***
Эта пятница не задалась с самого утра, когда Артем припарковался не там, где нужно, когда приехал в мэрию, и доблестная служба эвакуации тут же отогнала его машину на штрафстоянку. В департаменте образования он тоже не получил положительных эмоций, потому что «высокое начальство» вдруг решило отчитать новоявленного директора за промахи прошлого руководителя образовательного учреждения. В школу Артем возвращался на такси, раздраженно сбрасывая звонки, которые никак не относились к его работе. Вера Евгеньевна, которая справлялась с обязанностями завуча гораздо лучше, чем Казанцев себе представлял, отправила ему огромной длины письмо на электронную почту, суть которого была предельно простой: мать Веры Алискиной из пятого «А» класса написала жалобу в прокуратуру, обвиняя в переломе руки своей дочери сразу трех человек: учителя физической культуры Сергея Григорьевича Тихомирова, классного руководителя пятого «А» класса Маргариту Юрьевну Одинцову и, наконец, директора школы – Артема Валерьевича Казанцева. Такие обвинения – не редкость. Современные родители жаловались на школу чаще, чем интересовались успеваемостью собственного ребенка. Но перед прокуратурой и заявителем Еленой Антоновной Алискиной объясниться все равно придется, и подобные обязанности раздражали Артема до зубного скрежета. Швырнув таксисту деньги, он вышел из машины, прихватив свою сумку. На улице шел дождь, пиджак Артема остался в машине, которая мокла сейчас под открытым небом в другой части Новосибирска. Белая рубашка стремительно промокала, а без того отсутствующее настроение мужчины падало все ниже и ниже. Не поздоровавшись ни с охранником, ни с секретарем, Артем переступил порог своего кабинета, хлопнув дверью так громко, что Наталье Владимировне, сидящей через стену, показалось, что она вот-вот слетит с петель. На столе аккуратной стопкой лежали документы, требующие подписи директора, а телефон все утро разрывался от звонков, целью которых было поговорить с Казанцевым. Но секретарь прекрасно понимала, что подходить к нему сейчас – не самая лучшая идея. Но, к полнейшему удивлению женщины, Артем Валерьевич вышел к ней сам. Мокрая от дождя рубашка прилегала к рельефному мужскому телу, как вторая кожа, и Наталья Владимировна выдохнула, заметно покраснев. – Наталья Владимировна, пригласите ко мне Сергея Григорьевича и Маргариту Юрьевну. Уроки уже кончились, я знаю, но они еще должны быть в школе. – Да, Одинцову я видела пару минут назад в столовой, – вспомнила секретарь. – А вот у Сергея Григорьевича сегодня методический день. Все равно вызвать его? Артем, недовольно вздохнув, покачал головой. Он, конечно, был той еще сволочью, но выдергивать человека из дома – это было слишком даже для него. – Не стоит. – Артем вдруг почувствовал ужасающую усталость. – Пока хватит и Маргариты Юрьевны.***
Дарина поставила грязную чашку из-под чая на раздачу и, обняв себя руками, направилась в свой кабинет. Рита, с которой они сидели за столом буквально пару минут назад, убежала после звонка Натальи Владимировны, зачем-то понадобившись Артему. Пора было ехать домой: завтра Дарину ждал непростой день на даче родителей, которые привлекли ее к сбору урожая. Дождь, льющий с неба уже несколько дней, не охладил пыл Трофимовых-старших, а потому девушку ждало многочасовое копание в грязи. Поднимаясь по лестнице, Дарина думала о том, как сильно нравится ей работа в этой школе. Когда-то она проходила практику в достаточно известном лицее Новосибирска, но он не шел ни в какое сравнение с этим местом. Конечно, Дарину беспокоил тот факт, что она – дебютантка, должна была подготовить целый класс к успешной сдаче ЕГЭ по русскому языку. 11В не отличался ни особой покорностью, ни стремлением к знаниям но, судя по всему, это касалось не только того предмета, который преподавала Дарина. На выпускников жаловались все: от Риты до трудовика, который в старших классах вообще не преподавал, но все-таки умудрялся возмущаться низким уровнем дисциплины. Дарина почему-то не сомневалась только в Лейле Алиевой. Девочка шла на медаль и, несмотря на пропуски в самом начале первой четверти, очень быстро «вернулась в строй». Дополнительные задания, которые она взяла у Дарины, были выполнены на твердое «отлично», да и на уроках Лейла, как правило, показывала высочайший уровень знаний по предмету. Дарина, поправив прическу, достала из кармана нежно-розового пиджачка, который так ей шел, ключ от кабинета, но потом вдруг вспомнила, что не закрывала его. Осторожно толкнув дверь, она переступила порог, тут же наткнувшись взглядом на какую-то девушку, стоящую к ней спиной. Услышав шум, гостья обернулась, и Дарина поняла, что никогда раньше ее не встречала, по крайней мере, лично. Но, приглядевшись, она все-таки подумала о том, что миловидное лицо девушки ей все же знакомо. – Добрый день, – достаточно строго поприветствовала ее Дарина, приближаясь к столу. – Могу я узнать, кто вы? И что делаете в моем кабинете? Девушка, кажется, смутилась. Не ответив, она провела рукой по столешнице одной из парт – первой во втором ряду. В больших карих глазах промелькнуло сразу несколько эмоций, а на пухлых губах, накрашенных матовой помадой, Дарина увидела грустную улыбку. – Извините, – едва слышно отозвалась девушка. – Тут было не заперто, и я не удержалась. – Не совсем понимаю вас, – Дарина склонила голову набок, пытаясь вспомнить, почему это лицо так знакомо ей. – Я училась здесь. Это был кабинет нашего класса, 11Г. – Это было произнесено гораздо увереннее. – А меня, кстати, зовут Маша. – Она сделала паузу. - Маша Соболева.***
У Маргариты Юрьевны, кажется, было прекрасное настроение. Она села за стол к директору, мягко улыбаясь, положив на столешницу свой черный ежедневник. Ее большие карие глаза смотрели в одну точку – на Артема Валерьевича. – Вы давно меня не вызывали, – практически пропела учительница. – Наталья Владимировна даже стала смотреть на меня дружелюбнее! Артем Валерьевич как-то резко дернулся, и жизнерадостная улыбка тут же исчезла с лица Маргариты Юрьевны. Она спрятала руки под стол, положив их на свои бедра и, вопросительно склонив голову набок, снова взглянула на директора, но уже совсем не так смело и открыто, как две минуты назад. – Артем Валерьевич, – начала Маргарита Юрьевна, когда молчание слишком уж затянулось, – если вы хотите что-то мне сказать, лучше сделать это быстрее. – Елена Антоновна Алискина написала на меня, вас и Сергея Григорьевича жалобу в прокуратуру. – Артем Валерьевич швырнул в ее сторону несколько листов, скрепленных степлером. – Можете почитать на досуге. Наталья Владимировна сделала для вас копию. Рита, пробежавшись глазами по тексту, нервно усмехнулась. Мама Веры оказалась нервной, истеричной женщиной, которая принимала в расчет только свое собственное мнение. Перелом ее дочери был совсем несерьезным, но Елена Антоновна, судя по всему, считала иначе. – Я должна написать объяснительную? – спросила Рита. – А вы считаете себя виноватой? – Нет, – призналась она. – Не считаю. Артем Валерьевич на мгновение закрыл глаза, а когда распахнул их, то практически обжег Риту взглядом. Она вжалась в жесткую спинку стула, прекрасно понимая, что не дождется от директора ни одного доброго слова. – Так если вы не виноваты, – подозрительно спокойно произнес Артем Валерьевич, - тогда какого черта вы предлагаете мне свою объяснительную? – Вторую часть предложения он прокричал так громко, что, наверное, его услышали даже на четвертом этаже. – Вы думаете, у меня в кабинете мало бесполезных бумажек? Словно в подтверждении своих слов, он смахнул со стола несколько канцелярских папок, и бумаги, вылетев оттуда, с шорохом рассыпались по полу. Под ноги Риты упал отчет о воспитательной работе за прошлый год и она, наклонившись, подняла его. – Вам не нужна объяснительная, – произнесла она гораздо увереннее, – тогда что вы хотите от меня? – Чтобы вы нормально выполняли свои обязанности классного руководителя, и родители не бежали в прокуратуру! – Артем Валерьевич вышел из-за стола. – Неужели нельзя было договориться с Алискиной? Вы хоть представляете, какой ворох работы взвалили на всех нас, просто потому что не приложили достаточно усилий для решения конфликта? Он понимал, что говорит неправильные, в какой-то степени совершенно лживые слова. То, как Маргарита Юрьевна принимала их – с совершенно спокойным выражением лица, пустым и отрешенным взглядом, вызывало в Артеме только гнев. Он хотел увидеть хоть какую-нибудь эмоцию, но она не поддавалась, превратившись будто бы в статичную куклу. – Я поняла вас, Артем Валерьевич, – отчеканила Маргарита Юрьевна. – Завтра моя объяснительная и все необходимые документы будут у вас на столе. – Она встала. – Я могу идти? Он, уперевшись кулаками в столешницу, вскинул голову и практически выплюнул: – Я не понимаю… У вас такая бойкая, живая дочь. Муж, который тоже не похож на каменное изваяние. И вы – абсолютно сухая, не проявляющая никаких эмоций женщина. Вашему супругу, Маргарита Юрьевна, можно только посочувствовать! Ее словно ударило током – так сильно она дернулась. Артем понял, что сказал лишнего, но забрать эти слова уже не мог. Маргарита Юрьевна, забрав со стола свои документы, развернулась на каблуках, направляясь к двери. Директор должен был ее остановить, чтобы хотя бы извиниться, но он промолчал, позволив учительнице уйти. Артем вдруг понял, почему с Маргаритой Юрьевной у них такие сложные отношения. Она была практически единственной, кто мог дать ему достойный отпор, кто не падал перед ним ниц только потому, что он директор. Она умела правильно ответить просто потому, что была смелой. А он… Он так не умел. Потому что он трус.