Квест

Приходить в себя после удара по голове было больно и неприятно. В глазах двоилось, сильно подташнивало. Симптомы походили на полноценное сотрясение. Антон с трудом завел руку назад, к черепушке под коротко стриженными волосами, и нащупал запекшуюся неровную текстуру. Кровь. Оставалось только выругаться сквозь зубы. Еще паскуднее было обнаружить себя подвешенным на ремнях в углу кованной клетки. Ступни не доставали до дна, устланного полиэтиленовыми пакетами. — Что происходит? — хрипло спросил Антон. И только он начал шевелиться увереннее, проверяя ремни на прочность, как прозвучал гонг. Полутьму города в заходящем солнце разрезали лучи прожекторов. Клетка осветилась целиком, оказавшись совершенно гигантской. Будто кто-то выстроил макет домика для хомяка в масштабе один к десяти тысячам. Не клетка, а настоящий лабиринт из кольев, кожаных петель, свисающих сверху, и хаотично расставленных кубов для засад и атак. Зрители-мертвяки взорвались аплодисментами, засияли телефонными камерами. Антон заозирался. Он больше не был на Павелецкой. Здешний уличный пейзаж напоминал, скорее, Нью-Йорк. Клетка располагалась на проезжей части, разрезавшей площадь крест-накрест. Площадь кишела народом, но основное внимание привлекала к себе статуя в центре дорожной развязки. Чтобы рассмотреть фигуру сверху донизу, Антону пришлось задрать голову, уперевшись в прутья. Рука одного из зрителей схватила его за волосы и хорошенько приложила о металл. Антону было плевать. Он пожирал глазами статую женщины, облитую красным и карамельно-золотым выжженным неоном. Струящаяся легкость ее накидки буквально чувствовалась, хоть статуя и была выточена из мрамора. Особенно изящно выглядели воланы на кайме капюшона у самого ее лица. Впрочем, лица не было вовсе. В окружении нежных, застывших во времени кудрей на шее изваяния покоился голый череп, украшенный золотой маской. Под маской располагалась дыра впалого носа и остатки сохранившихся в челюсти зубов. Женщина словно улыбалась толпе, глядя тепло и ласково. Туника под плащом отсутствовала, открывая полую грудную клетку с белыми костьми. Внутри бился неоновый свет: нежный, рассеянный. Такой невинный. Голову, грудь и плечи женщины обвивали раскрытые ладони, выходящие у нее из-за спины. Казалось, будто над нею образован нимб из жадных, но в то же время оберегающих кистей и предплечий. Были совсем еще маленькие, детские, были и взрослые, начисто лишенные плоти, омытые до белизны и те, что пока не лишились кожи и мышц. Гонг прозвенел второй раз. Антон с усилием оторвал взгляд от женского лица в обрамлении десятка рук. Ремни на его собственных запястьях, скрипнув, разошлись. Антон впечатался лицом в ворох пакетов. Падение они не смягчили, а значит, были тут исключительно для атмосферы. — Тоха, оружие выбирай! Скорее, блядь, иначе тебя сейчас положат! К клетке в сопровождении двух неповоротливых, нордически настроенных громил пробился Эдик. Сквозь головную боль его волнение передалось и Антону. На корточках он скользнул к ближайшему кубу, прижался к его гладкому холодному боку и вытянул руку вперед, туда, где на дощатой платформе лежало несколько орудий. Знакомый охотничий нож, который Антон отмел сразу (короткий, не слишком-то универсальный). Вместо него он прошелся пальцами по паре метательных топориков (хороши, но не с его глазомером), взвесил в руке кортик (уж больно тяжелый, зараза) и остановился на старом мачете. Его рукоять была перевязана синим скотчем, который от старости пах расплавленной резиной. Лезвие выглядело старым и потертым, однако заточенным на совесть. Буквально Антонова квинтэссенция — туповатый, но несломленный. Прозвучал третий гонг. Зрители зааплодировали основательней, плотней. Если бы Антону рукоплескали всякий раз, когда он вел себя неловко, ни одна миссия не обошлась бы без нестихающих оваций, уж это точно. Теперь он буквально загривком ощущал, что от него все чего-то ждут. Действия, какого-то движения. Толпа как по команде затихла, на клетку обрушилась гнетущая тишина. Антон выглянул из-за укрытия. Впереди была лишь пустыня из кубов и шаров да пара хлипких стен из вездесущих ящиков, покрытых мелким плющом. Кажется, клетка давно пустовала. Антон постарался создавать как можно меньше шума и под хрусткий шепот пакетов перекатился к следующему укрытию, большому металлическому пончику с дырой посередине. Лезть в нее, что ли? Пончик послужил иначе: его вогнутая внутренняя сторона ловила рефлекс от неонового света и сработала зеркалом. Антон пригляделся к гротескному изломанному отражению. В противоположной стороне клетки притаилось что-то. Что-то выслеживало его и двигалось к центру. Антон сполз на колени и нырнул в тень, что создавали ступни женской скульптуры. До чего та была большой, если даже палец на ее ноге оказался крупнее головы Антона. Он обогнул пончик слева и подполз к укрытию-шару. Ни перепрыгнуть такой, ни танком переехать. А еще у него был изогнутый, как у пончика, рефлекс. Удобно — не то слово. Антон удивился: в качестве боссов команда Дрона обычно подкидывала великанов-переростков. В крайнем случае, кого-нибудь высокого и раздутого, чтоб на десять из десяти стероидных звезд. Нынешний противник был, по крайней мере, в отражении, не таких уж исполинских размеров. Как быстро мельчают чужие боссы, отметил про себя Антон. Потными ладонями он сжал мачете и пошел в наступление: забрался на небольшой куб впереди, хорошенько оттолкнулся от него, чтобы набрать ускорение, а после запрыгнул на металлический шар. Разгон оказался подходящим, и всем своим немаленьким ростом Антон с мачете наперевес обрушился на голову противнику. Два удачных прыжка исчерпали запас боевого везения. Падал Антон кулем, но перед приземлением успел сгруппироваться, подмял под себя босса и упер в его плечо выпуклое лезвие. Зрители нехотя зааплодировали. Все же Антон — не главный любимчик, но для разогрева и его оказалось достаточно. — Тоха, руби! Обездвижь! — орал Эдик сквозь гул толпы. — Но это… — забормотал Антон. — Это же Арс. Арсений под его весом повернулся, загнанный, и оскалился. Он рычал Антону в подбородок, брызгая слюной, словно разучился говорить. Глаза его не выражали ровном счетом ничего, только беспримесный зомбячий голод. Обезглавить, обоссать и сжечь — ничего личного, приятель. Арсений пропустил время вакцины, и вот, что из этого получилось. Антон от удивления ослабил хватку, убрал с его шеи лезвие, и Арсений, точнее, то, что от него осталось, воспользовалось заминкой. Ржавая заточка вошла Антону аккурат в трицепс. Кажется, дошла до кости. Антон заорал. Скатился с Арсения, баюкая руку, и попятился назад. Арсений входил во вкус не спеша. Теперь, когда ему не нужно было прятаться, он встал, расправил плечи и принялся играть с заточкой. Выходило так естественно, словно он с ней не расставался все детство, отрочество и юность. Не заточка — естественное продолжение руки. Его рассыпающийся смех отныне не внушал спокойного ровного чувства. Всего лишь очередная деталь в паззле ночных кошмаров Антона. — Тоха, он слетел с катушек! — завыл Эд. — Это не Попов! Хочешь жить — меть ему в сонную артерию! Арсений размял шею и смерил Эдика презрительным взглядом. Так смотрят на насекомое, которое стрекотом портит отход ко сну. Антон сражался со ступором и полз назад, задевая пакеты каблуками берцев. Арсений наступал. Не пугал, не скалился, не причмокивал, просто следовал за Антоном легкой походкой, повторяя его скорость и пластику. Они даже двигались в одном темпе — левой, правой, левой. — Держись, — сказал Антон, начисто проглатывая гласные. — Инъекция здесь, рядом. Ты ведь слышишь меня? Ты понимаешь, что я говорю? Арсений склонил голову. Не опроверг, не согласился. Может, просто языком по десне водил? Его подбитый, красный на маковке резец прокатился по дну клетки, подскакивая камушком, брошенным в воду, и приземлился между ног Антона. Арсений поднял взгляд и смущенно улыбнулся. — Кончай его! — взвился Эдик и завыл битой собакой. Это бугай-охранник приложил его лбом о решетку. Одиночный пикет Выграновского пришелся бугаю не по вкусу. Теперь Арсений был совсем рядом. Антон, чтобы не подпустить его к себе, размахивал мачете перед лицом. Долго так продолжаться не могло. Толпа явно была на стороне “своего”. Имя Арсения скандировал весь проспект. Антон уперся в самые прутья. Словно повторяя образ своей неживой богини, зрители сунулись сквозь них и захватили Антона нимбом рук — над головой, у шеи и с боков. Заключили в жестокие тесные объятия, чтобы Арсению было проще наносить удары. И он сделал выпад. Попал заточкой в Антонову селезенку, почти даже не замахиваясь, буднично, как разрезал бы пузо рыбе, стоя у себя на кухне. Той, до которой сначала на метро, а потом две остановки на маршрутке. Из Арсения вышел некровожадный зомби. После он молчаливо оглядел Антона, покачиваясь с пятки на носок. Как был с тряпками в голове, так и остался. Убивать не спешил. Смаковал без страсти, чуть отстраненно. — Эдик, — захрипел Антон. — Помоги. Внутри разливалось горячее. Волны обливали живот изнутри, и все в Антоне бурлило, надрывалось и звенело. Не заточка, а ультразвуковой луч, который, жужжа, взрезал голову. Просил закрыть глаза и заснуть. Антон поддался, но, как только он расслабил мышцы и перестал закрывать живот, боль вернулась. Вернулась с двойной силой, выдирая его из ощущения сонной неги. Теперь Антон кричал. Брыкался и отбивался от удерживающих рук, чтобы дотянуться до дощечки с запасным оружием. Выграновский больше не подавал голоса. Антон скосил глаза вправо и смог разглядеть только его красную влажную от удара макушку, которая плавно скрылась за спинами амбалов из охраны. Прах к праху, дурачок к дурачку. Антон теперь сам на себя злился. — Что, Арс, не узнаешь? — Антон сплюнул кровь ему под ноги. — Не помнишь, как ты себя резал, только чтобы меня спасти? Альтруист хренов. А как ты меня в водопад опрокинул, может, тоже забыл? Толпа взорвалась аплодисментами. Пожалуй, впервые Антон завоевал их расположение. В ушах шумела кровь, он ничего кроме нее уже не слышал. — А не помнишь, Арсений, как просил себя отпустить? Умолял буквально. “Я умру, а все останутся”. Да пошел ты! Никогда. Не давал мне права. Выбора. С-сука. У клетки за спиной Антона началось волнение. Послышалась отборная брань. Звуки глухих ударов плоть о плоть. Запах сладкой гнилости. Надрываясь из последних сил, Булаткин теснил толпу местных сектантов, которые удерживали Антона. — Братан, как ты вовремя, — с чувством рявкнул Антон и полез из рук нежити. Изворачивался ужом, кусал чужие пальцы и добился своего. Вырвался. Кинулся сразу к доске, схватил топорик и бросил в Арсения. Он увернулся, разумеется, — их спортивную подготовку вообще не было смысла сравнивать, счет при любом раскладе получился бы не в пользу Антона. Потому что физически он — ноль без палочки, зато живучий. Зато злой, сам себя подзуживал Антон. Он бросился к кортику, и теперь у него был один шанс к тысяче. Пан или пропал. Он атаковал Арсения снизу, даже не пытаясь встать. Дернул его за ногу, ударил рукоятью кортика по колену. Грязный прием. Арсений рассерженно замычал. Антон потащил его на себя за щиколотки. Сам навалился сверху, ударил согнутым локтем в грудь, проворачивая то, что подсмотрел лет в пять в шоу про фальшивых рестлеров. MTV, дремучие девяностые, переключение кнопок прямо на панели старого телевизора, мама мнет пюре на воде в соседней комнате, и у Антона стойкое ощущение, что жизнь сложится как нельзя лучше. Сложилась. Арсений тоже сложился — под ним, бумажным журавликом, удивленным в высшей степени. Пораженный собственной глупостью. Если он не поддался вот так, то ничем другим это невозможно было объяснить. Антон не обратил внимания. Он мял бока Арсения, как мама — пюре на воде: быстро, сильно. Рукояткой кортика врезал ему по надбровной дуге. Арсений даже не поморщился. Но застыл, сжался, только ногами елозить не перестал. Мертвячьи рефлексы. — Смотри на меня, Арс. Посмотри, ну. Арсений поднял взгляд без интереса совершенно. Антон уперся в его щеку, покрытую ранними морщинами и зеленоватыми веснушками, которые еще пару часов назад были коричневыми. Ноздри Арсова носа раздувались гневно, рот сжался в полоску, из которой сочилась кровь. Антону не хотелось его жалеть — самому бы не сдохнуть. Арсений дотронулся до его раны в боку, сжал пальцы над глубоким надрезом. Впился в слои одежды, дошел до мокрой голой кожи, заставляя кровь течь из дыры от заточки сильнее. Антон в ответ приставил лезвие кортика впритык к его дрожащему кадыку и сказал: — Можно. Ты спросил меня там, в бункере. Я тебе отвечаю: можно. Глаза Арсения забегали по его лицу. Потерянными стали, прибитыми. Он по-прежнему ничего не говорил. Только разевал рот беззвучно. Внутренности Антона скрутило, давление в горле стало нестерпимым, болезненным. — Что же ты сделаешь, Арс? А? — Ты меня ранил, — выдавил из себя Арсений. — Прибил к земле. — Таков был план. Арсений криво улыбнулся. — Егор, Эдик! — завопил Антон, испытывая невероятное облегчение. Арсений заговорил. Он даже его узнал. Кажется. — Киньте инъекцию! Первым подал голос Эдик, которого качало на зомби-волне: — Тоха, ты сам из КВНа или по жизни отбитый? У нас все вещи поотнимали. Какая инъекция? Решайся! Антон медлил, гудела толпа. Съемочные дроны над клеткой заволновались — ну точно полет валькирий. На экране позади скопища мертвяков всплывали автоповторы. Крутились цифры напротив их с Арсением лиц. То ли очки, то ли ставки. Толпа требовала продолжения, голодно стенала. И Арсению передался этот общий неживой зуд. Он схватился за кортик, сжал его в кулаках, отставляя от горла. Из-под его пальцев уже расходилась темная, загустевшая кровь, но Арсений только безмятежно улыбался. Антон своим “можно” будто дал ему карт-бланш: делай, что хочешь. Арсений и делал — то, что ему больше всего хотелось в статусе зомби. Отбросил кортик, пнул Антона в живот, схватил его за грудки и вжался раскрытым злым ртом в шею. Кусал. Кожу рвал не приспособленными для охоты челюстями. Ужасы про зомби врали всю дорогу: прокусить кожу было не так-то просто. Оторвать кусок мяса — еще сложнее. Но Арсений, упрямый, непробиваемый Арсений, вгрызался насмерть, чтобы растянуть сухожилия, чтобы впечатать мышцы в онемевшую гортань. Он кромсал противника как тряпку — незаточенными портновскими ножницами. Кричать у Антона сил не было. Суметь бы затолкать воздух в слипшееся горло. Арсений перехватил его сбоку, вцепился в тело руками и ногами. Настоящая нежить, подумалось вдруг Антону. Непонятно, есть ли там человек. Но иррационально верить хотелось. Выжить — тоже. Перед глазами плыло и двоилось. Паника заслонила собой все: и контроль тела, и ощущение растянутого тонкой жвачкой времени. Антон ощупывал пол под ладонями. Пальцы натыкались то на листву плюща, то скользили по пакетам. Мизинец зацепил край металла. Наконец-то. Антон ткнулся в острие кортика, подтянул к себе. Его колено теснило и сжимало налитое напряжением бедро Арсения. Антон перехватил рукоятку и ударил по наитию. Попал в мягкое, в горящие мышцы. Он почти ничего уже не видел. По лицу текли слезы, смешиваясь со слюной из открытого рта. Антон всхлипнул, вгоняя острие глубже. Когда он выплыл из оцепенения и дрожи, хватки на шее уже не было. Антон так и стоял на коленях. Сердце колотилось сумасшедше, выдавая три удара на один поверхностный вдох. Горло саднило. От борьбы и запущенного адреналина тело ощущалось невесомой пушинкой, его словно бы вообще не существовало, а гортань налилась пудовым весом. Антону казалось, сделай он шаг, и его размажет. Тело рассеется пылью, а шея зазвенит да так и останется лежать вырезанным сгустком железной боли. Он запрокинул голову кверху, ловя разинутым ртом крохи воздуха. Тяжелая капля щелкнула его по носу. Забила по скулам и небритому подбородку. Влага согревала открытые раны, успокаивала саднящие от мозолей пальцы. Антон утер щеки запястьем, поднес его к едва зрячим глазам. Не вода. По кости ползла зернистая красноватая няша. Вроде манки или протертого супа. Вымазанный в темной крови Арсений лежал рядом, раскинув в стороны покалеченные руки. Антон подполз к нему проверить пульс. Есть, бьется. Пока живой. Толпа у клетки больше не кричала и не свистела, а только покачивалась в общем экстатическом сонме. И дело было точно не в Антоне с Арсением: они явно отработали свой слот программы, да и их сражение явно не тянуло на гладиаторский уровень — разве что на неумелую подростковую драку у падика. Антон окинул взглядом эту замершую в ритмичном волнении толпу, нахмурился. А потом обернулся к неоновой богине, покрытой легкой накидкой и бьющим по глазам светом. По ее обглоданному лицу из-под золотой маски струились красные нити жидкости, опадали на полую грудь и текли вниз, по бедрам и коленям, потихоньку заливая дно клетки. С хлюпающим звуком Антон оторвал от пола ступню вместе с парой намокших пакетов и нитками красной няши. Несмотря на внушительные размеры клетки у ног статуи, дно заполнялось быстро. Богиня рыдала навзрыд. Гигантский пластиковый мешок, закрепленный внутри ее грудины, не затихал теперь ни на секунду — перекачивал тонны красной жидкости и выпускал потоком через глазницы. Как только жидкость начала выливаться из клетки на проезжую часть, зомби будто сошли с ума. Пали ниц, начали зачерпывать комки няши ладонями и отправлять в рот. Вылизывали брусчатку с утробным тихим воем. Запускали руки в клетку, чтобы урвать побольше пайка. Паек — так бы Антон назвал эту синтезированную пищу. Теперь несложно было понять, что же все это время хранилось в мешках на складе, который с таким тщанием охраняла нежить. Что лежало в убежище Арсения, и из чего он изготавливал свою инъекцию, чтобы оставаться на плаву. Вот только Арсений свой паек разбавлял, а нежить пожирала ее в концентрированном виде. Действовала она буквально как наркотик. Может быть, именно от этого городские зомби и были относительно мирные. Охотились за тестировщиками всерьез, но все же не так кровожадно, как боролись сейчас за крупицы пайка. Антон подумал, что бы заставило его самого исступленно выцеловывать асфальт, и понял, что только борьба за собственную жизнь. А зомби боролись. Умирать не хотелось даже тем, кто технически уже мертв. Зомби, почуявшие, что больше всего пайка скопилось на дне клетки и его уже не зачерпнуть руками, начали клетку раскачивать, креня то к ногам богини, то ближе к себе. — Эдик! — хрипло прогундосил Антон. Все-таки Арсений хорошенько его приложил. — Они сейчас клетку перевернут! Первым делом Антон кинулся к Арсению, зафиксировал его у края приваренного ко дну куба, а после взялся за кортик, чтобы отбить у зомби желание соваться ближе. Бугаи-охранники давно забыли про Эдика: как и все остальные, кинулись добывать паек. Сытая жизнь была тут в новинку. Зомби были так перевозбуждены, словно на их улице перевернулся грузовик со сладостями. Буквально. Эдика толкали и подминали под себя, не давая двигаться. Тут бы дышать возможность найти. Вопрос о его безопасности уже не стоял: зачем напрягать то и дело выпадающие зубы, чтобы кое-как прокусить человечью шею, когда рядом целая клетка самого питательного на земле яства. Вытянутого и очищенного человеческого протеина — долгожданный царский пир. Эдик лез через ноги, распинывая религиозных фанатиков на своем пути: — Арсению сперва помоги, — рыкнул Выграновский. — Че ты застыл, Антоха. Ну же, два и два сложи! Антон сложил: — Если это часть инъекции, то в чистом виде давать нельзя — заторчит и взбесится, — сказал Антон больше себе, чем Выграновскому. — Надо, значит, чем-то разбавить. — Десять баллов факультету тупых, — поддержал его вывод Эдик. У Эдика дела, конечно, были поважнее: он выпутывал из-под наевшейся зомби-многоножки оглушенного Егора. Сытые зомби вели себя как при сильном наркотическом опьянении: моторика замедлилась, взгляды поплыли. Понятно было, почему квест держал их в черном теле: так они представляли для игроков реальную угрозу. Пьяные зомби могли разве что придавить задом испуганного Егора Булаткина. — Из клювика в клювик, ага, — Антон поджал губы. — К такому меня в универе, конечно, не готовили. Но дайвинг вообще был про отчаянные решения. Антон, пока клетку переворачивали уже всерьез, держал Арсения под грудью и упирался в куб ногами. Кортик пришлось приладить в пустые ножны на бедре. Антон зачерпнул ладонью медленно сползающую к прутьям няшу и отправил совсем небольшое количество в рот. Покатал на языке, моля организм рефлекторно жижу не выплюнуть. Подождал, когда во рту скопится приличное количество слюны, и разболтал ее с протеином. После Антон разжал бессознательному Арсению зубы и медленно сцедил в рот аналог его инъекции. Получилось так себе: половина состава пошла у Арсения через нос. Антону пришлось поддержать его сзади за шею, чтобы дело пошло веселее. Ответ чужого организма после инъекции пришел незамедлительно: стоило Антону захлопнуть Арсениев рот, надеясь на глотательный рефлекс, как тот закашлялся. Остатки инъекции все же проглотил и кое-как разлепил глаза. Удивился: — А что это мы падаем? Антон ощутил подобие забитой, усталой радости. Ответил, поддерживая уже из последних сил — Арсений все-таки не был таким уж легким: — А мы, Арсюха, так спасаемся. Двигаться можешь? Арсений завозился у него на руках, уперся ногами по примеру Антона в куб, чтобы облегчить ношу: — Да вроде. — Ну тогда поползли по жиже, только медленно, иначе нас тут порвут. — Понял. Арсений даже не улыбнулся. Кипенно-белый был, как рубаха Антона на школьном выпускном, где он сильно напился и блевал в овраг, пока все, обнявшись, встречали рассвет на речке Воронеж. — Посторонись! — завопил Эд. Эдик раздобыл свой родной калаш, пока разбирался с толпой, из-под которой не мог самостоятельно выбраться Егор. Теперь при Выграновском был и калаш, и напарник. Антон с Арсением укрылись под одной из металлических фигур внутри клетки, пока Эдик расстреливал цифровой замок. Расстреливал буквально в пыль и щепы. Дверь отвалилась и повисла на единственной целой петле. — А теперь очень быстро выходим, ребятки. Тут у вас медом для зомби намазано, а у меня не так уж много патронов. — Мы сейчас! — крикнул Антон и кивнул Арсению. Мертвяки действительно хлынули к открытым дверям толпой. Антон отбивался кортиком. Арсений очень медленно и слабо пихал зомби ногами — ни на что большее сил у него не хватало. Так они постепенно скатились к двери, позволили Эду дать короткую очередь по самым активным зомби, и выпали на тротуар, вылизанный сотней мертвячьих языков до стерильной чистоты. И, как только они по стенке метнулись прочь, взяв курс на Эдика с Егором, изголодавшаяся толпа хлынула внутрь, чтобы урвать свой кусок пайка и упасть в приятную наркотическую кому. В сущности, никакой ненависти зомби к людям не испытывали, они даже не были до исступления обозленными. Они всего-навсего хотели есть, как многолетние заложники квеста. Остальная толпа, которая успела насытиться белковым пайком, танцевала, словно хиппи, кружась в одном им известном ритме, отбивала богине поклоны и беззвучно молилась. Антон был знаком с концепцией — вместе с матерью лет в четырнадцать он первый и последний раз ходил в церковь освящать пасхальный кулич. — Ей поклоняются, — сказал Антон. — А ведь это… просто статуя с механизмом раздачи наркопайков. Приложив ладонь ко лбу козырьком, он смотрел на череп богини. Из ее глазниц по-прежнему вытекал красный протеин, но теперь в явно меньших количествах. Арсений у плеча Антона криво улыбнулся: — Не имеет значения, реален ли бог, важно, что в него верят реальные люди. — Зомби, — поправил Антон. — Невелика разница, — пожал плечами Арсений. Арсения с Антоном нагнал Эдик. — Егор! — крикнул он. — Бери Арсения и двигайте с площади. Мы за вами. Надо найти тихое место. Булаткин, подволакивая ногу, подошел к Арсению и ткнул его в плечо культей. Оторванную руку он потерял в потасовке. Эдик был прав: нужно было уходить, пока с зомби окончательно не слетел сытый кумар. Надолго ли его хватит, не знал никто. Эдик смерил Антона нечитаемым взглядом, пока тот пялился вслед Арсению с Егором, и сказал: — Черт, за меня ты так не волновался. — Ты всегда придумаешь, как выкрутиться. Эд, ты же мой братан. — А Арсений тебе тогда кто? Антон не нашелся, что ответить. Более того, думать нужно было совсем не об этом: — Куда мы? — Хуй знает, Тоха. Придумаем по ходу. — Арсений говорил, что через артефакты отсюда не выйти. Базовое прохождение планировалось на четыре капельницы. Если выйти отсюда через отключение нельзя — вспомни про Надю и Азамата, — то, по моим расчетам, у нас край пара часов осталась. — Я, знаешь, о чем думаю? — спросил Эдик, потерев подбородок с татуировкой-трезубцем. — Не просто так, Тох, баба неоновая замироточила. Потому что это пиздец — в разгар заскриптованной активности сбрасывать на толпу кучу внутриигрового ресурса. — А я думаю, что длиннее предложения от тебя в жизни не слышал, — сказал Антон. И получил подзатыльник от рассерженного Эдика. Старался ведь, объяснял. Антон видел в его рассуждениях понятный резон. Точнее, не совсем понятный. Выграновский сузил глаза и вгляделся в разводную дорогу-дугу из двух уровней, которая уходила за ступни и край плаща богини на другую сторону района. Он ткнул куда-то в дальний сегмент трассы: — Ну я же сказал, Тох. Не боженька внутриигровой нас спас и не баг никакой. Ты глянь, едут, блядь, герои. Общество, твою мать, товарищей. Как бы вместе с нами тут не обосрались. Эдик махнул рукой на трассу и вздохнул. Несмотря на угрожающий вид и деланную грубость, Выграновский — Антон знал точно — до смерти боялся подвести своих. А уж тем более тянуть кого-то за собой намеренно. Во всяком случае, так видел ситуацию Эдик. Сердце Антона забилось быстрее в глупой, мальчишеской надежде.