***
Я забирал свою машину, оставленную в паркинге нашего офиса где-то ближе к восьми вечера. Всё это заняло чуть больше времени, и я хотел просто приехать к Азирафелю и проспать до следующего утра. Чем больше я был у него, тем чаще замечал, что у него я засыпал. Нормальным сном. Не знаю, было ли это из-за того, что я последние три дня не употреблял больших доз наркотиков и пил таблетки, но было куда спокойнее. Ещё Азирафель заваривал какой-то чай для успокоения нервной системы. Не знаю, насколько он вообще мог бы помочь моей избитой нервной системе, но этот ритуал перед сном всегда согревал. Просто гребаная забота, когда я без сил падал в его кровать, насквозь пропитанную запахом его тела, а он приходил в своих этих дурацких очках для чтения, ставил рядом со мной чай, чмокал в макушку и снова уходил. Этот абсолютно странный чай, который почему-то мне помогал заснуть. Это тоже психосоматика, да? И стоило это столько оттягивать? Я снова посчитал себя придурком. Я заехал к себе домой, чтобы взять ноутбук, побрызгать и полить растения. Я всё думал о том, что мне надо основательно заняться всей этой работой. Хотя бы наведаться к этому второму. Марк Шторм. Вся надежда была на то, что он знал что-то больше, чем прошлый. И что я смогу как-то вывести, откуда идут переводы, но почему-то казалось, что они явно выведут не туда, куда надо. Я закинул ноутбук на заднее сиденье, и хотел сесть в машину, как снова проскользнула тень. Почесав затылок, я поднял голову. Ничего. Я видел это как-то раз, когда уезжал от Азирафеля, но я спихнул это на галлюцинации. В этот раз их не должно быть. Вчера мы виделись с Анафемой, и она сказала, что если я постараюсь хотя бы неделю не сидеть на этой дряни, то они могут меня обойти. Ага, не сидеть и словить ломку, вот уж спасибо. Я засунул за полоску ремня пистолет, захлопнул дверь обратно и быстро пошел вперед. Я жил в довольно тихом районе с дорогостоящим жильем, так что вечерами здесь было довольно тихо. Я услышал шорох и остановился. Я сделал два аккуратных шага вперед, посмотрев направо. Мог проходить кто угодно. Просто кто-то выгуливал собаку (на парковке, да) или кто-то выходил из машины. Я подумал, что у меня опять разыгралась моя паранойя, которая, на самом деле, никогда не давала мне покоя больше, чем на год, как меня кто-то огрел по голове, но мне чудом удалось устоять и рвануть локтем назад, встретившись с чем-то живым. Я обернулся в попытке осмотреть его лицо, но оно было незнакомым. Сориентировавшись, мне удалось блокировать удар в челюсть. Ещё драки среди дорогих иномарок мне не хватало. Но я понимал, что он не собирался меня избивать или убивать. Слежка? Мне врезали по ногам, в попытке сделать подсечку, и я схватился за лацкан его пиджака, из-за чего мы оба повалились на холодную землю. Я врезал по челюсти, лишь на секунду замешкавшись правой рукой, чтобы сделать небольшой маневр. Если бы были маленькие взрывчатые устройства, то в драке их легче всего было бы засунуть в глотку человеку. Но у меня их не было, а было кое-что другое. Я понял, что он не заметил, как я засунул маленькую черную почти невесомую хрень в его нагрудный карман. Мне врезали по челюсти, и он резко встал. Я подскочил вместе с ним, спешно вытерев рот (крови не было, но я успел поваляться лицом по мокрому асфальту, так что приятного было мало) и прежде чем он успел отвязаться от меня, я врезал ему по лицу. Где-то выше скулы или у виска. А потом меня буквально откинули так, что я врезался головой о чей-то капот и машина завизжала. Я потер ушибленное место и с трудом встал. Вот тебе новый костюм от Д&Г. Весь мокрый и грязный. Тень удалялась. Я не побежал за ним. Ему надо следить, а не убивать, и он бы в любом случае сделал все, чтобы избежать драки и сделать то, что он сделал сейчас. Я быстро рванул к машине. То, что я засунул ему в карман — это маленький жучок. Я подключил его к ноутбуку и завел машину, выезжая с парковки. По трекеру я понял, что он был на машине и ехал куда-то. Выезжая со стоянки, я поехал за ним, чуть отставая, чтобы не было возможности заметить слежку. Мне нужно было загнать его в ловушку. Я переключил одной рукой все на телефон, поставил на подставку, чтобы мне было легче следить за этим. Он не думал, что я слежу за ним, а я ехал по тем улицам, чтобы не пересечься с ним. Перпендикулярно. Значок стремительно двигался к востоку Англии. Я понадеялся о том, чтобы он ехал не за город, иначе это займет времени до поздней ночи. В моем багажнике валялась целая куча оружия, и я думал о том, чем хочу воспользоваться. Я ведь люблю выебываться, нужно что-то глобальное. Он выехал за центр города и я обогнал круг, чтоб настигнуть его там, где нет людей. Мне придется нарушить несколько правил дорожного движения и проехать на красный свет, если я хочу успеть к своему гребаному чаю, пока Азирафель не лег спать раньше меня. Он писал мне, пока я работал, что он только ушел с работы и чертовски устал. Он хочет спать. Я хотел узнать, не стыдно ли Гавриилу так сильно запрягать его, а потом понял, что нет, ему ни за что не стыдно. Мне оставалось только угадывать его дальнейшею дорогу, но я положился на лучший исход событий. Если проехать от моего дома несколько десятков километров, там есть что-то вроде участка под строительство. Там ничего не строят. Там просто пусто, и правительство все пытается выделить бюджет хоть для чего-то. Им просто лень, на самом деле. Я обогнул это, смотря на его движение, и, если я правильно понял, он будет проезжать там. Я был рад, потому что там никого не бывает, и машины проезжают очень редко. Вроде это вообще запрещено, но никто не следит. Даже знак убрали или сдали на металлолом местные подростки-вандалы. Машина заскользила на повороте и я выключил фары, выйдя из неё. Я щелкнул ключами и открыл багажник, разглядывая всё это. Посмотрел на телефон. Не было времени выбирать красивое оружие, поэтому я взял винтовку. Я оперся о капот своей машины, абсолютно беззаботно проверяя магазин. Полный. Снял предохранитель и нацелился вперед, через изгороди. Там, чуть внизу, огромный лес, и ниже — обычная дорога для трансфера. Платная дорога чуть на запад. Раздался звук мотора и я развернулся, глядя на телефон. Он так близко, что у меня даже сердце быстрее забилось. Я прицелился, едва завидев фары. Я говорил, что давно не практиковался в снайперстве, в выстрелах на больших расстояниях, но не настолько, чтобы растерять свои навыки. Я выстрелил в шины ещё до того, как он, видимо, хотел развернуться, и машина, издав мерзкий звук, занеслась на повороте и так и застыла по диагонали. Я вздернул бровь и отпустил винтовку, уткнув ее дуло в асфальт, став ногой на ее приклад, пялясь вперед. Фары потухли. Моросил мелкий дождь и нам доставалось лишь немного света фонаря, который стоял поодаль. Я насторожился, что он не выходил и, сощурившийся, снова посмотрел на экран своего телефона. Он в машине. Вскинув винтовку, я пошел вперед, все ещё целясь. Дверь открылась, когда я стоял в метре от машины. И мы уставились друг на друга. Одной ногой он стоял на асфальте, рукой держался за ручку на двери, будто бы думал, что могло быть хорошей идеей снова запереться и поехать дальше. Пытаться ехать. Трудно ехать на голых дисках. Я знал, что у него должно быть оружие. Должно быть. Даже если он просто разведчик — никто не ходит без оружия. Нет, ну, в смысле, нормальные люди ходят, но не такие, типа меня. Он смотрел на меня, и его прическа была испорчена. Моя, наверное, тоже. У меня не было времени приводить её в нормальный вид. И мы просто пялились друг на друга. Я не мог сказать, что он выглядел враждебно, но, вообще-то, это тоже профессиональный навык — не выглядеть так, когда, на самом деле, ты вооружен до зубов. — И ты на кого работаешь? Тоже на анонимного переводителя денег? Он тупо уставился на меня, видно, не ожидал, что я вообще заговорю. Он вышел из машины, и я не заметил у него оружия. Я вскинул бровь и предположил, что, возможно, он решил, что себе дороже пытаться бежать на парня с винтовкой. Я снова опустил своё оружие, вновь опервешись подошвой о его приклад. Я вскинул бровь. — У тебя бомба под пиджаком, или что? Мне ждать взрыва? — У меня не было приказа вас убивать. Вранье. Притворное спокойствие. Есть один момент. Вопрос в том, сможешь ли воспользоваться им. У него это могло бы получиться, но не с моей реакций. Я видел этот прием столько раз, что мне уже тошно. Показать свою обезоруженность, а потом достать пистолет из обоймы. Я просто подыгрываю. Поэтому он даже не попал в меня. Пуля отскочила, и он не успел сориентироваться, когда я вдарил прикладом винтовки по его голове, выбивая локтем пистолет. Я сделал подсечку, откинул ногой пистолет и стал ему на грудь, направив дуло на его лицо. Я ощущал, как под моей подошвой бьется его сердце. Вот теперь все так, как надо. Теперь он волнуется. — Будь котиком, промяукай, что тебе сказали сделать? — Ничего. Ничего опасного. Просто ваше местоположение. Он сказал это на одном дыхании и я повел бровью. Пряди неудобно упали на лоб и я попытался их сдуть, но конечно же у меня это не получилось. Они были мокрыми и тяжелыми. — Кто тебе сказал следить за мной? Он сглотнул и уставился сначала на дуло, потом на меня. Он сказал: — Мистер Бакаре. Я выстрелил ему в глотку, утерев его кровь, которая попала на мое лицо. Если Вы не в курсе, то Бакаре — это фамилия Юсуфа. Я фыркнул и пошел в сторону своей машины. Вот ублюдок. Как насчет просто отъебаться от меня? Неужели Альфред не сказал ему, что игра окончена? Я посмотрел на небо и подумал о том, что, возможно, Альфред нихрена не отменил. Мне надо быть осторожнее на ужине и озаботиться подмогой. Я услышал со стороны вой сирен и, закинув винтовку на заднее сиденье, сел в машину, заводя её и уезжая.***
Я всё ещё надеялся на чашку чая перед сном и возможность поныть, уткнувшись ему в плечо, или грудь, или живот, куда угодно, и я обрадовался, когда увидел в его окне свет. Быстро, не совсем правильно припарковавшись, я выскочил из машины. Рядом стояло две патрульные машины полиции. Вскинув брови, я не обратил на это никакого внимания. Снимая обувь в прихожей, я услышал чужой голос. Несколько голосов. Я насторожился и аккуратно прошел вперед. Я всё ещё наделся на чашку чая. А в следующие секунды уставился на двух полицейских в форме. Один с планшетом для бумаг в руках, другой с хмурым ебалом. — Мистер Кроули? Как интересно. Он сказал это такой издевательской интонацией, что меня это могло задеть, но вместо этого я заметил дыру в окне. От пули. Я пялился на это стеклянным взглядом, ощущая, как каждая моя мышца постепенно превращается в олово. Я неподвижно стоял и все пялился в это окно, боясь пройти вперед и заметить за письменным столом или диваном лужу крови или труп. Или труп в луже крови. Сердце замедлилось. Перед глазами потемнело и я плотно вцепился бледными пальцами в косяк. До меня с трудом донесся голос и я повернулся к ним, всё ещё пялясь так, будто они сделали эту дыру в окне. А может и они? Это не имело смысла, сейчас мне хотелось застрелить любого в этой комнате, включая самого себя. А потом из кухни вышел Азирафель, и я облегчено выдохнул, оперевшись рукой о косяк, и уперевшись в неё лбом. Голова закружилась. До меня с трудом донесся голос одного из офицера: — Вы что типа… дружите? — Сотрудничаем, — сказал Азирафель своим голосом, и я ещё раз облегченно выдохнул, потому сначала я испугался, что это моя галлюцинация или типа того. Я откашлялся и с трудом выпрямился, все ещё держась пальцами за косяк: — Да, сотрудничаем, и неплохо, если вы сейчас посотрудничаете со мной и расскажите, что здесь произошло, — я едва не рычал, пока пялился на и так довольно безрадостных офицеров, которые уставились на меня с явным раздражением. — Плохой день? — спросил Азирафель, посмотрев на меня. Оба офицера оглядели сначала меня, потом Азирафеля, а затем переглянулись. — Мы уже со всем разобрались, так что они уже уходят, и я тебе, — он очень грустным взглядом посмотрел на окно и на тяжелом выдохе продолжил: — объясню. Один из офицеров обратился ко мне: — Можем пока сказать, что этот снайпер явно был очень снорованым. Дорогостоящим. — Странно, ведь я был на работе. — Вы не единственный дорогостоящий снайпер в Лондоне, мистер Кроули. — Звучит неубедительно, но ладно. Я отошел от прохода, чтобы дать им выйти, и тоже посмотрел на окно. Эти тупые мелочи, которые утруждают не сколько по деньгам, сколько по мельтешению. Кто-то придет и будет здесь топтаться. Очень надоедливо. Один из офицеров — более угрюмый — перед самым выходом повернулся к нам и спросил у Азирафеля: — Ты точно уверен, что это не он? — и этот парень кивнул в сторону меня, так что мне жутко захотелось сломать ему шею. Азирафель посмотрел на него этим своим полицейским взглядом, поэтому другой офицер лишь пожал плечами, и через десяток секунд дверь за ними закрылась. Мы молча смотрели на это окно, пока Азирафель не спросил: — Как дела? — У меня мокрая задница со спиной, я чуть не словил инфаркт и мне крайне интересно: какого хера? — я резко повернулся к нему, уставившись впритык, но он, к слову, не выглядел человеком, на которого было совершено покушение. Либо он нашел мои запасы успокоительного, которые я тоже перенес сюда (они у меня по всему Лондону раскиданы, я вам клянусь). — Прими душ сначала. Потом поговорим. Надо чем-то заклеить окно, пока не пришел мастер. Я кивнул и направился в душ. Я действительно жутко продрог и мне нужно было согреться. А ещё отойти от этого микро-инфаркта, который я чуть не получил от мысли, что это покушение было бы удачным. Я подумал о том парне, но, на самом деле, он тоже был похож на обычного посредника. Профессиональный навык? Ну да, и не научился даже нормальном маневрировать пистолетом. В жизни не поверю. Мысль о том, что это уж точно не Юсуф немного дала мне расслабиться. А потом я вспомнил о Них. Блять. Я врезался лбом в стеклянную стенку кабинки и закатил глаза. Надо было немного подождать, прежде чем получить свой чай. Неделю или две. Мне не стоило по крайней мере так палиться тем, что я приезжал к Азирафелю вечером и мог не покидать его квартиру вплоть до обеда следующего дня. Я опять облажался. В своем гребаном импульсе, способном разрушить всё, я облажался. Наспех вымывшись и вытеревшись, накинув халат (гостевой и почему-то оказавшийся мне по размеру) я вышел из ванны, ощутив запах того самого чая. Понимаете, вот это — тоже любовь. Заваривать каждый вечер этот чай, кипятить воду до нужной температуры. Он всё делает слишком правильно. В такие моменты я снова думаю о том, что я его не заслужил, но такие мысли надолго не задерживаются в моей голове. Я стараюсь не думать об этом. Я сел на диван в зале, потерев лицо. Он заклеил чем-то окно. Поодаль стоял рабочий стол. Он не хотел покупать квартиру с отдельной комнатой для кабинета, потому что лишние комнаты его нервировали, и я понимаю, о чем он. Он не хотел, чтобы у него были необжитые комнаты, иначе бы тут не было так уютно. — Ты вообще мылся или просто полил себя из душа? — вскинул бровь Азирафель, заходя в комнату и глядя на часы. — Девять минут. Обычно ты там проводишь до сорока минут. Я просто махнул рукой и кивнул на поставленный передо мной чай. Он сел рядом и посмотрел мне в глаза. — Ты испугался? — спросил он с глупой улыбкой. Будто бы его это радовало. Да, конечно это его радовало. Как и любого другого человека, которого недолюбили. Он тоже не знает, что значит здоровые отношения. Никто из нас двоих этого не знает. — Чертовски, — ответил я и упал лбом на его плечо. Он погладил меня по мокрым волосам. Мы просидели так некоторое время, а потом я выдохнул, собрался с силами и выпрямился. Он посмотрел снова на часы, потом на окно и сказал: — Это было действительно близко. — Как тебе удалось… избежать этого? Всё это чертовски пугающе и странно. И страшно, Азирафель, это страшно. — Тебе страшно? — Да, — соврал я, сглотнув и кивнув головой. Мне не было страшно. Уже не было. Мои эмоции как пули. Есть секунда, а дальше только тишина. Такая тишина, в которой я слышу даже то, как падает пыль. В которой я боюсь своего дыхания. Это и есть жизнь. Он резко отвернулся и замялся. Нечитаемой интонацией он сказал: — Ты будешь смеяться. — Это лучше, чем нервничать, — я взял чашку чая. Нужная температура. Не остывший, но и не кипяток. Не понимаю, как он это делал. — Я упал. — Да, я сегодня тоже, — я кивнул и пожал плечами, сделав глоток. — Конкретнее. — Ну, я читал отчет по одному делу, сидел на стуле за столом, раскачивался. Но так, не особо. А потом заметил, что они перепутали, черт возьми, расследование, и в конце вообще о другом было! Я разозлился и… упал, когда раскачивался. Я чуть не подавился чаем, стараясь не засмеяться. Дрожащей от смеха рукой я отставил его и вытер рот, подняв взгляд на Азирафеля, который очень и очень укоризненно на меня смотрел. Но улыбался. Потом он сказал: — И в этот же миг пролетела пуля. Я перестал смеяться. Повисла пауза. — Я вызвал их, чтобы заранее смести всевозможные следы. Не терять времени. Хотя сегодня целый день моросит дождь, и это будет сложнее, — он тяжело выдохнул и потер переносицу. Я уставился в окно. На квартиру, стоявшую напротив. От таких мыслей у меня мурашки пошли по коже. — Это правильно, но сейчас… — Будет сложнее. Ты придумал, как с этим разобраться? Я не очень хочу умирать только потому, что у них мозги заработали и они что-то поняли. Я просто уставился на него, ощутив вину за то, что просто три эти дня пинал хуи. Я мог бы разобраться с этим к сегодняшнему дню, но вместо этого забил хрен. Ну, не вину, конечно, это другое. На самом деле я просто услышал профессиональный упрек. — Подожди секунду. Я встал, нарыл свой телефон и позвонил Гавриилу. Очень ценный кадр, как оказалось. Не удивительно, что я так восхищался им будучи не совсем вменяемым. — Алло, не спишь? Ага, круто. Где там наша неудачная жертва биологического оружия, которая в отключке валялась в комнате допроса? — я увидел, как Азирафель покосился на меня, вздернув брови. — Хорошо. Можно мне с ним завтра встретиться после его встречи с адвокатом? Нет, надо после. Чтобы он вообще размазанный морально был. Хорошо. Спасибо. Сколько?! Побойся Бога! Он рассмеялся и сказал, что пошутил. За подобные встречи он денег не берет. Я в шутку послал его на хер и мы попрощались. Когда я скинул номер, снова повернувшись к Азирафелю, он всё ещё пялился на меня. Он сказал: — У меня очень много вопросов. — Это по тому делу, ну, знаешь… — Почему ты мне про это сразу не рассказал? Почему ты по-прежнему это таишь? Я заметил у тебя на рубашке кровь, а ты так и не рассказал, что случилось. На что ты там упал. На труп? Я немного растерялся от подобного давления. Я не рассказывал не потому, что не доверял или типа того. Я просто не думал, что это может быть ему действительно интересно. Это же скучно. Раньше мы встречались раз в неделю и я мог рассказать ему что-то более менее интересное, но про то, что за мной кто-то следил? — И куда ты ездил сегодня утром? Ты сказал, что по работе, но что ты делал на этой работе? Я продолжал пялиться на него. Я действительно не думал, что он может интересоваться подобным на самом деле. Зачем мне это говорить, если это не особо-то и весело? Тут нет ничего пугающего, смешного или интересного. Я понял, что я абсолютно не приспособлен для межличностных отношений. Я не умею в это. Просто не умею. Я не знаю, какого формата поведения он от меня ждет. Я не привык делиться чем-то таким каждый чертов день. — Ты до сих пор хочешь со мной… семейной жизни? — спросил я с каким-то ужасом, пялясь на него. Он тяжело выдохнул, покачал головой и встал, подойдя ко мне. — Я ждал не этой реакции, — он взял мой лицо в ладони и поцеловал. — Пойдем в кровать? Заодно мне все и расскажешь. — Нет, послушай, Азирафель, ещё не поздно… — Не поздно что? — спросил он, развязывая мой халат. — Я не хочу светить своей задницей нашим соседям, — выдохнул я ему в губы. — Посвети ей в нашей спальной, — улыбнулся он, медленно стаскивая мой халат так, что он висел на моих локтях. — И я не хочу больше слышать подобного. Я знаю, ты холоден и тебя терзают сомнения, но сделай такой же вывод, что и я. Ты по-прежнему здесь. Я по-прежнему здесь. Слишком поздно. Уже было поздно после того, как ты вломился ко мне пьяный и с виски в руках. Он поцеловал меня и халат упал тряпкой у наших ног. На столе стыл чай, а до спальной тянулась дорожка из его вещей.***
На улице снова мелко моросил дождь. Никакого тебе солнца и теплого ветра. Только вода в лицо и испорченная прическа. У Азирафеля из-за этого волосы вьются чуть сильнее и становятся более пышными. Честно говоря, это единственная причина, которая действительно оправдает эту погоду и почему я могу терпеть это. Я просидел до обеда дома, пока нам (каждый раз, когда про меня и Азирафеля я говорю «нас», я все время ощущаю себя так, будто так я должен был говорить всегда) меняли окно. Почти не задавая лишних вопросов, на меня тогда подозрительно посмотрели, когда зашли. Иногда я думаю о том, что меня знает каждая собака, но это абсолютно точно не так. Это не известность. Это паранойя. Я вышел из машины, сгорбившийся и ссутулившийся, шлепая оксфордами по мокрой дороге, идя в полицейский участок. Мне надо встретиться с этим типом. Когда я вошел — на меня никто не смотрел. Я подумал про то, как тогда те офицеры могли меня знать — разве они не рядовые? Такие люди уж точно не должны были обо мне слышать. Меня окликнул Азирафель, и я развернулся, глядя на него с кипой бумаг в руках, глупой улыбкой на лице и этими глупыми невероятно милыми кудряшками. Я хочу его поцеловать. Но я просто улыбаюсь ему в ответ. — Ты что-то хотел? — он вскинул бровь, когда я открыл пред ним дверь в его кабинет, чтобы он не стал изворачиваться со всеми этими бумагами. — Да я по делу вообще-то, — почесав затылок, я зачем-то закрыл дверь с обратной стороны, снова уставившись в картину Климта. Мне захотелось зависнуть с Азирафелем в такой же позе. Самое главное, что я мог себе это позволить. — Я же тебе говорил, про это… вчера. Сегодня. Азирафель тот ещё любитель разговоров во время секса. Вы подумали про грязные разговоры? Вы абсолютно точно не правы. Хотя, как смотреть, конечно, вряд ли рассказ про слежку, про парня, которого я выловил, про ужин у вице-мэра может быть чем-то чистым. Это было ужасно и в той же степени восхитительно. Тебе не дают кончить, и задают эти тупые вопросы, а потом вы оба срываетесь, и это заканчивается мучительно-болезненным оргазмом. А потом, после секса, тебе снова приходится рассказывать про это, потому что Азирафель действительно хочет это услышать. Он не особо обрадовался моей новости про ужин, и, казалось, он тоже заподозрил что-то нечистое. Он сказал, что «дело не в моем к нему отторжении, дело в том, что он бы не стал делать это просто так». На самом деле он сказал это как заранее заготовленную фразу, а потом уставился в стену таким взглядом, будто предал ее. Будто он сожалел о чем-то. Как и Босс. В любом случае, я тогда уже задремал и не особо обращал на что-то внимание. — Ты много работаешь над этим. — Ага, так много работал, что три дня подряд лежал и насиловал твою консоль, — я закатил глаза, засунув руки в карманы. — Кроули, я сегодня проснулся в шесть. — И что? — Ты в это время уже сидел за своим ноутбуком и возле тебя было три чашки кофе. Я не ответил. На самом деле я так и не смог заснуть. Я всё ворочался, ерзал, пялился на Азирафеля, вставал попить воды и успокоительного, снова приходил в кровать и стаскивал его в охапку. А потом сдался и встал. Я не мог спать после этого гребаного покушения. Как вообще я мог отдыхать, зная, что эти типы уже вышли на него, и могли в любой момент забрать его у меня? Мне надо было действовать быстро. Так быстро, как это возможно. Мое это мое. Маниакальность это маниакальность. Я тот, кто я есть, и я не мог спать спокойно. — Я пытался пробить отправителя на карточки, — сказал все-таки я, почесав затылок, и зашагал вперед, решив снова пару раз очертить кабинет. — Всё путается. Всё разное. Всё не то. У меня голова уже набекрень от этого. — Я могу помочь? Я посмотрел на него. Да, все мы знали, что Азирафель умел делать это (или Рафаэль, я всё ещё не уточнял), но я сидел над этим достаточно долго, и так и не смог ничего разузнать, откуда шли поступления. Они были заблокированы и погашены. Такими штуками обычно пользуемся мы, но их нам организовывают банковские работники. Я сам их ни разу не ставил, так что снять с трудом мог. — Не знаю, можешь попробовать, — выдохнул я. — Потом скину тебе нужные данные, что я нашел. Не уверен, что хоть что-то из этого подойдет. Я плотно сжал челюсти из-за злобы на самого себя и уставился в окно, сложив руки на груди и ссутулившись. Азирафель устало выдохнул, покачал головой и отложил одну из папок рядом с компьютером. — Не вини себя, ты делаешь все, что можешь. — Значит, я делаю недостаточно. Я должен делать больше. — Ты не Господь Бог, а просто человек. Ты не можешь знать всего. В конце концов, ты мог просто устать. — Азирафель, я отдыхал три дня! Какое устать?! Единственное, что я делал… — Единственное, что ты делал — насиловал свой организм стрессом и работой. Кроули, ты очень много работаешь, на твои нервы нагрузка ужасная. Твой образ жизни не щадящий. Три дня отдыха для тебя — ни о чем. Ты посадил себе зрение. — И восстановил. — И восстановил, — он снова тяжело выдохнул. — Кроули, ты не можешь себя винить за это все. Сам подумай, сколько ты спишь, а сколько работаешь. Я помню, ты говорил мне, что неделями мог работать и спать по два-три часа в сутки. И ты делал это постоянно. Ты жил на мете и энергетиках. Помнишь, тебя… — Стошнило от стимулятора, ага. — А потом… — От успокоительного, — прервал его я, потерев переносицу. У меня начался тогда тремор, ещё и паранойя обострилась, и я пичкал себя этим, думал, что это поможет мне заснуть (после мета и недельного марафона, ага), и меня действительно стало рвать от него. — В тридцать два у тебя начались головокружение и нарушение аккомодации глаз от антихолинергической побочки от ТЦА. В двадцать пять у тебя было два нервных срыва за месяц. В двадцать девять твоя бессонница была пять месяцев, к концу которой у тебя начались галлюцинации. В конце концов, твои шрамы на запястьях. Мы не говорим о них, потому что ты не хочешь. Но я знаю, откуда эти шрамы. — Они были сделаны не мной. Это был я в психозе, это не я… — Это отменяет твое желание умереть? Он вскинул бровь. Затянулась пауза. Он смотрел на меня выжидающе, думал, что я что-то ему скажу, но говорить было нечего. — Скажи это, — попросил Азирафель, подойдя ко мне, смотря в глаза. — Скажи, что «я много работаю и делаю все, что могу». — Нет, это неправда. Я не делаю все, что могу. Я могу больше, но я убегаю и делаю вид, что… — Ты можешь больше, если вообще спать перестанешь? Если сойдешь с ума? Скажи это. Для меня, — он взял моё лицо в ладони, поглаживая кончиками пальцев. Я тупо смотрел на него. — Ради меня. Повисла тишина и некоторое время мы молчали, пока я смотрел на него и не понимал, почему он всё это запоминал. — Я делаю все, что могу, — прошептал я одними губами. — Я могу ощутить физическое отвращение к этой фразе. — Я могу ощутить твою усталость. Ты очень стараешься. Для них. Для меня. Для себя. Для нас, — он улыбнулся и чуть наклонил мою голову, чмокнув меня в лоб. — Ты молодец. Мне захотелось разрыдаться. — Я застрелю себя в тот же день, если с тобой что-то случится, — на выдохе сказал я, и он заставил меня поднять голову, чтобы посмотреть мне в глаза. — Это не то, чего я бы хотел, если такое в самом деле случится. Ты нужен не только мне. Ты нужен им, Энтони. Ты понятия не имеешь, как тебя ценит твой Босс. И как много он делал для твоей безопасности. Я ощутил, что отрицательно закачал головой — я сам не заметил и резко одернул себя. Для меня это настолько дикие слова, что я отрицаю их на каком-то подсознательном уровне. — Правда, Кроули, это правда. Я знаю. Рафаэль рассказывал, — он снова улыбнулся и снова поцеловал меня. Я всё-таки вымученно улыбнулся — в конце концов, это он и пытался сделать. Пытался заставить меня улыбнуться всё это чертово время. — Я займусь реквизитами. Я кивнул и нехотя выпустил его из своих объятий, в которые неосознанно заключил его за всем этим диалогом. По крайней мере, иногда достаточно просто улыбнуться. Через несколько минут дверь открылась, и Гавриил сначала посмотрел на меня — удивленно, а потом на Азирафеля. Он подошел к нему, что-то сказав по поводу какого-то типа, и что «этот сукин сын нашел себе слишком хорошего адвоката». Мне почему-то подумалось, что я бы никогда не смог работать адвокатом. Азирафель нахмурился и сказал что-то на пониженных тонах. Гавриил кивнул, поджав губы. А потом он повернулся ко мне, посмотрев на меня так, что я сразу понял, его мрачный вид — не из-за этого сукина сына. Это что-то касающееся меня. Азирафель непонимающе посмотрел сначала на меня, потом на Гавриила. Я ему, кстати, так и не сказал, что мы сработались с Гавриилом. Я почувствовал себя мудаком. Потому что я мудак. И я не понимаю, почему Азирафель реально со мной. твое сознание впереди тебя. Если ты реально мое сознание, то мне не очень-то и повезло. Гавриил пошел к выходу и кивнул мне головой. Я посмотрел на Азирафеля и единственное, что я смог — пожать плечами и пойти за Гавриилом. Взгляд Азирафеля типичное «опять это дерьмо». Да, милый, опять это дерьмо под именем Энтони Дж. Кроули. И это дерьмо даже немного осуждает твой выбор касательно того, что ты решился жить со мной под одной крышей. Дверь закрылась, и Гавриил сказал мне: — Есть для тебя кое-что. — Я не буду тебе платить. — Это про Юсуфа. — Ладно. Сколько ты хочешь? Он безрадостно усмехнулся и кивнул головой вперед, в глубь коридора. Здесь периодически ходили люди и мы не очень-то были для них удобным атрибутом. Мы прошли вперед, по коридору, и он сказал: — Шутка. Я не беру деньги за недостаточно верную информацию. — Значит, это не факт? — Нет, но я подумал, что будет жалко, если ты сдохнешь, жалуясь на пищевое отравление. поколение х должно умереть, жалуясь на боль в желудке. Я покачал головой и вздернул бровь. Я спросил: — В смысле? — Знаешь, я вообще с Юсуфом не очень, он-то и меня наебать может в любой момент, а это экономически невыгодно, — мы зашли в курилку, в которой было подозрительно пусто, и он достал сигареты, закурив. Снова протянул мне. Я подвис на секунду, но принял. Когда говорят про Юсуфа — надо закурить. — Но я общаюсь с одним человеком, который у него что-то вроде правой руки. — Майк? — Откуда ты его знаешь? — он удивленно вскинул брови и щелкнул зажигалкой. Я махнул рукой. Он кивнул и продолжил: — в общем, ему поручили забрать у Загрязнения какой-то мега-крутой яд. Все симптомы как при обычном пищевом отравлении, а потом интоксикация просто взрывает твой организм. Понимаешь, у него сейчас нет клиентов, ради которых он стал бы заказывать такой яд. Ах, вот оно что. Вот оно, блять, что. Вот чем меня собрались кормить на ужине. Даже если во мне найдут этот гребаный яд, никто не сможет понять, где я это жрал и не подхватил ли я его из общепита или это просто какая-то инфекция. Я замер с сигаретой в руках и пораженно моргнул. Я сказал: — Вот дерьмо. Надо было звонить Боссу. И сверять с ним уже мой план. Куда более радикальный, но действенный. — Что за яд? — спросил я, все пялясь на сигарету в своих руках. — Личная разработка. Ну, ты знаешь, думаю, если ты поработаешь над этим, то сможешь найти. Я кивнул. Хриплым голосом я сказал: — Спасибо. Я не думал о том, что они сделают это таким образом. Это было вполне логичным и простым. Едва меня можно было бы отравить другим способом. Сейчас я не хожу по ресторанам и даже почти ничего не покупаю в забегаловках. Максимум, что они могли бы сделать — подложить спидозную иглу на сиденье в моей машине. Я фыркнул. — Твой дружок заждался тебя, — сказал Гавриил. И сначала я не понял: не про Азирафеля ли он, но он быстро добавил: — он только после встречи со своим адвокатом. — Хорошо. Проведешь меня? Я выкинул сигарету, которой даже не сделал ни одной затяжки. Табак в горло не лез. Ничего не лезло. В голове были только мысли по поводу того, как все красиво устроить. А главное, чтобы побольше повыебываться. Ведь это вполне в стиле моего ублюдочного характера. Он докурил свою сигарету, и мы вышли из места, воняющего куревом до того, что голова кружилась. Внезапно он положил руку на мое плечо и, наклонившись слишком близко, спросил: — На Азирафеля совершили покушение, слышал? Я моргнул. Объясните кто-нибудь всем мужикам из моего окружения, что вовсе необязательно наклоняться ко мне так близко, что я чувствую их дыхание на своей коже. Азирафелю бы это не понравилось. — Да. Это тоже мой, полиции тут нечего делать. — Тебя в последнее время часто стали упоминать. Слушай, а откуда пошло твоё Кроули? — внезапно спросил он, когда мы куда-то завернули, и я смутно стал вспоминать эти коридоры. Он выпрямился и не дышал мне в лицо мятно-сигаретным дыханием. Я подумал о том, что вкус у Вельзевул на мужиков действительно неплох, но жаль, что тут она серьезно прогадала. Чем больше я смотрел на Гавриила, тем больше понимал, что да: он рад был бы выебать деньги, если бы у них было хотя бы отдали подходящее отверстие. — В интернате один пацан сказал мне: слушай, от тебя мурашки по коже. Я такой: хм, звучит неплохо. В девятнадцать, когда мне делали фальшивые документы, девушка спросила у меня, какую я хочу фамилию. Я назвал Краули. А она не так услышала и по ошибке написала Кроули. Вот и всё. Лицо Гавриила показалось мне разочарованым. Он явно огорчился. — Что-то не так? — я вздернул бровь, и мы остановились за метр до комнаты для допросов. Через стекло я видел его фигуру. Поникшую, с щетиной и растрепанными волосами. Он явно был не в духе. Тут никто не в духе. — Я поставил пятьдесят фунтов, что твоя фамилия от вороны (прим. crow (англ.) — ворона). — Неплохое предположение, но слишком скучное. Хочешь секрет? Все, что касается меня — это всегда происходит по ошибке. Я пожал плечами и усмехнулся, зайдя в комнату. Он вздрогнул, заметив меня, но его эмоциональный спектр не особо-то и поменялся. Он по-прежнему сидел угрюмый и напряженный. Я просто узнал у него о следующем их покушении и собирались ли они использовать снайпера для этого. Он сказал мне, что «Бейсбольная бита» (чья-то кличка, видимо) что-то говорил про это. Он купил себе новую винтовку, но его не привлекали к этому делу, так что он не знал подробностей. Я окончательно убедился, что это было их рук дело. Когда я собирался уходить он сказал мне, что лучше бы получил отравление, чем оказался здесь. Я пожал плечами и кинул через плечо: — Ты бы в любом случае здесь оказался. Со мной нельзя связываться, — я посмотрел на него. — Представь Сатану, которого вызывают по пять раз на дню и не дают выспаться. Как думаешь, что произойдет, когда его вызовут в шестой раз? Этому парню точно не повезет. — Он называл вас так, — сказал он железному столу и своим наручникам. — Как? — Дьяволом. Что он просто борется со злом. Я застыл. Медленно развернулся к нему. — Что ещё он говорил? Мне не нужны никакие карты и их отправители. Правда слишком близка ко мне. — Ничего. Он написал это к одному из банковских переводов. Он не связывался с нами в привычном понимании. Письма с заказами всегда были с разных адресов. Вы… можете проверить. Посмотреть айпи или что-то вроде того. Я кивнул и сказал: — Уберу тебе лишний год за это. Я вышел из камеры и кивнул Гавриилу, сказав, что, возможно, они могут убрать ему год или два, или повысить как-нибудь возможность УДО. Гавриил закатил глаза и сказал: — Слушай, это не так работает. Я знал, что судебное разбирательство ещё не скоро, так что он просто хотел намекнуть, что он делал это бесплатно. Я пожал плечами и снова отошел в курилку, набрав Боссу. Я похлопал себя по пустым карманам, ощутив сожаление за то, что так и не выкурил эту гребаную сигарету. Звонок вышел на автоответчик. Я пожал плечами и сбросил. Потом так потом. В конце концов, он реально работает и не может себе позволить ходить с тленным ебалом, как я. Я стал догадываться. Стал понимать. Мне хватило одной фразы, чтобы подойти так близко, но мне в любом случае надо было убедиться. Может, у Азирафеля получится выйти с переводами на что-то стоящее. И второму посреднику я все же откручу голову за то, что купил себе гребаную винтовку. Пялясь на окурки, я всё думал о том, что это нечестно. Неправильно. Неверно. Я не хотел знать, что я прав. Что я догадался. Мои плечи опустились сами собой. Закрыв лицо руками, я тяжело выдохнул и покачал головой, на выдохе сказав: — Хуйня хуйней, Дьявол, хуйня хуйней. Я пошел обратно к Азирафелю. Первые две секунды он выглядел не очень-то и довольно (я так полагаю, ему не понравилось, что я не рассказал ему про Гавриила), но посмотрев на мое лицо, он тут же спросил: — Что-то случилось? — Ничего. Ничего интересного. Он нахмурился и снова вернулся к экрану компьютера. — Неужели есть только один способ выудить у тебя информацию и он предполагает привязать тебя к кровати? Я не ответил и уселся на диван, уставившись в пол. Я сказал: — Потом, хорошо? Сегодня мне придется задержаться. Азирафель снова уставился на меня. Он снял свои очки, протерев их, и нахмурился. Он пялился на них так, будто ненавидел их, хотя единственный, кого он должен был ненавидеть — это я. — Быть с тобой невозможно, Кроули. После этой фразы мне хочется повеситься. Что ты опять удумал? Что ты собрался делать? Я посмотрел на него. У меня нет полицейских штучек. Но у меня есть взгляд неуравновешенного человека, у которого вся жизнь — сплошной импульс, который разрушает всё. Азирафель знал этот взгляд, и он понимал, к чему он вел всегда. Поэтому иногда будет лучше промолчать. Я встал и подошел к нему. А потом просто сел на корточки и грохнулся своим лбом о ручку его кресла. Мне лучше быть ближе к нему. Рядом с ним всегда безопаснее. Рядом с ним мне ничего не грозит, потому что он этого не допустит. Поэтому я не рассказываю ему о своих догадках, я молчу про то, что мне надо набить рот того ублюдка стекловатой, попытаться не сдохнуть на ужине и слишком настойчиво объяснить Юсуфу, что он все равно проиграет. Я молчу не потому, что ему это не интересно, а потому что иначе своим благоразумием он просто не позволит мне к этому подойти. Мне не нужно это. В опасности мне безопаснее. Так будет правильно. Иногда нет других способов кроме уничтожения. Нельзя просто топтать сорняк и угрожать ему. Надо вырывать с корнем, найти саму проблему, не дать развиться заразе. Уничтожить иногда бывает лучшим решением лишь потому, что позволяет не просто решить проблему, оно просто сотрет её с лица земли. И она просто перестанет существовать и вряд ли сможет развиться когда-либо вновь. Очень трудно, знаете ли, гадить другим, когда тебя не существует. Азирафель погладил меня по голове. Невозможно отговорить трупа от того, чтобы он перестал быть мертвым. Невозможно отворить меня от того, чтобы я перестал лезть на рожон. Это моя зона комфорта. Зона развития и новых успехов. Зона нервных срывов и бессонницы. По-другому я сойду с ума окончательно. Или сопьюсь. Я просто мертвец, и я не могу быть менее мертвым или искать ситуации, которые бы чуть менее сильно меня убивали. Трупу нужно отсутствие эмоций, сердцебиения и кровообращения. А ещё мне нужен Азирафель. Я думал о том, что пространство продолжит существовать даже тогда, когда все звезды исчезнут. Я продолжу дышать до тех пор, пока у меня будут руки, которыми можно душить. Даже когда все пули исчезнут, я продолжу существовать. День мертвых каждый новый день в году, и я в списке приглашенных.Всей правды лучше и не знать Так легче жить и умирать