Доверие

Остатки света с улицы неохотно обласкивали стены, неразложенный футон, тумбу, шкаф, полку со свитками — всё, до чего могли дотянуться и всё, что тут, в принципе, и было. Лампочка на потолке, конечно, имелась, но работу свою уже неделю не осуществляла: у Тобирамы не было желания и сил её заменить. Он нервно расправил складки на постели и сел в позу лотоса, сжимая напряжённые руки на коленях. Мито, качая головой, озабоченно пробормотала что-то про успокаивающий чай с «капельками» и удалилась, напоследок бессмысленно пощёлкав несчастный выключатель — мало ли, а вдруг загорится. Поджав губы, младший Сенджу мысленно стал вести счёт секундам — как люди от бессонницы считают овечек перед сном. — …Успокоился хоть немного? — невестка вернулась спустя двести семьдесят секунд, ловко удерживая тремя пальцами блюдце с дымящейся чашкой. Альбинос молча принял свой напиток, недоверчиво принюхался: налитая до самых краёв жидкость пахла жасмином и какими-то пряными травами. — Я не буду это пить. — Тебе следует хорошо выспаться. — Сейчас?! — он чуть не опрокинул на колени кружку, до того опешил. Посмотрел бы он сейчас на себя в зеркало... Совсем другой человек. В густых белых прядях пара седых волос, апатичные красные глаза отливают мёртвым блеском — так дохлая рыба смотрит на покупателей с грязных прилавков. Руки мелко дрожат. Как давно они дрожат? Наверняка медик это заметила, поэтому он не смог надавить на неё достаточно сильно, поэтому она и осталась рядом с братом, чтобы... Он ослаб. Он устал. Ему нужна помощь. — Да ты посмотри на себя, Тобирама! — тональность, от которой у самой принцессы заложило уши. Громко, раскатом, пощёчиной. Простые слова для Тобирамы сейчас всё равно что фоновый шум, он перестал их воспринимать. — На кого ты стал похож?! Растрёпанный, уставший, полуживой и дикий! Как от тебя ещё шиноби не шарахаются? Ты должен отдохнуть! Это не обсуждается! Иначе ты просто сойдёшь с ума! Сойдёшь с ума, сойдёшь с ума… Сенджу отвернул голову к балкону. Да он уже, кажется, сошёл. Спрятать бы под этими большими мешками под глазами всю свою усталость. Спрятать вылезшие на лбу морщины, ночные кошмары, где старший брат умирает от истощения в окружении толпы медиков. Тобирама существовал, как игрушка, заведённая ключиком: ходил туда-сюда, работая, и затухал, пока его не заведут снова: то ли брошенным неосторожно словом о клановых женихах-невестах, как будто ему делать нечего, как сватать всяких болванов; то ли болтовнёй о передаче ему уже официально должности правителя; то ли робкими предложениями соклановцев о партнёрстве с соседними странами… Да тем Коноха, построенная на выгодной местности и крепчающая на глазах, стала костью в горле, какие партнёры! Старейшины ноют: работай! Женись! Сделай! — и только ками знает, насколько сильно Тобирама их ненавидит и насколько тяжело ему сдерживаться на почти ежедневных собраниях. Повсюду и везде в деревне — одна болтовня про Хашираму, его болезнь, брачный союз с «дьяволицей» и ещё не родившегося ребёнка, который не увидит отца. Говорил ли уже Тобирама, что у него нет возможности банально разобраться с важнейшей для него задачей — спасением брата? Говорил? Так вот, благодаря этому он чувствовал себя так мерзко, как будто ежедневно принимал ванну с помоями. Харуно Сакура, очевидно, плохо понимала, кому помогает и какой плачевный итог может ждать её в случае неудачи. Взяла на себя ответственность — неси, будь добра. Посмотрим. Тобирама потёр лицо ладонью и впервые подумал: "Я устал. Будь что будет." Его борьба временно поставлена на паузу. — Я всё проконтролирую, — голос Мито максимально мягкий и отточенный, — Сакура ни на минуту не останется без присмотра. — Тока… — Уже на страже, мог и не уточнять. Я не уйду отсюда, пока ты всё не выпьешь — и в твоих же интересах, чтобы я вернулась к Хаши как можно быстрее. Чтоб эту женщину черти забрали… Он залпом опрокинул в себя всю кружку. От сладкой горечи и крепких трав на языке приятно закололо. Мужчина методично потёр переносицу и с усилием надавил пальцами на зажмуренные глаза, но тянущую боль от вспыхнувшей мигрени это не перебило. Мито утешающе скользнула по его предплечью, шепнула: «Восемь часов сна как минимум,» — и быстро ушла, забавно переваливаясь с одной ноги на другую, как пингвин. Альбинос провёл её бездумным взглядом и откинулся на подушку, практически за минуту погрузившись в крепкий тяжёлый сон. Ему снился Мадара. Его грозное ублюдское лицо, искривлённое болью и страхом, дрожащая катана в правой руке. Он впервые выглядел так жалко, так разбито — и впервые смотрел на кровь перед собой как на нечто отвратительное. Прижимал к боку бледного-бледного Изуну, рычал что-то Хашираме в ответ и в суматохе складывал печати, едва ли помня комбинацию. Он был растерян. — Тобирама, не дай ками нам этого… — старший брат встал у его левого плеча, засовывая свой меч в поясные ножны и отряхивая стёртую от падения штанину чуть ниже щитка доспеха. — Мадара не переживёт гибели Изуны. И наш мир станет ещё невозможнее. Альбинос упрямо протянул, словно бы повторял эту фразу уже сотню раз (а так оно и было): — Будет мир или нет — Мадаре в нём нет места. — Не говори такие вещи! Он хочет мира не меньше нас! Он тоже устал. Мы все устали… — Но он послал нас и ушёл так же, как делал это всегда, — Тобирама меланхолично поднёс свой клинок к лицу. Грязный от свежей крови кончик, надколотое в середине лезвие. Впервые ему удалось нанести Изуне такой мощный удар. — Когда-то это должно было произойти. — Он вернётся, — твёрдо кивнул Хаширама. А потом как-то сжался весь, побледнел. Тень уныния легла на его искренне печальное лицо, заставив альбиноса раздражённо закатить глаза: он всё такой же депрессивный дурак, как в детстве. — Тебе стоит быть очень осторожным, брат… Сон был воспоминанием. Самым, стоит сказать, отвратительным воспоминанием, ведь Изуна умер на следующий день, а Мадара ожидаемо пришёл мстить. Притащив с собой едва ли не целый клан, был готов в очередной раз плюнуть на предложение Хаширамы о мире, снести Тобираме голову с плеч, у н и ч т о ж и т ь в с е х, если бы не поставил ультимативно — вот так вдруг — на другую чашу весов жизнь его, Хаширамы, младшего брата. Ради мира! Это была нечестная игра. То был бой, честный бой на войне, который Изуна достойно проиграл, а это — фарс. Кто их, этих Учих, остановит, если Сенджу у них на глазах сами себя начнут уничтожать? Как им — а Мадаре в особенности — можно верить на слово? Кровь текла рекой, оружие ржавело от чужой крови, броня трещала и лопалась, война не утихала ни на градус… А глава Учих вдруг поставил ультиматум к миру. Ну не смешно ли? Тобирама мог потерять Хашираму ещё тогда, прямо перед целым кланом врагов, потому что тот поставил на кон себя. Мадара действительно остановил бойню. Мир заключили быстро. Кланы не верили в это до последнего, но когда без шума и убийств прошла их первая ночь на одной местности, в наскоро отстроенных Хаширамой домишках под скалой, Тобирама в первый раз подверг под сомнение свои убеждения. А с этой девицей Харуно, неизвестной и беспечно оставленной близ его семьи, кажется, будет второй раз.

***

На улице уже стояла чёрная ночь, а Сакура всё ещё проводила осмотр. Ощущение какого-то мощного дежавю сковывало её горло, взвинчивая и раздражая до предела. Будто она не в прошлую эпоху вернулась, а всего лишь лет на шесть назад — и стоит она не перед Первым Хокаге, а перед полумёртвым Канкуро, загибающимся от боли. Было сложно, непонятно… И жутко. Сакура понимала, что её убьют, если она не вылечит Шодая, и лишь мрачно передёрнула плечами: умирать совсем не хотелось, только вот мозги под ночь уже плохо соображали. Девушка напротив неё, суровая на вид и с острыми чертами лица, спросила: — Что-то не так? Её звали Тока Сенджу. Выправка у неё военная, а под халатом заметно выпирало оружие. Но обе они делали вид, что ничего не замечают. — Нет, Тока-сан, — медик покачала головой, — я примерно понимаю, что с Шодаем, но его организм… — она провела зелёной чакрой по животу, цыкнула коротко и закусила губу. Во рту мужчины что-то надсадно булькнуло, и другие помощницы с оханьем перевернули его голову набок, не давая ему захлебнуться рвотой и испачкаться. — Он плохо воспринимает лечебную чакру и теперь его безостановочно рвёт кровью. Случалось ли такое раньше? — Нет. У нас нет медиков Вашего уровня, и подобные манипуляции с чакрой мы не проводили. Да и Шодай в них никогда не нуждался: он обладает высшей клеточной регенерацией тела. — А других он мог лечить? — Он просто прикладывал руку к чужим повреждениям и исцелял их. Но, по его словам, у него не было особой системы — какая, я могу предположить, есть у вас — и он затрачивал огромное количество чакры даже на лечение простых царапин. Это, естественно, компенсировалось его огромным резервом, как у Узумаки. Да-да-да… Прозванный Богом Шиноби не знал медицинских техник, зато мог самостоятельно исцелять себя. И других, оказывается, тоже. Сама его чакра и плоть были особенными, а их железобетонная связь со стихией дерева делала его тело уникальным. Сакура не могла сделать каких-то определённых выводов, потому что знала Хокаге исключительно из книг по истории и рассказам на Четвёртой мировой, где его клетки внаглую вживляли себе враги (и змеевидные экспериментаторы-нукенины). Подобной проблемы с восприятием чакры она никогда не встречала и не слышала даже от Цунаде-шишо. Сакура вытерла пот со лба и оглянулась. Стены вокруг них сжимались — ещё чуть-чуть и к ней потянутся, чтоб расплющить к чертям собачьим. Надо заканчивать это быстро… Нужно больше света, больше пространства, больше информации… Но хотя бы будущего Второго Хокаге тут нет: можно расслабиться, насколько это возможно, и работать без навязчивого давления мощной Ки. Охрана максимально ненавязчива — рядом и у балкона, хотя чуть ли не в рот заглядывает, но это можно игнорировать, посылая беззвучные сигналы руками в перчатках: в сторону, отойди, подай то, убери это. Сбивчивые, быстрые стуки в дверь — и распахнутые сёдзи явили собой двух запыхавшихся девушек с двумя корзинками, доверху заполненными травами. Одна из них, с раскосыми оленьими глазами и высоким пучком каштановых волос, очевидно, была из клана Нара; у второй на воротнике кимоно значился символ Сенджу. Тока тем временем ловко подхватила все корзинки и грамотно расположила их сбоку от Сакуры: чтоб и руки достали, и развернуться где было в сидячем положении на дубовом полу — что поделать, тут не больница: приходится крутиться вокруг футона с пациентом, аки пчёлка над цветком. Кушетку бы и капельницу с витаминами сюда, но Сакура всё понимает и не жалуется: вспоминает, как тяжело было на войне, когда на всех не хватало не то что кушеток и капельниц, а банально иголок и ампул; что за ад творился среди ирьёнинов, когда в тылу от атаки мечника Тумана взорвался огромный склад: палатки от ударной волны сложились, пересыпались-рассыпались порошки в коробках, выбилось стекло запакованных тар с лекарствами — и это только в радиусе ста метров от пепла и вони горящих лекарств… Неудобно, всё делаешь на скорую руку: и жгуты плетёшь из подручных материалов, и иглы вымачиваешь в спирте для двух- и трёхразового использования… Короче говоря, сейчас ныть, с крышей над головой и штатом помощников на одного больного — как-то несерьёзно. — Здесь все травы? — розоволосый медик бегло рассмотрела содержимое, понадеявшись на память и расторопность помощниц, и достала свой старый рабочий блокнот, сходу отрывая нужные листы и отдавая их девчонке Нара. — Сделайте всё, как тут написано! Быстро! Счёт, кажется, уже идёт на минуты… Шаннаро-о… — Что вы собираетесь делать? — сухо спросила Тока. Если на эту серьёзную женщину посмотреть, она кажется вообще не обеспокоенной происходящим, но в её синих глазах сейчас отражалась такая паника, что ею можно пустыню затопить. И её, без сомнения, можно понять: во-первых, Шодай находится в критическом состоянии, во-вторых, она должна следить за медиком, так как только ей и Мито в стенах этого дома Тобирама мог доверять (а это тяжело, потому что Харуно может навредить господину любой своей техникой, замаскировав ту под лечебную), а в-третьих, уже произошло несколько таких острых моментов, из-за которых альбинос, будь тут, уже размозжил бы девушке-медику голову… Но она, Тока, держится, потому что профессионализм Сакуры и уверенность её движений вселяли хоть какую-то надежду, пока остальные лекари лишь разводили руками. Сакура уставилась на неё, но мыслями пребывала далеко впереди, предсказывая и придумывая решение возможных проблем. И, наконец, ответила: — Я собираюсь удалить яд из его тела. Хотя бы частично, — «Яд? Он отравлен?! Как?..» — пронеслось в голове Токи молнией. Сакура безостановочно летела дальше, — …травы в настойках смягчат воздействие моей чакры и послужат хорошим наркозом, но, боюсь, мне придётся сделать это «насухую» — хотя бы в начале процесса, — Сакура со шлепком избавилась от грязных перчаток и потуже затянула хвост на затылке. Сенджу приметила её симпатичный нежно-розовый маникюр, какой она никогда не могла себе позволить — это сделало бы её неуместно женственной в мужской среде. — Мне нужно много холодной воды в тазиках или любых других глубоких ёмкостях, сухие полотенца и ваша полная собранность. Воду придётся менять, когда я скажу, и делать это быстро. Шодай будет кричать, ему будет больно, но вы не должны мне мешать, — в этот момент в покои вошли ещё две помощницы, незанятые, и Харуно подманила их пальчиком поближе, — Нужно больше людей, очень крепких: пока он в сознании, он будет вырываться, а его надо зафиксировать в неподвижном состоянии. Тока-сан, найдите пару мужчин, женщины тут не справятся. Вы же, — посмотрела на двух послушно замерших перед ней, — будете менять холодную воду в тазиках и сухие полотенца. Пока не поздно, подколите подолы кимоно — бегать придётся много. Обувь не надевайте: прохладно, конечно, но до колодца добежать и обратно — сможете. Помощниц уже и след простыл: молодцы, ни одного вопроса, в дело вникли быстро. Тока, поджав белые губы, пристально вглядывалась в движения Сакуры: как она раскладывала из своей сумки и свитка скальпели, баночки и нераспечатанные шприцы. Проходя мимо неё, положила руку на плечо и крепко сжала: — Я уйду за мужчинами-помощниками. И когда я вернусь, господин Шодай должен быть жив. — Поторапливайся, чёрт возьми, — отмахнулась Харуно, не удостаивая её взглядом.

***

«Для чего Нидайме создал эту технику?.. А эту?..» Сакура с трудом сломала барьер-печать и теперь с томительным любопытством рассматривала узоры на слегка пожелтевшем свитке. В мире было не так много мастеров печатей — в основном, они сгинули во время нападения на деревню Водоворота — и их творения считались на вес золота. Некоторые из них, такие как стандартные фуин-карманы и свитки для хранения и перевозки живых существ и трупов, использовались всеми. А некоторые, вместе с тайными и запретными техниками, хранились в архиве Хокаге. Сакура спустилась в секретный отсек только с разрешения Сенджу. Да, она уже была взрослой, но всё ещё — глупой и чересчур любопытной. Ученице Пятой не хотелось ничего пробовать или воровать — просто узнать, что и как, по идее, можно использовать. Что может помочь на очередной войне. Что стоит припрятать ещё дальше и глубже. Что можно модернизировать — если, конечно, это связано с медициной. Ну, Харуно просто томилась от скуки. Не сказать, что её не радовал мир за окном и отсутствие опасности, но было так ску-учно! Даже Наруто временно оставил свою мечту стать Хокаге и ушёл в путешествие вместе с Саске-куном — новых врагов, наверное, искать, или старых добивать. Друзья звали её с собой, мир увидеть, а она, дурочка, решила остаться в Конохе и посвятить себя медицине. Интересные свитки со временем закончились (их было-то не так уж много), пациенты успешно выздоравливали, а делать было нечего, вот и решила Сакура копнуть в секретный отсек — может там что-то по медицине нашла бы, никто ж и не искал особо. А потом бы выучила или доработала… Почему нет? Чай не дура полная. Пространственно-временная техника таковой не была, но… «Чакры жрёт подозрительно мало, только вот есть недоработка: неизвестно, в какой отрезок времени тебя выкинет и как это отразится на будущем. Запретно, потому что никем не испробовано… Потенциально опасно… Откат: предположительно головная боль, мышечная боль, медленное восполнение резерва… Оу, специфично.» Судя по дате, Сакура рассчитала, эту технику Второй попросту не успел доработать. Или не знал, как. Хотя… судя по количеству созданных им техник, он действительно просто не успел. Тобирама Сенджу был очень гениальным создателем. Даже, наверное, слишком. И это если учесть, что его старший брат был так же невероятен. Ученица Пятой чуть со стула не упала, когда наткнулась на отсек с техниками мокутона. Он…он буквально создавал техники из ничего! Чисто воображение и чакра… И то же самое — со стихией воды и молнии у Второго… И все — запретные, опасные, не для чужих тел, объёмов чакры. Аж ком застрял в горле. Она общалась с воскрешёнными Основателями вскользь, на войне, но тогда они не производили на неё такое впечатление. Они были внушительными людьми, мощными шиноби и мудрыми правителями, но лишь сейчас Харуно осознала, что это вообще были за люди. А это были Бог Шиноби и Водяной дьявол.

***

В доме главы Сенджу в эту осеннюю ночь никто не спал. Один только Тобирама под действием снотворного спал крепко и проснулся под утреннее пение птиц гораздо менее утомлённым, чем за всю последнюю неделю. Сакуре пришлось глотать старые солдатские пилюли из своих залежалых запасов (потому что на вкус и подошва ботинка вкуснее, но что-то менее отвратительное не так бодрило), иначе чакры и сил доделать начатое не хватило бы. Операция по извлечению яда прошла со скрипом, с проблемами, зато успешно. Пока ирьёнин могла лишь раздать последние указания помощницам и, сложившись пополам, без сил упасть на пол спиной. Грудь её ходила ходуном, будто она пробежалась до самой Суны и заодно перегнала песчаную бурю, а в висках и затылке бешено стучала кровь: получилось, получилось, получилось… Чакра уныло и беспомощно плескалась где-то на дне резерва: всё было бы куда проще и быстрее с Кацую, но… сейчас Сакура потеряла призыв и рассчитывать могла только на старые пилюли и свой ювелирный контроль чакры. — Мне нужна кровать, иначе я вырублюсь прямо на этом месте, — прошептала розоволосая, приподнимаясь на локтях и, на выдохе, вставая на колени — валяться пыльным мешком рядом с Хокаге было как-то неприлично. Тока, заранее предупреждённая медиком об откате, придержала её за плечи и, помогая подняться, позвала госпожу Мито. Аловолосая, закончив изучать оставшиеся лекарственные травы и сослав пару новеньких добровольцев по делам, подошла к Сакуре и крепко-крепко обняла. Беременная джинчуурики участие приняла лишь в конце операции, на рассвете, а до этого мучилась со стрессом и болью в животе... Ей совершенно нельзя нервничать. Футон — не мягкая родная кровать, но за неимением альтернативы истощённая ирьёнин была и этому рада. Сейчас она не думала о своём неутешительном будущем. Ей просто хотелось выспаться и не умереть.

***

— Отвратительно выглядишь, Тобирама, — постучавшись, Тока вошла в покои товарища. Осмотрелась, покачала головой, впустила прохладный воздух из балкона. Прищурившись от льющегося в глаза солнечного света, коротко и незаметно чихнула. — Что ты тут делаешь? — мужчина с трудом отлепил руку от бледного лица, а затылок — от приятной, мягкой подушки: он лежал без пользы уже пять минут. Ни ориентации в пространстве, ни во времени — лишь неприятное ощущение чужой чакры поблизости, как занозы в пальце. — Ты же сам попросил меня следить за ирьёнином Сакурой Харуно. Я только что отправила её в комнату, отсыпаться. Красные глаза в непонимании моргнули. И лишь спустя долгие секунды приобрели осознанность. Как же… Как же он был измотан, если под утро умудрился такое забыть?.. — Докладывай, — мужчина тяжело встал с футона, похрустывая суставами спины и шеи, и с раздражением одёрнул воротник промокшей потом водолазки: стоило бы раньше переодеться. Впрочем, этим он и занялся сейчас, механически бредя к шкафу и попутно стягивая липкую одежду через горло. Тока тактично отвернулась, подбирая блюдце с пустой чашкой на тумбочке: надо отнести на кухню. — Она оказалась настоящим профессионалом: извлекла яд из его тела и, — куноичи сухо сглотнула, — отвела смерть с нашего порога. Шодай умер бы этой ночью. Тобирама, к собственному удивлению, даже не вздрогнул. Пошевелил пересохшими губами, впутал пальцы в колючую чёлку и прошипел, хлопая дверцей шкафа: — А я бы в это время спал из-за чёртового снотворного! — Госпоже Мито не за что перед тобой извиняться. Всё прошло хорошо. Я контролировала каждое движение ирьёнина, но ты же понимаешь, как трудно следить за ней и потоками её чакры. Это было страшно. Мне казалось, он мог погибнуть от любого её неосторожного прикосновения. — Но всё закончилось? Он был отравлен… — Тобирама замер, пробуя последнее слово на вкус. Никто так и не понял, что вообще творилось с организмом Хаширамы за всё это время, а это оказался яд? Какая банальщина! Но, слава ками… не зря он позволил этой Харуно… Тока сухо кивнула. — На самом деле, извлечена большая часть яда. Вскоре надо вывести остаток. Также…есть несколько травм, полученных в процессе… Сакура-сан пока ничего про них не говорила, но я не думаю, что это проблема. — Травмы? — Неприятие чакры Сакуры-сан организмом господина Сенджу. Повреждения горла, желудка, мелких сосудов. Её принцип работы просто отличается от лекарских, не делай такое лицо, всё поправимо. Я уверена, что после извлечения яда его природная регенерация всё покроет, — именно за это Тобирама и уважал Току: она никогда не говорила лишнего и решалась предполагать что-либо только после тщательного обдумывания. Оттого в её словах всегда был смысл. Поэтому они и подружились. — Отлично, — Тобирама, относительно полный сил, двинулся к выходу из комнаты. На вечно искривлённых бледных губах мелькнула редкая улыбка.

***

«Фи. Несмешно и даже как-то банально.» Сакура, притопывая ногой, хмуро осматривала до боли знакомую местность. Знакомую оттого, что это, мать её, Коноха, но это самое «до боли»… Доверия не внушало. Пальцы как-то сами скрутились в знакомую печать, губы прошептали: «Рассейся». А ничегошеньки не рассеялось — только ветер подул, срывая с высоченных деревьев пожелтевшие листки и швыряя их ей в лицо вместе с прохладным ветром, пылью и запахом стройки. Последнее, при дальнейшем осмотре, оказалось не таким уж и абстрактным выражением: деревню…отстраивали? Опять? То есть, зачем? С нападения Пейна прошло уж как пять лет, да и вообще — откуда так много деревьев? Это тебе не грибы — за ночь после дождика не вырастут! Медик, пощёлкивая костяшками кулаков, заинтересованно хмыкнула. Кто же додумался применить на ней такое заковыристое гендзюцу?! …А ведь что-то тут было не так. Сколько чакры не вливай, оно не рассеивалось. А Харуно имела достаточный опыт в этой области — тренируясь (и борясь) с Учиха (и Какаши-сенсеем), уже даже привыкаешь к подобному: по спине всегда скользит такой едва ощутимый холодок, а собственные движения неуловимо замедляются. И нужно действовать через силу воли. Быстро, чётко. Иначе костей не соберёшь. А тут — явно что-то не то. Сакура стояла в безлюдной местности, в каком-то «полулесе», и почему-то как-то подсознательно не решалась выйти из тени. Её резерв оказался ополовинен, голова кружилась, мышцы при движении покалывало. Самое страшное: она помнила, что заснула ночью прямо в архиве на диванчике, в окружении прелюбопытнейших свитков, а проснулась…м-м-м, на юго-западе, вроде. В чужом сарае на стоге сена. Прямо как на Дне рождения Цунаде-шишо пару лет назад, прости ками, только без Наруто, одетого в её, Сакуры, ночную футболку с блестками и мокро сопящего ей в ухо. Могло ли быть что-то хуже? Очевидно, теперь могло. Медик привалилась спиной к ближайшему тополю и скатилась вниз. Задницу, обтянутую достаточно тонкой чёрной юбкой до колен, тут же куснул холод. — Что я наделала? — Сакура рвано вздохнула, глядя на свои руки. Чакроканалы в них и то покалывали. — Это точно не иллюзия. И я помню вчерашний день. Помню технику, но…как же так? Я же даже не складывала печатей! Да, она кричала. Людей не чувствовала, так далеко забрела, и позволила себе потеряться в истерике. По крайней мере, изливание души понимающему всё лесу ей помогло: спустя какое-то время, когда филейная часть онемела от сидения и холода, а слёзы высохли и остались на щеках противной подсохшей коркой, ученица Пятой решилась пройтись по деревне и определиться, в какое время её занесло. Подумать, что делать дальше. Умывшись водой в бочке у знакомого сарая (как хорошо, что хозяев в домике поблизости не оказалось) и тщательно отряхнув одежду и волосы от сена, Сакура пошла на северо-запад, к своему бывшему дому. Мало ли, ещё можно что-то сделать. А солнце уже не грело, да и светило-то неохотно — осень в стране огня, плечи без кофты зябнут. В какой-то момент пришла гениальная мысль: посмотреть на скалу с изваяниями. И вот лучше бы ей этого не делать. Всего одно лицо. Молодое, похожее на воспоминание только наметившимися очертаниями. Ещё не законченное лицо Хаширамы Сенджу. — Девушка, — к ней со спины осторожно (хотя и нарочито шумно, чтобы не напугать внезапностью) приближался мужчина. Сакура сразу же поняла, что обращались к ней, но побоялась обернуться. — Вы не из нашей деревни? Едва Харуно обернулась, её уже наизнанку успели вывернуть. Брюнет с чёрными глазами остановился на почтительном расстоянии, ненадолго сфокусировался на её ногах и вернулся к лицу. Вежливо, но небрежно кинул: — Вам не стоит ходить в столь поздний час одной. «И в такой юбке», — хмуро дополнила Харуно, снова хрустя пальцами: это успокаивало и давало заминку на продумывание тактики. Да, она никогда не выглядела внушительно и грозно, как Цунаде-шишо, которой только попробуй слово кривое скажи, но тем и лучше было для неё. Эффект неожиданности, любая свободная секунда — и Сакура получала шанс на победу. И смело им пользовалась. Но смелости сейчас не было. Был пополнившийся на девяносто процентов запас чакры, фоновая мигрень и пристальный взор красивого, но небрежного по отношению к ней Учиха. — Я путешествую по миру. Меня зовут Сакура, — она нехотя поклонилась, едва вспомнив о церемониальных привычках этого времени: каждому клановому поклон чуть не до пояса, — и я... забрела сюда. Хочу остаться в этой деревне на неопредёленный срок. Это возможно? — Смотря, что вы умеете. Ах, какой подтекст! У Сакуры нервно дёрнулся уголок губ. Перед ней словно снова стоял мальчишка Саске-кун, которого она любила и который так любил втаптывать её в грязь. Но Саске-то, о чудо, после войны хотя бы перестал смотреть на неё как на мусор: исправился — или хотя бы сделал вид, за что ему уже можно было сказать спасибо. А этого черноволосого гада даже могила не исправит. — Вообще-то, я медик. — пришлось улыбнуться почти даже не сердито. — Вас подлечить? Вы так болезненно щуритесь… Неужто мигрень? Одно сотрясение мозга и никаких проблем — говорю как врач! — Смешно. Я не спущу с вас глаз, Сакура-сан, — безэмоционально отчеканил мужчина и ушёл в сгустившуюся темноту. Медик плюнула ему вслед и гордо сменила курс. Надо же было этому чурбану идти прямо в сторону её бывшей квартирки! Кто её ждал там, в такое-то время? Или, лучше уточнить, эпоху? Она ведь… Всех потеряла. Всех! Друзей, родителей, сенсеев. Даже родственники её, Харуно, и те — на окраине Страны Огня обитают, и то не факт, что хотя бы сейчас они там… Они же кочевой мелкий клан, известный только своим умением торговаться… Не у кого просить помощи, ни на кого нельзя понадеяться — она попала как раз в то время, про которое больше всего ненавидела читать в книгах. Сакуре категорически не нравилось время Основателей — с недавних пор, конечно, ведь фигурировавшее там имя Мадары теперь вызывало у неё рвотный рефлекс, а в детстве…ну, она не понимала старые порядки. Ранняя женитьба, браки по договору, жёсткие рамки традиций, запреты на становление шиноби бесклановым… Только при правлении Третьего всё это за ненадобностью изжило себя. Вот сейчас Сакура для всех — бесклановая, никому не нужная старуха в шлюшьем наряде, которую замуж никто не возьмёт. Тьфу, как звучит-то привлекательно! — Так, всё, не нагнетай! Будем думать, а не плакать! — куноичи тяжко вздохнула и похлопала себя по щекам. Пара поворотов — и она наткнулась на широкую улочку с уже закрывающимися лавками и палатками, у которых крутились мелкие компании людей. В её времени — это сухие старички и старушки, не помнящие себя и даже своих внуков, или вообще, как Учиха, трупы. Умершие в один день. Умершие на Мировых войнах. Герои и героини. А сейчас — просто сплетники и сплетницы. Сакура умела быть незаметной, когда хотела. Просочившись мимо них и успев отхватить себе последнюю остывшую сдобную булочку, она смогла занять хорошую позицию для подслушивания и сделать лицо кирпичом. Правда, от дикого голода жевала очень жадно и громко, но это не главное. — …Надо же! — вздохнула какая-то юная блондинка, жутко похожая на повзрослевшую Ино, но с более скромным бюстом. Окинула беглым взглядом отцветший букет древних пионов (их уже было не спасти) в своих руках и прицельно закинула его в узорную урну, стоящую рядом с цветочной лавкой и Сакурой в частности. Наверное, вышла проводить своих подруг-клиенток и закрыть свой мини-магазинчик, но отвлеклась на болтовню. — Я и не знала, что господину Шодаю плохо! Отец мне никогда ничего не рассказывает! Может, хоть свежие цветы поднимут ему настроение… — Он умирает, Инока, какие цветы! — процедила женщина постарше, скрестив руки под грудью. Её чёрные глаза были колкими и серьёзными, а на корнях распущенных тёмных волос начинала блестеть седина. Судя по выправке, она была достаточно тренированной куноичи из Учиха. — И, как ни печально, никто не может ему помочь. — Но ты же сама ирьёнин! — с укором возразила третья женщина. Темноволосая лишь цыкнула в ответ, перекинула увесистый пакет на другую руку и, прежде чем удалиться, бросила напоследок с едва уловимым сожалением: — Куда уж мне до самого Сенджу Хаширамы? Он — талантливейший боец и медик, но сам себе не может помочь. И я никогда не замечала за ним тягу учить медицине Учиха. Все женщины, включая Харуно, проследили за её уходом. Мужчины, что были замечены раньше, давно ушли — и правильно сделали. — …Я слышала, господина Тобираму уже планируют назначить Вторым Хокаге… Похоже, разговор начал набирать обороты. Сакура тем временем пыталась не подавиться булкой с тёмным шоколадом. Ещё раз вспомнила, чей свиток читала последним. Вспомнила, что техника в нём была неисправна. Подумала, можно ли стребовать с будущего Второго хоть какую-нибудь компенсацию за моральный ущерб? Встряхнула головой: надо провериться на сотрясение. — А вдруг ему тоже жену уже подобрали из Узумаки? Будешь зубы свои по полу собирать, Яманака, так что лучше не суйся. Сакура с тяжёлым сердцем выкинула остаток булочки в мусорку. Не так уж много денег было у неё в кошельке в подсумке, но кусок в горло больше не лез. Ни пить не хотелось, ни есть — просто снова сползти на землю и заплакать. — …Ох, где же нам искать толкового врача? Даже наши новые союзники, Нара — и те не могут ничего придумать!.. Да, запретная техника пространственного переноса принадлежала Второму. Но Сакура-то прикоснулась к ней добровольно. Нет бы — засунуть поглубже, под печати, под ворох других таких же свитков. — Ненавижу сплетниц!.. Но откуда же ей было знать? Любопытство кошек губит, а не медиков. Куда её привела банальная скука? — Вам что, плохо? Девушка? Сакура даже на кивок не нашла в себе сил. Веки болезненно сомкнулись, не хотелось дышать. Или это из-за чего-то другого? — О ками, простите! Я выпустила чакру только для того, чтобы прогнать глупых сплетниц, я не хотела… Ученицу Пятой ощутимо потрясли за плечи. — Очнитесь, ксо! Незнакомый аромат терпких духов и сладкой рыбы забился в нос. Волны чужой жажды убийства перестали неосязаемо сжимать горло: насколько же она в шоке, раз не заметила такую Ки? Тело среагировало само, инстинктивно напряглись мышцы. Сакура вынудила себя глубоко вздохнуть и выдохнуть и, прикрывшись паникой и ослабленностью, слегка приоткрыла глаза. У Мито Сенджу-Узумаки, как писали в книгах, были кроваво-красные волосы. Густые, стянутые в два высоких пучка, с резинками-печатями. Она носила традиционные тяжёлые кимоно и была одной из сильнейших женщин своего поколения. А ещё, как однажды упоминала Цунаде-шишо, она была джинчуурики-долгожителем и носила на лбу ромбовидную печать. — Вы в порядке? — Мито взволнованно взирала на медика своими чернющими глазами, потупив взгляд и тут же разгибаясь из неудобной позы: внушительный живот её немного тяготил. Сакура неопределённо покачала головой, поправляя отросшую чёлку на лбу: лишь бы бьякуго не сверкнуло.