***
Работать в школе на каникулах было особенным удовольствием. Конечно, не доставало уроков и детей, толпящихся в коридорах и столовой; шума и смеха, валявшихся то тут, то там клочков бумаги в коридоре второго этажа. Но в это время можно было разобраться с отчетами, журналами, а еще не было необходимости носить строгие костюмы и позволялось сменить туфли на более удобную обувь. Но, стоя на носочках во время поцелуя, Рита поймала себя на мысли, что на каблуках целовать Артема было бы гораздо удобнее. Он оторвался от ее губ и вопросительно изогнул бровь: – Что такое? – Ты слишком высокий, я говорила тебе? – улыбнулась Рита, пропуская его короткие волосы сквозь пальцы. – Скоро вспомню, как стоять на пальцах, а там и в балет подамся. – И что же, – протянул Артем и усадил девушку на свой стол, – бросишь свою ненаглядную физику? – Сменишь меня на этом посту? Ты, кажется, учитель не только математики. – Да, но я ненавижу преподавать физику, – развел руками мужчина, быстро ее целуя. – Так что, любовь моя, никакого балета. Я не подпишу твое заявление на увольнение. – А я сбегу, – показала язык Рита и засмеялась. – У меня есть ключи от твоей квартиры, – напомнил ей Артем, бросив взгляд на две связки, скрепленные общим кольцом. – Это было непредусмотрительно – вручить мне их, а потом думать о побеге. – А может, – с придыханием прошептала Рита, заглядывая в его глаза, – я хочу, чтобы ты меня догнал? Артем положил руки ей на бедра, чувствуя ускоренное биение сердца в своей груди. – Ну, – прошептал он ей на ухо, – тогда начинай бежать. Рита кивнула, но вместо побега прижалась к Артему сильнее и закрыла глаза. Натальи Владимировны в приемной не было, потому что Казанцев задолжал ей два отгула, которыми она решила воспользоваться именно сейчас. А дверь в директорский кабинет была заперта изнутри на ключ. Обо всем этом девушка вспомнила, когда губы Артема оказались на ее шее, а пальцы уже тянули молнию джинсов вниз. – Если ты против, скажи сейчас, – прошептал мужчина, опускаясь на корточки перед столом, чтобы расшнуровать ее кроссовки. – Нет, – призналась Рита, кусая свои губы. – Единственное, чего я не хочу – это ждать слишком долго. Артем, восприняв это как призыв к действию, сдернул с нее джинсы вместе с бельем, швырнул туда же свою белую футболку и толкнулся в Риту одним плавным движением, уперевшись руками в столешницу. Там, где обычно валялись документы и стояли чайные пары и сладости для планерок с завучами, сейчас лежала самая роскошная женщина в мире, а ее длинные светлые волосы практически касались пола. Она смотрела Артему в глаза, царапая ногтями матовую поверхность стола, пьянея от его сейчас практически абсентового взгляда и тихих вздохов, что он издавал, снова и снова входя в нее. Рита чувствовала, что внутри нее будто бы что-то перестраивалось – с каждым днем все увереннее. Она больше не могла смотреть на Артема и притворяться, будто ничего не чувствует, будто он – это просто мужчина, с которым ей нравилось проводить время. Но найти в себе смелость, чтобы признаться в том, что ее чувства изменились, Рита никак не могла. Она все чаще думала о том, что сказал бы ей Игорь, узнай о том, что она предала его память. Как бы он посмотрел на нее, осознав то, что от черты ее отделяет одно-единственное «люблю», которое все чаще хотелось произнести вслух, когда Артем прикасался к ней? Рита закрыла глаза, растворяясь в ощущениях, которые дарил ей Казанцев. Любовь, граничащая со страстью. Страсть, вплетенная в любовь. Девушка выгнула спину и издала долгий, чувственный стон. А признание в любви в очередной раз едва не слетело с ее губ.***
Шла первая неделя официальных осенних каникул, но для Лейлы она была уже второй. Восьмой день этого «отдыха» она проводила так же, как и семь предыдущих – сидя в своей комнате, запертая на ключ в квартире. Дамир возобновил отношения с Дариной, поэтому все реже появлялся дома, предпочитая ночевать у нее. Изредка он заходил в комнату сестры, бросал что-то о купленных продуктах, а потом вновь уходил – до того, как Лейла успела бы что-то спросить про Кирилла. Она хотела добиться свидания или хотя бы телефонного звонка, но ей раз за разом отвечали отказом. Лейла догадывалась, что Дамир имел к этому прямое отношение, но не хотела нарваться на очередной хлесткий удар или брошенные в порыве злости слова, о которых он потом пожалеет. Поэтому она проводила свои дни, склоняясь над сборниками для подготовки к ЕГЭ. Иногда она осознавала, что не может разобрать элементарную формулу и по двадцать минут сидит над заданием, с которым бы справилась даже семиклассница. Лейла видела себя где угодно, но только не в медицинском университете, но Дамир настаивал именно на нем, принуждая младшую сестру исполнять мечту его девушки. Все чаще Лейла думала о побеге. Первые пять минут план всегда казался идеальным и по-настоящему вдохновлял, но с каждой следующей минутой девушка отмечала все новые и новые подводные камни. У нее не было никаких сбережений. Она все еще была несовершеннолетней. И Дамир был способен найти ее в любой точке мира. Если бы их родители были живы, Лейла никогда бы не стала готовиться к поступлению в медицинский. Никогда бы не связалась с Андреем, не стала бы пробовать наркотики. Не позволила бы ему так обращаться с собой. И Дамир ни разу не смог бы ее ударить, просто бы не посмел. Но Лейла была сиротой. А ее старший брат – это все, что осталось от их когда-то дружной и счастливой семьи. Жизнь, как и история, не терпит сослагательного наклонения, поэтому все «если бы» - это просто отговорки, позволяющие на пару минут представить себя кем-то другим. Лейла обвела в кружок правильный, на ее взгляд, ответ в последнем на сегодня задании по химии и встала из-за стола. Ноябрь ворвался в жизнь новосибирцев первым снегом, который тут же растаял, еще ледяным, пробирающим до костей, ветром. Девушка любила такую погоду – было в ней что-то особенное и настоящее. Ноябрь все принимали таким, какой он есть; пожалуй, это был самый честный месяц в году. Она легла на кровать, прячась под мягким пледом. Спать не хотелось, но Лейла больше не знала, чем занять себя. Когда она не училась, то всегда думала о Кирилле, от которого не было никаких новостей. Вчера Алиева осмелилась и позвонила Земцовым домой, но его мама попросила ее больше никогда не звонить в этот дом и оставить Кирилла в покое. Лейла проглотила слезы, но не чувствовала обиды, ведь женщина была права. Кирилл уже был на свободе, а потом она заявилась в его квартиру со своими не то требованиями, не то объяснениями. Результат этой встречи был шокирующим и болезненным: Земцов вернулся в изолятор, да еще и с признательными показаниями, и теперь судебное заседание было к нему гораздо ближе, чем свобода. Алиева совершенно запуталась. Ей не от кого было ждать помощи, и она была слишком слаба, чтобы разобраться во всем этом самой. Она почему-то вспомнила Машу Окулову, которая стала настоящим скандалом и сенсацией в одном флаконе, когда вышла замуж за своего учителя. Будь у нее подобная храбрость, будь она хоть чуточку похожа на эту девушку, чья фотография висела в красивой рамке на доске почета, у Кирилла, наверное, было бы гораздо больше шансов. Лейла неожиданно резко откинула плед в сторону, вспомнив то, о чем в прошлом году шептались в коридорах: Маше помогла Маргарита Юрьевна. Она же потом и заступилась за них с Максимом Михайловичем. Может, строгая, но справедливая учитель физики поможет и ей? Лейла дрожащими пальцами набрала номер женщины и стала ждать, чувствуя, будто, наконец, вышла на верную дорогу.