кивнул и облегченно выдохнул, но я снова заметил взгляд Азирафеля, и он обещал мне, что это не все. Мозговой штурм ещё ожидал меня впереди. Я снова пожалел о том, что не умер. Мирей прошла вперед, чтобы сесть в машину, и мы только на несколько секунд помедлили с Азирафелем. Я спросил: — Это сделал ты? Азирафель поднял на меня взгляд. Его глаза уставшие. Глаза человека, который точно не убивал никого в последний месяц. Думая об этом, я снова боюсь сосчитать все разы, когда я слышал не его голос, видел не его взгляд. Когда я был не с ним, и просто не думал об этом. — Мое последнее воспоминание — то, как тебя ударили прикладом автомата. А потом я уже стою позади этого. Я моргнул. Так чертовски много моментов, когда это был не Азирафель. Мы пошли в машину. Я сел на переднее и посмотрел на Азирафеля в зеркало заднего вида. Мирей с кем-то что-то обсуждала и завела машину, разворачиваясь. Я только посмотрел на валяющиеся позади нас трупы и разбитый фургон. Целая трагедия случилась здесь не так давно, и мы просто уезжаем. Это все время так работало в моей жизни. Это все время происходило. Извечное покидание мест трагедии с таким чувством, будто бы ничего не было. Давно увековеченное правило. Смерть одного — это смерть, сотни — статистика. Любое событие имеет вес только в своей индивидуальности, а когда это расползается на сотни — теряется всякий интерес и шарм. Мы просто уезжаем. Мы просто психопаты. А я снова смотрю на Азирафеля через зеркало. Он смотрел в окно с самым непричастным видом, будто бы он вообще не при делах. Потому что это правда. Он не при делах. Слишком много моментов, когда был не он. А я просто не знал. Думал, что Азирафель просто мастерски умеет скрывать за своей маской уставшего и доброго офицера полиции это. Человека, который умеете много интересного делать руками. Он ничего не скрывал. Оно просто жило своей жизнью. Я все перебирал все моменты, когда восхищался тем, как Азирафель мог прятать то, что разворачивалось перед моими глазами, и я понимал, что это просто был не он. Вся это жесткость, ненависть, оружие — это никогда не было об Азирафеле. Он никогда не притворялся. Азирафель тот, кто есть. Я отвернулся к окну, когда Мирей сказала: — Звонил Люци. — Фу, не называй его так, — я поморщился, ударившись лбом о стекло, и он тут же заболел. — Он тоже бесится, — она усмехнулась. — Он сказал, чтобы я привезла тебя ему. Зачем, не знаю. Я не ответил. Мне снова стало не по себе, но больше от того, что он стал относиться ко мне по-человечески. В смысле, он говорил, что всегда это делал, но сейчас это будто бы было более явно. Слишком ярко, чтобы не заметить. Чтобы делать вид, что не замечаешь. Это просто неправильно. Каждый раз, когда он смотрит на меня так, будто волнуется — это все так или иначе все равно отдает пиздежом. Никто в этой игре не честен. Кое-что я понял. Пока мы ехали в Лондон по этой тьме, я понял, что никто никогда не был честен. И я в том числе. Как мне верить в чью-то искренность, когда её просто нет? Как мне вообще теперь верить, если этот механизм к жизни оказался всего лишь плевком в в лицо? Я пришел к новому выводу. Наше стремление к жизни порождено нашими же иллюзиями. Чтобы потом мы разочаровались. Вот вам то, как работает круговорот нашей жизни. Как что-то очень барахлящее и неправильное. С детства мечтать о квартире с видом на главную улицу в Лос-Анджелесе, а в тридцать убеждать себя, что двухкомнатная квартира, скучная работа и забитый график со средней заработной платой — это якобы то, что ты хотел. Убеждать себя, что навязанная самим собой зона комфорта — это твой выбор. Мы ничего не выбираем. Живя, мы просто разочаровываемся, чтобы в конце концов умереть. Мы убедили себя, что наше разочарование и есть наша зона комфорта. Мы просто верим в то, чего нет. тебе нравится то, чего нет. Вся жизнь на лжи, отсутствии и иллюзиях. Я задремал. Я очнулся, когда уже рассвело, и то, что меня разбудило, было музыкой из придорожной кафешки у заправки. Я потер глаза и понял, что мы уже, в общем-то, в городе. Осталось совсем немного, и меня — сонного и побитого — кинут к Боссу в логово. А потом... потом мне снова надо работать. Я уже не думал об этом с усталостью. Ничего по-прежнему не было. Это взбучка только заставила меня ощущать себя намного более выпотрошенным, чем до этого. Вплоть до того, что я все-таки смог вырубиться и немного подремать. Мирей рядом не было. Я заметил, что она с кем-то говорила на заправке, какой-то мужчина. Могу поспорить, что сейчас появится кто-нибудь ещё и набьет ему морду. Посмотрев через плечо, я встретился взглядом с Азирафелем. Он будто все это время пялился на меня, хотя, скорее всего, он просто заметил, что я проснулся. — Как себя чувствуешь? Выглядишь побитым, — сказал Азирафель, все глядя на меня, и я никак не мог прочитать его взгляд. Он тоже был уставшим, вымученным, но почему-то он показался мне счастливым. — Нормально. Чувствую, как болит спина и бедра с локтями, так что, скорее всего, придется посидеть над этим. А может и не придется, — я пожал плечами. — Ты вообще его не контролируешь? — Не знаю. Вряд ли. Обычно он появляется от стрессовых ситуаций, от сильной тревожности, да и вообще — сильных чувств. Он эффект моего ПТСР, и он реагирует на это каждый божий раз. Это же просто психологический защитный барьер, — Азирафель звучал так, будто бы он пытался убедить себя, что все хорошо. Может, он в это и верил. Будто бы все было хорошо. — Так значит ты совсем не любишь сворачивать людям шеи? — Чего? — с истинным ужасом спросил Азирафель. — Нет, ничего, — я покачал головой и тяжело выдохнул. У меня болело все тело, и я понимал, что я так и не узнал, кто же все-таки пытается меня убить. И связана ли череда тех убийств с тем, что меня кто-то заказал? — Ты опять выпендривался, да? У тебя синяк на скуле как от удара. Или от... падения? Упал, да?.. — Вывалился из машины на ходу, — я пожал плечами. — Немного врезали, да. Ты ожидал чего-то другого? — Нет, ты ведь никогда не собирался падать ни перед кем на колени, — он покачал головой, слабо улыбнувшись. Я отвернулся и снова уставился вперед. Мирей стояла уже со стаканчиком с кофе и, кто бы мог подумать, там реально появился ещё один мужик. Скоро будет драка. Я это чувствовал. Я выдохнул и подался рукой назад, за свое сиденье, нашарив колено Азирафеля, а потом и его руку. Он сжал мою ладонь в своей. Не то чтобы я в этом нуждался — я просто хотел спать — но почему-то я решил, что мне нужно было это сделать. — Почему ты решил это сделать? — тихо спросил Азирафель, и я видел его взгляд в этом зеркале заднего вида. Он смотрел вниз, на наши руки, и я ощущал, как он поглаживает большим пальцем костяшки на моей руке. Я ничего не ответил. Я не знал, что ему отвечать. — И как давно ты об этом думал на полном серьезе? — С двенадцати. Он поднял взгляд, и теперь он косвенно смотрел мне в глаза через зеркало заднего вида. — Я никогда не был с тобой достаточно честен. Я не хотел, чтобы ты волновался. Ты бы ведь стал волноваться? — Я и без этой новости был в этом состоянии. Я просто хотел, чтобы ты... — Чтобы я что? То, как я его прерываю — так люди просят заткнуться. И Азирафель покачал головой, снова опустив взгляд. Я ощутил, как он сильнее сжал мою руку. Ты все равно продолжаешь жить. Даже когда все окончательно в тебе умерло. Вот так парадокс. — Никогда? — спросил он с надеждой, все ещё не поднимая взгляда. А я по-прежнему смотрел в это зеркало. — Прости. Я и с собой не был честен. Я говорил себе, что любил тебя всегда. Но было ли это любовью хоть единожды? Я не умею любить. — Не говори так. — Мне и не надо. Ты сам это видишь, каждый мой порыв — он всегда идет из собственных желаний и выгоды. Всегда. — И в чем была твоя выгода быть со мной? — Я по-прежнему с тобой. Не говори так, будто я тебя оставил, — хмыкнул я, переведя взгляд на Мирей и двух мужиков. Атмосфера накалялась, но один из них продолжал пытаться казаться милым. Он держался ближе Мирей, а Мирей держала свой дешевый кофе и напряженную обстановку. Поразительная женщина. — В том, что ты... «ты мне нужен, ты мне выгоден, мне надо знать, что кто-то хочет меня, любит и заботится, кто-то, кто постоянно со мной и спрашивает, позавтракал ли я. Мне нужен кто-то, кто готов быть со мной, потому что это базовой инстинкт в желании к самоутверждению — завладеть чужой любовью, сердцем и головой. Кто-то, кто позволит мне сожрать его изнутри». Я не сказал этого вслух. Просто не мог. Это не было любовью, и мы оба это понимали. Кто раньше, а кто-то позже. Лучше быть догоняющим, чем ползущим впереди. Мы это уже проходили. — Знаешь, мне даже как-то и все равно, как ты называешь это чувство. Меня это в любом случае всегда устраивало. Мы в расчете. Мы оба врали друг другу из-за наших болезней. У нас не было выбора. — Выбор был всегда, — я посмотрел в его глаз через это зеркало, — просто мы выбрали врать всем, чтобы нам было удобнее. Он не ответил. И по-прежнему держал меня за руку. Его теплые ладони. Самое смешное было то, что я не знал, в ком я действительно нуждался: Азирафель или Рафаэль? Казалось, я восхищался именно их симбиозом, лишь потом ощутив налет недоверия из-за вскрытого факта обо всем этом шоу. У меня ещё есть пару вопросов к моему Боссу, кстати говоря. Азирафель выпустил мою руку, когда к нам вернулась Мирей, которая оставила двух злых мужчин выяснять между собой отношения. Она, с довольный усмешкой, выкинув стаканчик из-под кофе в мусорку, снова села на свое место, посмотрев на меня: — Ничего так не бодрит утром, как хорошая перепалка двух красивых мужчин. — Как давно ты пробовала кокаин? — Боже, Кроули, — она засмеялась и махнула рукой. — Это не так вредит организму. Твои методы деструктивны. — Зато работают куда эффективнее. — Через минут двадцать будем у Босса, — она резко посмотрела через плечо, — тебя где-нибудь высадить или куда подбросить? Мне нужно на Бонд Стрит, так что, может, на работу нужно, или... — Сегодня воскресенье, — сказал я, поведя бровью. Азирафель чуть повременил и ответил: — Я выйду вместе с Кроули. Она кивнула, завела машину и выехала. Я помассировал глаза. Все ещё хотелось спать. Я заметил, как Мирей усмехнулась и протянула руку, открыв бардачок. Я вскинул брови, присвистнув. — Угощайся. Не знаю, что ты используешь для бодрости. — Мет. Я на нем сижу уже черт знает сколько. Лет десять, что ли, — ответил я, с энтузиазмом пялился на пакетики и жестяные коробочки. — Справа. Слева кокс. Ещё ЛСД есть. — Ты что, издеваешься? — я усмехнулся, доставая пакетик с порошком, смотря на него так, будто передо мной явился Джин и предложил три желания. Фактически, так и было. В зеркале заднего вида я заметил, что Азирафель будто хотел что-то сказать, но почему-то сдержался. Хотя нет, не почему-то. Говорить было бесполезно. Заранее. — Может у тебя там в голове что-то щелкает и ты генерируешь что-то очень крутое, — она хмыкнула и достала из-под сиденья наполовину пустую пластиковую бутылку маунти дью. Я кивнул, приняв бутылку, высыпая порошок и закидываясь им, просто запивая. Закрыв бутылку, я вытер рот и откинулся на кресло, улыбнувшись. Это то самое чувство, когда ещё ничего не началось, но ты уже чувствуешь. — Ты разве сидишь на этом? — Нет. Если что, то это и не моя машина. — Даже знать не хочу, — я усмехнулся, смотря в окно. — Надеюсь, к этой бутылке до этого не присасывался какой-нибудь мужик? — В любом случае, уже поздно, — она пожала плечами. Мы и впрямь приехали через двадцать минут, и я быстро выскочил из машины, с истинным удовольствием разминая затекшие ноги, задницу, спину и все, что вообще возможно было размять я размял. Я потянулся. Ощутив себя намного лучше, я мотнул головой, улыбнувшись. Светило солнце. За такое долгое время впервые светило солнце, и я вскинул голову к верху. Мирей попрощалась со мной, и я просто помахал ей рукой. Развернувшись я встретился взглядом с Азирафелем. Мне откровенно хотелось предложить ему немного мета, но я вспомнил, что с собой у меня его не было. Впрочем он бы и не согласился, хотя выглядел очень помято и уставшим. Какое-то время мы просто пялились друг на друга. Меня не покидало чувство того, что всё действительно началось с чистого листа. Удивительно пусто. Внутри и снаружи. Мне будто бы в действительности совсем нечего было терять. Я сказал: — Ты со мной пойдешь? — А? Нет-нет, — он покачал головой. — Мне он... не очень нравится, честно говоря. Довольно напрягает, — он посмотрел вверх, на здание, а я лишь понимающе кивнул. Снова затянулась пауза. И все это время мы просто продолжали пялиться друг на друга. Он продолжил: — ты скоро? Я мог бы подождать тебя. — Без понятия. Наверное, если задержусь, иди домой. Постараюсь побыстрее. Он кивнул и огляделся в поиске места, где можно убить время. Под такое же напряженное молчание мы и разошлись в разные стороны. Раздосадованно почесав затылок, я зашел в здание. Консьерж просто пропустил меня, ничего не спросив, и я неторопливо пошел вперед, вызывая лифт. Сколько Босс уже в Лондоне? Почти две недели? Он никогда на столько здесь обычно не задерживался. Из-за осознания причины стало неловко, но не настолько, чтобы хотя бы реально ощутить это. Дверь снова была открыта, будто бы он меня ждал. Было очень светло, что даже поморщиться хотелось, чтобы иметь возможность разглядеть комнату в более-менее нормальных очертаниях. Он спустился с лестницы, снова выглядевший идеальным. Я вспомнил о времени, когда мне тоже каким-то образом удавалось все время быть одетым в хорошую одежду, с уложенной прической и не помятым. Золотые времена были... — Доброе утро. Вы не спали? — Имея тебя в штабе можно вообще забыть о здоровом сне, — сказал он, остановившись на пятой ступеньке, засунув руки в карманы, пялясь на меня. — Прежде чем мы начнем делать хрен знает что, можно воспользоваться ванной? Он кивнул и прошел вперед. Перед тем, как я успел закрыть за собой дверь в такую нужную мне комнату, я услышал: — Кофе будешь? — Мг, без сахара. Спасибо. Я действительно не был против кофе. Через хрен знает сколько (я не следил за временем, мне вообще все равно было) я привел себя в нормальный вид. Уложил волосы (мне не привыкать трогать чужой фен для этих дел), умыл лицо, нарыл даже ополаскиватель для рта и его тоже использовал по назначению (слушайте, нет, вы не можете укорять меня в чем бы то ни было, у меня во рту будто бы свиньи провели месяц с хером, я не мог это терпеть). Приспустив рубашку, я обнаружил, что вся спина выглядела ужасно. Если не синяк, значит, ссадина. Локти и плечи — та же самая история. Я хмыкнул, как будто бы я мог ожидать чего-то другого. Рубашка тоже выглядела отвратно — хоть у Босса проси свежую. Решив, что ничего лучше с собой я уже не сделаю, я вернулся к цивилизации в более-менее приемлемом виде. — Я думал, ты там утопился, — он стоял привалившись к барной стойке, что-то читая в телефоне. Рядом стояло две чашки кофе. Одна — наполовину пустая. — Знаешь, у меня женщина меньше времени там проводит, когда идет мыться. — Я так полагаю, ваша женщина не ебанат вроде меня, поэтому она не выпрыгивает из машины на ходу, и ей не нужно пытаться сделать из своего лица что-то похожее на лицо, а не на жопу из кустов, — я встал буквально рядом, взяв чашку с кофе. Он вскинул бровь. — Стойте, у вас есть женщина. Где? — В смысле, где? Мне больше интересно, почему ты выпрыгнул из машины на ходу. Мне кажется, это куда интереснее, нет? Я пожал плечами. — Форс-мажор. Оказывается, я запихнул в свою машину чемодан со взрывчаткой. Спросите меня, зачем, и я скажу, что понятия не имею. Не знаю, кому она изначально предназначалась, но я на него явно очень зол, — я прервался на то, чтобы глотнуть кофе. — Жизнь так интересна, когда понаделал хуйни, о которой не имеешь никакого понятия. Расскажите мне немного об этой хуйне? — Опять твой голос, когда ты что-то узнал, и теперь хочешь, чтобы все тебе всё объяснили, — он тяжело выдохнул и вздернул голову, отрываясь от своего телефона, заблокировав его, он повернулся ко мне, вздернув бровь. — Я не виноват, что именно со мной вам надо было изъебнуться. — Вероятно потому, что ты стоил этого?.. — Могу поспорить, что вы жалеете об этом сейчас, — снова присосавшись к кружке, сказал я, поведя бровью. — Нет, — он пожал плечами и выдохнул, развернувшись всем корпусом ко мне, оперевшись о стойку и сложив руки на груди. — Не жалею. Ещё вопросы? — Так это вы упросили усыновить меня? Как и главное нахуя? Слушайте, это звучало нормально, когда вы сказали, что вам про меня рассказал мой отец, а вот то, что это вы рассказали моему будущему отцу обо мне — вот это звучит странно. Какого хуя вы со мной носились так, будто вы... черт, даже не знаю, с чем сравнить! Мне просто интересно, ладно? Я не возмущен и не... — Ты всегда возмущен. — Нет. — Да. — Ладно, может быть, но все-таки?.. Он тяжело выдохнул и потер лицо ладонями. — Ты даже представить себе не можешь, насколько это незначительная хуйня, ладно? В этом нет буквально ничего. Я делаю это всю жизнь. Когда ещё не заправлял этим всем, я искал людей со стороны — тех, с кем будет удобно работать, кого можно подстраивать под это все, затачивать. Как думаешь, с кем удобнее ужиться: с личностью с уже своим характером или ребенком, которого ещё можно под что-то подстроить? Я работал с теми, кто пришел сюда по связям, и это такая скука, потому что у них и половины того энтузиазма нет, сколько есть у реальных психопатов, обиженных жизнью. Это тот случай, когда тренированная псина уступает дворняжке. Ты был хреновым дворнягой, который никому не сдался, но я нашел тебя не просто так. Я пришел на слухи о том, что какой-то ребенок совсем разбушевался в одном из самых бедных районов. О тебе говорили, как о человеке, который пока что просто не может понять все страдания жертвы, но я знал, что ты всё прекрасно понимал, более того — тебе нравилось. Я знаю, что такое жить на улице, я знаю, что значит вырасти садистом из-за отца ебаната, и я знал, что ты чувствовал то же, что и я в детстве. А я понимал, что творится в голове у подобных людей. Слушай, Энтони, если тебя это успокоит, то ты превзошел мои ожидания, но да — я нашел тебя заранее. И какое-то время я искал о тебе информацию. И если тебе интересно, то даже то, что ты оказался в детском доме — это тоже моя работа. Пауза. Мне осталось надеяться, что это не с его подачек меня отец все возможное время ногами по почкам бил. Я моргнул и сделал один большой глоток. Поморщился немного и снова уставился в Босса. — Как? — Я договорился с отделом полиции вашего района, чтобы мне сообщили, когда твой отец или ты там окажутся на серьезных основаниях. Что твоя сестра сказала по поводу детского дома? Если что-то знала. — Не помню, честно. У меня... провалы в такой долгосрочной памяти из-за наркотиков. Иногда мне кажется, что я помню то, чего не было, и... вроде, что отец как-то отвертелся, но на него повесили употребление и хранение наркотиков, или угон, или кража, не помню, но мать выплатила бешеный залог, и у них не осталось денег на... меня. Босс кивнул. Он сказал: — Хорошая версия. Мне нравится. А на самом деле я приехал туда в тот же вечер, и договорился с ним о том, что либо он отказывается от тебя, либо его лишают родительских прав с дальнейшей оглаской обо всем этом. Вот и весь драматизм, Энтони. Его тут нет. — Кроме того, что вы ходили по улицам и думали: о, вот ему я испорчу жизнь. — Ты думаешь, что вообще дожил бы до этого возраста, если бы я тебя не забрал? Я спас тебя. Тебя бы твой отец в один из вечеров просто убил. Ты ему был не нужен, но был человек, который хотел тебя. И этот человек — я. Мою схему никто не одобрял, потому что это опасно, но ты, Кроули, надрал задницу всем. Даже немного мне. И я понял это сразу, как только получил все дела по убийствам в вашем районе, и я сразу смог отделить твою работу от чужой. И ты не не понимал чужие страдания. Ты их знал, но даже тогда ты думал, что им не так больно, как тебе. И ты до сих пор это делаешь. Пытаешься показать кому-то ту боль, что знал ты. Язык боли, на котором ты говоришь, стал рычагом к власти. Именно боль мотивировала тебя становиться сильнее, умнее и хитрее. Я ни разу в тебе не разочаровался. Снова тишина. Я уставился в свою почти пустую чашку кофе и допил содержимое, с громким стуком поставив её на стойку и все ещё пялясь в неё. — Теперь это хотя бы обрело смысл, — я кивнул. — Потому что я до сих пор не знал, что такие богатые люди делали там. И почему выбрали меня — самое худшее из всего, что можно было там отрыть. — Ты был худшим для них, но не для нас. То, что одни люди отрицают, другие примут за талант и чудо. — Ага, прими и дар, и проклятье. — По-другому не бывает. Тони, чтобы ты не думал обо всем этом, я не просто так продолжаю делать это. Носиться за тобой. Потому что ты этого стоишь. Я ничего не делаю из того, что не нужно мне. Как и... — Любой психопат, — я кивнул, улыбнувшись. — В этом я однозначно вас понимаю. Верности в этом мире нет, но есть выгода. И она явно наиболее активный двигатель всего этого бедлама, чем что-либо. Как думаете, психопаты ощущают привязанность? — Только к своему комфорту. А собственный комфорт может находиться в абсолютно разных неожиданных вещах. Если ты когда-нибудь поймешь себя, Тони, то тот час же сойдешь с ума. Окончательно. Так что не стремись к этому. Живи так, как жил. Без правды живется легче. Правды и верности нет. Прими это. — И умирать тоже легче, — я выдохнул, покачав головой. Босс кивнул и прошел вперед, снова потрепав меня по плечу. — Аптечка все там же, обработай своё лицо. — Меня... меня ждет Азирафель, и... — А, да, то, о чем я хотел поговорить — это тоже касается его. Так что можешь позвать, — он пожал плечами, проходя вперед, закидывая свою чашку в посудомойку. — Он... ну. Нормальный. — Это не имеет смысла, какой из них сейчас на связи с внешним миром. Они там все равно как-то группи... Стой, так ты знаешь? — он повернулся ко мне, пораженно моргнув. — Ага. За последнее время я узнал столько правды, что меня от неё тошнит. Я уже сам себе не верю. Так что я решил, что продолжу лгать самому себе. Это имеет куда больше смысла. Босс кивнул и как-то растерянно уставился в пространство перед собой. Он сказал: — Принесу аптечку. И ушел так быстро, что я едва успел заметить, как он это сделал. Я потер ушибленную щеку и и посмотрел в окно. Было семь утра, и солнце встало только полчаса назад, или чуть раньше, но сейчас светило так ярко, что слепило глаза. Я обнаружил, что обрадовался тому, что светило солнце.***
Несмотря на то, что Азирафель всеми силами отпирался, я все-таки запихнул его к Боссу, хотя мне страшно становилось от мысли о том, что это было как-то связано с ним. Босс, обычно, не говорит со мной о ерунде (хотя в последнее время он с этим зачастил), и, как мне казалось, это было чем-то важным. Я не мог угадать ничего заранее — просто не хотел — поэтому единственное, что мне оставалось, так это запихнуть Азирафеля в квартиру Босса. Я пропустил его вперед и кивнул головой в сторону кресла, стоящего у панорамных окон. Там, относительно недавно, Босс пытался достучаться до меня, но у него ничего не получилось. — Знаешь, я просидел всю ночь над тем, что произошло, — раздался голос Босса откуда-то сверху, и я понял, что он спускается со второго этажа с планшетом в руках, что-то там пролистывая. Азирафель бегло на него глянул, а потом уставился в окно. — Привет, Азирафель, снова не рад мне? Азирафель не ответил. Босс повернулся к нам, спустившийся с лестницы, вскинув бровь. Он сказал: — Это точно... — Ага, — перебил его я, перекинув ногу на ногу, — это не Рафаэль. — Рафа... кто? — он посмотрел на меня, удивленно раскрыв глаза. — Мы так решили обозвать его вторую личность. Я предлагал ему Билли или Джеймса, но... — Джеймс? Да ну, лучше Кевин (прим. главный герой «сплита», которого сыграл Джеймс Макэвой) тогда уж, — сказал Босс, и я улыбнулся ему, осознав, что мы на одной волне. — Я не хочу, чтобы вы называли его какими-то всратыми именами из киновселенных, ладно? — Азирафель резко повернулся к нам, посмотрев сначала на меня, потом на Босса. Этот его взгляд: укоряющий и неодобряющий. Я под ним всегда ощущал себя малолеткой, которая не доела свой суп. Босс посмотрел сначала на меня, потом на него. Он сказал: — Слушай, а ты не можешь, ну, как-нибудь переключить его? Мне Рафаэль как-то ближе, он... — Нет, не могу, — сказал Азирафель и отвернулся. Мне показалось, что его это как-то задело, но это просто же смешно. Боссу если что-то и нравится, то это наверняка что-то конченное и болезненное. Как я. Как Рафаэль. Я ощутил острое желание поговорить с этим Рафаэлем. Я снова прикинул все те моменты, когда был он, а не Азирафель. — Ладно, — пожал плечами Босс и подошел к нам ближе. — В любом случае, думаю, Рафаэль бы вряд ли мог что-нибудь сказать по поводу этого всего. Вряд ли он помнит те твои времена, Азирафель. Азирафель медленно повернулся снова к Боссу, моргнув. Он насторожился. В такие моменты я поражаюсь тому, насколько сильно я заучил его, раз мог описать каждый его жест и взгляд. Я будто перечитывал выученный мною уже тысячу раз доклад. Так знакомо. И так скучно?.. Я покачал головой. — Ты ведь знаешь, что тебя заказали, да? — Босс сел поодаль нас на стуле, стоящего у самого окна. Я посмотрел на него, и мне на секунду показалось, что это был не он. Не Люцифер. Он сидел в одной рубашке у окна, в солнечном свету, и на секунду он мне показался самым обычным человеком. От мысли, что почти так и было, мне стало не по себе. Я просто растерянно кивнул. Азирафель посмотрел на меня, поведя бровью. Он всем своим видом показывал то, как ему неуютно. А я подумал о том, что из-за стресса может появиться Рафаэль. Я ждал этого с предвкушением. — Знаешь, как давно? — Полгода. Азирафель и Босс синхронно уставились на меня. — Что? Мне это Юсуф рассказал. Я сам об этом недавно узнал. Босс кивнул и снова уставился в свой планшет, проведя по нему пальцем. — А знаешь, кто? — Нет, — я покачал головой, и Босс посмотрел на Азирафеля. Я испугался, что меня он заказал, но потом вспомнил, что вряд ли у него была такая сумма денег. — Это Альфред. Не помню, как по фамилии. Босс сказал это, не отрывая взгляда от планшета, а лицо Азирафеля вытянулось в истинном ужасе. Я посмотрел сначала на него, потом на Босса. Из них двоих я единственный, кто ничего не понимал. — Он же мертв, — сказал я. Азирафель перевел на меня свой ошалелый взгляд, выглядя еще более бешено, чем до этого. Он прочистил горло и сказал: — Кроули, Альфред это так же имя моего отца. — А! — я стукнул себя по лбу, сделав вид, что вспомнил. Конечно же я не вспомнил. У меня был у него заказ семь или большее лет назад, я бы сейчас и лица его не вспомнил. — Вы заметили, что люди с именем Альфред какие-то ебнутые? Стул так назови, так он либо развалится, либо Фрейда начнет в оригинале зачитывать. Третьего не дано. Люцифер слабо усмехнулся, а Азирафель кинул на меня не слишком радостный взгляд. Не укоряющий, но вряд ли одобряющий. Таким взглядом смотрят люди, когда им, вообще-то, смешно от услышанного, но моральные ценности не позволяют им смеяться. Он так же бы отреагировал, если бы я пошутил про инвалидов. Босс зевнул, посмотрев в окно, потом на Азирафеля, и спросил: — Ты не можешь как-то договориться со своим папашей? Он нам очень неудобно упирается своими обидами в задницу. Азирафель покачал головой, а потом пожал плечами. В общем-то, всем своим видом он показывал, что единственное, что он реально сможет сделать, так это убежать отсюда, потому что ему неприятно и он брезгует подобным обществом. Но он все-таки сказал: — Я не общался с ним с двадцати лет. А... а почему он это сделал? Босс перевел многозначительный (слишком многозначительный) взгляд на меня, будто бы я знал причину. Я не знал. Определенно точно, у меня даже не было ни единой догадки. Он сделал это полгода назад, а у меня слишком большой список заслуг, чтобы я смог вспомнить, чем я мог рассердить вице-мера. — Кроули убил Рона Макалистера и Эшли Бишоп на одном из заданий. — Оу, — Азирафель понимающе кивнул, а я только пожал плечами, потому что мне это все равно ни о чем не сказало. Поэтому Азирафель повернулся ко мне и пояснил: — Это доверительное лицо моего отца, у него были очень прочные связи с верхушкой, и он хорошо убирал все ненужные, кхм, подробности. А Эшли — это его любовница. Боюсь, он не обрадовался такому. — А, — я снова кивнул со знающим видом, хотя я не понимал, зачем так сильно обижаться, что аж полгода за мной скакать? — Ну, если Азирафель не может с ним поговорить, то, ну не знаю, давайте я его найду и застрелю? Давно не практиковался в снайперстве. Азирафель уставился на меня и сказал: — Вице-мера? Кроули, ты так хорошо разбираешься в политике и дипломатии. Я закатил глаза и уставился на Босса, будто бы он сейчас сможет выдать какой-нибудь гениальный план, но он выглядел как просто человек, который не спал и искал эту информацию, а не как тот, кто мог бы выдать гениальную идею. Он пялился в свой планшет, оперевшись щекой о кулак. — Самое разумное — помимо того, чтобы позволить тебе все-таки застрелить — это попытаться решить все мирным путем. Никто из нас, правда, так не умеет, но, — Люцифер выдохнул и пролестнул что-то в планшете, — выбора у нас не то чтобы много. Скорее всего придется возместить ущерб, — он тяжело выдохнул, отложил планшет, на экране которого я заметил какой-то открытый документ и, откинувшись на стул, уставился на меня. Затянулась пауза. И я сказал: — Вы до сих пор не жалеете? Он тяжело выдохнул и помассировал переносицу. Сказал: — Кроули, помолчи, — подняв взгляд на меня, он задержал его буквально на секунду, а после уперся взглядом в Азирафеля. — Так вы в плохих отношениях? — Я бы сказал «никаких». Я не его сын, он не мой отец, — Азирафель пожал плечами, снова уставившись на свои руки. Я подумал о том, что у всех в этой комнате сложные отношения со своими отцами. У Люцифера, насколько я помнил, отец был бывшим военным и тираном, который издевался над ним дьявольский дисциплиной и побоями за малейшие промахи, вплоть до пробежек под дождь и молнию до десяти километров. Так он убил легкие и до сих пор их полностью не восстановил. В один из вечеров он его выгнал на улицу, а тот психанул и реально куда-то ушел. Ему было около тринадцати, и его похитили. Он не сказал, как ему удалось выбраться, но его подобрал кто-то, кто работал в этой организации. Так он здесь и оказался. Дорога, которая выстелена трупами и пистолетами. Наша история кричала нам об этом ещё с самого начала. Мы просто не хотели этого слушать. — Просто стало интересно, сможет ли он упираться только потому, что он мог бы в перспективе знать, что ты с ним общаешься. На зло типа или что-то вроде того. — Вряд ли он знает, — Азирафель пожал плечами. — Так, подождите, тот вооруженный бойс-бенд, который мне устроил веселую поездку, это от него? — я уставился на Босса, который без всякого энтузиазма рассматривал что-то на полу, а потом посмотрел на меня. Он был очень уставшим. Весь стресс в Лондоне из-за меня. Почему он не жалел? Я не знаю. — Нет. Скорее всего Юсуф. Ты ведь не думал, что сможешь от него отвязаться? Ты ведь уже пытался, да? Мне что-то говорил по этому поводу Лигур. — Ага, так попытался, что за мной устроили погоню. Круто. Ничего не скажешь, — я потер лицо ладонями и даже не одернул их от того, как у меня заболела кожа от легкого надавливания. — Что вы имеете в виду под «мирно»? — Уж явно не то, что понимает под этим понятием твой дружок, — он кивнул головой в сторону Азирафеля, и тот видимо встрепенулся, с истинным возмущением глядя на моего Босса. — Извини, милый, не хочу травмировать твою психику, — Азирафель едва не подавился своим возмущением. Я начинаю понимать, почему Азирафель не любит его. Мы-то с Боссом отчасти на одной волне, а Азирафель... Азирафель всегда был самим собой, так что это просто разношерстые собаки, тут не о чем говорить. Он ест нормальную еду, мы — падаль. Никто не виноват, ведь правды по-прежнему нет, а значит никто и не ошибся. Мы все правы в равной степени. Я кивнул. Я понял, о чем он говорит. Немного шантажа, прессинга, условий и почти равного обмена. С вице-мером это будет куда сложнее провернуть, но никто же не говорил, что никто ни разу не заказывал его у нас? То, что мы отказываемся ещё не значит, что нет спроса. Вот в чем его проблема. Проблема спроса в том, что одна половина хочет тебя к себе, а другая — уничтожить. Поэтому я оказался на прицеле. И поэтому сейчас окажется он. Босс кивнул мне, и я кивнул ему. Такой знакомый жест ещё с моего детства. Немое соглашение на что-то, куда вы не должны лезть. — Что ж, — Босс хлопнул в ладони и встал, оглядев нас. — Жаль, что Азирафель нам не пригодился, но... — Ох, блять, вам просто нравится злить людей, так? — Азирафель посмотрел на него, и я даже подумал, что это Рафаэль, но я смог заглянуть ему в глаза, и понял, что я ошибся. Босс пожал плечами. Он сказал: — Может быть. В любом случае, до скорого. Я позвоню тебе, когда нарою то, что нам надо. Он говорил о заказе на него. Конечно не об устранении — слишком много мороки. Нам надо что-то, что можно будет использовать в качестве шантажа, но при этом оставить всех участников живых. От одной этой мысли голова болела. — Так что до скорого. Услышав эти слова, я буквально мог почувствовать, как Азирафель облегченно выдохнул. Он резко встал с кресла, кинув малоприятный взгляд на моего Босса, но он сделал вид, что не заметил. Я встал вслед за ним. — Кроули, задержись на секунду. Я остался стоять на месте, посмотрев на Азирафеля. Он кивнул мне, мол, подождет. И я кивнул ему. Дверь закрылась, и Босс замялся на секунду перед тем, как сказать: — Ты опять обдолбанный, так ведь? Я неопределенно пожал плечами, посмотрев куда-то в сторону. — Я не бываю таким только по редким дням. Почему вы спрашиваете? — я поднял голову и, вместе с ней, взгляд. Люцифер тяжело выдохнул и подошел ко мне ближе. Между нами даже метра не было, и он все смотрел мне в глаза. — Я хотел тебя попросить быть осторожнее. Не делать глупостей. — Вы что, волнуетесь? — Как думаешь, почему я делаю это? Почему я искал твоего заказчика, почему предлагаю тебе помощь, чтобы разобраться в этом? — Потому что «Люк, я твой отец»? — я усмехнулся, вздернув бровь, смотря ему прямо в глаза. Он усмехнулся, вторив мне. Протянулась какая-то пауза. А потом он сказал: — Я просто хочу, чтобы ты был в безопасности до тех пор, пока мы все не поймем, что твоя психика позволяет тебе работать так, как прежде. Снова пауза. Я стоял и пялился в его глаза, и никак не мог понять, откуда в нем это желание? Надо было найти выгоду, надо было найти спрос, но его не было. Были эти тупые слова, которые повисли между нами до того прочно, что я не мог пошевелиться. Я опустил взгляд. Опустил даже голову. Я пялился на свою обувь, и даже найдя в этом всем денежную и материальную подоплеку, эти слова все равно заставляли меня чувствовать себя так. — Но это бесполезно, — на выдохе сказал он, и я с трудом поднял голову. Шея была оловянной. — Ты ведь всегда лез в те места, что могли тебя убить. Тебе ведь так безопаснее, да? — Абсолютно точно. Иногда я думаю о том, что инстинкт самосохранения меня убил бы. Да и, знаете, панические атаки, галлюцинации и головная боль у меня была всегда. — Панические что? — опешил Босс, уставившись на меня. И я понял, что он не знал о них. Я пожал плечами. — Кхм. Ладно. Просто пока постарайся никуда не влезать. А особенно к Юсуфу. Ты уже чуть не остался валяться на его манипулятивном одре, так что... — Да, я понял. У меня сейчас есть немного другие заботы. Ну, эти... как у людей. У нормальных людей. Босс повел бровью, потому усмехнулся и потрепал меня по плечу. Он кинул мне в затылок: — Удачи. Попытайся дожить до своего сорокалетия. У нас, как от организации, есть подарок для тебя. Как работнику года. — О, извините, мне послышалось, или вы сказали «как проебывателю года»? Мы рассмеялись, и я, кивнув, будучи не уверенным, что он вообще это заметил, пошел к выходу. У лифта стоял Азирафель, напряженно сжавшись в плечах и сложив руки на груди. Он выглядел злым. — Забавные у вас с ним отношения, — сказал я, плотно закрыв дверь и подходя к нему, вызывая лифт. — Да он просто мудак, — едва не выплюнул Азирафель, развернувшись к дверям лифта. — Я не думал, что мой отец станет таким заниматься. Его должны скоро сместить. — Должны? Почему ты сразу об этом не сказал?! — Твоему Боссу?! Да пошел он! — Вообще-то, на кону моя жизнь и успешность! Азирафель пробурчал что-то неясное, а я спешно достал телефон, отправив Боссу такую важную информацию, и, когда я нажал на кнопку «отправить», Азирафель за руку затащил меня в лифт. Тридцать пятый этаж. Ехать долго. — Я думал о твоих словах, — сказал Азирафель, когда двери лифта закрылись и он тронулся. — О каких? — О том, что ты не хочешь меня обманывать обо всем этом. — Да ты и сам не хотел обманываться. Я тебе как-то раз признался в любви, а ты сказал, что я брежу. — Ты сделал что? — Азирафель повернулся ко мне, и его бешеный взгляд снова сказал мне то, что он ничего не понимает. Что он удивлен. Что он даже, возможно, напуган. — Я тебе.... Ох, стой, — я едва не отшатнулся, врезавшись плечом в зеркальную стену лифта. Я видел себя в отражении. Я перевел взгляд на его лицо. — Блять. Там тоже?.. Стой, а как мы... поцеловались? — Что?! Я не думал, что раскрыть глаза можно было ещё больше, но он это сделал. Я пялился на него не переводя взгляда, и с трудом отвел от него взгляд, посмотрев на себя в другую стену лифта. И я едва выглядел лучше. Это все время был не он. Поэтому Азирафель в действительности ничего не знал. Он не мог догадываться. Просто не знал. Он не притворялся слепым, глухим или каким бы не было ещё. Он никогда не притворялся в принципе. Это был не он. Черт возьми. — Это правда все было? Поэтому ты до сих пор здесь? Он резко подался вперед и зажал кнопку стоп на лифте. Я медленно перевел взгляд с панели на его руку. А потом на его лицо. Он стоял ко мне так близко, что я ощущал на себе его дыхание. Мятная жвачка. Где он их складирует в таком количестве вообще? — Поэтому ты остаешься здесь? Тебя держит это? — Не говори глупостей, — попросил я его, нахмурившись. Нет, если я и оставался по-прежнему с ним, то явно не по этим причинам. — Я не чувствую за это ответственности или чувства долга. Азирафель, я ничего не чувствую. Я не способен к таким глубоким чувствам. — Знаешь, на что ещё психопаты не способны?! — едва не гаркнул он и подавшись ко мне вперед, из-за чего мне пришлось сделать шаг назад, чтобы мы не встретились лбами. — Привязанности. Тогда почему ты все ещё здесь? почему? Я смотрел ему в глаза. Он просто хотел разобраться, с кем я действительно: с ним или Рафаэлем. Нам все равно от этого не убежать. Меня все устраивало и в таком положении, но его — нет. Ведь он — не психопат. Он не страдал от депрессии и неумения уживаться с людьми. — Тогда у меня к тебе такой же вопрос. А почему ты здесь? Ты знаешь, кем я являюсь, кто я, так почему ты хочешь остаться? Кто из вас действительно восторгается мной, кто из вас по-настоящему хочет быть рядом? И почему? Азирафель, кажется, едва отшатнулся. Он сглотнул и посмотрел куда-то в сторону. Тишина. Стены этого лифта будто давили на мой мозг и я не мог думать. На самом деле, я не мог думать по-другой причине. И мы все о ней знаем. — Потому что не имеет значения, какая сегодня дата и месяц, о чем ты подумал и что изменилось: все по-прежнему остается таким же. Как я могу покинуть тебя, если для меня, фактически, ничего не изменилось? Ты всегда был дорог мне, Кроули. Любым. Не задавай этих глупых вопросов, — он тяжело выдохнул и покачал головой. На секунду мне показалось, что ему было сложно это говорить. Может, так оно и было. — А ты, кажется, думаешь, что если позволишь себе сделать это снова, то умрешь. Если попытаешься, то ты умрешь. Так ты думаешь? Я покачал головой. Я никогда не думал об этом на таком уровне. Я всегда старался обходить эти мысли, потому что, фактически, мне это не интересно. Мне не интересно ничего, что хоть косвенно выходит за круг моего маленького психопатичного ублюдочного мирка в котором нет места сопереживанию и эмпатии. — Тебе ведь больше интересен Рафаэль, да? — тихо спросил он. Я тупо уставился на него, будто бы он должен был продолжить. Но он не продолжал. — Нет. Это правда. — Мне не интересен никто из вас по-отдельности. Как бы это странно не звучало, как бы ужасно и мерзко не было, но без Рафаэля не было бы такого образа, который был для меня всегда. Не было бы того человека, которого я знал всегда. Я так и не смог понять, что ощутил по этому поводу Азирафель. Его выражение лица просто не менялось. Даже взгляд. Он будто бы и не дышал вовсе. Он снова нажал на кнопку, и лифт поехал. Десятый этаж. Девятый. Я моргнул. Посмотрел на него. Я сказал, резко зажав кнопку стоп так, что Азирафель дернулся: — Но ты нужен мне. Частично правда. Я действительно в нем нуждался. Для собственных целей, которые он, почему-то, рад был воплощать. Будто бы сам не понимал, что делал, или понимал и хотел на странных непонятных основаниях. Это не любовь. Не в моем случае. Это никогда не было ею. Всегда мое маниакальное желание завладеть им было лишь базовым инстинктом и стремлением закрепить его отношение ко мне. Оно всегда имело такую утрированную форму, потому что иначе я не умел. Это было нечестно, черт возьми. Абсолютно точно, это было нечестно. Но я всегда давал им всем право выбора. Я всегда это делал. Потому что этот выбор отняли у меня. Азирафель посмотрел на меня. Таким непонятным взглядом, что я едва мог в нем разобраться. Я и не был уверен, что в действительности этого хотел. — Так мы поцеловались? — спросил он. Он хотел спросить не это. Он хотел узнать, почему тогда я готов был обменять всю истину на него. Ответы был так прост: потому что правды просто не было. Никто не прав, но никто и не ошибся. Я готов был сделать это, потому что извне не так уж и много людей, готовых любить меня так, как это делал Азирафель. — Или поцелуемся? Так много может измениться только от постановки времен. Шестнадцать времен в английском. Какое хочешь ты? — я все ещё зажимал кнопку стоп и сделал шаг вперед. Я знал, почему это делал. Я знал, чего я хотел всю свою жизнь. Я всегда этого хотел. Психопаты не умеют любить. Но никто не будет сильнее рваться к чужим чувствам, как мы. Как и любой другой паразит. — Настоящее продолженное. Я нахмурился. Однажды мы поцеловались с Азирафелем. И мы сделали это дважды. Мне неважно, какую любовь он будет ко мне испытывать: платоническую или нет. Будет хотеть разорвать меня на части, лишь бы оставить только себе или просто позволит мне быть везде и в любой момент, и просто давать ему возможность знать, что я буду в порядке. Не имело значения. Мне все равно. Мы поцеловались снова. Я ощутил его ладони на своих щеках, его горячее дыхание, казалось, даже ритм сердца. Моя рука зажимала кнопку стоп, пока он подался назад, привалившись спиной к дверям, и утянув меня за собой. Моя рука соскользнула по двери лифта, и я ощутил его губы, его язык, его дыхание. Его руки так крепко держали меня за лицо, будто бы он все-таки сомневался во мне. Правильно делал. Мы целовались в этом гребаном лифте, и уже не имело значения, какое это было или будет временем. Азирафель больно укусил за нижнюю губу, но не настолько, чтобы прокусить её, и я мог ощутить его тяжелое сбитое дыхание. Щетина неприятно кололась, и это не должно было быть приятным опытом — я не хотел — но оно было таковым. Я ощущал, как у самого сбилось дыхание, как я все сильнее стараюсь впечатать Азирафеля в эту гребаную дверь, будто хотел, чтобы мы исчезли, когда, на самом деле, я просто закрывал все пути отступления. Он чуть отдалил моё лицо руками, но я сделал это снова. Это было так эгоистично и абсолютно странно, но я так устал после бессонной ночи, после валяния по асфальту и ощущения дула винтовки на своем лице, и это было многим приятнее всего, что происходило со мной за последнее время. Он прижал меня за шею к себе, и мне показалось, что мне просто нечем дышать. А потом я снова нажал на кнопку и лифт поехал. Так удивительно: ведь ты получаешь в свои руки все, как только перестаешь хотеть что-либо. И ты продолжишь жить, даже когда всё в тебе будет мертво. Однажды мы поцеловались с Азирафелем. И это ни в какое сравнение не шло с тем, что мы сделали в этом чертовом лифте.